За дверью сна: тайна пикового туза

Вскоре мы пили вкуснейший мятный чай с вишневым вареньем. Жан держал свою чашку обеими руками, пытался пить, дул и снова обжигался. На секунду мне даже стало жаль его, но тут боль в стопе дала о себе знать. Я поморщилась от досады.

– Жаник у нас приблудный – сказала Ираида, отхлебнув из чашки. – Когда мы жили во Франции, он прибился к нашему двору. Оборванный, грязный, немой. Просил милостыню. Я кормила его обедом, и Жанчик стал приходить каждый день. Помогал по хозяйству. Ну, что-то погрузить, тяжелое перетащить. Ему Бог ума не дал, зато силища – ого-го! Вот так и остался при мне. Он как разнорабочий у нас. Все может – и мешки таскать, и мебель двигать, и землю копать!

– Но почему вы не вызвали какую-нибудь социальную службу для бездомных? Почему оставили его у себя? – недоумевал Леха.

– Елена Петровна хотела, но я упросила ее этого не делать! Сами видите: парень неполноценный. Что ждало бы его в этом приюте? Жалкое существование! А так он при деле, живет в семье. Я ему даже документы выправила! – с гордостью заявила экономка, любовно поглядев на рыжего.

– А почему Жан? Странноватое имя! – не сдавался Лешка.

– Это прихоть Елены Петровны! – рассмеялась Ираида. – Я его сначала Ваней звала. Ну, а Жан – это Иван, только на французский лад!

Лешка озадаченно почесал затылок. Экономка внимательно посмотрела на меня.

– Саша, я знаю, что вы испугались. Простите его, он несчастный, больной человек! Уверяю, что ничего плохого он бы не сделал! Просто хотел познакомиться. Мы живем уединенно, а тут новые лица! Прошу, не говорите об этом Елене Петровне!

Я колебалась. Мне было жаль Ираиду Федоровну: она просила за Жана искренне, от души. Но как только я вспоминала те ужасные минуты в кабинете, то сразу хотелось поступить по-своему. И все же, все же…

Я вопросительно поглядела на Лешку. Тот поднял руки и пожал плечами: мол, ничего не знаю, решай сама!

– Ладно! – согласилась я. – Не скажу. Но пусть держится от меня подальше!

Ираида Федоровна смотрела на меня с благодарностью, и я заметила в ее глазах слезы.

Экономка смазала место ушиба мазью и наложила на ногу тугую повязку. Сразу полегчало. Я даже смогла встать, осторожно ступая по деревянному полу кухни. Потихоньку мы побрели наверх: мы с Лехой собирались спать, а Ираида решила прибраться в разгромленном кабинете.

– А как Елена Петровна и Эд не услышали грохота и криков? – спросила я, когда мы поднимались на жилой этаж.

– Она принимает снотворное. Плохо спит! А Эдвард наверняка сидит в наушниках в своей комнате – объяснила домоправительница, принявшись рассматривать фотографии на стене, те самые, что недавно разглядывала я. Точно! Я же хотела показать Лехе то старое фото!

– Как тебе? – спросила я, с удовольствием наблюдая, как вытягивается от удивления лицо друга.

– Да ладно! – восхищенно пробормотал Лешка, снимая разбитые очки. – Не может быть! Похоже на дорожную камеру с фотопластинами, причем нашего, отечественного производства! Мало кто знает, но в Российской Империи были отличные мастера! Существовало даже Русское Фотографическое Общество. Если бы мы знали уникальный серийный номер фотика, то смогли бы установить год производства и мастерскую создателя!

– Наверное, в те времена это было роскошью! – заметила я, проведя пальцами по пыльной деревянной рамке фотографии.

Лешка только хмыкнул.

– Спрашиваешь! Но больше всего удивляет не это. В начале двадцатого века фотографами были в основном мужчины. Дело это было нелегким: выдержка, фотопластины, печать! Да и сам аппарат прилично весил. А тут женщина, дама!

– Ничего удивительного! – пожала плечами стоявшая рядом Ираида Федоровна. – Ада Константиновна еще не то могла! А фотоаппарат и сейчас стоит в кабинете, на каминной полке! Не заметили?

– Хотите сказать, что это Ада Покровская? – я округлила глаза. Вот это поворот!

Ираида Федоровна недоуменно уставилась на меня.

– Ну да – недоверчиво произнесла она. – Вы разве не знали? Это мать Елены Петровны!

– Погодите-ка! – вмешался Лешка. – Вчера мы видели портрет этой женщины! Помнишь, Саш?

– Дама с тузом пик! – мрачно ответила я, вспомнив о зловещей незнакомке с картины. Вот почему лицо Елены Петровны показалось мне таким знакомым!

– Да, есть такой! – нехотя подтвердила экономка, нахмурившись. – Все слуги его боялись. Тянули жребий, кто пойдет на уборку в портретную. Зайдешь, а она смотрит, буравит тебя взглядом! Я даже иной раз его завешивала, от греха подальше!

– А кто художник? – спросил Лешка. – Кому позировала Ада?

– Не знаю и знать не хочу! – вдруг рассердилась Ираида Федоровна, и перекрестившись, прошептала: – Не удивлюсь, если самому дьяволу!

Глава 6. Эдвард Покровский

Темнота комнаты накрывала, обволакивала, как теплое зимнее одеяло. В ночной тишине тикали настенные часы. Сквозь дрему мне казалось, что они то затихают, то принимаются яростно стучать, гоня секундную стрелку по кругу. Во сне я видела длинный коридор третьего этажа. Страшные звериные головы на стенах оживали, пялились на меня стеклянными глазами, скалились желтыми клыками. Вокруг шелестели голоса, невнятно бормочущие монотонные слова. Я шла по коридору, пытаясь открыть каждую дверь, но все были заперты. Все, кроме одной. Я нажала на ручку, и дверь отворилась, зловеще скрипнув ржавыми петлями.

Там, в полутемной комнате, освещенной лишь чудным абажуром с кистями, за круглым столом сидели люди. Неподвижные, с закрытыми глазами, взявшиеся за руки, словно в каком-то молитвенном трансе – они походили на жутких манекенов из папье-маше. Я подошла ближе, с отвращением рассматривая застывшие, желтые лица. Их было пятеро: трое мужчин в строгих костюмах и две дамы в старинных платьях. Одна из женщин показалась мне знакомой. Строгое, скуластое лицо, резко изогнутые брови, очерченные уголки губ… Ада Покровская! Поверх белой блузки висел тот самый кулон в виде карточного туза пик. Свет абажура играл в гранях кровавого рубина, и камень блистал, словно подсвеченный изнутри. Кто эти люди, и что за странный ритуал они проводят?

Я, как невидимый наблюдатель, ходила вокруг стола, заглядывая каждому в лицо. Реакции не было. Люди не двигались, напоминая разодетых в винтажные одежды экспонатов музея восковых фигур. Камень манил своей красотой, притягивал взгляд, сверкал и искрился. Рука сама потянулась к рубиновой подвеске, но не успела я прикоснуться к тузу, как Ада открыла глаза, уставившись на меня тяжелым, немигающим взглядом.

– Убирайся! – злобно прошипела она. Я в страхе отпрянула назад, заметив, что все сидящие за столом уставились на меня. Они бессмысленно пучили глаза, и выглядели как страшные куклы с неестественно повернутыми головами.

– Вон! – пронзительно крикнула Ада, и какая-то сила вышвырнула меня из комнаты. Дверь с грохотом захлопнулась. Я проснулась в своей кровати.

Сон что-то означал, в этом не было сомнения. Но почему меня не покидало ощущение того, что я видела нечто запретное, пугающее, не для моих глаз? Я словно попала туда случайно, став ненужным свидетелем некоего таинства. Может, не все двери должны быть открыты?

Стоп! Это просто дневные впечатления, перемешавшиеся у меня в голове. "Мы говорили про Аду, про ее портрет, про то, как ее боялись и ненавидели слуги. Вот она тебе и приснилась. Чистая психология!" – казалось, я слышу уверенный голос Лешки, и это ненадолго успокоило меня. В самом деле, чего бояться? Скорее всего, это сцена из какого-то забытого кино. Всплыла в подсознании именно сейчас, пугая приемчиками дешевого фильма ужасов. Игры разума!

Раздумывая над этим, я не сразу обратила внимание на то, что плотные шторы, которые я задернула еще вчера, открыты. Лунный свет свободно лился в окно, рисуя на полу квадраты и треугольники. Но кто мог это сделать? Кому понадобилось шарить в моей комнате?

Ступив босыми ногами на холодный пол, я на цыпочках кралась к окошку. Почему-то мне было страшно приблизиться к нему, но оставить все как есть я не могла. Чудилось, что по ту сторону стекла кто-то есть. Затаившийся неизвестный, всматривающийся в темноту…

"Хватит!" – сама себе приказала я. Третий этаж! Никого здесь нет и быть не может!

Ночь была морозной и ясной. Тут и там на стекле появлялись серебристые ледяные узоры, и какое-то время я просто стояла, рассматривая их. Неожиданно за окном что-то мелькнуло. Там, по заснеженному саду, кралась темная фигура! Я спряталась за портьерой и осторожно подглядывала. Человек стоял возле уродливых рябин, и аккуратно светил фонариком, будто разглядывая их ветви. Так продолжалось минут пять. Мои ноги совсем замерзли на ледяном полу, но я не покидала свой наблюдательный пост, пытаясь разглядеть незнакомца. Увы! Кроме длинной куртки с капюшоном я ничего не увидела. Наконец, визитер выключил фонарик и поспешил прочь, пробираясь сквозь сугробы. Я побежала к окну, выходящему на фасад дома, но человека и след простыл. Он словно растаял в воздухе! Свернул за угол и … исчез.

Еще несколько минут я караулила то у одного окна, то у другого, но больше в саду никого не было. Я вернулась в постель, и завернувшись в одеяло, пыталась согреться. Как хорошо, что на ночь я закрыла дверь на защелку! Что-то происходит здесь, в доме на Лысых холмах. И пока я не узнаю, что именно, не успокоюсь! Завтра же расскажу обо всем Лехе, а пока… Пока я пялилась в одну точку, мысленно возвращаясь к темной фигуре за окном. Надо узнать подробнее о истории дома. Кажется, дядя Миша говорил, что про поместье ходят недобрые слухи? Так я и уснула, твердо решив раскрыть все тайны Покровских.

Утром, не дожидаясь завтрака, я постучалась в Лешкину дверь. Растрепанный, без очков, он недовольно щурился на меня сонными глазами.

– Умывайся и выходи! Встретимся в портретной. Есть разговор! – коротко бросила я, мельком заглянув в комнату Лехи. Повсюду валялись его вещи из чемодана, а на скомканном одеяле лежал планшет. Понятно! Опять полночи шарил в интернете. Потому утром его и пушкой не разбудишь!

Спустя десять минут, посвежевший, но все еще недовольный резким пробуждением, Леха внимательно слушал рассказ о моем ночном бдении. Во всех деталях, стараясь ничего не упустить, я описала происшествие в саду, не забыв упомянуть и про эпизод с открытыми портьерами. Но больше всего Леху заинтересовал мой сон. Он заставил меня вспомнить все: от обстановки коридора до костюмов и поз жутких людей за круглым столом.

Я замолчала. Лешка ходил туда-сюда, заложив руки за спину. Наконец, он остановился перед портретом Ады Покровской. Я с опаской посматривала в его сторону. Сомнений нет – именно она была в моем сне! Никогда не забуду ее глаза: стальные, холодные, глядящие с презрением и злобой. Художник, рисовавший портрет, смог передать недобрый прищур и тяжелый взгляд из-под нависающих век. Красота этой женщины манила и одновременно отталкивала, внушая тревогу и чувство страха.

– И часто ты видишь такие сны? – Лешка обеспокоенно смотрел на меня. – По твоему описанию похоже на короткометражный хоррор..

– Причем тут это? – рассердилась я. – Ну бывает, снятся… И что? Ты лучше скажи: что все это значит?

– То, что ты видела – это спиритический сеанс! – наконец объяснил Леха. Нарочно или нет, но он сел в кресло напротив меня, спиной к картине. Может быть, ему тоже не по себе от жуткого портрета? Права была Ираида Федоровна, ох права!

– Спиритический сеанс? – тупо повторила я. – Ты думаешь, они действительно вызывали духов?

Лешка кивнул.

– Сто процентов. Покровские увлекались эзотерикой, и неизвестно, как далеко они могли зайти в своих изысканиях. Похоже, им не удалось сохранить свои наклонности в тайне. Помнишь, дядя Миша рассказывал, что про дом болтают невесть что? Значит, вся эта чертовщина обсуждалась в Лысых холмах. Народ догадывался о барских замашках!

– А темная фигура в саду? – спросила я. – Это же не сон! Кто-то разгуливал там ночью!

Лешка задумчиво играл шелковыми кисточками на подушках, и не сразу мне ответил.

– Незнакомец, или незнакомка, неважно. Этот человек что-то искал. И это "что-то" как-то связано с уродливыми рябинами! Подумай сама: глухой ночью, по колено в снегу, наш герой пробирается к деревьям, что бы просто посветить на них фонариком? Слишком тупо! Получается, днем он не мог себе этого позволить, чтобы не привлекать внимания!

– Но кто это был? Житель особняка или посторонний? – я вопросительно глядела на Лешку.

– Без понятия! – пожав плечами, вздохнул Леха, но вдруг переменился в лице.

– Погоди-ка! Ночью был снегопад? – раскрасневшись, спросил он.

– Да вроде нет. А что?

Лешка щелкнул пальцами, и его глаза сверкнули хитрым огоньком.

– Погнали в сад! По-любому, там остались следы ночного гостя! Ну?!

И как я сама не догадалась их проверить? Схватив куртки, мы побежали на улицу.

Яркое, зимнее солнце слепило глаза. Мороз кусал щеки и уши, и я пожалела, что не надела шапку. Ежась на ветру, подняв капюшон, я шла за Лешкой, устремившегося к дальнему углу сада. Казалось, до рябин он добрался в несколько огромных шагов, и теперь разглядывал их, близоруко щурясь. Вспомнив, что его очки разбились в стычке с Жаном, я виновато поглядела на Леху. Как вернемся домой – сразу закажу ему новые очки!

– Никаких следов здесь нет! Снег нетронутый… – Лешка огляделся по сторонам. Я тоже осмотрелась. Вокруг были только наши свежие следы! Но как такое может быть?

– Я видела! Видела темную фигуру в плаще, так же четко, как тебя! – мое лицо горело от волнения.

– Ты только не обижайся, но… Тебе не могло это присниться? Ну, игры подсознания, лунатизм… – пробормотал Лешка, словно извиняясь за свои сомнения.

– Я видела – повторила я, посмотрев Лехе в глаза. Тот поспешно закивал:

– Ладно, ладно! Я верю тебе. Но куда могли деться следы? Не летал же он по воздуху! Если только… – осекся Лешка, но я закончила фразу за него:

– … Если только это не привидение! Ты ведь это хотел сказать, да?

Леша помолчал, а потом, наклонившись ко мне, прошептал в самое ухо:

– Кто-то бродил ночью по коридору. Я долго не спал, втыкал в планшет. Когда лег, было около двух часов. Только задремал, как вдруг слышу скрип половиц за дверью. Такое ощущение, что кто-то прошел из одного конца коридора в другой, проверяя, все ли спят! Я подумал, что это бродит Ираида…

– Слушай, все сходится! Это тот же человек, что шнырял по саду! – выпалила я, но Леха приложил палец к губам и шикнул.

– За нами наблюдают. Только сразу не пялься! – предупредил Леша. Сделав вид, что я поправляю выбившиеся из хвоста волосы, я бросила взгляд в сторону дома. Так и есть! В овальном окне полуторонды маячила бледная физиономия Эда.

– Что выставился, упырь? – нахмурившись, вполголоса бросил Лешка. Я засмеялась, и Эдвард резко задернул шторы, сообразив, что мы заметили его.

– Какого черта ему нужно? – недовольно, и словно ни к кому не обращаясь, спросил Леха, пробираясь по сугробам обратно к крыльцу.

Я пожала плечами.

– Может, ничего? Просто увидел нас в окно, вот и все!

– Не нравится мне этот вампиреныш. И никакой он не Эд. Обыкновенный Эдик! – пошутил Лешка и ухмыльнулся, довольный собой.

– Эй, молодежь! – раздался знакомый голос. У парадного входа стояла зеленая семерка дяди Миши, а сам он выгружал из багажника пакеты с продуктами. Как же я была рада видеть добродушного, усатого майора после всех странных событий вчерашнего дня!

– Ну, как дела? Познакомились с Покровскими? – – улыбнулся он в седые усы.

– О да! – мрачно ответила я, вспомнив про инцидент с новогодней елкой. Дядя Миша кивнул:

– Я ведь не зря вам вчера намекал и про Елену Петровну, и про сынка ее! Сейчас-то я уж малость попривык, а поначалу в диковину все было! Не в обиду, Алексей, но нравы у вашего семейства еще те, скажу я вам!

Лешка махнул рукой:

– Я не обижаюсь. Тем более, я очень дальний родственник!

Михаил Иванович не ответил, но мне показалось, что он вздохнул с облегчением. Довольно крякнув, он вручил Лехе два огромных пакета, набитых едой.

– Давай помогай! Тащи на кухню Ираиде! – скомандовал дядя Миша, и не успевший опомниться Лешка, удивленно мигая, поплелся по расчищенной тропинке к черному входу.

Пользуясь хорошим настроением старого милиционера, я осторожно спросила:

– Дядь Миш… а вот в день нашего приезда вы говорили про особняк. Ну, что всякие истории про него ходят. Помните?

Михаил Иванович так резко опустил крышку багажника, что я вздрогнула от неожиданности.

– Гляжу, вам уже промыли мозги! Ираида, наверное? Ее работа, знаю! Любит она всякую дрянь болтать, глупая баба! – рассерженно заворчал дядя Миша, сверкнув глазами из-под густых бровей.

– Нет, что вы! Она тут не причем! – возразила я. – Нам просто интересно стало. Лешка даже хочет доклад написать на эту тему. Предания и легенды Лысых Холмов! – наплела я первое, что пришло в голову.

Дядя Миша прищурился, и я поняла, что мой обман не удался.

– Вот что я скажу тебе, Александра: коли носишь православный крест, так не лезь во всякую бесовщину и ересь! Богомерзкое это дело! Держись в стороне, от греха подальше! – кинув на меня суровый взгляд, майор направился к служебному крыльцу.

– Да ладно вам! Это же байки, страшные сказки, выдумки. Что тут такого? – крикнула я ему вслед . Но дядя Миша не обернулся.

Загадки, намеки, таинственные предостережения… Такое ощущение, что мы играем в "Двенадцать записок". Только найдешь одну, а в ней еще подсказка, и так по кругу. Либо здесь все верят в сверхъестественное, либо просто пугают нас, нарочно создавая ауру мистики вокруг особняка.

Кухня сплошь была заставлена пакетами из супермаркета. Устроившись на табурете и жуя бутерброд, я наблюдала за Лехой и дядей Мишей, таскавших пакеты с улицы в дом. Ираида Федоровна сортировала продукты, а рядом крутился бестолково хихикающий Жан. Он заглядывал в каждый пакет, восторженно мычал и скалился наполовину беззубым ртом. От греха подальше я отсела в дальний угол кухни. Мало ли, что придет в голову этому верзиле!

– Чую, Елена Петровна что-то задумала! Торжественный прием, не иначе! – усмехнулась Ираида, оглядывая горы еды, сложенной на столе.

"…Я возвращаюсь в Россию, и в честь этого события устраиваю скромный прием в своей усадьбе на Лысых холмах" – вспомнила я отрывок из письма тети Лены к Александре Петровне. Значит, празднику быть!

– А где сама Елена Петровна, где Эд? – спросила я, вспомнив, что последний раз видела Покровских вчера днем. Кажется, прошла уже целая вечность!

Ираида Федоровна улыбнулась, махнув рукой.

– Что ты, Сашенька! Десятый час всего. Господа так рано не встают. Да к тому же, Елена Петровна бессонницей мучается. Она с вечера таблетку приняла и спит. А Эд ночами в свой компьютер играет! Игры эти до добра не доведут, скажу я тебе! Я вчера хотела зайти к нему, постельное белье проверить. Так он закрылся, меня не пустил! А сам бормочет что-то, будто говорит с кем-то. Даже жутко стало!

– Это он играет так. Говорит в микрофон, общается с другими участниками игры – смеясь, объяснила я. Но экономка нахмурилась еще больше.

– Вот именно! Живет в мире игр. Выходит только поесть. Ты погляди на него: бледный, тощий! Да и с головой малость не дружит… – вздохнула Ираида Федоровна, натирая полотенцем тарелки.

– Как это "с головой не дружит?" – насторожилась я.

Экономка огляделась. На кухне мы были вдвоем. Через окно я видела Леху и дядю Мишу, беседовавших о чем-то у служебного крыльца. Жан прыгал в саду, взрывая снег своими огромными ногами. За ним, с радостным и визгливым лаем, черной точкой по белому снегу носился шпиц Принц.

– Странности начались год назад, когда умер приемный отец Эдварда – полушепотом сообщила Ираида Федоровна, подсев ко мне. – Уж больно привязан мальчишка к нему был! Тогда-то и начал он рядиться в свои похоронные костюмы, слушать жуткую музыку, шляться на кладбище. Друзей себе таких же завел!

– Готов? – спросила я.

– Не знаю, может и готов. Приходили какие-то, все в черном, девки страшные, парни тоже! Елена Петровна что только не делала, даже к психологу его водила. Бесполезно! Закроется в своей комнате и сидит там. Друзей путных нет, учиться не хочет. А ведь ему девятнадцать лет! Ты бы знала, Саша, как мне жаль его! Я ведь его с малых лет растила. И вот тебе, вырос сынонька! – вздохнула Ираида.

– А почему Елена Петровна решила вернуться в Россию? – прошептала я. Мне почудилась тень возле порога, словно кто-то подслушивал наш разговор.

– Чего не знаю, того не знаю. Мы и во Франции хорошо жили. Конечно, после смерти мсье Поля все изменилось… – произнесла Ираида, о чем-то задумавшись.

– Мсье Поль – это отец Эдварда, да? – уточнила я.

– Нет, что ты! Мсье Поль – это третий муж Елены Петровны, отчим Эда! Он умер год назад от сердечного приступа. Инфаркт! А настоящим отцом Эдварда был Янис Ригер, немец.

Я окончательно запуталась в этой веренице иностранных имен. Эдвард, Поль, Янис…

– У Елены Петровны было три мужа – начала объяснять Ираида Федоровна. – Первый – столичный писатель Иванов. Детективы все клепал! Неплохой вроде, да только пил по черному! Ну и утонул в ванной по пьяни. Немец Ригер второй. Бизнесмен! Вот Эдвард и есть его сын. Мамаша-то бросила их, сбежала куда-то. Потом он женился на Леночке, и все бы хорошо, да только убили его в конце девяностых. Время было такое! Ну, Елена и осталась одна с мальчонкой. Третий Поль, француз. Прекрасный человек, царство ему небесное! Правда, по-русски не понимал ни бельмеса. Все "уии", да "уии", как поросенок, прости Господи! – Ираида засмеялась, но тут же трижды перекрестилась.

– Выходит, все ее мужья умерли? – спросила я, вспомнив про то, как Леха назвал тетку черной вдовой.

– Получается, так! – неуверенно ответила экономка, побледнев. – Царица небесная! А мне и в голову не приходило…

В раздумьях я вышла из кухни. Пожалуй, надо носить с собой блокнот, чтобы ничего не забыть. Ну, или записывать свои наблюдения на диктофон. В конце дня нужно непременно обсудить все с Лехой! Уверена, что он заметил и разузнал намного больше, чем я. Лешка вообще обладал удивительным талантом подмечать несущественные, на первый взгляд, детали. Недаром Шерлок Холмс был его любимым книжным героем! Кто знает, может, Леха тоже разработал свой уникальный дедуктивный метод? Я видела: он что-то обдумывает, но пока не делится своими размышлениями. Стало даже обидно. Я, как наивная дурочка, сразу же бегу и рассказываю ему все: от услышанных обрывков фраз до виденных ночью снов! Вот и сейчас его нет. Наверняка, нашел подход к дяде Мише и разговорил его. Хитрый жук!

В гостиной стояла новая елка. Пышная, высокая, и … искусственная. Я поняла это, как только подошла ближе. И хоть елка в точности копировала настоящее дерево, отчего-то мне стало грустно. Мерцали золотые шары, багряными отблесками играли красные, а на нижних ветках даже лежал фальшивый снег. Вместе с атласными бантами вся композиция выглядела эффектно, со вкусом, и все же… Было в этом что-то ненастоящее, бутафорское. Красивая картинка, скопированная из интерьерного каталога. Идеал, навивающий сон. Я подумала о старых игрушках, о грустном Пьеро без петельки, о часах, которые разбили мы с Лехой. Казалось, те игрушки были живыми, хранящими свою историю, как пыльная шкатулка с секретом. По сравнению с ними эти дорогие украшения выглядели жалкой пародией, блестящей, размалеванной пластмассой, лишенной души.

– Елка в европейском стиле – сказала я вслух, вспомнив слова Елены Петровны. На лестнице скрипнула половица, и я могла поклясться, что видела лицо Эда! Он шпионил за мной, устроившись на ступеньках, а теперь удрал. И сегодня утром он следил за нами из полуротонды! Что, черт возьми, нужно этому тощему упырю?

– Эй, кто здесь? – позвала я. Полумрак лестницы расступился, и Эдвард Покровский вышел на свет.

– Ты что, следил за мной? – я невольно попятилась к камину. Эд прошел мимо и уселся в кресло. Вместо ответа он нагло и бесцеремонно рассматривал меня с головы до ног, словно манекена в витрине. Я почувствовала, как краснеют щеки, и отвернулась к очагу.

– А если и так, то что? – спросил он, криво ухмыльнувшись.

От такой наглости я оторопела, не найдя, что ответить. Впервые я видела его так близко. Голубые, почти бутылочного цвета глаза контрастировали с темными волосами, которые Эд все время небрежно откидывал назад. Тонкий, благородный профиль, бледное лицо и капризные, девчоночьи губы с четко очерченными уголками, совсем как у Елены Петровны. Тот же оценивающий взгляд, недобрый прищур и глубокая уверенность в собственном превосходстве над окружающими. Хоть я и была обескуражена этим внезапным появлением, но не могла не отметить то, что Эдвард Покровский чертовски хорош собой. И почему я не заметила этого сразу?

– Я спускался по лестнице и услышал, как кто-то говорит в гостиной – сказал он и кивнул на стоящее напротив кресло. Я села на самый краешек, ощущая себя не в своей тарелке. Лицо горело, в висках стучало. Казалось, из головы испарились все мысли. Что делать? Уйти или остаться? О чем говорить?