Не первая любовь

Ольга Малиновская

Не первая любовь

С благодарностью Екатерине Тур за мудрость и наставничество, за обретенное счастье встретить любовь и себя настоящую.

Дрова для костра сами по себе еще не есть огонь.

НАГАРДЖУНА. Фундаментальная мудрость срединного пути1.

– Пусть у тебя будет счастье и причины для счастья…Пусть у тебя не будет страданий и их причин.

Так буддисты делятся с миром своей вселенской любовью, которая складывается из чувства каждого конкретного человека и начинается – с любви к себе. Ведь научившись принимать, любить и благодарить себя, мы учимся принимать, любить и благодарить весь мир. Потому что каждый человек хочет только одного – быть счастливым.

ЧАСТЬ 1. СКОЛЬКО МОЖНО?!

Глава 1. Побег

В двадцать пять лет Олесе была неведома эта истина. Поэтому, спасовав перед неизбежным, она судорожно паковала чемоданы, намереваясь сбежать от судьбы и предстоящей через несколько месяцев свадьбы.

– Наташ, привет. Слушай, можно я поживу у тебя какое-то время? Нет, ничего не случилось, вернее… случилось, конечно. Подробности при встрече, ладно? Мне нужно вещи успеть собрать, пока Костя не вернулся с работы. Хорошо, я скоро буду.

Ее побег не был запланированным, поэтому сборы превратились в настоящий незапланированный кошмар. Маленькая квартира, которую они с Костей вместе снимали уже три года, была настолько пропитана ими, что, казалось, даже малейшее нарушение порядка вещей было способно причинить ей настоящую человеческую боль. А тут налетел торнадо: повсюду был включен свет, дверцы всех шкафов были распахнуты, на полках с одеждой и книгами появились зияющие дыры, столик перед зеркалом опустел, на полу распахнули свои прожорливые пасти чемоданы и сумки разных размеров, а в воздухе повисло ощущение приближающейся катастрофы. Только оконная форточка мерно хлопала на сквозняке, словно зевая: «Скучно…Все это уже было до вас и наверняка случится вновь, может быть, даже в этой самой квартире». Стояла невыносимая жара. Мозг плавился от температуры и внутреннего диалога на тему совести, атаковавшего бедную голову Олеси в самый неподходящий момент.

– Отделить его вещи от моих. А что делать с общими вещами?

– Зачем они тебе? Хочешь держаться за эти воспоминания?

– Может быть, все-таки остаться и поговорить, попытаться как-то все ему объяснить?

– Ты с ума сошла? Знаю я твои объяснения. Ты опять поведешься на уговоры, и ничего не изменится. А потом, что ты ему скажешь? Что передумала, разлюбила? Что тебя родители сбили с толку?

– Ну нельзя же вот так просто исчезнуть, без объяснения причин?!

– Можно! Это как раз то, что тебе сейчас нужно. Закрыться, забаррикадироваться, выключить все телефоны, мысли, чувства и погрузиться…

– Куда??? В депрессию?

–Не мешай собираться. Иди лучше щетку зубную возьми из ванной.

Собрав то, на что хватило времени и мужества, Олеся вылетела из квартиры, с глазами, полными слез и решимости отправиться в неизвестность под кодовым названием «Так для меня будет лучше».

Наташа уже ждала ее на пороге квартиры, которую они когда-то снимали вместе. Возвращение туда для Олеси было сродни входу в обитель несбывшихся надежд. Здесь она когда-то жила в ожидании Кости и была счастлива в отношениях с ним. Сюда же теперь она вернулась, не солоно хлебавши, окончательно запутавшись во всем и потеряв три года жизни. Олеся вернулась к исходной точке.

– Лесич, с возвращением! Повод, конечно, так себе, но, ты знаешь, здесь тебе всегда рады. А что так сумок много? Ты его вещи тоже вывезла?

Наташиному чувству юмора мог позавидовать любой стендап-комик, если бы они в то время существовали. Ее жизненная энергия била через край. Холодильник всегда был пуст, а бар полон, – что создавало идеальные условия для рехаба.

Кое-как утрамбовав содержимое чемоданов в единственный в квартире шифоньер, девушки уселись на кухне, как делали это раньше. Достали из бара чуть початую бутылку рома, нарезали на тарелку плавленый сырок (единственное, что было в холодильнике), и принялись перебирать по винтикам Олесину жизнь.

– Ну, рассказывай…

– Вот почему, когда женщина живет в гражданском браке, она считает, что она замужем, а мужчина считает, что он свободен?!!!

– Это был вопрос?

– Скорее нет, чем да…

– А ты как хочешь: свободной быть или замужем?

– Судя по тому, что сегодня случилось, замуж выйти мне не светит, но и свободной быть тоже не получится. От себя не убежишь…

– Так, понятно, разговора у нас с тобой, чувствую, не на один плавленый сырок. Пошли в магазин. Заодно и на завтрак купим чего-нибудь.

Боже, благослови супермаркеты, особенно те, что находятся на первых этажах домов и работают 24/7. Сколько же человек может купить, а потом съесть на фоне стресса?

– Так мы закупались в последний раз, когда твой Костя приехал, и мы праздновали окончание вашей холостяцкой жизни, помнишь? – Спросила, Наташа, покряхтывая под тяжестью пакетов, которые едва умещались в руках.

Олеся ничего не ответила и посмотрела на часы: “Начало десятого. Он уже точно дома”. От одной мысли о том, что там сейчас происходит, Олесю охватывала внутренняя дрожь: “Может быть, включить телефон? Нет, не сегодня. Завтра. Я поговорю с ним завтра”.

Ее вдруг накрыло удушающее чувство стыда. Не просто накрыло, а прибило к земле – всей тяжестью легло на ее плечи и вцепилось в горло, не давая дышать. Олесе стало стыдно и страшно, как дезертиру, бежавшему с поля боя, и, при этом, бесконечно жаль Костю. Все плохое, необъяснимое и странное, от чего она бежала, – рассеялось. Олесю окатило волной нежности и чувством такого невероятного родства, словно это часть ее осталась там, в этой квартире. “Трусиха, какая же ты трусиха…Почему у тебя все вечно через ….? Но, с другой стороны, можешь ли ты сейчас себе верить? Ведь твое решение тоже созрело неспроста, и тот страх, что родился в тебе, тоже настоящий? Что из этого, вообще, правда?”.

– Ты чего умолкла? – спросила Наташа, остановившись на площадке между этажами, чтобы перевести дух. – О чем задумалась?

– Я так устала, Наташ. – Олеся вдруг вынырнула из своего небытия прямо в подъезд Наташиного дома, а ее задумчивость стала плавно перерастать в раздражение и даже в желание устроить скандал. – Устала сомневаться, всем угождать, всех бояться. Сколько же можно, в конце концов?! Я не понимаю, чего я хочу. Что мое, что не мое? Я вообще ничего не понимаю. Дело даже не в нем, и не в этой свадьбе…Это вообще ничего не меняет. Я не счастлива, понимаешь? Без него или с ним. Я совершенно не чувствую себя счастливой.

Внезапно у пакета, который держала Олеся, оторвались ручки, и все его содержимое с грохотом вывалилось на лестничную клетку, запрыгав по ступеням между этажами. Тревога волной прокатилась по ее телу, и внутри как будто что-то оборвалось …ее жизнь, ее планы, ее будущее – все в одночасье рухнуло и покатилось по грязным ступеням неведомо куда. Олеся рефлекторно побежала вниз, пытаясь ухватить, спасти хотя бы что-нибудь, но, видимо, все это придется передумывать и переписывать заново. Олеся подняла застрявшую в пролете колбасу, села на эти грязные ступени и заплакала, осознавая всю абсурдность момента.

– Чего ты ревешь, бери колбасу и пойдем. Дома поплачем. Вместе.

– Ты знаешь, так странно…мы ведь еще позавчера такую же колбасу покупали вместе с ним. Для бутербродов…А теперь…

– А теперь у нас даже яиц нет – все перебились. Завтракать чем будем? Пошли. Колбасу не забудь.

Олеся поднялась по ступеням, закрыла за собой входную дверь и медленно побрела на кухню, чтобы отдать спасенную колбасу, а еще в надежде обрести в разговорах с подругой хотя бы какое-то умиротворение и ответы.

Наташа уже на скорую руку накрыла на стол и жестом пригласила Олесю садиться.

– Несчастлива, говоришь? Ну что ж, попробуем вернуть тебя к жизни.

– Слишком многообещающе звучит.

– Ну, давай хотя бы начнем. Я понимаю, что терзать тебя сейчас расспросами бессмысленно, но просто, чтобы я понимала, скажи: никакого скандала, никакого формального повода для расставания не было, так? Ты просто собрала вещи и ушла?

–Похоже на то…, – не слишком уверенно ответила Олеся, будто вообще не задумывалась об этом.

–То есть он пришел сейчас с работы, обнаружил, что тебя нет, вещей твоих тоже нет, и теперь он наверно звонит тебе…

–Но у меня выключен телефон, – Олеся тут же подхватила .

–Но у тебя выключен телефон… – задумчиво произнесла Наташа, не отрывая от Олеси “зависшего” взгляда. – И никакой записки ты ему тоже не оставила, правильно?

–Нет… – Олеся стала представлять ситуацию глазами Наташи, и ее щеки зарделись от стыда и взбалмошности собственных поступков.

–И у тебя нет ощущения, что ты сделала глупость? – настойчиво пыталась пробиться в Олесину голову Наташа.

–У меня каких только ощущений нет сейчас. Не мучай меня этим, пожалуйста. – Застонала Олеся.

–Ну он же волнуется наверно. Может, хотя бы напишешь ему, что с тобой все в порядке? – Не унималась Наташа.

– Не могу сейчас, не хочу. Завтра. Я все сделаю завтра. – Олеся дала понять, что настаивать бессмысленно.

–Я ничего не понимаю, Лесич, честно говоря. У тебя, похоже, назрел какой-то внутренний кризис…или, может, внешний? – Наташа вдруг ухватилась за эту мысль, как за озарение. – Ты кого-то встретила и просто разлюбила Костю?

–Да никого я не встретила, перестань. Из-за этого наверно не сбегают…, – задумалась Олеся. – Я вообще не уверена, что все это время любила его, что он любил меня, что я сама себя любила…

– Не придумывай! – отмахнулась Наташа. – Я же видела вас. Все у вас было по-настоящему и взаимно. Поверь, со стороны иногда виднее. Может, ты просто забыла?

–Может и забыла…, – согласилась Олеся. – Когда-то все было по-настоящему и взаимно, а потом все это куда-то делось… Мы стали жить по инерции, чаще ссориться, больше ревновать, чем любить…отдалились, одним словом. Он и жениться-то не хотел, говорил, что ему и так хорошо. Просто родители стали настаивать, да и я в последнее время стала ему про детей говорить… В общем, решение вступить в брак в нашем случае было чисто рациональным, – Олеся улыбнулась этому клише, так подходящему к ситуации. – Как будто этой свадьбой мы должны были, в очередной раз, всем угодить. Нужно же соответствовать ожиданиям родителей, общества, друг друга, наконец…Жить по шаблону. Я так больше не хочу. Думаю, и он не хочет.

–Поэтому ты решила сбежать? Вместо того, чтобы поговорить, обсудить все цивилизованно, по-взрослому, ты решила сбежать, как маленький неразумный ребенок. И пусть оно там само без тебя как-нибудь разрешится, да? – Наташа говорила это Олесе подчеркнуто покровительственным тоном, немного даже подтрунивая над подругой, которая, как казалось Наташе, сейчас устраивает бурю в стакане воды.

–Я всегда так делаю…когда мне страшно. – Совершенно искренне ответила Олеся.

–Страшно? От чего? От свадьбы предстоящей? Вы уже три года вместе, так хорошо друг друга знаете, чего там бояться?

– Страшно, что так и проживем по инерции всю жизнь, цепляясь друг за друга, как за последний шанс. Не важно, как, но вместе. Да и не так-то хорошо мы знаем друг друга. Я ему многого о себе не рассказывала до сих пор. Про маму, например. Уверена, он тоже.

–Замороченные вы очень. Причем оба. Не удивительно, что у вас все не как у людей. Одно могу сказать: других таких ненормальных вы больше не найдете. Так что не спешите друг от друга отказываться. Что-то мне подсказывает, что проблема не в Косте. Ну точно не только в нем.

–Я знаю.

–Что думаешь делать?

–Буду разбираться, распутывать клубок. Поможешь мне? – Олеся посмотрела на Наташу каким-то безнадежно одиноким взглядом, ища в ее глазах призрак давно и безнадежно утраченной опоры.

–Конечно, Лесич. Все будет хорошо, – Наташа сочувственно обняла подругу, не до конца понимая, какие же мысли роятся в ее голове, но точно зная, что она нуждается в поддержке и блуждает в своих трех соснах совершенно искренне, пусть и не замечая очевидного. Хотя, может, это сама Наташа чего-то не замечала.

1. Наташа

Глава 2. Любовь – для тех, у кого все хорошо

-Слушай, а кто был твоей первой любовью? Не Костя случаем? – Спросила Наташа, внезапно переменив тему разговора, чтобы переключиться на позитивную волну.

Наташе хотелось, чтобы Олеся начала вспоминать о чем-то хорошем, желательно связанным с Костей. Все же, она не до конца верила в их разрыв, потому что не понимала его причин. Однако они наверняка были, просто могли и для самой Олеси оставаться не вполне очевидными, а то и вовсе скрыться за завесой времени. “Где же их искать, как ни в прошлом?” – Наташа почувствовала себя психологом с замашками частного детектива.

–Представляешь, меня никто никогда не спрашивал об этом?

Олеся не лукавила. Она поймала себя на мысли, что сейчас ей почему-то крайне трудно ответить на этот простой вопрос: когда и в кого она была впервые в жизни влюблена.

–Ну так, и каким будет твой ответ? – Живо включилась в игру Наташа, предвкушая, что этот случай в ее практике, действительно, может может стать непростым (даже уникальным!) и перевернуть весь ее профессиональный опыт с ног на голову.

–Точно не Костя, – ответила Олеся и слегка нахмурила брови, будто пытаясь припомнить.

–А я думала, что вы с ним в одной школе учились. Разве нет?

–Да, в одной провинциальной мажорной школе… Только он на год старше.

Олесю вдруг перекинуло в 1999 год. Десятый класс. Память словно открыла перед ней временной портал. Казалось, она смотрит о себе немое кино. Слова быстро оформлялись в предложения и фразы, едва поспевая за сменой кадров.

–Я была маленькой, очень стеснительной, но миловидной отличницей. Одной из многих, как мне казалось. Мечтательницей. Я могла быть красивой, но нужно было очень постараться, чтобы это во мне рассмотреть. Мне не хватало смелости. Говорили, что у меня красивые зеленые глаза, но они никогда не улыбаются. Наверно от того, что я много плакала, когда была маленькой, ведь дома творилось, бог знает, что. А потом слезы ушли, осталась только глубокая внутренняя боль, которая отталкивала даже меня саму и искажала юношескую красоту, как будто я смотрелась в кривое зеркало.

–Ну а он, конечно, полная противоположность? – Спросила Наташа, угадывая классический сюжет, столь любимый западным кинематографом.

–Ну да, – улыбнулась Олеся, – так и было. Он был такой взрослый, уверенный в себе, в сопровождении бесконечной толпы друзей и девушек, с прекрасными карими глазами и копной вьющихся темных волос, а еще нежным румянцем на щеках… В его глазах была какая-то знакомая глубина и грусть, но я боялась в них смотреть. Мне было достаточно своей грусти. Я вообще тогда не могла даже и мечтать о том, что в мою закрытую жизнь может войти какое-то подобное…чувство? Слишком много тайн я хранила и ни с кем не хотела их делить. К тому же, Костя был влюблен в мою одноклассницу – Зою.

–Серьезно? Ну точно, все по классике.

–Не совсем. Ты не жди быстрой развязки.

Олеся увлеклась процессом. Наташа была права: эти воспоминания загорались огоньком надежды в ее глазах, и где-то там, на этой киношной ленте обязательно должна была быть вспышка, изменившая весь сценарий Олесиной жизни.

–Вся школа следила за их «романом». Вот Зоя была настоящей красавицей. Все ее любили. Голубые глаза с длинными ресницами, роскошная улыбка…Она была любимым, благополучным ребенком. Казалось, что все радости этого мира были предназначены только ей одной. Никому даже в голову не приходило сомневаться в этом. Помню, перед новогодним балом в десятом классе мы с девчонками смотрели на них с восторгом и обсуждали, какая же она хорошенькая, и как же ему повезло. Очень красивая пара.

–А как же ты?

Наташа с недоверчивой улыбкой посмотрела на Олесю, как будто та что-то не договаривает, или намеренно затягивает рассказ.

– А у меня в десятом классе был скромный мальчик по имени Ваня, сосед.

–Первый раз о нем слышу, – отреагировала Наташа, все еще продолжая сомневаться.

–Правильно, я и не рассказывала. Костя никогда не мог слушать про моих бывших, хотя, по сравнению с его батальоном, моя скромная шеренга выглядела очень безобидно. Я разучилась это вспоминать.

Наташа рассмеялась, услышав про “скромную шеренгу”:

–У меня всегда было ощущение, что у тебя, кроме Кости вообще никого не было. Он твой первый и единственный.

–Вот-вот. Видишь, у него получилось всех в этом убедить.

–Ну, так и что там твой сосед?

–Мы дружили, гуляли вечерами большой дворовой компанией, в которой никого не смущало то, что происходило у меня дома. Все знали. Здесь я могла быть собой. Я даже была влюблена в него, да. Первый поцелуй, первые переживания…Мы ходили, держась за руки. Хотя мне тогда казалось, что и он стесняется меня. Ведь любовь – это только для тех, у кого все хорошо.

–Любовь, дорогая, – для всех! Кто же это вбил все эти глупости в твою несчастную голову? Сомневаюсь, что Костя. Похоже, это случилось задолго до него. – С негодованием отметила Наташа. У нее в голове начинала потихоньку вырисовываться картина и, похоже, даже сошлись некоторые из кусочков этого пока не до конца оформившегося пазла. – Ну а что же твой Ванька? Не убедил тебя в обратном?

–Ванька – хороший парень, – продолжала рассказывать Олеся. – Мы до сих пор общаемся, когда приезжаю к родителям, потому что он живет с семьей в том же родительском доме, недалеко от нас. Крепкая такая семья, дочка… Он такой же улыбчивый. Ямочки на щеках. – Олеся тоже заулыбалась, представляя Ванькины ямочки и свой наивный десятый класс. – Однажды мы встретились с ним в магазине. Я не узнала его, а он как-то сразу узнал и подошел. Никогда не забуду, как он смотрел на меня … Словно я с другой планеты:

– Ты … очень хорошо выглядишь. Вернулась или в гости?

– В гости…Ванька, господи, – я растерялась, обняла его. После чего растерялся он, щеки зарделись румянцем…ох уж эти ямочки. – Как жизнь?

– Хорошо. У меня дочка. Мы тут же живем, в родительском доме. А ты?

Я подумала, что я, действительно, на другой планете. Я была очень рада видеть его, но поняла, как все это было давно, как круто изменилась с тех пор моя жизнь. Я работаю в международном рекламном агентстве, мои коллеги говорят на разных языках, мы много снимаем, ездим по миру. Я свободно говорю на английском. Я часть московской креативной тусовки. Я даже фамилию сменила… Это совершенно другая Я. Та девочка, которую он знал, осталась там, на улице, где наши дома стоят бок о бок…Но из уважения к ямочкам, я не стала вдаваться в подробности. Мне было чертовски приятно, что он смотрит на меня вот так…

– Да все, как у всех. Просто в другом городе. Работа, дом, друзья.

– Замужем? – Посмотрел на мою руку.

– Нет, но…

–Не свободна, – договорил он и улыбнулся. – Ясно…

– Да…

– Ну, я пойду наверно. Хотелось бы еще увидеться, но вряд ли получится…? – Посмотрел вопрошающе.

Я не хотела, чтобы он продолжал:

– Да, я уезжаю сегодня.

– Ладно…Ты очень красивая, – снова эти ямочки. – Я очень рад за тебя. Правильно сделала, что уехала. Москва тебе очень…идет.

И он взял меня за руку. Руки те же, ямочки те же …На секунду мне показалось, что и я та же. Несчастная девочка в поисках приюта, нежности и любви.

– Спасибо, – я слегка сжала его руку и отпустила ее, а вместе с ней и все, что нас связывало. Развернулась, чтобы уйти, но почувствовала, как он смотрит на меня.

– Пока, – Ванька сказал уже совсем тихо. Из глубины тех воспоминаний, которые нас связывали. Он все вспомнил и, может быть, даже подумал, а что было бы, если бы…

– Пока…, – я обернулась и с улыбкой помахала ему. А он еще долго смотрел мне вслед.

Трогательная юношеская влюбленность с румянцем и ямочками на щеках – в моем багаже памяти найдется для нее особенное место.

Олеся ностальгически вздохнула. От этих ее воспоминаний повеяло таким романтическим теплом, что исследовательское настроение Наташи мгновенно улетучилось. Олесе даже показалось, что она сейчас всплакнет.

–Теперь я понимаю Костю. Если ты про каждого бывшего из своей “шеренги” будешь рассказывать вот так, то тут никакого мужского терпения не хватит… Так вот, значит, она какая, твоя первая любовь…, – сказала Наташа, слегка растягивая слова и мечтательно погружаясь в собственные воспоминания в попытке отыскать там своего Ваньку.

–Любовь – как-то громко сказано. Влюбленность, скорее…. – Олеся задумалась и вдруг в ее голове ударами колокола зазвучала мысль настолько важная, что, в попытке не упустить ее, она начала махать руками так, будто ей прямо сейчас требуется неотложная помощь.

Наташа испуганно поднялась из-за стола, но тут же поняла, что тревога ложная. Олеся продолжала:

–Натали, вспомни-ка, на кого я чаще всего тебе жаловалась и жалуюсь до сих пор?

–Не поняла…, – Наташа посмотрела на нее в замешательстве.

–Ну, с кем я чаще всего конфликтую, на кого обижаюсь постоянно, кто мне все время звонит, мешает жить и незримо присутствует везде, где бы я не находилась?

–Мама что-ли? – Наташа сказала это с подозрением, боясь предположить, какой неожиданный вывод из этого может последовать.

–Бинго! Все мои подруги обсуждают между собой мужчин, а я все время обсуждаю с подругами маму. Как будто мужчины в моей жизни отсутствуют, как факт, либо они нужны только для того, чтобы всегда был повод продолжать выяснять отношения с самым главным человеком в моей жизни…

–Боже, Лесич, а ведь ты права, – к Наташе тут же вернулся научный интерес, а только что сделанное открытие обухом ударило ее по голове и усадило обратно на стул. – Вот тебе и первая любовь…

–Именно! – Олеся ухватилась за это совпадение, за эту – случайно или нет – брошенную Наташей последнюю фразу. – Первая любовь – это любовь матери.

Наташа никогда еще не была настолько увлечена беседой. Казалось, они вдвоем сейчас стоят у разгадки тайны Египетских пирамид, Бермудского треугольника или чего-то еще, настолько же значимого для истории.

–Если первой, материнской любви оказалось недостаточно, или ее не было вовсе, то и никакой последующей любви может просто вообще не быть, понимаешь? – Продолжала Олеся, чувствуя небывалое вдохновение и подъем от того, что свет, к которому она так долго стремилась, вдруг забрезжил на расстоянии вытянутой руки от нее. – Потому и мне кажется, что ни первой, ни второй, никакой любви у меня не было. Увлечения, влюбленности… Настоящей любви я всегда ждала только от одного человека, но ее выдавали как кредит: очень дозированно, на особых условиях и обязательно под проценты.

– Да уж. Надеюсь, кстати, твой кредитор не явится сюда, чтобы тебя спасать?

– Нет, я ничего не говорила ей, не хочу. Она столько воды намутила, только окончательно меня запутала. Сами разберемся.

Олеся с Наташей просидели практически до утра – вспоминали не только первую любовь, но и разные другие «пробы пера» на пути к большому и светлому чувству, смеялись… Еще недавно они жили с девчонками вчетвером в этой маленькой квартире. Казалось, этому беззаботному периоду в их жизни не будет конца. С тех пор прошло всего три года, а Олеся думала, что она повзрослела на все десять. Однако Наташа помнила ее другой и была категорически не согласна на досрочное взросление. Поэтому с первыми лучами солнца они отправились спать в надежде на крутые перемены в жизни, которым всегда неизменно предшествует подобный хаос. Олеся почувствовала, что она не одна.

Глава 3. Что вы чувствуете, когда пьете молоко?

Будильник предательски заверещал ровно в 7.30 и ни минутой позже. Хорошо, если удалось поспать хотя бы пару часов. Наташа уже бодренько суетилась на кухне. В квартире сильно пахло кофе, шампунем и туалетной водой – верный знак того, что утро уже в разгаре, и, если не встать прямо сейчас, то опоздание на работу гарантировано.

Олеся собрала последние остатки мужества и осторожно, пробираясь сквозь туман в глазах, побрела в ванную. Начинался первый день новой, но такой чужой для нее жизни. Она сдалась. Мир рухнул. Но было что-то успокаивающее в этой определенности.

–Я оставила тебе ключи в прихожей. Захлопни дверь посильнее, когда будешь уходить, ладно? – Крикнула Наташа, выходя в подъезд и оповещая всех еще не проснувшихся о продолжении рабочих будней.

–Хорошо. – Олеся пыталась сосредоточиться на ключах, на двери, на Наташе, но выходило пока очень плохо. – До вечера.

Входная дверь хлопнула так сильно, что зубная щетка подпрыгнула у Олеси во рту, чем мгновенно вывела ее из состояния анабиоза. Она еще немного потопталась в ванной, пристраивая щетку, потом в прихожей в поисках ключей. Времени на завтрак и выбор одежды уже не оставалось. Олеся натянула первые попавшиеся под руку джинсы и футболку, бросила ключи в рюкзак и, со всей силы хлопнув этой несчастной дверью, побежала в направлении метро.