Веря в сказку

«Люди», к которым столь истошно взывает несчастный Фунтик, не останавливая подготовок к спектаклю, лишь смеются. Зрителей ещё нет, но актёров и настройщиков оборудования хватает с лихвой, чтобы сделать из Фунтика полное посмешище.

– Даня! – кричит Варя, привлекая внимание несчастного друга.

Фунтик и Зимовцев замечают её одновременно.

– Варюша! – Фунтик в мольбе протягивает к девчонкам руки, но, отпустив штаны без ремня, теряет их и падает носом об пол. Зимовцев, утратив к Фунтику всякий интерес, как пёс, завидевший хозяина, устремляется к Варе. На своём пути, даже не посмотрев себе под ноги, он ловко перескакивает через распластавшегося в проходе Фунтика.

– Варя!

Варя с Улей в шоке глядят на приближающегося Зимовцева.

– Что ты… что ты сейчас делал?! – Варя пытается повысить на него голос, но выходит неубедительно.

Зимовцев перестаёт «вилять хвостом».

– Ты о чём?

– Зачем ты опять напал на Даню?! Что он тебе сделал?

Зимовцев расплывается в дурной улыбке ещё шире.

– Нет, ты не поняла. Я просто хотел извиниться за тот случай, а он начал убегать. Я подумал, это весело. Мы просто веселились!

– Ты дебил или как? – с негодованием спрашивает Уля. Не дожидаясь положительного ответа, она поспешно устремляется к Фунтику. – Дань, он что, тебя насиловать пытался?

Варя шарахается от Зимовцева, а тот растерянно начинает мотать руками – мол, нет, господа!

– Дура совсем? – взрывается от смущения Фунтик. – Я к спектаклю переодевался, а тут этот появился… рубаху отнимать с меня стал! Я и сиганул!

– Так раздеть тебя пытался! Я и говорю! Ах ты грязный извранчуга! – Уткина в сердцах швыряет в оробевшего от испуга Зимовцева близстоящим стулом. Стул не долетает, но грохот разлетается по всему залу.

Зимовцев юркает за спину Вари. Из-за разницы в росте попытка спрятаться выходит у него на тройку с минусом.

– Злая Утя, – обиженно бубнит Зимовцев, садясь сзади Вари на корточки, чтобы стать ниже ростом.

Варя поворачивается к парню и осмеливается шлёпнуть его по голове.

– Ты зачем рубашку отнимал? – строго глядит на него сверху вниз.

Зимовцев строит брови домиком.

– Примерить хотел, а он жадничать стал.

Уля помогает Фунтику подняться.

– И вообще, – ноет Данечка. – Я думал, он мне в этот раз нос сломает. Попробуй тут не испугаться, когда за тобой такая махина гонится!

– Хватит ныть, всё обошлось, – морщится Уля.

– Ты на чьей вообще стороне? – Фунтик усердно моргает.

– Не на чьей! На своей собственной! Пошли, иначе без присмотра не доживёшь до своего звёздного триумфа.

– А этот? – Фунтик боязливо кивает на Зимовцева. – Останется?

Варя вновь поворачивается к Зимовцеву, но тот уже исчез. Теперь он стоит в нескольких шагах, у зеркала в полный рост, рассматривает зачем-то свою… заднюю мягкую часть тела.

– Етить, я в жвачку вляпался! – раздосадовано жалуется Зимовцев. – Утя, глянь-ка!

– Боюсь, он так просто не уйдёт, – вздыхает Варя.

***

Фунтик заходит за занавес на краю сцены. Зимовцев с готовностью суётся следом. Варя и Уля поспешно виснут у него на руках.

– Стой! Куда ломанулся?! – пыхтит Уткина.

– Дай Дане переодеться спокойно! – поддерживает Варя.

Зимовцев вопросительно смотрит на них сверху вниз, а потом вдруг высвобождает руки и крепко обхватывает двух девчонок, притягивая к себе в товарищеских объятиях.

– Ребят! С вами так весело!

– Чё? – у Уткиной челюсть отвисает.

– Давайте теперь будем как мушкетёры? Ну?

– Но… мушкетёров трое, – осторожно вставляет Варя, чувствуя себя неловко от столь близкого контакта их троих.

Зимовцев подносит к её носу свои пальцы, начиная вслух высчитывать:

– Артос, Портос, Арамис, Д’артаньян. Зачем обманываешь?

Варя жмурится, боясь, что разгорячённый парень сейчас хлопнет ей по лицу своей ладонью.

– Не умничай! – одёргивает его Уля. – Говорят так – три мушкетёра! А этот Д’артаньян у них просто мимо проходил!

Зимовцев пригибает голову и заговорщицки указывает пальцем на Фунтика.

– Вон пускай он будет мимоходом тогда.

Фунтик слышит их заговор. От злости и праведного негодования бросает на место расшитую рубаху.

– Что?! Да как он? Да как ты?! Подлый хулиган! А вы что молчите?! Пригрелись в лучах его обаяния, изменщицы?

Зимовцев начинает издевательски посмеиваться, что приводит Фунтика ещё в пущую ярость.

– Ясно! Я понял! Вот награда за многолетние старания!

– Какие ещё, блин, старания? – восклицает Уткина.

– За непредвзятость! За преданность дружбе!

Зимовцев резко бросается вперёд. Девчонки успевают отскочить. Фунтик осекается, тут же съёживается, готовясь получить по мордасам.

Но Зимовцев подскакивает к стулу с ворохом одежды и вцепляется за рубашку, которую Фунтик только что выпустил из рук.

– Кирилл! – успевает позвать Варя.

Она хочет добавить «не бей его», но видит, что в этом нет необходимости.

Зимовцев воровато оглядывается:

– Я верну! – улыбается он.

Двери в актовый зал открываются. Вдоль стены начинает вливаться поток людей. Зал наполняется бубнежом десятков зрителей.

– Да ты порвёшь, изверг! – Фунтик скачет вокруг Зимовцева, но пнуть его так и не решается.

Зимовцев рывками стягивает с себя толстовку через голову, без предупреждения. Мигом открывается его голый торс. Пока Зимовцев застревает головой, пытается выбраться из вещи, он, сам того не замечая, выставляет напоказ свои выпирающие рёбра. Бледная кожа на спине натягивается, показывая каждое движение мышц. Каждый ушиб.

Варя заворожено смотрит на его поджарое тело, с каким-то неловким трепетом изучая свежие синяки. Неужели, это с того раза, когда она повстречала его в метро?

«Кто же его так»?

Уткина успевает только жалобно крякнуть.

– Хамло! – вопит Фунтик.

Но Зимовцев уже отбрасывает на пол смятую толстовку. Теперь он стоит, разворачивая в руках чистенькую рубашку Фунтика.

– Покормить бы тебя, бедный! – удручённо качает головой Уля.

– Эй! Неси штаны пока! – усмехается Зимовцев.

– Да ты оборзел! – задыхается от возмущения Фунтик.

– И сапоги. Вон те, красные.

Варя в немом ужасе глядит на полуголого Зимовцева.

– Тебе не холодно?

Он поднимает на неё взгляд, коварно усмехается.

– Я размялся.

«Конечно размялся», – думает Варя. – «Прогонял несчастного Фунтика по всему залу!»

Накинув рубаху, Зимовцев довольно пытается разглядеть себя, свесив нос на грудь.

– Атас!

Рубаха белая, свободная, ему как раз. Вот на щуплом Фунтике, наверное, нелепо смотрелось, жалко, а на высоком Зимовцеве – в ней бы его в поле пустить, или в лес там (где там герой обитает?).

Когда в руки к Зимовцеву попадают штаны, и он без единого зазрения совести махом спускает с себя джинсы.

И тогда девичья психика не выдерживает.

– Пипец! – всплёскивает руками Уля, судорожно закрывая глаза, почему-то не себе, а раскрывшей рот Варе.

Наконец, новое юное дарование облачается в деревенского дурака.

– Красавец! – мрачно хвалит Уля.

– На, держи, – Зимовцев торопливо суёт свой мобильный телефон Варе в руки. – Сфоткай меня! Я Максу отправлю! Ну! Скорее! А то он всё жалуется, якобы я нигде не это самое. Не участвую. Вот, пожалуйста!

Он отскакивает подальше, не глядя себе за спину. Чуть не падает с края сцены.

– Какому ещё Максу?

– Брату моему.

Зимовцев, сияя, как газированный напиток на солнце, резко упирается ладонями в пол и, оттолкнувшись, встаёт на руки. Ткань рубахи сползает вниз, обнажая его живот.

– Давай! – командует он, покачиваясь на руках.

Варя, сжимая чужой телефон, колеблется. Но взгляд Зимовцева такой восторженный, полный беззаботности, что ей сложно отказать. Она поднимает камеру.

И в этот момент за спиной Зимовцева возникает фигура Тимура Омаровича. Высокий, худощавый, но с каким-то вечным ощущением загнанности, завуч выглядит так, словно выпил за день слишком много кофе и теперь существовал исключительно на нервах. В уголке глаза дёргается нервный тик – верный признак, что сейчас кто-то получит выговор всей жизни.

– Зимовцев, – завуч будто сглатывает матерное слово.

Зимовцев тут же теряет равновесие и с глухим звуком плюхается на пол. Он переворачивается и с невинным видом поднимает голову.

– О, Тимур… Кальмар… подождите, как там вас? – Зимовцев морщит лоб, явно пытаясь вспомнить. – Здрастье!

– КАК ты снова оказался в нашей школе? – голос завуча взлетает на тон выше. – И ЧТО ты опять задумал?! Кто тебя сюда впустил?! КТО?! КТО ПОСМЕЛ?!

– Да я друга пришёл поддержать! У Дани – главная роль! Что? Да что я сделал? Почему вы так смотрите? А, вспомнил! Тимур Оморокович! Нет? Ну, хотя бы в первой букве угадал?

Фунтик вздрагивает. Он переводит взгляд с завуча на Зимовцева и обратно. Ему хочется сказать, что Зимовцев вовсе не его друг, но видит суровое лицо Тимура Омаровича и лишь невнятно мычит.

– Друг?! – завуч вскидывает брови так резко, что они едва не слетают с лица. – Ты хочешь сказать, что этот… этот элемент хаоса, этот бесконечный источник проблем, этот катастрофический случай для всей системы образования – твой друг?!

Спрессованный Фунтик жмёт плечами.

– Хорошо, раз уж ты здесь… – завуч сверлит Зимовцева взглядом, его пальцы нервно подрагивают, будто он с трудом сдерживается, чтобы не схватить паршивца за ухо и не выволочь прочь. – Веди себя прилично. Малейшее нарушение – и ты вылетишь отсюда быстрее, чем успеешь сказать свою очередную дерзость! Я тебя предупреждаю, Зимовцев! Одно слово, один шаг в сторону – и всё, конец! Понял?!

– Да что вы, шеф! – восклицает Зимовцев с преувеличенной искренностью. – Я буду тише воды, ниже травы!

Завуч бросает на него последний подозрительный взгляд и удаляется. Варя облегчённо выдыхает. Фунтик выглядит так, будто только что избежал казни.

Зимовцев наклоняется к Фунтику:

– Видишь? Я твой друг. Теперь официально.

Фунтик издаёт жалобный стон.

Неожиданно Зимовцев резко становится серьёзным. Без лишних комментариев стягивает с себя расшитую рубаху, протягивая её Фунтику.

– Спасибо, что поделился, – благодарит Зимовцев, хлопая Фунтика по плечу с той самой по-мужски ободряющей силой, от которой тот складывается гармошкой, как неустойчивая картонная декорация. – И не дрейфь. Ты ведь не кто попало, раз у тебя главная роль. Играешь ты супер.

Фунтик растерянно моргает, морщит лоб.

– Спас…Стоп, что? Откуда ты можешь знать, как я играю?

– Я видел, – пожимает плечами Зимовцев. – Ты не поверишь, но однажды ты настолько старательно играл дерево, что я реально начал тебе верить. Я ждал, когда из тебя выползет белка.

Фунтик выпучивает глаза, силясь обмозговать услышанное. Но ответить он не успевает. Зимовцев уже с воодушевлением хватает Варю и Улю за рукава и тянет их к рядам.

– Давайте скорей, нужно занять лучшие места!

Зимовцев недолгое время бодается с Улей за право сидеть по середине. Стоит им удобно устроиться, как в зал, подобно буре, врывается толпа младшеклассников. Громкий визг, топот, шум – всё это мгновенно окружает их плотным кольцом.

– Кажется, мы сели на места для младших классов, – Варя обеспокоенно оглядывается.

– О, великолепно, – тянет Уля, скрестив руки. – Как раз мечтала провести час жизни в детском саду.

Не успевает она договорить, как кто-то из лилипутов – веснушчатый мальчишка с торчащими вихрами – дёргает её за рукав.

– Тётя, а ты чего такая сердитая? – вопрошает он с неподдельным любопытством.

Уля медленно поворачивает голову, её глаза сужаются.

– Во-первых, я не тётя, а во-вторых… – начинает она, но тут же умолкает, вздрагивает. Семилетка в розовых колготках пинает спинку кресла.

– Ты что, совсем страх поте?.. – подобно турельной установке, Уля начинает разворачиваться на месте.

Зимовцев наваливается на плечо Ули и тычет пальцем на значок на рюкзаке веснушчатого мальчишки.

– Ого, это же персонаж из «МифоФайт 3000»! – восхищённо тянет он. – Ты за какую фракцию играл?

Мальчишка тут же оживляется.

– Культ Древних Драконов!

Другие дети, заинтересовавшись, начинают обсуждать игру, сбиваясь в громкий шум. Зимовцев продолжает поддерживать разговор, причём делает это, словно Уля его переводчик.

– Утя, спроси у них, кто играл в дополнение «Возмездие гнома»?

– Утя, блин, эльфы – это для тех, кто не умеет играть! Настоящие герои берут гномов. Маленькие, бронированные и бьют как грузовик!

– Утя, скажи, что маги в этой игре вообще не сбалансированы! Один файерболл – и всё поле горит!

– Утя, это не баги, а фишки! Разработчики сами оставили!

Уля терпит, терпит, а потом взрывается:

– ВСЕ ЗАТКНУЛИСЬ! – громогласно объявляет она. – Сидим смирно и готовимся к представлению!

Дети моментально замолкают. Зимовцев с улыбкой откидывается на спинку стула.

Варя осторожно тянется к его уху, явно не желая, чтобы дети услышали её слова. Почти шёпотом она произносит:

– А мне очень понравилось дополнение «Зов Лунной Цитадели».

Зимовцев резко поворачивает голову, ошеломлённо уставившись на неё, будто только что услышал самое невероятное признание в своей жизни. Его губы приоткрываются, он явно хочет что-то сказать, но в этот момент свет внезапно гаснет, и зал погружается в тишину.

Представление начинается.

Договор на охоту

– Бей очкастого киселя!

– Мажь его! Мажь!

– Барсукова валяют! Айда глядеть!

Лёня прекрасно помнит то отвратительное чувство увязания в грязи – школьные брюки пропитываются холодной жижей насквозь, и теперь ему уже необходимо готовиться к взбучке дома. Лёне не удалось спокойно и быстро миновать школьный двор – вот тебе и расплата за тихоходность.

Кто-то хватает Лёню за портфель на спине и начинает трясти. Лёня понимает, что лучше не брыкаться. Он послушно вылезает из ручек портфеля и падает обратно в грязь.

Его изгаженный портфель кто-то из прочей шелупени бежит прятать с громким истошным визгом.

«Только бы за территорию школу не вынесли и там не упрятали» – успевает подавленно подумать Лёня. Ведь этот портфель бабушка подарила ему на его десятилетие.

Мальчишки-весельчаки обступают Лёню плотным кольцом, и вот уже он перестаёт видеть клоки туч на осеннем небе.

Лёню тыркают, колотят, смеются над ним. Очки, которые мама покупала ему на последние сбережения, падают с грустным звоном на бордюр.

«Мам, прости», – Лёня жмурится, желая, чтобы эти осоловелые лица над ним исчезли.

И тогда начинает происходить нечто невероятное. Нечто, что Лёня постичь не в силах. Лёню толкают, и он, неловко взмахнув руками, падает в мокрый газон. Толпа мальчишек тем временем начинает кричать, истошно копошиться, как горстка жалких муравьёв, в чьи ряды вдруг рухнул с неба листок перечной мяты.

– Ты кто?!

– Отстань! Отстань, дурак! Не бей!

Лёня переползает на четвереньки, скорее хватает с земли уцелевшие очки. Возня рядом не прекращается.

– Зимовцев! Дебил!

– Караул! Зимовцев опять дерётся!

– Сваливаем!

Мальчишки удирают, злобно хныча и утирая свои побитые физиономии.

Зимовцев стоит над Лёней, тяжело дыша. Шапку с него кто-то успел содрать во время драки, и теперь она валяется в луже. Лёня, весь дрожа от страха, ползёт и подбирает шапку негнущимися от холода пальцами.

– Твоё? – он робко протягивает вещицу Зимовцеву, столь внезапно вмешавшемуся в его линчевание.

Зимовцев быстро поворачивает голову. Мальчишка выглядит разгорячённым и готовым снова ринуться в бой.

– Как тебя зовут? – вдруг спрашивает он.

Лёня съёживается, страшась его уверенности.

– Лёня Барсуков, третий «В».

– Ты не сильно ушибся… Лёня?

Лёня выпрямляется на дрожащих коленках, прижимая к груди шапку-вязанку.

– С-спасибо, что вступился за меня, – бормочет он, утирая тылом ладони сопли из-под носа. – Они почти сломали мои очки. А они очень дорогие.

Зимовцев не отвечает. Спрятав покалеченные руки в карманах куртки, он отворачивается и бредёт следом за удравшими мальчишками.

– Постой! – Лёня в недоумении плетётся за ним. – Куда ты пошёл? А шапка твоя?

Не останавливаясь, Зимовцев бросает через плечо:

– Искать твой портфель. А шапку выброси, я её всё равно терпеть не могу. Дурацкая она.

Но Лёня шапки не выкидывает, лишь крепче сжимает на ней пальцы.

***

– Подгони мобилу на пару звонков.

Барсук испуганно вздрагивает, но видит, что обращаются не к нему, и едва заметно выдыхает, пуская облако пара.

Он снова забыл поменять контейнер для линз, глаза нещадно зудят. Барсук старательно моргает.

– Ты чё, рамсы попутал?! – яростный крик разносится по площадке, и с голых ветвей взмывают в небо десятки ошалелых ворон.

Барсук хочет спрятать голову руками, но продолжает мужественно стоять в толпе таких же парней, как и он (если только не храбрее его самого раз в десять). Сердце в груди бешено грохочет, и Барсуку кажется, что этот назойливый звук может привлечь к нему нежеланное внимание.

Площадка перед городской библиотекой, вымощенная массивными бетонными плитами, идеально подходила для таких вот «сходок». Здесь обычно собирались все местные «пацаны», именно пацаны, а не какие-то там мелкие «шныри». И сегодня их набралось прилично – ну, десятка три, если округлять.

«К успеху пришёл» ещё полгода назад Князев – вот он, кстати, возвышается на своём «троне», собранном из обломков плит. Теперь он местный «босс», занимает своё законное место наверху, как и положено настоящему пахану.

– Ты когда последний раз своим кефирным мозгом думал, а?! – орёт Князь, нависая над несчастным пацанчиком.

– Да не, Князь, я ж просто…

– Просто?! Ты чё, думаешь, у нас тут детский сад?! Я ж сказал чётко: не лезь к тем «парафинщикам», не трогай их мобилы! А ты чё устроил?!

– Да я… я не специально…

– Ещё бы ты, мать твою раз так, специально! Значит так, ухо ты сырое! Если ещё раз косяк за тобой увижу – пойдёшь на мороз, понял?! «Стая» за тебя отвечать не будет!

Барсук зябко косится на главаря, и где-то в самых тёмных закоулках своей душонки мельком задумывается: а если бы он, Барсук (ха-ха, смешно даже), стал главарём, как бы его видела «стая»?

– Вот и шурши теперь, исправляй! – Князь отвешивает пацанчику щедрый пинок под зад. – И чтобы до вечера без палевы!

Князь роста невысокого, но нрава всклоченного и агрессивного. Кто не так на него посмотрит, тому уже несдобровать. Князь крепенький, подбитый, подвижный. Волосы, на висках обритые, в белёсый цвет крашены. Всё по последней моде. Лицо круглое, но худое, вовсе его внешне для девушек не портящее.

А что касается девушек…

– Лопухи криворукие! – брызжет слюнёй Князь.

То «глава» бабник и титьколов тот ещё. Правда, как говорится, не всё коту масленица, везёт на районе, не везёт в любви.

– Чёт Князюшка у нас злой какой-то, – шепчет в толпе кто-то из пацанчиков.

– Так его Птицына опять послала на хутор бабочек ловить, – досадливо шепчет другой.

– На хутор? Каких бабочек? Зима же…

– Ты дебил, Вань?

Барсук судорожно сглатывает. Раз сама Птицына послала – худо дело, добра не ждать.

– Да я задолбался за вами хвосты подтирать! – ярит Князь, отшвыривая одного из пацанчиков обратно в толпу. – Вы чё, сами ничего не можете?! Хоть раз можно обойтись без косяков?

Барсуков делает осторожный шажок за спины близстоящих пацанчиков. Раз Князюшка сегодня в разгаре, где гарантия, что он и о Барсуке не вспомнит?

Позвольте представить – Лёня Барсуков, но все знают его по кликухе – Барсук. С короткими ножками, но с длиннющими загребущими ручищами. Росточка среднего, неказистый, только лицо с хитрецой: острый подбородок, чёрные печальные глазёнки и вздёрнутый нос. Волосы залачены назад, как будто ему в харю ветер дунул.

В стае Князя Барсук обосновался вполне неплохо – и свой тёплый уголок уступать никому не собирался (если только Князь не решит выкинуть его пинком). За хорошую мзду Барсук готов достать всё, что душе угодно, за что и пользовался уважением у «главы». То побрякушку для Птицыной стянет, то выпивку раздобудет, то всякую мелочёвку притащит.

– Короч слухать всем сюда.

Стая умолкает. Барсук перестаёт тереть зудящий глаз.

– Чё там с этим клопом безродным?

«Клоп безродный» у Князя может быть только один. Стая в молчаливой истерике начинает отходить от постамента с Князем, который уже чует неладное, обводя своих пацанчиков суровым взглядом.

– Чё притихли, уроды?

Вперёд выходит грузный Веня Бульдозер – чернобровый и брыластый, с широкими плечами и руками, как две бетономешалки. Его густые брови сходятся на переносице, а тяжёлый подбородок придаёт лицу недовольное выражение. Под курткой виднеется старая, растянутая олимпийка с надписью: «ВСЁ ПОД КОНТРОЛЕМ (НО ЭТО НЕ ТОЧНО)».

– Прошляпили, – докладывает Бульдозер.

Донесение едва не сбивает Князя с постамента, будто Бульдозер огрел того арматурой.

– Не понял?

– Мы его отметелили, мама не горюй, честно-честно, – пищит издалека Санёк по кличке Вермишель. – А он уже на следующий день скачет…

– Куда скачет? – Князь поднимается с трона, надуваясь, как шарик. Вот-вот лопнет.

Вермишель кто-то предательски тычет в спину, отгоняя от общей толпы.

– Скачет по своим делам, – бекает Вермишель.

Глаза у Князя того гляди вывалятся от напряжения.

– Ты чё мне тут пургу гонишь, а?! Как он скакать может, если его отметелили? Фигово метелили!

– Да нормально его укатали…

– А вот и нет!

– А вот и да!

– А вот и нет!

– Ты чё, сопля, спорить со мной вздумал?! Ща по соплям отхватишь!

– Не надо…

Рядом с Князем возникает Андрей Горчаков в своей вечной зелёной куртке «Adidas». Его тёмные кудри торчат во все стороны, будто он только что выбрался из стиральной машины. Под левым глазом свежий синяк, отливающий всеми оттенками фиолетового. На ногах треники с лампасами, одна штанина заправлена в поношенный кроссовок, другая болтается.

– Да ладно тебе, Некит, – Горчаков по-братски хлопает Князя по затылку. – Не кипишуй, старичок! Ну, чё ты завёлся? Ну, нравится твоей Птицыной этот чокнутый, так и чё теперь? Бабы они такие, с придурью.

Князь от такой борзоты аж багровеет. В глазах его вспыхивает пламя, и он моментально вцепляется в Горчакова, хватает за грудки, трясёт, как наволочку, и орёт так, что эхо по всей Питерской гуляет:

– Чё ты там булькнул, а?! Чё ты там мне пробулькал, чмырь?!

Горчаков тоскливо улыбается, будто он бессмертный.

– Да пошёл ты! – Князь, окончательно потеряв терпение, отпихивает Горчакова с постамента.

Горчаков ухитряется приземлиться на обе ноги, словно это было не падение, а акробатический трюк.

– Всё-таки Птицына снова отшила, – осторожничает кто-то из толпы.

– Молчать! – визжит Князь.

– Молчим.

– Базар мне тут устроили!

Князь, дыша полной грудью, сжимает кулаки. Взгляд его пышет злобой, изо рта вырываются клубы пара.

– Да достал он меня уже! – орёт Князь, топнув ногой, будто капризный ребёнок. – А вы, тараканы бестолковые, только и можете, что нянькаться с ним! Простое дело, а вы – как с похмелья! Эй, ты, чё лыбишься, чмырь? Весело, да?! Я тут цирк устроил, что ли? Я чё, по-вашему, клоун?!

– Н-нет, простите… – какой-то хлюпик с переднего ряда начинает икать.

Князь спрыгивает с «княжеской высоты», неуклюже приземляется. Несчастный, обезумевший от страха «хлюпик» даже бежать не думает – его тут же с двух сторон скручивают братаны.

Князь с боевым криком и занесённым кулаком бежит на «хлюпика», со второго раза вмазывает ему по лицу и опьянено начинает рыскать вдоль затихшего ряда подчинённых.

– Ну?! Кому тут ещё хиханьки да хаханьки?!

– Никому, честно слово!

Стукнутый пацанчик пытается подняться с земли, но косится на главу и решает полежать ещё какое-то время.

– Слушать сюда! – Князь отходит назад спиной. – Хватит с меня! Стадо безмозглых баранов! Ни на что не способных!

– Да, есть немного… – пристыженно гудит толпа.

– Раз этот клоп безродный такой дерзкий, по-хорошему понимать не хочет…

Барсук перестаёт красться в сторону тропинки, чтобы поскорее удрать со всеобщего сбора, как вдруг снова останавливается.

– … тогда и я не буду больше тянуть.

Князь замолкает.

Стая напряжённо следит за каждым его шагом. Глава отходит назад, широкими прыжками вновь взбирается на своё место. Выпрямившись во весь рост, лезет в карман куртки. Нервно достаёт пачку сигарет.