Веря в сказку

– Зачем ты ударил его? Что он тебе сделал? – своим недовольством Варя заставляет его проснуться.

– В тот день… ты дала мне это, узнаёшь? – Зимовцев быстро стягивает с себя шарф.

И только теперь Варя узнает эту вещь. Она ведь сама его вязала.

– Так ты тот бомж из метро?

– Ну, вообще-то, я не бомж. Мне есть, где жить. И я достаточно часто моюсь.

– Можешь оставить шарф себе, – мрачно перебивает его Варя. – Пошли, Уль.

Зимовцев, как громом с небес поражённый, оступается на ровном месте.

– Но почему?

Варя кидает на парня злой взгляд.

– Ты только что ударил моего друга! Теперь ему плохо! Вот почему!

Зимовцев с последней надеждой сжимает в руках шарф.

– Но я думал, он обижает тебя!

– Это не повод бить!

Зимовцев столбенеет. Жалкое выражение его лица заставляет Варю смягчиться. Вся злость вдруг оседает в ней, давая место светлому чувству.

– Ты хотел заступиться за меня, спасибо тебе. В иной раз я была бы тебе очень благодарна, но не следует просто так бить людей. Понимаешь?

– Не разговаривай с ним, пошли, – шикает Уля.

– Мамочка, роди меня обратно, – булькает Фунтик.

Зимовцев вдруг снова озаряется восторженным светом. В нём будто меняют лампочку. Тихонечко смеясь вместе со своими тараканами в голове, Зимовцев налетает на девчонок и отнимает у них безвольно повисшего Фунтика.

– Что ты делаешь?! – пугается Варя.

– Хулиган! Хулиган! – верещит Уля, всплёскивая руками.

Ловко вскинув пациента себе на спину, Зимовцев решительно стартует с места, как если бы Фунтик весил меньше пуховой подушки. Смеясь на весь двор, Зимовцев бежит к школе.

– Нашёл! Ай да я. Ай да я!

Местные школьники-старшеклассники в ужасе сигают в стороны, не желая попадаться этому ненормальному на пути.

– Скорее за ним! – Уля приходит в себя первой. – Стой! Хулиган! Кто-нибудь! Убивают! Калечат!

***

Медпункт оказывается закрытым, поэтому Зимовцев огорчённо скидывает Фунтика на диванчик на входе.

Фунтик падает, со свистом выпуская воздух из лёгких, и начинает сдуваться, как надувная игрушка.

– Аккуратней! – свирепеет Уля.

Зимовцев с чувством выполненного долга поворачивается к Варе.

– Меня Кирилл зовут. А ты Варя Овечкина?

– Ты десятый раз уже повторяешь, что она Овечкина… – дразнится Уля, присаживаясь на край дивана рядом с Фунтиком.

Зимовцев, не расставаясь со своей обворожительной улыбкой, с весёлостью оборачивается к Уле.

– А тебя?

– Меня что?

– Тебя как зовут?

– Ульяна Уткина.

Зимовцев с восторгом нагибается над Улей, заглядывает ей в глаза, будто в них написан выигрышный номер в лотерее.

– Утя?

«Какая ещё Утя?!» – чуть не падает от возмущения Варя.

Но сама «Утя» так ошарашена столь неожиданной близостью с таким симпатичным молодым мужчиной, что не может вымолвить ни слова. С открытым ртом она лишь зачарованно кивает, глядя в его глаза, словно на удава Каа.

Зимовцев довольно выпрямляется.

– Ты правда можешь оставить шарф себе, – несмело, Варя указывает пальцем на обвисший шарф у него на груди.

Зимовцев ревностно хватается за вещь.

– Правда? Тебе не жалко?

Варя не может понять, придуривается ли этот парень или и впрямь говорит серьёзно. В любом случае, эмоции бьют из него через край. Хочется отступить подальше, чтобы не забрызгало.

– Я свяжу себе новый, делов-то.

Зимовцев чуть не валится с ног. Такого неописуемого восторга он словно никогда в жизни до этого момента не испытывал.

– Сама? Ты сама связала этот шарф? Неужели ты такая способная?

Варя уже начинает жалеть, что раскрыла рот.

Фунтик тем временем приходит в себя. Фингал под глазом успел налиться сочным цветом.

– Он мне очко выбил! – хнычет Фунтик, хватая Уткину за рукав.

Уля косится на приятеля, как на больного лишаём. Зимовцев старательно хмурится, силясь обмозговать услышанное.

Варя горестно вздыхает, достаёт из кармана куртки выбитую линзу очков Фунтика.

– Линза у меня, не переживай.

***

– Давай за мной! – Зимовцев хватает Варю за руку и начинает тянуть её через сугробы в сторону детской площадки.

Варя замедляет его пыл, вынужденная старательно, но медленно перебирать ногами через снежные препятствия.

– Куда же ты! Там снег! Ой!

Они вываливаются с холма снега на вычищенный участок. Зимовцев отпускает Варину руку.

– Пошли! Ну же! Пока свободно! – торопит он.

Прежде чем Варя успевает понять, куда же им следует так спешить, Зимовцев запрыгивает на старые качели.

– Варька! Дуй сюда! – смеётся парень, теряя с головы шапку.

Варя с опаской подступает ближе. Тяжёлая сумка на плече мешает ей двигаться быстро.

– Чего стоишь? Бросай вещи в снег! Ну!

Варя крепче вцепляется в сумку.

– Н-нет, спасибо. Я лучше постою.

«Если вызвать бригаду скорой помощи, они его скрутят? Выглядит он так, будто из дурки сбежал. Надо бы с ним поаккуратней быть».

Зимовцев перестаёт хохотать, замедляет качели. Сев спокойно, сцепляет руки перед собой.

– Дашь мне свой номер телефона? – гораздо сдержанней, чем прежде спрашивает он.

Варя в испуге кидает взгляд по сторонам, словно парень решает отнять у неё мобильник силой.

– З-зачем?

Зимовцев усмехается, щурит мерцающие на солнце глаза.

– Чтобы я всегда мог прийти к тебе на помощь. Ну?

– Помощь в чём? – отказывается понимать Варя.

– Не «в чем», а «от кого», – с наигранной важностью заявляет Зимовцев, просяще вытягивая руку и пальцами показывая быстрее вложить ему в ладонь мобильное устройство.

– А у меня брат старший есть, – выпаливает Варя, чувствуя себя неловко под его пристальным взглядом. – Он меня и защитит.

И всё же она смущённо лезет в карман своей куртки, непослушными пальцами достаёт вещичку. Варю до последнего не покидает ощущение, что сейчас парень выхватит телефон и убежит за гаражи.

Варя кладёт Зимовцеву в руку мобильник, касаясь колючей варежкой его голых пальцев.

– Почему ты без перчаток? – спрашивает она, наблюдая, как Зимовцев поспешно начинает шарить в её телефоне.

Парень как-то странно косится на неё, но промолачивает.

– Держи, – он возвращает телефон. – Сейчас проверка связи будет.

Варя согласно кивает.

На экране телефона загорается экран и высвечивается надпись: «Злой и страшный».

– Якобы волк? – с сомнением читает Варя.

– Что, не оригинально?

– Честно, выглядит ужасно. Пожалуй, пусть просто будет Кирилл.

Зимовцев напряжённо чешет лоб. Потом показывает ей экран своего телефона.

«Овечка».

– Тоже не оригинально, думаешь? – по-детски расстроено спрашивает он.

Варя качает головой.

***

– Здесь, разреши откланяться, – не доходя до развилки, Зимовцев отвешивает шутовской поклон.

– Пока, – Варя вежливо улыбается, чувствуя приближающееся облегчение.

За время их прогулки Зимовцев успел преобразоваться в приятного собеседника, но по-прежнему его присутствие нагоняло на Варю тревогу. Слушал Зимовцев внимательно, не перебивал, но довольно часто сворачивал тему на себя. Варе казалось, за последние тридцать минут она успела узнать о Зимовцеве больше, чем она того хотела.

Но всё же Варя была вынуждена признать – Зимовцев был человеком неплохим, хоть и с чудинкой. Ну стукнул он Фунтика, но он же не со зла.

Зимовцев с задумчивостью глядит на Варю, обдумывая что-то потаённое. Затем снова начинает смеяться, но чуть тише, чем прежде. Варя решает, что Зимовцев успел к ней привыкнуть.

– В следующий раз я обязательно отблагодарю тебя за своё спасение.

– Какое ещё спасение? А, ты про тот случай в метро. Всё хорошо, не беспокойся.

Зимовцев резко наклоняется, касается пальцем застывших в испуге Вариных губ. Варя чувствует, как громко ёкает в клетке рёбер сердце.

– Подожди и увидишь, – тихо произносит он, проникновенно заглядывая ей в глаза. – Я тебе ещё пригожусь.

Горячие пирожки

В тот день Стасик помнит себя ещё совсем маленьким. Обычным жалким десятилетним ребёнком, неспособным ничего сделать, либо изменить.

В глаза с потолка ударяет ослепляющий свет. Стасик хочет отступить, закрыться рукой. 

«Папа? Где папа?»

Мимо Стасика по грязному коридору проносится грохочущая каталка. Много взрослых людей, некоторые из них в костюмах врачей. Стасик бросается медсестре под ноги, и в него летит сердитое: «Уйди!»

– Папа! – кричит Стасик.

Мальчик бросается следом за каталкой. Он помнит белый свет, давку, грохот колёс.

– Папа!

Стасик пробирается к отцу, спеша поспеть за взрослыми.

– Пап! Вставай!

Отец лежит на каталке, голова его безвольно подрагивает.

– Готовьте реанимацию! – слышатся голоса сверху. – Код синий.

– Черепно-мозговая, возможно субдуральная гематома!

– Он уходит в кому, готовьте ИВЛ!

– Уберите отсюда ребёнка, мать вашу!

Стасик помнит грузное тело отца, чёрные боксёрские шорты с золотым поясом.

– Вставай! – заливаясь слезами, кричит мальчик

«Вставай», – сдавленно зовёт уже взрослый Стас. – «Вставай, не оставляй меня одного с ней. Только не с ней!»

Маленького Стасика отшвыривают в сторону. Мальчик успевает увидеть руку отца, съехавшую на край, и, словно протягиваемою сыну напоследок.

***

– Стоять! Ни с места! Руки за голову!

Стас выключает звук на телевизоре. Откинув пульт в сторону на диван, устало проводит ладонью по смятому лицу.

В зале, где он задремал, за источник света работает только небольшой телевизор. Сквозь прозрачный тюль на окнах проникает промозглый вечер.

Стас запрокидывает голову на спинку дивана, тяжело выдыхает.

В тесной ванной комнате едва хватает места для одного человека – Стас в очередной раз спотыкается о косяк на полу, чуть не падает на стиральную машинку. В раковине вертит кран – с бульканьем выплёскивается ржавая вода.

Стас поднимает измученный взгляд на заляпанное зеркальце. Он видит совершенно незнакомого человека. В своём воображении он ещё оставался юношей сборной по боксу, а сейчас на него из зеркала воззрился угрюмый мужчина. Но соревнования между юниорами и мужчинами запрещены, поэтому Стас спешит отвести взгляд от собственного отражения.

Звонок в дверь застаёт Стаса на кухне, отчего он от неожиданности проливает молоко из пакета на стол без скатерти.

– Да чтоб тебя! – Стас злостно смахивает с пальцев холодные капли.

Закинув упаковку обратно в холодильник, Стас трусцой устремляется открывать дверь. В прихожей он ловит краем глаза своё отражение в полный рост, промелькнувшее в зеркале: дырявая тёмно-зелёная майка с рукавами, серые нестиранные треники, – вполне сойдёт, чтобы встретить припозднившегося гостя, кем бы он там ни был

Стас рывком распахивает дверь и замирает, уставившись во все глаза на белокурую девчонку.

– Привет, – Варя смущённо мнёт в руках целлофановый пакетик. – Я не вовремя?

***

– Не открывай! – успевает рявкнуть Стас.

Варя в ужасе одёргивает от дверцы холодильника руку, но вдруг возбуждённый Стас уже оказывается рядом. Он схватывает девчонку в охапку и «переставляет» с места, подальше от холодильника.

– Что там? – паникует Варя. – Бомба?!

Стас смущённо отводит взгляд.

– Прости… просто не открывай. Там рыба стухла, хотел сегодня выбросить.

Варя воодушевлённо спешит возвратиться к холодильнику.

– Так давай в мешок завернём, я на обратном пути выбро…

– Стой!

Варя врезается в плечо Стаса. Схватившись за ушибленный нос, тут же морщится.

– Ай-яй! – верещит девчонка.

– Прости. Сильно ушиблась? Кровь есть?

Варя убирает с лица руку, забавно вскидывая носик.

– Нэ снау… – трубит девчонка. – Глань.

Стас смотрит девчонке под нос и облегчённо выдыхает. Нос цел. Стас делает неловкий шаг назад, чтобы присесть на край стола, перевести дух, но садится задом прямо на разлитое молоко.

– Твою же… – возмущается он, закатывая глаза.

Когда они, наконец, заканчивают с уборкой, Варя начинает поспешно извлекать из пакета формочки, завёрнутые в полотенца.

– Вот, я сама пыталась. Как бабушка старалась.

Стас нерешительно пододвигает к себе одну из формочек, открывает.

«Ещё горячие», – ловит себя на мысли. В животе начинает противно стонать от голода.

– Выглядит в точности, как… – Стас умолкает, извлекая уже порезанный кусочек пирога.

Предвкушение горячей пищи сводит с ума. Главное не наброситься. Главное вести себя прилично.

Варя взволнованно начинает объяснять:

– Не знаю, как на вкус, но…

Стас медлит, не сводя взгляда с девчонки. Ждёт, пока та закончит говорить. О, небеса, какой дивный запах. Он сейчас свихнётся.

– Я много раз следила, как бабушка готовит. Я делала всё, как она. Вкус будет не таким, знаю, но я старалась. Хочу, чтобы тебе понравилось.

«Мне? Ах да…» – Стас опускает взгляд, забыв про наваждение.

– Давай! – Варя сжимает руки от нетерпения, во все глаза глядя на Стаса. – Кусай!

«Кусай!»

Мысленно Стас уже впивается в этот несчастный пирожок, раздирая и заглатывая, не жуя.

Он осторожно подносит пирожок ко рту и скромно откусывает кончик.

– Ну как?

Стас недоверчиво поднимает на девчонку взгляд. Этот вкус в точности тот же самый… она сама это приготовила?

Он успокаивает Варю улыбкой, хотя у самого на душе скребутся кошки – целой сворой.

– Как у бабушки.

«Благодать», – выдыхает про себя Стас. – «Последний раз я ел горячее в общепите три дня назад».

***

– Ты живёшь один? – Варя осторожно вкрадывается в зал, опасливо глядит по сторонам, будто заходя в клетку с тигром.

Стас включает свет. Вспыхивает люстра на потолке. Варя от неожиданности подскакивает на месте.

– У тебя так чисто… и не скажешь, что один живёшь, – Варя хитро щурится. – Девушка, наверное, есть?

Стас спокойно обходит сестру, идёт открывать форточку на балкон, чтобы впустить в зал немного свежего воздуха.

– Нет, – бросает он.

Варя мастерит скучающий вид.

– Да ну? Не может быть!

Стас не отзывается, и девчонка решает сменить тему разговора.

– А какие сказки помнишь ты?

Он неуёмно встревоженно оборачивается. В одной руке он держит свою ветровку.

– Сказки?

– Которые тебе читали в детстве.

– Накинь, – Стас бросает ей ветровку.

Девчонка, не ожидая подачи, роняет вещь на пол.

– Что? Зачем?

– Отопления нет. И я окно открыл проветрить. Накинь.

Варя вытягивает перед собой увесистую вещь.

– Вот здорово! – вдруг выдыхает она. – Ветровка самого настоящего старшего брата!

Стас задумчиво смотрит, как Варя засовывает руки в рукава, становясь похожей на Пьеро.

– Где тут замок? Какая длинная! – опустив носик, девчонка пытается отыскать внизу застёжку. – Так ты не ответил про сказки.

Стас неспешно подходит к Варе, склоняется, помогая ей найти застёжку. Заботливо, медленно, чтобы не защемить край одежды, застёгивает молнию ей до подбородка. Девчонка восторженно смотрит на него, словно он ей не старую ветровку застегнул, а хрустальную туфельку преподнёс. Стас не выдерживает её щенячьего взгляда и натягивает девчонке на голову капюшон, затягивая потуже вокруг носа. Пока Варя слепо вертит головой по сторонам, никак не соображая, как ослабить капюшон, он садится сзади неё на диван.

– Я не помню, – врёт он.

Варя оборачивается на звук его голоса. Стас видит точащие из его ветровки нос и губы этой нелепой девчонки.

– Ну хоть одну!

– Зачем тебе?

– Я ведь тоже не помню.

Стас чешет затылок.

– В детстве мне некому было читать сказки, – задумывается он. – Все дни я проводил в спортзале, на тренировках у отца. Домой мы все возвращались уже уставшими.

– Твой папа тоже занимался боксом? – вставляет Варя. Ей удаётся найти верёвочку и ослабить капюшон.

– Да.

– Но все родители читают своим детям сказки. А как же твоя мама? Она же читала тебе что-нибудь, когда ты был маленьким?

Стас молчит. В груди разверзается пустота. Он не сразу понимает, что именно слова Вари заставляют его вспомнить – лишь неприятный, липкий холод окутывает сознание. Затем, как вспышка, перед внутренним взором мелькает образ: тусклый свет лампочки, дрожащая тень на стене, голос матери – негромкий, но полный священного ужаса. Она стоит на коленях. Слова текут с её искусанных губ талым ручейком, бесконечные, монотонные. Стас знает, что за этим последует – очередная «очистительная молитва», холодная вода на голову, резкий запах ладана, а потом долгие часы в углу, с ощущением, что он снова сделал что-то неправильное.

В висках стучит, в желудке поднимается тошнотворное тепло. Стас резко выдыхает, пытаясь удержаться в настоящем, не дать памяти снова затянуть его в прошлое.

– Как же ты без сказок? – печально вопрошает Варя, приняв его скорбное выражение лица за нечто своё.

Стас удручённо разминает шею. Ему хочется сказать, что сказки – это просто бесполезная чепуха для тех, кто боится смотреть правде в глаза. Ложь, обёрнутая в красивые слова, чтобы дети не плакали, а взрослые не чувствовали себя такими жалкими. В реальности никто не приходит на помощь в последний момент, никто не живёт «долго и счастливо», и уж точно никакие чудеса не спасают, когда тебе действительно плохо. Всё это – детские фантазии, которыми кормят слабаков, чтобы они не сошли с ума от того, насколько этот мир жесток.

– Да вот как-то же вырос, – с трудом выдавливает он.

Варя выбегает из зала. Обиделась, словно прочитав его мысли? Испугалась?

Стас слышит, как она роется в своей сумке в прихожей.

Когда девчонка возвращается, в руках она уже держит какую-то книгу в бежевом переплёте.

Не успевает Стас спросить, что стряслось, как Варя с разбегу плюхается рядом с ним на диван.

– Вот, – она пододвигается ближе, вручая ему книгу. – Это тебе.

– Сколько тебе лет, что ты носишь с собой эту книжку?

– В конце февраля исполнится восемнадцать. На самом деле я просто хотела поделиться воспоминаниями о бабушке. Считаешь это глупым?

Стас смотрит на обложку.

«Опять сказки».

– И что мне с этим делать? – без особого интереса спрашивает он.

Стас поворачивает голову, и их с Варей носы едва не соприкасаются. Тёплое дыхание девчонки обжигает кожу. От этого внутри всё сжимается в тугой комок. Сердце сбивается с ритма, а мышцы забывают, как двигаться.

Девчонка слишком близко – настолько, что Стас чувствует её тепло, улавливает тонкий аромат, от которого хочется то ли отшатнуться, то ли задержать дыхание, лишь бы не выдать, как его пронзило внезапное напряжение. Всё, что Стас способен сделать, – это сжать губы, надеясь, что девчонка не заметит, как сильно её близость выбила его из равновесия.

– Почитай мне, – просит Варя, кутаясь в его ветровку.

Она доверчиво смотрит на него.

«Что же я, чёрт подери, творю?» – с упавшим сердцем думает Стас, глядя на девушку, не являющуюся ему сестрой.

Представление начинается

Спросонья и от испуга Варя не сразу понимает, что в кармане её джинсов звонит мобильник. Варя тянется к вибрации, но пальцы путаются в ткани ветровки. В этот момент она резко осознаёт, во что одета и где находится.

Варя оглядывается, вслушиваясь в тишину квартиры. Неужели Стас ушёл на работу и запер её одну?

«Как я незаметно вырубилась», – стыдится она, задевая ногой книгу со сказками.

Мобильник продолжает настойчиво дребезжать.

– Ох, – Варя задирает на поясе ветровку, тянется к карману.

Звонит Фунтик.

– Овечкина – блин! (звучит так, словно Варя – злостный блин). Почему не берёшь?!

Варя трёт лицо, разгоняя сон.

– Прости, Дань, я сейчас не дома.

– Да мне неважно, где ты там, – перебивает её Фунтик, и тут же выкладывает ей радостную новость.

– Звучит круто, – без особого энтузиазма отзывается Варя. – И когда выступление?

– Говорю же, завтра! – взвизгивает Фунтик. – Ты меня совсем не слушаешь!

Варя испуганно вздрагивает, чуть не выронив телефон. Стас бесшумно входит в зал. Не глядя на Варю, проходит к стеллажу и начинает искать что-то на полке. На Стасе уже накинута чёрная куртка, вместо домашних штанов – джинсы.

– Дань, да! Я поняла. Обязательно приду. Ты же знаешь. Прости, я перезвоню.

– Что значит «перезвоню»?! – Фунтик не верит своим ушам. – Эй! Твой друг наконец-то удостоился главной роли, а ты…

Варя поспешно жмёт «отбой».

Стас поворачивается к ней, пряча связку ключей в карман.

– Выспалась? – спрашивает.

Варя смущённо начинает стягивать с себя ветровку.

– Да, немного.

Стас выходит в коридор, и Варя вслушивается в его шаги. Почему-то ей неловко признаться, что она чувствует себя в чужой квартире как дома. Как когда-то у бабушки в гостях, когда Варя забегала на чай.

Варя аккуратно складывает ветровку, оставляя на стуле. Книгу со сказами оставляет на тумбочке.

«Вдруг возьмёт в руки, надумает почитать».

Стас уже обувается в прихожей.

– Постой, куда ты так торопишься, я не успе…

Стас выпрямляется.

– Можешь остаться на ночь, – ловит её ошарашенный взгляд и поясняет, – уже поздно. Боюсь, я не смогу проводить тебя сегодня. Меня внезапно вызвали на работу.

Варя поспешно хватает с крючка пуховик.

– Нет-нет, мне уроки делать надо. Домой пойду. Я выйду с тобой.

Она нагибается, чтобы застегнуть сапог, и слышит, как шуршит курткой брат, выходя в сени.

– Ты точно доберёшься сама? Не нужно звонить родителям?

Варя крутит головой.

– Здесь недалеко, – тараторит она. – Я быстро доберусь. Удачи тебе на работе! Дежурить в ночь непросто. Пускай все бандиты обходят тебя стороной!

Варя находчиво принимается показывать, как следует бандитам обходить его стороной.

Стас усмехается, и Варя вдруг чувствует на голове его тяжёлую ладонь.

– Вот уж спасибо, теперь я буду спокоен.

Когда Стас уже начинает отходить, Варя вдруг решается выкрикнуть ему вслед:

– Стас! Постой… какой цвет ты любишь?

Брат в недоумении оборачивается.

– Что ты имеешь в виду?

– Цвет! Какой цвет?

Стас суёт руки в карманы куртки.

– Мне всё равно.

Варя поспешно машет ему на прощанье рукой и сигает прочь.

Она хотела позвать его завтра сходить вместе на спектакль, но так почему-то и не решилась. Вместо этого узнала лишь про цвет шарфа. Точнее, даже этого не узнала.

«Вот же бестолковая овца», – Варя стучит себя рукавичкой по лбу.

***

Уля устало прячет мобильник в карман вязаной безрукавки. Сейчас она, и правда, очень походит на крякву: в своей серо-коричневой вязанке, из которой торчат голубые рукава рубашки, и вельветовыми тёмно-желтыми штанишками в обтяжку на её крепких ножках.

На шее Ули болтается увесистый фотоаппарат.

– Варь, ну ты чё как долго?

– Так скользко же! Несколько раз чуть не упала! – запыхавшись, оправдывается Варя, стаскивая пуховик.

Оставив вещи в школьном гардеробе, они спешат в актовый зал.

– Что за роль-то хоть у него? – спрашивает на ходу Варя.

– Я бы ему и роли камня не доверила, – взбухает Уткина. – А здесь гляньте-ка – Иванушка!

– Иванушка?

– Дурачок который.

Они останавливаются у закрытых дверей в актовый зал, чтобы успеть договорить.

– Слов у него много будет? – обеспокоенно шепчет Варя.

– Мне-то откуда знать! Вряд ли много дадут. Он же у нас тот ещё заика.

– Не говори так, он же старается…

– А толку! – Уля отмахивается.

– У них, наверное, ещё подготовка… – Варя первой решается потянуть за ручку двери.

– А судя по крикам чьим-то, уже началось, – задумчиво бубнит Уля, заглядывая следом.

– ЛЮДИ, КАРАУЛ! – срываясь на фальцет, орёт во всё горло Фунтик (да так естественно, что девчонки даже удивляются вначале его внезапно проснувшемуся актёрскому таланту). – СРЕДЬ БЕЛА ДНЯ КАЛЕЧАТ!

И только после того, как Варе и Уле становится видно, что Фунтик вопит, не будучи на сцене, а, улепётывая по кругу, обоим становится не по себе. А уж когда за Фунтиком следом, смеясь от восторга, звериными скачками (прямо по стульям!) следует Зимовцев, то обе чуть не падают на месте.

Фунтик, со спущенными на бегу портками, сверкает своими парадными труселями. Сверху на его щуплом тельце одна майчонка. А на лице у Дани – смесь ужаса и отчаянья. Замотанные коричневым скотчем очки съезжают набекрень.

– ОН ЖЕ МЕНЯ ПРИКОНЧИТ!

По горящему взгляду Зимовцева невозможно сказать, что именно он жаждет сделать с Фунтиком. Но, судя по его широкой улыбке, что-то чересчур весёлое.