Искусственные ужасы

– Вы разве не видите? – севшим голосом спросил Фишер.

– А что я должна увидеть?

– Дев… – Он посмотрел на дорогу и ничего там не увидел. – Нет, ничего.

Фишер мог поклясться, что видел всё собственными глазами. Но куда тогда она могла деться за несколько секунд? Не испариться же, в конце концов! А может, он уже сходит с ума? Но с чего бы?

* * *

Ночью Фишер долго не мог заснуть, а когда засыпал, тут же просыпался от ощущения стянутости в груди. И так несколько раз за ночь. Он понимал, что это, скорее всего, от пережитого стресса. Хотя для него так и осталось загадкой, что же всё-таки произошло сегодня днём. Фантом, реальность или помутнение рассудка? В последнее Густав верил с трудом.

Он перевернулся на другой бок, но не смог заснуть и поднялся с постели. Лили спала крепким сном. Густав осторожно приоткрыл дверь, чтобы не разбудить её, и вышел из спальни.

Он направлялся на кухню, чтобы выпить чаю с ромашкой – тот всегда спасал его от бессонницы, – когда услышал странные звуки из комнаты сына. Чей-то шёпот, писклявые голоса, шмыганье носа и клацанье зубов сливались в какофонию.

Мужчина бросился к двери и, открыв, замер. У него перехватило дыхание.

Три безобразные, обтянутые серой кожей высокие фигуры склонились над его сыном – маленьким Куно, державшим в руках окровавленный кинжал. Это они издавали те звуки. Существа окружили ребёнка, но не прикасались к нему, лишь таращились одним-единственным на троих глазом. Бледный свет луны проникал через окно, освещая лицо мальчика. И Густав увидел, как его глаза один за другим провалились внутрь, потом нос, прежде румяные милые щёчки впали, а кожа начала скатываться, обнажая кости. То уже было не лицо его сына – череп с пустыми глазницами.

Охваченный невыразимым ужасом, он хотел было закричать, но язык отяжелел, словно на него повесили пудовую гирю. Он попытался закрыть веки, но они не смыкались, как будто кто-то издевался, заставляя смотреть на весь этот ужас. Ему хотелось думать, что это всё дурной сон и нужно лишь проснуться. Но отчего же тогда ему холодно, а сердце колотится громко, будто соборный колокол?

– Густав? – услышал он голос жены, а потом яркий свет ослепил его. – Ты чего не спишь? Сына хочешь разбудить?

– Нет, – прошептал он, опустив ладони, которыми невольно закрыл глаза.

Перед ним стояла Лили. Она скрестила руки на груди, вглядываясь в его лицо. Густав обошёл жену и ничего не увидел. Что бы это ни было, оно закончилось, и он вздохнул с облегчением. Куно спал в своей кровати, крепко прижимая к себе подушку. Лили, недовольно цокнув языком, погасила свет в комнате.

Даже выпив чаю, после которого его всегда отпускало, в спальню Фишер вернулся с пониманием, что этой ночью больше не уснёт.

Сцена 5

Стоило только объявить, что он сыграет главную роль в постановке Фишера, и Адольф Браун за одну ночь стал звездой первой величины. Теперь репортёры не отставали от него, требуя всё новых и новых подробностей. Ангел, продюсер со странным именем – и с ужасающей внешностью, – запретил раскрывать какие-либо детали их работы. Особенно это касалось сюжета пьесы. Но журналисты всё равно потихоньку выуживали крупицы информации.

Не проходило и дня, чтобы в интернете не появлялась новая статья о мистической пьесе. И чем чаще мелькали эти статьи, тем более популярной становилась грядущая постановка.

Сам Браун находил сюжет этой истории весьма сложным. Ничего подобного ещё не доводилось ставить на сцене немецкого театра, а может, и вообще нигде. Слишком много абстракций и философии. Историю знакомства Смерти и девушки из борделя можно было написать и попроще. Больше всего его тревожила концовка: Оделия рожает почти мёртвого младенца, которому каждый вдох даётся с адским трудом. Его тело почти ничего не весит, его глаза едва открываются, но ребёнок не хочет умирать. Оделия называет дитя Робертом, и это имя открывает уже почти забытые воспоминания в голове Брауна. Воспоминания из детства. Когда он, будучи ещё ребёнком, любил, как и многие дети, озорничать и строить всякие пакости.

У них дома висел большой портрет жуткой толстухи. Адольф ненавидел это полотно. Женщина с картины не раз являлась к нему в кошмарах, и он не понимал, зачем дома вообще нужна такая страшная вещь. Его мать говорила, что это искусство, а искусство порой бывает немного жутким, но это делает его ещё более прекрасным.

Однажды, когда дома никого не было, семилетний Адольф взял фломастеры и разрисовал ненавистную ему женщину. Нарисовал ей усы и хвост, добавил смешные рога и красный румянец на щеках. Картина больше не казалась ему страшной, теперь она вызывала только улыбку. Адольф искренне верил, что мама похвалит его, ведь полотно стало лучше. Он даже подумывал в тот момент стать художником, когда вырастет. Но, когда мать Брауна вернулась с работы, она не засмеялась, а наорала на него, как никогда прежде.

– Ты убийца! – кричала она. – Ты убил эту картину!

Адольф заплакал и побежал в свою комнату. Ночью, перед сном, мама рассказала ему страшную историю. Она говорила, что за детьми, которые уничтожают искусство, приходит Роберт – человек с глазами разного цвета. Этот Роберт забирает ужасных детей в свои картины, и те вечность стоят неподвижно и наблюдают за тем, как жизнь проходит мимо них.

В ту ночь ему приснился самый страшный сон в жизни. Он увидел красивого высокого юношу с глазами монстра. Рядом с ним стояла толстая женщина из картины, только теперь она стала ещё более пугающей. На её голове появились огромные рога. Длинный хвост, словно опасная змея, шевелился у её ног. Щёки блестели, измазанные кровью. А ещё у неё были ужасающие клыки, которыми она щёлкала.

– Я сожру тебя, – зашипела женщина, и он тут же проснулся.

Адольф предпочёл забыть это жуткое детское воспоминание, но сейчас имя Роберт заставило его всё вспомнить. Он не понимал, связана ли детская страшилка, рассказанная матерью, с этой пьесой. Но одно знал точно: ничего нельзя исключать. Слишком много странных вещей происходило в последнее время.

* * *

Начались регулярные репетиции, все актёры были уже набраны, даже бутафор приступил к разработке декорации. И вначале всё складывалось хорошо. Актёры, казалось, были подобраны идеально, порноактриса играла восхитительно. Проблемы начались, когда после множества читок пришлось заучивать реплики. Стоило только отобрать листы с диалогами, как оказалось, что Эмилия не умеет запоминать большой текст. Она постоянно забывала, что должна сказать в той или иной сцене, что было неудивительно, ведь в порно и заучивать особо ничего не нужно, до длинных театральных диалогов там далеко. Это быстро начало всех раздражать, особенно режиссёра, который изначально очень хорошо к ней относился и в многочисленных интервью говорил, что Эмилия Ланге просто рождена для этой роли. Менять актрису было нельзя, слишком большая шумиха поднялась вокруг спектакля. Поэтому необходимо было срочно что-то делать. И в голове Брауна родился один план, настолько безумный и ужасный, что в любой другой ситуации он бы не стал и пытаться. Но на кону стояло уже слишком многое.

Как-то после очередной ужасной репетиции Адольф подошёл к Эмилии.

– Я могу помочь тебе с запоминанием текста, – сказал он.

– И как ты мне поможешь? – со злостью в голосе спросила она. – Я в школе ни один стих не могла рассказать наизусть. Вообще не знаю, зачем я согласилась на эту роль. Мне нужно сниматься в кино, а не в театре выступать. Вот там отыграл один дубль, и всё, потом поправят на монтаже. Играть без перерыва невозможно.

– Возможно, – настаивал Браун. – Есть один действенный метод, просто поверь мне. Давай вечером я заеду за тобой, и уже завтра ты сможешь всю пьесу рассказать наизусть.

– А если не смогу, ты снимешься в гей-порно, – коварно ухмыльнувшись, заявила Эмилия.

– Договорились, только у меня слишком маленький член для порнухи.

* * *

У Брауна был один знакомый, которого звали Вилли Кох – редкостный мудак, который не пропускал ни одной юбки. За это его и погнали из театра, так как он домогался всех актрис, с которыми ему доводилось играть. Но был у этого мудака один редкий талант – просто феноменальная память. Стоило ему раз прочитать пьесу, и он знал реплики сразу всех персонажей. Именно поэтому Адольф решил ему позвонить.

– У меня есть к тебе дело, – начал Браун. – Ты наверняка знаешь, что я играю в новой пьесе. А там на одну из главных ролей взяли небезызвестную в узких кругах любителей порно Эмилию Ланге. Если хочешь, мы можем расписать её на двоих. У этой девчонки безумная фантазия. Она хочет переспать одновременно с двумя настоящими актёрами.

От такого предложения Вилли просто не мог отказаться. Он сам был своего рода поклонником таланта Эмилии и смотрел с ней все фильмы для взрослых. А кто не мечтает переспать со своим кумиром?!

Адольф предложил Коху встретиться вечером возле одного заброшенного здания, сказав, что порноактриса хочет покувыркаться именно там.

В восемь вечера Браун, как и обещал, заехал за Эмилией. Девушка села в автомобиль, и они поехали.

– Ты должна мне полностью довериться, только тогда всё получится, – произнёс он.

– Обычно, когда так говорят, происходит нечто страшное. Если что, я могу за себя постоять. Порноактрис часто пытаются изнасиловать, поэтому нам приходится тренироваться.

– Обещаю, всё будет хорошо. Мы проведём один театральный ритуал. Он покажется тебе глупым, но метод действенный. Это что-то вроде магии. Ты можешь пока мне не верить, но завтра твоя жизнь изменится. Во всяком случае, я на это сильно надеюсь, так как совсем не горю желанием сниматься в гей-порно.

Автомобиль остановился неподалёку от пункта назначения.

– Тебе нужно надеть на глаза эту повязку и вставить в уши наушники. – Адольф протянул ей обе вещи.

– Это обязательно?

– Да, иначе магия не сработает.

Эмилия сделала всё, что он попросил. Теперь она ничего не видела, могла только слышать, так как наушники пока не работали. Автомобиль снова тронулся.

– Мы на месте. Посиди пока здесь, мне нужно выйти, а потом делай всё, что я говорю. Много времени это не займёт.

– Мне это совсем не нравится, – только и произнесла Эмилия.

Адольф направился в сторону заброшенного здания, возле которого его уже ждал старый знакомый.

– Где же наша звёздочка? Если ты меня развёл, Джейк, я тебе врежу. – Вилли потирал руки от нетерпения.

– Не называй меня Джейком. Теперь я использую своё настоящее имя.

– Хорошо, буду звать тебя Гитлером, – процедил Кох. – Но ты не ответил на вопрос: где красавица?

– Она в машине, сейчас придёт, но сначала тебе нужно завязать глаза. Это ненадолго, когда всё начнётся, сможешь снять повязку. – Браун протянул её знакомому.

– Сделаю всё что угодно ради хорошего минета.

Как только Вилли завязал глаза, Адольф направился к автомобилю.

– Сейчас ты пойдёшь со мной, – начал говорить Браун Эмилии. – Я дам тебе в руки кинжал, и ты проткнёшь им одно чучело.

– Спятил? Я ничего такого делать не буду! – запротестовала она.

– Не бойся. Кинжал ненастоящий, он бутафорский, такие мы используем в театре. Это нужно сделать, чтобы ритуал получился. Самое главное, думай о том, что тебе нужно. О хорошей памяти, и уже завтра ты с лёгкостью сможешь без запинки рассказать весь текст.

Эмилия заёрзала на сиденье и прикусила губу. Её лицо было напряжённым.

– Ты обещаешь, что ничего плохого не случится? – Она нервно обернулась на его голос, и сердце пустилось вскачь.

– Обещаю, ничего плохого не случится, – солгал Браун, – но нужно нанести несколько ударов. Больше ударов – лучше память. В твоих наушниках будет играть музыка. Это нужно для атмосферы. Всё как в театре, считай это очередной репетицией. Когда я стукну тебя по спине, ты нанесёшь несколько ударов вперёд, прямо в чучело. Хорошо?

– Да, я всё сделаю… Но сомневаюсь, что мне это как-то поможет с текстом.

Они вдвоём вышли из машины. Адольф аккуратно вёл Эмилию перед собой. В её руках уже был Мегиддонский кинжал. Браун запустил беспроводные наушники через свой телефон, и в её ушах заиграла песня группы Rammstein.

– Я ничего не вижу, но слышу ваши шаги. Звёздочка идёт к своему папочке, – с воодушевлением протянул Вилли.

Эмилия его не слышала, музыка играла слишком громко.

Внутри тебя угри живут,На мне – родимое пятно,Ножи от этих бед спасут.Пусть даже сдохнуть суждено!

Адольф стукнул её по спине, и Эмилия в то же мгновение вонзила кинжал в тело Вилли. Кох заорал от боли, но его крики слышал только Адольф. В её ушах продолжала биться музыка.

Внутри тебя угри живут,На мне – родимое пятно,Ножи от этих бед спасут.Я обескровлен всё равно![7]

Эмилия наносила удар за ударом, думая о том, что хочет получить хорошую память. Тело Вилли не кровоточило, оно излучало свет – так работал Мегиддонский кинжал. Наконец Кох полностью обратился свечением и, умерев, испарился. Не осталось ни тела, ни крови.

– Достаточно, – выключив наушники, произнёс Браун. – Ты справилась.

– Было не так страшно, как я себе представляла, – снимая повязку с глаз, заявила Эмилия.

– Вот видишь. – Адольф забрал у неё древнее оружие. – Тебя могут мучить кошмары, и ты можешь видеть странные вещи, но не обращай внимания, это побочный эффект магии. Зато завтра с лёгкостью расскажешь свой текст.

– О каких странных вещах ты говоришь? – подозрительно сощурилась она.

– Тебе может являться мертвец, – серьёзно сказал Адольф. – Просто игнорируй его и всё. Думаю, нам пора уже ехать, скоро твоя жизнь изменится навсегда.

Они направились к машине, возле которой стоял человек, но видел его только Браун. Тело его было изуродовано, покрыто множественными ножевыми ранами, из которых текла чёрная кровь. Бледная кожа и серые глаза не излучали жизни. Живой мертвец смотрел в сторону актёра, который его убил.

– Тебе не будет покоя, – прошептал мёртвый Хартман Кляйн, и со словами из его уст посыпался песок. – Ты проклят! Все, кто воспользовался Мегиддонским клинком, обречены на вечные муки. Как только умрёшь, я тебя встречу, и тебе эта встреча не понравится. – Мертвец засмеялся.

Сцена 6

Удобно расположившись в глубоком полукруглом кресле и поджав ноги под себя, Эмилия в очередной раз начала повторять пьесу. Перед тем как они попрощались, Браун проводил её до самых дверей; он попросил ещё раз перечитать весь текст. И хотя время только подходило к десяти, Эмилия чувствовала себя уставшей. Волна слабости нахлынула, и она даже начинала клевать носом, но быстро стряхивала с себя сонливость и продолжала читать. Хотя едва видела в этом толк. Ей не верилось, что очередное прочтение поможет ей лучше запомнить то, что она и так знала. Только часто путала, да и вообще без листка чувствовала себя абсолютно голой, даже больше, чем на своей прошлой работе. Может, она поторопилась, когда решила резко закончить карьеру порноактрисы, возомнив себя птицей более высокого полёта? Как знать.

Вообще-то ей было приятно, что Браун пытался ей сегодня помочь, хотя его последние слова о мертвеце и кошмарах смущали. Зачем он ей это сказал? Она постаралась выкинуть неприятные мысли из головы. Если фокус, или, как он это назвал, театральный ритуал, сработает, завтра её звезда засияет ещё ярче.

За спиной раздался шорох, и Эмилия вздрогнула. Оторвавшись от пьесы, она быстро оглянулась. Позади никого не было, и только тюль вздымался от порывов лёгкого ветра, как корабельный парус. С наступлением мая она всё чаще оставляла по вечерам окно полуоткрытым, запирая его лишь в те дни, когда небо начинало хмуриться и поливать землю дождём. Но сейчас какой-то внезапный порыв заставил её отложить листы и подняться, чтобы закрыть створки. Эмилия только успела подойти и убрать тюль в сторону, когда появился он. Она резко отшатнулась.

– Ты кто такой, мать твою?! – Она с ужасом уставилась на незнакомца.

Страшный, как чёрт! Нет, хуже! От одного его взгляда по спине побежали мурашки. Глаза безумца и ехидная улыбка на бледном лице с тонкими красноватыми трещинами нагоняли такой ужас, что у неё внутри всё похолодело.

– Такая хорошенькая куколка, а такой грязный ротик. Нехорошо. Папочка Вилли найдёт такому длинному язычку применение.

От этих слов её как ушатом ледяной воды окатило, и Ланге, развернувшись, бросилась бежать. Стоило ей попасть в спальню – дверь быстро захлопнулась. Эмилия заперлась на защёлку и включила свет. Тяжело дыша, она отошла от двери. Кто бы это ни был, теперь ему не удастся причинить ей вреда. Этот страшный мужчина, нет – мертвец. Точно мертвец! Вот кто сейчас находился в её гостиной. Она вспомнила, что с его правой щеки слезла часть кожи, обнажив багровую плоть, и её передёрнуло от отвращения. А ведь Адольф ей что-то об этом говорил. Только что?

«Просто игнорируй его и всё», – тут же вспомнились слова Брауна.

– Звёздочка моя, от меня не убежишь. – Голос пробирал до мурашек, и её плеч коснулись цепкие пальцы.

Эмилия попыталась вырваться, но мертвец резко развернул её и толкнул на кровать. Настолько быстро и неожиданно это произошло, что она ничего не смогла сделать. И вот он уже навалился на неё всем телом. Эмилия закричала и начала дёргаться, пытаясь скинуть его с себя. А он лишь злорадно оскалился гниющими зубами.

– Что тебе нужно от меня?! – выпалила она в ужасе, когда он слишком близко склонился к её лицу. Она чувствовала зловонное дыхание, исходившее из его рта, и ей стало дурно.

– О-о-о, я насажу тебя на свой болт и буду крутить до тех пор, пока ты не сдохнешь, похотливая сука! – Мертвец разорвал платье на её груди, и Эмилия почувствовала, как внутренности сжались.

Она истошно орала и звала на помощь, но ничего не помогало. Зря она так и не сходила на уроки самообороны, сейчас бы ей это помогло. Но раньше ей было достаточно просто сказать, что она вполне сможет постоять за себя. А на деле оказалась беспомощна.

– Кричи, сука! Кричи! Папочку Вилли это сильно заводит.

Мертвец с силой прижал её руки по обеим сторонам от лица и облизал шею сухим, как наждак, языком, царапая нежную кожу. Эмилия изнывала от отвращения, смешавшегося со страхом, и её едва не вырвало, когда с его лба на её лицо упала капля гноя.

Он вцепился зубами в шею, и из её глаз брызнули слёзы. Но не от боли, а от того, что она была бессильна. Загнанная в собственную спальню, зажатая в ловушку его рук, она чувствовала себя птичкой, пойманной в силки. В какой-то момент Эмилия перестала кричать и сопротивляться. Тело слишком устало и расслабилось, поддаваясь неизбежному.

Мертвец оторвался от её шеи и, разорвав лифчик, припал к груди. С её губ сорвался стон отчаяния. Эмилия слишком устала бороться, она разрешила себе передохнуть, но лишь на время. Пусть он думает, что она сдалась. Как же было отвратительно ощущать его руки, блуждающие по телу, но это она ещё могла вытерпеть. А вот когда Вилли, так называл себя он сам, задрал её платье и отодвинул трусики в сторону, Эмилия рванулась, застав его врасплох. Мертвец слегка растерялся, и этого оказалось достаточно, чтобы она быстро выбралась из-под него и отпихнула ногами. Как только он свалился с кровати, Эмилия вскочила и кинулась к двери, едва увернувшись от его рук, которые пытались вцепиться в её щиколотку.

Выбежав за пределы спальни, она помчалась на кухню, лихорадочно соображая, что ей дальше делать. Сердце бешено стучало, шум отдавался в висках, и она чуть не врезалась в кухонный проём. Схватив нож со стола, Эмилия лишь успела обернуться, когда в двух шагах от неё появился Вилли.

В полутьме он выглядел ещё более устрашающе. Рот оскалился, а лицо исказила, как ей показалось, гримаса удовольствия.

– Не приближайся ко мне! Иначе я не знаю, что сделаю! – Она вытянула нож, единственную, как ей казалось, защиту.

Но мертвец только сильнее обнажил зубы и двинулся на неё.

– Не приближайся. Клянусь, я всажу тебе этот нож в горло!

– Маленькая шлюшка, запомни: засадить могу только я. Тебе. По самые гланды. – Он подошёл к острию ножа, и она отступила на шаг, почувствовав за спиной стену. Путей к отступлению не было. – А ты будешь с удовольствием принимать меня по самые яйца, пока не начнёшь задыхаться. Пока воздух не станет тем единственным, о чём ты будешь молить меня.

Руки Эмилии дрожали, а саму её трясло. Но она крепко держала нож перед собой. Только вот сомневалась, что это хоть как-то ей поможет. По крайней мере, Вилли было плевать. Он насадился на нож с такой лёгкостью, что через секунду оказался вплотную к ней.

– Ой, дай-ка подумать… – злорадно ухмыльнулся он. – Я уже мёртв. Дрянь!

Он впился своим ртом в её губы, проталкивая внутрь мерзкий язык. Эмилии тут же стало дурно. Она зарядила ему промеж ног. Вилли отстранился, сдавленно шипя, и она оттолкнула его ещё сильнее, а потом согнулась и закашлялась. Изо рта что-то посыпалось, и она упала на четвереньки, пытаясь выхаркать царапающий горло песок.

– От меня не убежишь, пташка моя. – Его рука вцепилась в лодыжку Эмилии и рывком потащила к себе.

Крик разрезал тишину, и она очнулась в кресле.

Эмилия схватилась за горло. Её била крупная дрожь. Дыхание сбилось и с хрипом вырывалось из грудной клетки. Ей понадобилось несколько минут, чтобы прийти в себя и осознать: это был всего лишь сон. Реалистичный и правдоподобный, но всё-таки сон.

За окном завывал ветер, крупные капли били по стеклу. Она вдруг почувствовала себя неуютно в собственной квартире, но встала с кресла и подняла листы, разбросанные на полу. Нужно было закрыть окно, но ей хотелось быстрее забраться в кровать, укутаться в одеяло и забыть всё, что ещё так отчётливо стояло перед глазами.

Настенные часы показывали без четверти три. Эмилия подошла к окну и, откинув быстрым движением тюль, закрыла его. С облегчением выдохнула, когда никто не появился. Но как бы она себя ни успокаивала, ощущение, что она в этой комнате не одна, не покидало. Хотя это неудивительно – после всего, что она пережила, у любого крыша поедет.

Спальня встретила её холодным спокойствием. Кожа Ланге была липкой от пота, но в душ идти не хотелось. Она сбросила с себя платье и, натянув пеньюар, забралась в кровать, отвернувшись к окну. Чувство изнеможения растеклось по всему телу, хоть девушка и проспала больше четырёх часов. Но стоило закрыть глаза, и перед лицом снова встал образ мертвеца. С досадой выдохнув, она перевернулась на другой бок. И неожиданно встретилась лицом к лицу с Вилли.

– Время раздвигать ножки. – Он прижал её к себе, и Эмилия почувствовала, как бедра коснулся его член. – Вилли-младший уже на полпути к твоей пещере.

Из горла вырвался крик, и она проснулась в кровати.

– Ну нахер… – схватившись за голову, прошептала Эмилия и выбралась из постели.

Этот мерзкий тип, кем бы он ни был, своим присутствием отбил всякое желание спать.

Она поставила чайник и, быстро сходив в душ, сделала себе кофе.

– Э-ми-ли-я… – раздался за её спиной уже знакомый голос.

– Ты просто мне снишься. Ты нереальный. – Она обернулась и, увидев Вилли, схватила со стола кружку, швырнув в мертвеца.

– Я чувствую, как твоя пилотка воняет от страха, – увернувшись, он ехидно оскалился. – Папочке Вилли это нравится.

– Я в тебя не верю!

– Главное, что я в тебя верю. Ты скоро всё поймёшь.

Мертвец исчез. Просто взял и исчез. Не попытался её схватить или завладеть телом. Хотя легче не стало.

Ланге закусила губу и отчаянно взвыла.

* * *

На очередную репетицию Эмилия собиралась замученная. После исчезновения мертвеца она не ложилась спать. Выпила несколько кружек крепкого кофе, освежила лицо макияжем, уложила волосы небрежными локонами и вышла из дома.

Придя в театр, она натянула на лицо сияющую улыбку и вышла на сцену, излучая энергию и лёгкость. Хотя на деле чувствовала себя ужасно. Но у неё хорошо получалось притворяться и вживаться в роль, если того требовали обстоятельства. Талант или наработанный годами опыт – она не знала. Но это позволяло ей играть свою роль хорошо. Она погружалась в Оделию с головой. Браун больше не был Брауном. Он был её возлюбленным, и она свято в это верила. Но, как только репетиция заканчивалась, Эмилия становилась сама собой. И этот раз был не исключением. Только вот сейчас реплики вылетали, словно искры из костра. Так легко, будто она знала их всю жизнь. Больше ей не требовалась бумажка с текстом. Она не путала нужный монолог с тем, который относился к другой сцене. Значит, ритуал сработал. Пусть в это было сложно поверить, но, по крайней мере, это оправдало её ночные кошмары.

Когда они закончили играть, Эмилия встретилась взглядом с Адольфом, он улыбнулся, но она отвернулась. Вне роли он вызывал в ней лёгкую неприязнь, которая усиливалась с каждой минутой.

Режиссёр махнул ей рукой, подзывая, и она с радостью спустилась со сцены.

– Я не знаю, как тебе это удалось, – восхищённо произнёс Фишер, когда она подошла ближе, – но ты сегодня моя звезда, Эмилия.