Оксюморон

Ему удалось очень достоверно и подробно описать кошмар, захватившей двух людей посреди безбрежного океана, вставшего на дыбы. Он точно воспроизвел их состояние: рваный темп сердец, то готовых выскочить из груди, то замирающих едва ли не на минуту, озноб до холода в кончиках пальцев рук и ног, вытянутые в непрочную ниточку нервы и постоянно нарастающее желание исчезнуть с яхты хоть куда, хоть на дно морское. Никто не мог знать, что всё это писатель вытащил из тёмных уголков подсознания, куда чужим хода нет, куда и сам боялся заглядывать. Помимо прочего хлама, не подлежащего обнародованию, там жил страх, рожденный в тот самый день, проведенный вблизи железнодорожных путей. Его часть автор и выплеснул на страницы лучшего своего рассказа.

Проплутав в лабиринтах заборов и переулков, он подошёл к железной дороге, когда солнце уже впускало на землю сумерки. Правое колено разболелось нешуточно, и хромота стала естественной. По-партизански согнувшись, взобрался на насыпь и осторожно, будто удар по голове мог прилететь в любой момент и с любой стороны, посмотрел туда, где так славно начинался сегодняшний вечер, ещё не пришедший к своему концу. И никого там не увидел.

Пьяному море по колено? Всем известна эта избитая фраза. Да поразит бубонная чума тех, кто и правда так считает. У него душа замерла кроликом, увидевшим глаза голодного удава. Пульс зашкаливал и сердце дергалось, как барахливший изношенный мотор. Умирая на каждом шагу, всё-таки спустился вниз. Вот сейчас два бугая выскочат из кустов и начнут его мутузить чем попало – палками, камнями, кастетами. Да им и подручных средств не требуется! Сшибут наземь одним ударом и добьют ногами. Но ничего подобного не происходило, и тела убитого друга он нигде не замечал. Да и следов крови не наблюдалось. Придушили! И сволокли бездыханного подальше в заросли, чтобы не скоро нашли. Недопитую бутылку и остатки закуски с собой прихватили, не побрезговали. Зачем-то сумку на дерево закинули… Капец Лёхе, вне всякого сомнения. Потряс березу за ствол, и сумка плюхнулась к его ногам. Не оставлять же ее здесь, в самом деле. Каждую секунду готовясь к внезапному нападению, он прочесывал близлежащие кусты, хотел было окликнуть друга, но тут же зажал рот ладонью.

Ничего не нашел. Видимость исчезала вместе с уходящим светилом, темнота наступала всё уверенней, и он прекратил поиски. Страх не отпускал всю дорогу до дома. Теперь к нему примешалось и острое опасение за собственную участь. Как объяснить родителям свой потрепанный вид, поцарапанную физиономию и перегар изо рта? Катастрофа! У родного подъезда у него подкосились ноги, и он плюхнулся на лавку. Лёхины родители! Мать, в первую очередь. Она начнет трезвонить и выспрашивать, где находится ее сын. Сказать ей правду? Легче дойти до набережной и прыгнуть с моста. Лихорадочно обдумывал варианты, один за другим заскакивающие в голову, и наконец остановился на единственной, как ему казалось, приемлемой версии. Пошли они в кинотеатр «Рубин» (он находится не так далеко от места их трагически прерванного винопития). Что там смотрели?.. А черт знает, что там сейчас крутят! Не важно! В кино так и не попали. В сквере к ним прицепились четверо… нет – шестеро здоровых парней, явно в «под градусом», спросили закурить, потом поинтересовались, за какую команду ребята болеют и вообще как посмели забрести в чужой район. Пришлось драться. Ввиду очевидного неравенства сил, сопротивление оказалось недолгим. Чтобы не забили до смерти (от пьяных чего угодно можно ожидать) рванули, как зайцы, в разные стороны. Пока шпана решала, кого догонять, удалось получить солидный гандикап. Вот, собственно, и всё. Он благополучно добрался до дома, а где Лёха запропастился, понятия не имеет. Не волнуйтесь, скоро придет. Наверное…

Главное не сбиться и своим родителям рассказать тоже самое, слово в слово.

Рука тряслась, и не с первого раза удалось попасть ключом в замочную скважину. Ну, сейчас начнется… Но дом встретил неожиданной тишиной и темнотой. Повезло! Оставленная на кухне записка объясняла, что родителям нежданно-негаданно перепали билеты на «Таганку» и домой они вернутся поздно. Ужин на плите, разогрей и поешь. Мигом раздевшись и запихнув шмотки в стирку, он на полчаса занырнул в ванну. Потом с аппетитом уплел котлеты с картошкой и залез под одеяло. Ждал в напряжении телефонного звонка, мысленно оттачивая детали придуманной истории. Уснул, так и не услышав тревожного дребезжания телефона.

…Они лежали на разложенном диване в костюмах Адама и Евы, соприкасаясь влажными спинами. Необычно жаркий конец мая наполнил комнату недвижимым маревом, не спасали и настежь раскрытые окна, откуда доносились звуки улицы и голубиное воркование. Потные, уставшие больше нервно, чем физически в первые минуты после близости они стеснялись смотреть в глаза друг друга. Он гнал от себя не вовремя накатившую дремоту, и напряженно думал: дальше-то что? Как-то все скомкано получилось, без особого удовольствия. Может, повторить?

Квартиру великодушно предоставил Лёха:

– Держи! – протянул он пару ключей, болтавшихся на одном кольце, когда они праздно шатались по району. – Бабуля в дом отдыха на три недели отчалила, меня обязали цветочки поливать. Вот вы с Варькой и польёте. Заодно наедине побудете. В киношке сейчас ничего путного, да и духотища страшная, а на скамейке в людном парке обжиматься неудобняк. Где живёт бабуля не забыл? Ну что ты смотришь на меня, как комсорг на панка?! Мы скоро на месяц в трудовой лагерь уедем, она в августе, как обычно, на юга улетит. А по осени хаты свободной может не оказаться. Десятый класс впереди, как никак, к выпускным готовиться нужно. Усадят девочку за учебники, на курсы запишут, репетиторов наймут. Да и нам не грех будет лишний раз в учебники заглянуть, подготовительную литературку поштудировать. Тут не до любви. Действуй, Сырник, пора уже! А то я сподобился, а ты все никак. И не меньжуйся! Всё случится само-собой. Природа подскажет, что, куда и как. К тому же, наглядное пособие ты уже видел.

Варя действительно собиралась поступать в МГУ. Выбор ее казался ему удивительным и парадоксальным. Она избрала факультет вычислительной математики и кибернетики. Туда не все отличники и победители олимпиад отваживались поступать. Однако Варя была непреклонна в своём решении и ни минуты не сомневалась в успехе. Потому-то подготовка и вправду ей предстояла наисерьезнейшая. Да и во всем остальном друг, как всегда, был прав. Укромные места для бесконечно длинных поцелуев найти всегда можно. В дворовой беседке или в его комнате, к примеру. Тихонько повернул защелку и вроде как обезопасил себя от внезапного появления родителей. На такой вариант, надо сказать, Варя соглашалась редко и с видимой неохотой. Но в подобные моменты галактика прекращала свое существование, сладкий туман обволакивал разум, оставляя одно единственное, но очень острое желание. Безумно хотелось добраться до нежного, маняще пахнущего тела, до самых интимных его мест и покрыть поцелуями каждый сантиметр бархатной кожи. Подсознательно чувствовал: она не против, но никогда не сделает шаг навстречу, предоставляя ему право на атаку. А он стеснялся и робел, не решаясь начать генеральное наступление. Отсутствие опыта и недостаток упорства бесили и его самого, но переступить заветную черту никак не мог.

Как-то раз зимой, в лютый мороз, когда лобызание на улице грозило обморожением, они зашли к нему домой. Отец дежурил в клинике, до прихода с работы матери оставалось как минимум два часа. Времени предостаточно чтобы наконец-то стать полноценными любовниками. Напившись горячего чая, перекусив наскоро состряпанными бутербродами, влюбленная парочка вполне естественным образом оказалась в его личной каморке. Неожиданно на него сошла мужская смелость. Не прерывая поцелуя, они уселись на диване, издавшем предупредительный полускрип, и он мягко сжал один из прелестных бугорков, натягивавших кофту из ангорской шерсти. Она отстранила ищущую руку, но вяло, без видимого желания к дальнейшему сопротивлению. Вот оно! С аккуратностью неопытного сапера он потянул кофточку наверх; Варя послушно подняла руки…

Звук открываемого замка застал его в момент борьбы с непослушным бюстгальтером. Оба замерли не на мгновение даже, а на сотую долю секунды. Дверь не успела открыться, а Варя уже сидела в кофточке, успев поправить волосы; у него в руках оказалась книга Стругацких. Выхватывая ее с книжной полки, не успел заметить названия, да ещё и держал вверх ногами.

Оказалось, у мамы неожиданно подскочило давление и начальство милостиво отпустило ценного работника домой.

О подобных встречах на территории Вари речи не шло совсем. Год назад ее мама родила двух замечательных мальчишек-двойняшек, приехавшая бабушка помогала по хозяйству, и квартира не пустовала в принципе.

В общем, предложенный Ляховым вариант был единственным и идеальным во всех отношениях. Приняв ключи, сдержанно поблагодарил друга, хотя душа пела аллилуйю. В неотвратимости рандеву не было ни малейших сомнений.

– Да! – Лёха нарочито хлопнул себя по лбу. – У бабули хороший мафон есть – «Сонька» двухкассетная. Вот только музыкальная подборка у нее та еще. Она, видишь ли, большая поклонница классики. Фанатка просто! Если не хочешь провести романтический вечер под фуги Баха и прочих вагнеров, да бетховенов записи прихвати с собой. И этих самых не забудь, – он хитро подмигнул.

– Каких еще «этих»?! – не понял сразу .

– Тех, что против детей! – хохотнул Лёха, похлопывая его по плечу. – Штук десять.

– Иди ты! – отмахнулся, довольно улыбаясь, и убрал ключи в карман джинсов.

Варя согласилась не сразу. Снизошла, безразлично поведя плечами. Ладно, зайдём уж, не дадим цветочкам засохнуть… Ну, можем немного и посидеть. На улице солнце печет неимоверно, в квартире, прохладнее, быть может. Конечно, прохладнее! Не сомневайся, любимая! Второй этаж, окна во двор выходят, старые тополя рядышком шелестят. Сплошная тень! Солнце вообще никогда не заглядывает. Благодать!

Двухкассетный магнитофон у него тоже имелся. У отца недавно лечился сотрудник МИДа среднего звена и Сырцов-старший сильно помог ему сохранить шансы на карьерный рост, не позволив беспощадному недугу отправить очередную жертву на одно из московских кладбищ. Счастливый мидовский работник подарил спасителю новенький, ещё не распакованный «Panasonic». Аппарат поставили на видное место в большой комнате, рядом с цветным телевизором. Естественно, главным пользователем чудо-техники оказался сын. Перед свиданием, обещавшим блаженство высшей пробы, он собрал на двух девяностоминутных кассетах богатое ассорти: «Альфу» c забойным «Гулякой», «Театром» и «Штормом», лучшее из «Машины времени», хулиганисто-рок-н-ролльный «Примус» с Лозой, классику Битлов, душещипательные баллады «Scorpions», ударные хиты AC/DC и Accept, взрывное диско от «Оttowan» и «Arabesc», мелодичного Тото Кутуньо, по чуть-чуть отечественных и зарубежных бойцов рок-н-ролла и подцепил ещё пяток песен Высоцкого. Куда же без Владимира Семёновича? Варя тоже не отдавала предпочтение какому-либо музыкальному направлению, а потому можно было надеяться на ее приятие такой музыкальной солянки, составленной из разношерстных ингредиентов. На соответствующее случаю шампанское наскрести не удалось, пришлось купить бутылочку «Салюта». Эта шипучка вполне успешно заменяла благородный напиток и стоила в два раза дешевле. На закуску прихватил полкило конфет «Кавказские» без обертки, продававшиеся вразвес.

В воскресенье, ближе к полудню, они переступили порог квартиры, расположенной на втором этаже кирпичного восьмиэтажного дома, скромно стоявшем в окружении таких же собратьев и разросшихся тополей, устраивающих здесь в положенный срок пуховый шабаш. Брели прогулочным шагом от метро «Текстильщики» минут сорок. Можно, конечно, было воспользоваться троллейбусом и сократить это время до четверти часа, но Варя настояла на променаде. И так, мол, жарища стоит несусветная, зачем лишний раз в транспорте париться. Судя по всему, она вообще никуда не торопилась и всячески оттягивала наступление решающего момента. А вот он спешил! И еще как. Сердце молотило на предельных оборотах, удивительно как его милая спутница не слышала его ударов. Душа вообще временно покинула тело и нетерпеливо ерзала у дверей заветной квартиры.

Ну вот наконец-то и подъезд. Благо всего три лестничных пролета, и он подрагивающей от адреналина рукой давит кнопку дверного звонка. Столь мудрый конспиративный прием пришел ему в голову по дороге. А вдруг случилось нечто непредвиденное (пожар или землетрясение, превратившее санаторий в руины) и бабуля скоропостижно вернулась? После продолжительного трезвона наступила тишина, полная тревожного ожидания. За дверью ничего не происходило: ни голоса, ни шарканья тапочек. На всякий случай, он еще раз позвонил. И снова все тот же радостный результат. Только после этого он вставил ключ в замочную скважину. Из-за волнения и любовного нетерпежа не сразу понял, что замок открывается по часовой стрелке. Наконец дверь впустила влюблённых внутрь, в банную духоту давно непроветриваемого помещения. Две небольшие раздельные комнаты, кухонька невеликого размера; отличная мебель, вряд ли стоявшая в свободной продаже в магазинах, шторы под старину, африканские маски на стенах, обклеенных бордовыми обоями; книжный шкаф, ломящийся от томов различной толщины, как минимум треть из которых на французском языке. Лёхина бабушка многие годы работала переводчиком в Конго, и способности к иностранным языкам передала сыну, а вот внуку талант полиглотства достался в несколько разбавленном виде. В школе Ляхов учил английский, факультативно занимался немецким, бабуля вдалбливала в него французский, в итоге в совершенстве не овладел ни одним, но к твердой пятерке в аттестате приближался уверенно. Удивительное лёхино всезнайство зародилось именно здесь, в бабушкиных пенатах. Частые командировки родителей заставляли отдавать малолетнее чадо на воспитание представительнице старшего поколения (бабушка со стороны матери принимала внука исключительно летом, на даче). От природы любознательный Лёха забрасывал бабулю тысячами вопросов из самых различных сфер жизни. Не старая ещё женщина не хотела мириться с жестоко отбираемым личным временем и пространством и приложила максимум усилий для скорейшего обучения мальчика чтению. Как только тот стал сносно читать, тут же допустила его к детской энциклопедии, а как только подрос, то и к Полной Советской. На память парень не жаловался и впитывал в себя как губка самую разнообразную информацию.

Быстренько распахнул настежь все окна, чтобы хоть немного разбавить застоявшийся воздух, потом достал из стенки, особо не выбирая, невесомые фужеры нежно-розового стекла, фарфоровую конфетницу под Гжель и расставил все на кухне, на круглом столе темного дерева с изогнутыми ножками. Магнитофон стоял в большой комнате, в нише все той же стенки, и провод от него уходил куда-то в мебельные недра. Тащить на кухню, потом обратно… Возиться не хотелось. Он вставил кассету и включил аппарат, сделав звук погромче. Тут же «машинисты» грянули свой незабвенный «Поворот».

– Может охладить немного? – предложила Варя, когда он, с видом бывалого специалиста в этих вопросах, содрал фольгу с горлышка бутылки и принялся откручивать проволоку, страхующую пробку от внезапного взлета. – Жара ужасная.

На ней был цветастый батник из легчайшего шелка, две пуговички которого она расстегнула изначально. Сейчас она расстегнула еще одну.

Замерев, он вперился в начало сказочной ложбинки, пролегшей меж двух восхитительных бугорков. Варя, разумеется, поймала его взгляд, но виду не подала. Чуть нагнулась и плавным движением взяла конфету. Стороны батника сдвинулись друг к другу, скрыв чарующую картину. Она приняла прежнюю позу и – о боже! – его охальному взору предстал краешек полоски, соединяющей две чашки кипельно белого бюстгальтера.

Пробка с громким шипением взвилась из горлышка и мгновенно приговорила лампочку в потолочном светильнике. За ней, как и положено, рвануло содержимое бутылки. Осколки лампочки просыпались ему на волосы, а сладкая струя ударила прямо в грудь. Он попытался ладонью остановить неудержимо стремящийся на волю «Салют», но тот не укротился и фонтаном брызгал во все стороны. Пытаясь хоть как-то остановить взбунтовавшийся напиток, он засунул горло бутылки себе в рот. Игристое вино тут же заполнило весь предоставленный объем и полезло в глотку, нос и частично в уши. Наконец непослушного джинна удалось унять, большую часть употребив внутрь. На стол вернулся сосуд, опустошенный белее чем наполовину. Возникла немая сцена, в продолжении которой Варя смотрела на него как на дурачка, отколовшего совершенно глупую и неуместную шутку.

– Пошли, – приказала она сквозь смех. – Умоешься и рубашку с джинсами замыть надо, а то пятна останутся.

В ванной он впервые оказался перед ней в одних трусах.

Вскоре совершенно естественно и без напряга они оказались на диване, радушно распахнувшем свои объятия пылким влюбленным; комнату заполняла задушевнейшая «Innomarati» Тото Кутуньо. Увернуть звук он не удосужился за неимением времени, и песня наполнила комнату до краев, став непроходимой стеной между ложем любви и уличными шумами. Много позже он узнал, что название песни с итальянского так и переводится – «Влюбленные». Проглоченный «Салют» приятно шумел в голове, однако он сильно пьянел не от него, а от волшебного запаха её тела, сладкого и манящего, от невероятной нежности её кожи, от её блаженных прикосновений, от приближения чего-то неиспробованного, но обязательно безумно приятного. Норовя срастись телами, они елозили по атласному покрывалу, силясь найти продолжение и не обращая внимания на жару, делающую их мокрыми и скользкими. Наконец он пробился сквозь дежурное девичье «не надо…» и вошел в горячую благодать.

Ввиду полного отсутствия практики оторваться от земли не удалось. Спеть в унисон не получилось (да и не могло получиться). Вышло только натужно сопящее мычание. В момент неизбежной развязки, которую он не сразу и понял, звучали финальные аккорды «Still Loving You». Интересно, сколько в нашей стране прошло интимных встреч под эту душещипательную балладу Скорпов? Не успев отдышаться, принялся покрывать её поцелуями, но Варя резко оттолкнула его от себя и убежала в ванную. Пока она там занималась своими делами, он вспомнил совет друга о резиновых защитниках, так и оставшихся в кармане джинсов. Посреди пекла его накрыла волна холода. «Нет! – успокаивал сам себя. – С первого раза не залетают! Так не бывает». Но подлый внутренний голос ехидно нашептывал: Ха-ха! Ещё как бывает, мой неосторожный друг. Тебя, между прочим, предупреждали… Грубо и решительно заставил заткнуться невидимого собеседника, крайне редко дающего о себе знать.

Варя вернулась и минут десять они просто лежали, не поворачиваясь друг к другу. Вдруг порнушные фотки из лёхиного чулана бесстыдно поплыли перед мысленным взором, резво отогнав сонную негу. Тут же почувствовал себя способным к продолжению банкета. Развернулся на сто восемьдесят градусов, нежно взял Варю за плечи и привлек к себе. Она не сопротивлялась.

Сквозь забойный ритм «Девочка сегодня в баре» пробилось нечто чужеродное, из другой вселенной, здесь и сейчас никак не ожидаемое. Вскоре посторонний звук был определен сознанием, и парочка застыла в оцепенении. Звонок! Кто-то настойчиво пытался возвестить о своем приходе, раз за разом сокращая временные промежутки между нажатием кнопки. Вскоре незваный гость потерял нетерпение и звонок впал в беспрерывное буйство. Варя вывернулась из его боеготовых объятий и нырнула на пол, прихватив гобеленовую подушку с оленями, отороченную бахромой. Кое-как прикрывшись ей, сидя на голом паркете, она проговорила одними губами:

– Кто это?! – брови вскинуты, огромные аквамарины излучает непонимание, ужас и отчаяние одновременно.

– Понятия не имею!!! – он негодовал и готов был стереть с лица земли любого, кто стоит за входной дверью.

Вряд ли так станет надрываться хозяйка квартиры. У нее свои ключи имеются, внуку она доверила запасные. Но и случайный посетитель не будет проявлять такую настойчивость. Звякнет разок-другой, да и пойдет дальше. По ту сторону двери стоял некто неуёмный, непременно решивший проникнуть в уединенную сказку; к надоевшей механической трели добавился требовательный стук.

С рыцарской решимостью он соскочил с дивана, обогнул оторопевшую партнершу и железной поступью отправился в коридор.

– Подожди! – летел ему в спину требовательно-молящий шопот. – Не открывай!

Призыв не был услышан ввиду повышенных децибел, несущихся из динамиков магнитофона. Хватило ума проявить осторожность и закрыть за собой дверь в комнату.

– Кто там?! – спросил с недовольством хозяина квартиры, занимающегося чрезвычайным делом и никого не приглашавшего в гости.

И тут же получил наглый ответ:

– А ты кто?! – незнакомый низкий как труба женский голос звучал с милицейско-требовательной интонацией.

Стало понятно, что тётка за дверью пришла по адресу. Это уже плохо.

– Внук… – начал сочинять на ходу. – То есть… Друг внука!

– И как ты сюда попал, друг внука?!

– Он мне сам ключи дал…

– Зачем?!

– М-м… Музыку переписать. Тут хорошие композиции есть…

«Чушь! Фигня полная!» – поморщился неудачной выдумке.

– Ага! Я слышу! Давно ли Татьяна Георгиевна такими мелодиями увлеклась?

– Какая ещё Татьяна Георгиевна? – задал он глупейший вопрос.

– Та самая! – гремела тётка. – Бабка друга твоего! А я соседка её! Ну-ка открывай давай! Гляну, какой ты друг внука. Открывай! А то сейчас милицию вызову.

«Соседка…» – на сердце немного полегчало. Где-то полгода назад они с Лёхой заезжали ненадолго к его бабуле, что-то передать от родителей. А та как раз чаёвничала с соседкой, и пробурчала, скорее для проформы, нежели действительно от обиды:

– Глянь, соседушка, какие охломоны выросли! Две минуты бабке уделил и сразу с глаз долой. Кружки чая не выпьет. Одна гулянка на уме!

Та ничего не ответила, окинув друзей оценивающим взглядом и обреченно махнула рукой: у самой, мол, такой же. Не запомнить ее было сложно: колоритная тетка лет пятидесяти-пятидесяти пяти, гренадерского роста, похожая на училку-громовержца. Ученики у таких педагогов вжимаются в стулья, когда те рыщут хищным взглядом в классном журнале в поисках очередной жертвы, чтобы пригвоздить к доске.

Если сейчас в квартиру ломится именно она, то дело быстро утрясется. Убедится, что перед ней действительно лёхин друг и успокоится. Он быстро открыл замок и распахнул дверь. Настежь. На пороге действительно стояла та самая соседка. Она не уступала ему в росте (это при метре восемьдесят пять!), а габаритами превосходила вдвое. Одета она была во что-то светлое ниспадающее до пят и просторное, добавлявшее объем к ее и без того немалым размерам.

– Здравствуйте! – он улыбался так широко и приветливо, как только мог. – Узнали меня?

– Эт-то что ещё такое?! – трубный глас соседки сменился дискантом, а лицо побагровело. – Бордель здесь развели?!

Проследив за взглядом не на шутку разъярившейся тетки, он разинул рот и тут же почувствовал пунцовость собственных щек. Стремясь поскорее разобраться с неведомым гостем, он совершенно позабыл о своей наготе, естественной для любовных игр, но не очень подходящей для разговора с незнакомой женщиной. Захотелось тут же исчезнуть, распавшись на атомы.

– Ж-жарко оч-чень… – брякнул нечленораздельно, прихватив обеими руками корнишончик с двумя мелкими каштанами.

С выпученными глазами, пылая гневом, соседка грудью ломанулась вперед, легко отстранив с прохода ничтожное препятствие в виде юного сластолюбца. Деваться было некуда, и он потащился за ней, как на заклание.

– Бардак! – рычала гренадерша на ходу, и свернула на кухню, первое попавшееся по дороге помещение. – Та-ак! Распиваем, значит. А… Бокала-то два! – она резко повернулась к нему всем телом; в глазах, готовых выскочить из орбит, бушевала гроза. – Тут шалава где-то прячется! Где?! Сейчас я эту потаскуху за косы!

«Толкаю – девочка, вставай, сходи за пивом!» – ныл Лоза из магнитофона, изображая мучающегося похмельем алкаша.

– Разврат и пьянку устроили?! – толстый, как сосиска, палец с острым ногтем уткнулся ему в голую грудь.

Блюстительница нравственности тучей влетела в маленькую комнату, рентгеновским взглядом обшарила каждый закуток, неудовлетворенно пометала молнии и двинулась к большой комнате. Резко толкнула дверь и встала на пороге, приготовившись всей мощью обрушиться на недопустимое безобразие. Он робко выглядывал из-за ее плеча, мысленно прощаясь с жизнью. Сейчас гром-баба узрит голую Варю на полу и разразится жуткий скандал! Или инфаркт её хватит… Лучше бы второе. А ещё лучше – инсульт, чтобы дара речи лишилась.

Но ничего подобного не произошло. Соседка, пыхтя как паровоз, тяжело ступая, вошла внутрь комнаты, порыскала по углам, заглянула под кровать, встав на карачки, затем подошла к окну, отодвинула и без того открытые шторы и уставилась на него, всем видом демонстрируя непонимание вперемешку с разочарованием. Он и сам обалдел: ни Вари, ни одежды, и диван заправлен. Через секунду широкое лицо охотницы за девками безнравственного поведения озарилось плотоядной надеждой и, прошипев «подмывается шлюшка», ринулась в ванную, припечатав его к стене одним движением плеча. Но и там её поиски не дали результата.