Во имя искусства

Она внимательно наблюдала за тем, как Герман, сидя за рулём, поглощает бургер из той самой забегаловки. Ника даже сейчас помнила этот вкус. Хотя прошло уже четыре года с того момента, как они вместе сидели на ступеньках, смеялись, а потом хулигански сбежали, оставив после себя мусор. Девушка невольно улыбнулась от этих воспоминаний.

– Если уж ты решил повторить наш поход, то нужно было ещё прихватить картошку, – подметила Ника.

Герман на секунду прекратил жевать и взглянул на неё.

– Тогда мне ещё нужно усесться на ступеньках, – парировал он, проглотив кусок бургера.

– А потом мы должны взять вина и поехать к тебе, – игриво продолжила девушка.

– Не начинай, пожалуйста…

– Хорошо. Прости…

Повисла тишина.

– Скажи… – произнёс Герман.

Ника взглянула на него.

– То, что случилось тогда, – продолжил он. – Со мной, с той блондинкой… Чем всё это было?..

– Для меня всё было по-настоящему, – ответила Ника. – Ты только спустя четыре года набрался смелости спросить? – она улыбнулась.

– Я почти никогда об этом не задумывался, – ответил Герман. – Не было времени, сама знаешь.

– Сложно сказать, что тогда случилось, – задумчиво произнесла Ника. – Тот ублюдок проник в твоё сознание и хотел захватить твоё тело, а меня подчинила его воля. Как-то так…

– Хорошо, что нам в работе не приходится с таким сталкиваться, – сказал писатель.

– Не каркай, – усмехнулась Ника.

– Ладно, не буду, – он улыбнулся в ответ, убрал остатки своей трапезы и завел мотор, после чего медленно вырулил на дорогу.

– Хотя нет, подожди… – задумчиво произнесла девушка. – Было же что-то похожее…

– Да?

– Помнишь ту сибирскую бабушку?

Герман нахмурился, перебирая в голове воспоминания из последних четырёх лет, весьма богатых на события.

– Напомни, пожалуйста, – попросил он спустя несколько секунд.

– Маленькая деревня в тайге, – сказала Ника, – в которой из живых осталось только несколько стариков, куры и пёс.

– Хорошо, – кивнул Герман. – И?

– Вспомни, как эта бабка долго водила нас за нос, – ответила девушка. – Как хорошо делала вид, что не замечает меня, а на самом деле была одержима.

– Ага, а потом попыталась меня убить, – кивнул писатель.

– В чём-то похоже ведь?

– Если только в том, что это был случай с одержимостью, – ответил Герман. – Вряд ли призрак кормил её долгой иллюзией.

– Об этом мы с тобой уже никогда не узнаем, – пожала плечами Ника. – Можно было бы спросить у той бабушки после того как мы упокоили призрака, но…

– Она умерла. Да, я всё прекрасно вспомнил, – кивнул Герман.

Случай оказался довольно редкий. Призраки могут овладеть телом живого человека, при условии, что дух этого несчастного настолько сломлен и слаб, что в нём практически нет никакой тяги к жизни. Сибирская бабушка очень тяжело переживала смерть своего сына. Ей было далеко за восемьдесят и мысли о скорой кончине и так преследовали старушку, а известие о гибели единственного ребёнка окончательно её сломали. Мёртвый дух завладел её телом и истребил половину и без того немногочисленных жителей деревни. При этом вела себя одержимая старушка так, что никто бы и не заподозрил в ней хладнокровного убийцу. Да и кому в голову придёт мысль подозревать в подобном божий одуванчик в лице сухонькой бабушки? Если бы черная ненависть окончательно не взяла верх над разумом призрака, и он не попытался покончить с Германом, чувствую исходящую от писателя угрозу своему существованию, то это дело так и осталось бы неразрешенным.

– Что ты думаешь? – спросила девушка, спустя несколько минут поездки в полной тишине.

– По поводу дочери Володи?

– Да.

– Мы оба с тобой понимаем, что она, скорее всего, уже мертва, – ответил Герман.

– Две недели слишком большой срок, – продолжила Ника. – Не припомню, чтоб кто-то находился живым.

– Живые, в любом случае, не совсем наш профиль, – ответил писатель. – Меня больше смущает то – при каких обстоятельствах она пропала.

– Ты про его рассказы о скульптуре?

– Ага, – кивнул Герман. – Это даже по нашим с тобой меркам достаточно жутко. Боюсь, что вместо призрака его дочери мы с тобой найдём целую толпу убитых девушек.

Ника прекрасно понимала к чему ведёт Герман. Скульптура из мертвого тела подразумевала под собой страшную насильственную смерть после которой в девяноста процентах случаев возникал мстительный дух. Не у всех таких призраков хватало сил чтобы навредить своему убийце, но они могли стать пищей для других куда более сильных своих собратьев. При самых мрачных прогнозах это могло сулить возникновением мёртвого духа настолько мощного, чтобы пропажа одной журналистки показалась детским лепетом.

– На самом деле меня сейчас куда больше интересует кто мог оставить там такую скульптуру, – продолжил Герман.

– Ну да, – кивнула Ника. – Выглядит очень странно.

– Вряд ли кто-то способный на такую жестокость делает нечто подобное в первый раз, – сказал писатель.

Несколько раз им уже приходилось сталкиваться с людьми, за которыми тянулся целый шлейф из мертвых душ. Не всегда они оказывались их убийцами. Чаще это были люди чьи решения повлекли за собой необратимые последствия, повлиявшие на судьбы других. Они не наносили смертельный удар напрямую, но сделали достаточно чтобы кто-то расстался с жизнью по той или иной причине. Как не прискорбно это признавать, но весомая часть призраков появлялась из-за сомнительных поступков других людей. Причины могли быть самыми разными – зависть, подлость, жестокость, любовь, ненависть, жадность. Слишком многое может толкнуть человека на немыслимое.

– И с чего мы начнём? – спросила Ника.

– Подождём звонка Володи, – ответил Герман.

– Я бы могла сама войти в квартиру его дочери… – предложила Ника. – Могла бы даже открыть замок для тебя.

– Нет, – покачал головой писатель. – Это чревато. Всё и так выглядит будто тут завелся какой-то маньяк, а если полиция узнает, что в квартире пропавшей девушки побывал я, то мы с тобой привлечем слишком много внимания. Если у Володи не получиться сегодня достать ключи, то ближе к ночи съездим в то здание, где пропала его дочь.

– Думаешь если тебя застукают там, то это не вызовет ни у кого подозрений? – улыбнулась Ника.

– Конечно вызовет. Причем ещё больше, – ответил Герман. – Но тут уж у нас нет выбора. Придётся быть очень осторожными. Попасть под подозрение в таком деле будет совсем некстати. Я и так уже давно создаю себе репутацию эксцентричного персонажа. Представь, что будет если меня поймают в таком месте? «Автор романов в жанре ужасов посещает место жестокого убийства, где так же без вести пропала ещё одна девушка». Кто-то может решить, что от своих опусов про серийных убийц я решил перейти к практике на живых людях, чтобы бы быть, так сказать, «в теме». Это если ещё не брать в расчёт наши с тобой путешествия по стране. Вряд ли удастся кого-то убедить, что моя резкая смена деятельности ничего не значит.

– Ты всегда можешь рассказать им правду, – ответила Ника.

Герман лишь саркастично улыбнулся в ответ.

– Думаешь тут орудует какой-то серийный убийца? – спросила девушка.

– Говорить пока рано, – ответил писатель. – Но Володя прав. Выглядит всё так, как будто это один из моих романов. Хоть я и не силён в историях про маньяков… А может именно поэтому оно так выглядит? – задумчиво добавил он.

– Не прибедняйся, – произнесла Ника. – «Забытое» было очень даже ничего.

– Спасибо, конечно, – улыбнулся Герман. – Но хоть я и питаю к этому роману тёплые чувства, у меня к нему всё равно очень много претензий. Получилось не совсем так, как хотелось бы, но уже поздно что-то менять.

– Ой, ну вы посмотрите на этого скромняшку, – рассмеялась девушка.

– Ладно, – отмахнулся писатель. – Шутки шутками, но к делу это не имеет никакого отношения.

Они какое-то время ехали молча. Город пролетал за окнами автомобиля, полный жизни и самых разных звуков, не утихающих даже ночью. Ника с интересом наблюдала за людьми на тротуарах, людьми в соседних машинах, разглядывала их лица. Она уже давно отринула всякое смущение. Ей не нужно отводить глаза, если кто-то заметит, как девушка пялиться на него. Потому что никто её никогда не увидит… Кроме Германа…

– Если мои предположения верны и это действительно серийный убийца, то мы пока можем поехать домой и поискать похожие случае в интернете, – нарушил молчание писатель.

– Ага… – отстранённо ответила Ника. В этот момент она разглядывала девушку, сидевшую за рулём поравнявшейся с ними на светофоре машины. Довольно молодая, каштановые волосы, голубые глаза…

– Что ты делаешь? – спросил Герман, заметив, что его напарница чем-то увлечена.

– Скажи, – Ника повернулась обратно к писателю. – Ты никогда не задумывался об одержимости?

– Какой именно?

– Ты понял о чём я. Просто мы с тобой вспомнили про ту бабушку и… – она перевела взгляд обратно на девушку за рулём.

– И что я должен о ней думать? – спросил Герман. – Меня уже дважды чуть не прикончили из-за неё.

– А если это буду я?

Герман промолчал.

– Я просто подумала, что это вполне возможно, – продолжила Ника. – Я это уже делала.

– В иллюзии, – поправил писатель.

– Неважно. Я знаю, как это работает, – парировала девушка. – Это ведь было бы здорово. Мы смогли бы быть вместе.

– Мы и так вместе, – ответил Герман.

– Нет. Я имею в виду по-настоящему вместе.

– Ближе тебя у меня и так никого нет, и никогда не было, – спокойно ответил писатель. – То, о чём ты говоришь очень неправильно, и ты сама это знаешь. Занять чьё-то тело? Допустим, но что станет с той девушкой чьё тело ты решишь примерить? Разве это будет справедливо по отношению к ней?

Ника молчала. Девушка с каштановыми волосами из соседней машины исчезла из её поля зрения, свернув направо, оставляя после себя лишь воспоминания. Она ведь даже была чем-то похожа на саму Нику…

– Я знаю… – грустно ответила девушка. – Знаю, что это совсем неправильно. Я просто… Просто мне иногда так хочется к тебе прикоснуться. Хотя бы на секунду оказаться рядом по-настоящему, как тогда… В нашей с тобой иллюзии… – она поджала губы.

Герман молчал. Он просто не знал, что ответить своей спутнице.

– Ладно, – встряхнулась девушка. – Что-то я чересчур размечталась. Наверное, это всё этот город и воспоминания о тех днях, что мы тут провели с тобой тогда. Не обращай внимания.

Следующие минут десять они ехали в полной тишине.

– Возьмём вина и поедем ко мне? – неожиданно спросил Герман.

Ника пристально посмотрела на него.

– Ты же понимаешь, что между нами ничего сегодня не будет? – шутливо спросила она.

– О, я знаю, что ты не из тех, кто готов отдаться на первом свидании после ужина из пиццы и пары бокалов вина, – рассмеялся Герман.

– Ты знаешь, что ты тот ещё козёл? – улыбнулась девушка.

– Как уж тут не знать, – пожал плечами писатель. – Ты ведь сама мне постоянно об этом напоминаешь.

– Значит поехали в магазин и купим это долбаное вино, – кивнула Ника.

– Слушаю и повинуюсь, – кивнул Герман, входя в поворот.

***

Кто-то выбирает мрамор, гранит, гипс или глину. Некоторые предпочитают металлы или пластик, а иногда даже дерево. Он же выбрал совершенно новый материал для своих шедевров. Возможно, ему не удалось стать новатором, и кто-то до него пробовал использовать плоть в создании скульптур, но мужчине ничего не было об этом известно. Да и по большому счёту он плевать на это хотел. Его творения являли собой именно его творческий гений, так что неважно кто пытался преуспеть в этом ранее. Раз о них ничего не известно, то значит у них не хватило таланта или должной смелости, чтобы довести свои творения до совершенства. Возможно, что они не успели создать что-то значимое прежде чем пали жертвами людских предрассудков, что неуклонно накладывают на искусство множество разнообразных ограничений. О как же эти рамки раздражают! Недалекие глупцы не в силах осознать, что истинный гений любого творца может раскрыться лишь в условиях полной свободы! Это же так очевидно! Нормы и рамки лишь душат свободный дух, перекрывают кислород Музе. Почти все самые лучшие произведения были созданы только после того, как творец отринул всё, что могло его ограничить. Когда рука Музы соприкоснулась с его душой, позволив творить воистину восхитительные вещи. Не зря же говорят, что при создании настоящих шедевров творец себя не контролирует. Его сознание словно улетает в некие высшие сферы мироздания, отпуская контроль и позволяя себе творить всё, что придёт в голову.

Именно этим и занимался мужчина с лицом манекена. Человеческая плоть стала его материалом, а хирургический стол его мастерской. Он действовал крайне осторожно. Материал, выбранный им, был очень капризен и неподатлив в работе. Тела, пригодные для создания шедевров, необходимо непременно обескровить, после чего избавить их от лишних органов, набить образовавшиеся полости ватой или паклей и аккуратно зашить (в ход шли довольно старомодные методы, потому что синтепон и поролон для него казались сродни некой пошлости). Он имел очень слабые познание в таксидермии, но они ему и не требовались. Его искусство не имело ничего общего с созданием чучел. О нет! Он искал самый подходящий материал для создания скульптур, а не каких-то жалких имитаций. Да, плоть так же капризна, как порою и бывали её прошлые обладательницы, но настоящий мастер всегда найдёт подход и нужные методы для работы. Иногда для придания нужной позы необходимо расчленить тело, или же вживить в кости металл, чтобы конечности застывали в той форме и композиции, что определил для них его творческий гений. С каждой новой скульптурой он приближался к неповторимому совершенству, оттачивал своё мастерство, становясь лучшей версией себя. Очередной шедевр был почти готов. В этот раз ему удалось как никогда прежде приблизиться к запечатлению прекрасного момента через ужасающую картину, где краской служит человеческая плоть и кровь.

Скоро они все склонятся перед его величием искусства, пожалев, что не сделали этого раньше…

Скоро весь город, а после и весь мир будет с благоговением восславлять его произведения легким полушепотом…

***

Как и в тот раз, они расположились в спальне. Герман решил не ехать обратно в их новый дом, предпочел остаться в городе, и вернулся в свою квартиру, в которой он последний раз был больше четырёх лет назад вместе с Никой. Писатель устроился в большом кресле, стоящем в спальне, с ноутбуком на коленях. Рядом на невысоком столике стояла бутылка вина из ближайшего универмага и полный бокал. Герман так и не притронулся к алкоголю. Это скорее был символ или напоминание о проведенной ими тут когда-то ночи.

Ника лежала на кровати, подперев голову одной рукой и смотрела на своего спутника, который что-то тщательно читал на экране компьютера. Она была бы рада помочь, но такая сложная техника, как ноутбук, не поддавалась её призрачным пальцам. По крайней мере, Ника могла ощущать мягкую кровать под собой, что навевала приятные воспоминания… Собственно, это, пожалуй, единственное на что девушка могла рассчитывать в её нынешнем состоянии. Физические ощущения призраков очень сильно притупляются, но у них остаются эмоции, которые можно продолжать бесконечно лелеять внутри себя, переживая самые яркие события вновь и вновь внутри собственной памяти. Вероятно, поэтому духи никогда ничего не забывают…

– Нашёл что-нибудь интересное? – спросила Ника.

– Кое-что вроде есть, – ответил писатель. – Но всё усложняется тем, что о подобных делах очень мало официальной информации, а верить всяким блогерам или случайным пассажирам в соцсетях… Да и у нас слишком мало вводных.

– Всё настолько печально?

– Был похожий случай в Питере, – ответил Герман. – Но там всё настолько непонятно, что сложно это как-то увязать. Такое ощущение, что тело просто расчленили и бросили…

– Расчлененка в Питере… Кто бы мог подумать? – усмехнулась Ника.

– Да уж… – протянул писатель. – Может он просто набивал руку? Кто знает?

– Зачем вообще делать скульптуры из трупов?

– А ещё говорят, что у меня больное воображение…

– Нет, правда… Ему недостаточно было смерти несчастной девушки, и он решил выставить её на всеобщее обозрение?

– Мы с тобой пока ещё точно не знаем с чем столкнулись, – ответил писатель. – Если мы действительно имеем дело с серийным убийцей, то их психика может быть очень сильно извращена собственными психопатическими убеждениями.

– Почему я не удивлена, что ты в таком разбираешься? – задумчиво произнесла Ника.

– Приходилось проводить некоторые исследования для книг, – пожал плечами Герман. – Скульптура – это способ заявить о себе. Почти все маньяки жаждут внимания, хотят, чтобы их запомнили и пытаются этого достичь довольно своеобразными методами.

– Ты имеешь в виду, что у серийного убийцы должна быть своя «фишка», отличающая его от остальных? – уточнила девушка.

– Можно это и так назвать, – кивнул писатель, – хотя, по большей части, такое существует только в кино. Обычно эти ребята стараются выделиться жестокостью собственных убийств или количеством жертв, иногда орудием убийства. Всё что угодно ради внимания и славы. «Фишки» в виде трофеев с тел жертв присущи маньякам-фетишистам.

– Какая гадость… – поморщилась Ника. – И как ты во всём этом копался?

– Смотрите-ка какие мы нежные! – рассмеялся Герман.

– Ну а что? Это же отвратительно.

– Мы с тобой собственными глазами видели на что бывают способны люди, – ответил писатель. – И среди этого хватало вещей куда более мерзких, чем то о чём я сейчас говорю.

– И ведь не поспоришь… – Ника задумалась. – Получается мы с тобой в этот раз действительно какие-то частные сыщики?

– Почему?

– Ну мы ловим живого преступника, а не как обычно…

– Попридержите коней, сударыня, – ответил Герман. – Мы пока вообще не знаем, что тут произошло.

– Ладно, – спокойно ответила Ника и откинулась на подушку. Она даже закрыла глаза, изображая сон. Он ей больше не требовался, но имитация обычных действий человека позволяла девушке хоть немного чувствовать себя живой.

Спустя где-то полчаса Герман вновь подал голос:

– А вот это уже интереснее… – произнёс он.

– Что там? – Ника вновь подперла голову одной рукой и взглянула на писателя.

– Снова Питер.

– Это уже не смешно, – ответила девушка.

– В этот раз как будто и вправду что-то похожее на скульптуру. К сожалению, никаких фото не прилагается, – вздохнул Герман.

– Тебе так хочется на это смотреть?

– Не особо, но, чтобы иметь общее представление не помешает.

– Так и что там?

– В подвале одного старого здания нашли труп, сшитый по частям, – ответил Герман. – Кто-то очень старался придать ему нужную позу, но когда его обнаружили, то тело уже наполовину развалилось. Но есть одна очень интересная деталь…

Ника вопросительно подняла одну из своих бровей, глядя прямо на своего спутника.

– Букет красных цветов вместо головы, – продолжил он.

– Точно, как говорил твой агент.

– Я поэтому и обратил внимание.

– Значит всё-таки это какой-то больной ублюдок, – вздохнула Ника.

– Скорее всего так, – кивнул Герман. – Видимо в Питере он только набирался опыта, а теперь перебрался сюда, чтобы заявить о себе.

– Тогда дочка Володи точно мертва…

– Да… – тяжело вздохнул писатель. – Выводы, конечно, делать очень рано, но скорее всего так оно и есть. Вряд ли это просто совпадение, что его дочь и та скульптура оказались в одно время в одном месте.

– Письмо, – сказала Ника. – Твой агент говорил, что она получила какое-то послание с наводкой перед тем как пропала. Этот псих сам ей его отправил, я уверена. Хотел заманить любопытную журналистку.

– Похоже на то, – кивнул писатель. – И к несчастью, у него получилось.

– И что нам теперь делать?

– Найдём ублюдка и сдадим полиции, – ответил Герман.

– Ты же понимаешь, что это может очень опасно?

– Да, но выбора особого нет, – пожал плечами писатель. – На самом деле этому психу не повезло.

– Я может чего-то не знаю, и ты стал бессмертным? – удивилась Ника.

– Нет, – покачал головой Герман. – Я всё такой же простой человек.

– И в чём тогда этому психопату не повезло?

– В том, что Володя позвонил именно мне, – ответил Герман.

Ника поняла, что имел в виду её спутник.

– Так ты об этом, – кивнула девушка. – Ему не повезло, что мы можем говорить с мертвыми.

– Именно так. И они могут нам подсказать, как он выглядит и где его искать, – ответил Герман…

Ближе к вечеру они стояли возле дома пропавшей дочери литературного агента. Район оказался не самым фешенебельным, но и не занюханный спальник на окраинах большого города. Вокруг Ники и писателя возвышались безликие, но отчаянно цветастые новостройки, которые своим буйством красок будто бы пытались перекрыть современную архитектурную импотенцию. Вечер уже растекся своими чернилами по дворам, зажигая многочисленные фонари. Людей на улице было немного. Кто-то неторопливо шагал нагруженный полными пакетами продуктов из ближайшего супермаркета, кто-то выгуливал собак. В будничный день все старались пораньше попасть домой, чтобы как следует отдохнуть. Откуда-то издалека доносился рёв моторов, несущихся по проспектам машин. На стенах домов периодически мелькал свет фар, заворачивающих во дворы автомобилей. Весь район больше напоминал буклет из многочисленных реклам в интернете. Не хватало только залитых ярким солнечным светом дворов и людей с идиотскими улыбками на лице – счастливых обладателей новенькой квартиры в самом современном жилищном комплексе.

Ключ от квартиры им раздобыть так и не удалось. Точнее, в нём не было никакого смысла. Агент Германа позвонил пару часов назад и рассказал о том, что квартира опечатана полицией, так что попасть внутрь пока нет никакой возможности. Он пытался подергать за некоторые из доступных ему нитей, но ничего не вышло. Его влияния здесь попросту не хватило. У писателя и его спутницы оставался другой вариант, которым они собирались воспользоваться.

– Думаешь она вернется сюда? – спросила Ника.

– Не помешает проверить, – тихо ответил Герман.

На улице он обычно старался не говорить со своей спутницей. Причины были довольны просты и понятны – со стороны это бы выглядело так, будто Герман ведёт диалог с воздухом. Это привлекало ненужное внимание.

Они вошли в чистый ухоженный подъезд. Межквартирные площадки оказались маловаты, а лестничные пролёт были весьма узкими, но за то здесь кто-то расставил цветы в кадках и украсил стены неброскими фотографиями. Никаких неприятных запахов или похабных рисунков тоже не обнаружилось. Герман прошёл к лифту и нажал кнопку вызова. Двери тут же плавно распахнулись, а изнутри раздалась приятная музыка. Лифт тоже оказался чистым. Даже все кнопки на месте. Герман вошёл внутрь и нажал кнопку четырнадцатого этажа.

– Высоковато забралась, – сказала Ника.

Герман лишь усмехнулся в ответ.

Ника была такой же закоренелой провинциалкой, как и её спутник. Родилась и выросла в небольшом городке, где у самого высокого здания было максимум девять этажей, так что такие многоэтажки казались ей чем-то сверхъестественным, даже несмотря на то что она сама в нынешнее время существовала в форме бесплотного духа… Некоторые привычки и убеждения остаются с человеком даже после его смерти.

Двери лифта вновь плавно разъехались в стороны, выпуская Нику с её спутником, приятный женский голос объявил этаж. Дверь нужной квартиры оказалась практически сразу на выходе из кабины. Да и перепутать её было бы сложно. Замок и часть дверного косяка были заклеены куском плотной белой ленты с лаконичной надписью: «Опечатано. Не вскрывать.» Герман остановился возле двери и взглянул на Нику.

– Что? Уже мой выход? – улыбнулась девушка.

Писатель улыбнулся в ответ и кивнул.

– Не поминай лихом, – она махнула ему рукой и прошла сквозь дверь квартиры, оставляя Германа в одиночестве на лестничной площадке.

Квартира оказалась совсем небольшой. Всего где-то тридцать квадратных метров. Одна комната, крошечная кухня, отделенная перегородкой и совмещенный санузел. Обитель человека, который большую часть времени проводит на работе, а сюда возвращается под вечер чтобы растянуться на кровати и хорошенько отдохнуть. Нике эта квартира напомнила её первое жилище, которое они сняли вместе с её, ныне покойным, мужем. Им обоим тогда едва исполнилось двадцать лет и большую часть времени проведенную в их новой съемной квартире они только и делали что занимались любовью. Ника непроизвольно улыбнулась, оглядываясь по сторонам. Воспоминания о бывшем муже очень давно не посещали её. Девушка прекрасно его помнила, но после всего произошедшего уже не испытывала к нему никаких тёплых чувств. Однако память о буйной юности приятно грела душу. Ника всю свою жизнь была примерной девушкой. Про таких ещё говорят – спортсменка, активистка. Но с мужем наедине они давали волю их совместной страсти.