Киевская Русь. Волк

А вдруг она еще и понесла от него? Сердце девицы сжалось от этой мысли, наполнившись ужасом. Живот уж точно от людей не утаишь! А по весне за ней посадник Смоленский приедет. Как она ему объяснит отказ свой от замужества? Наверняка пойдут по Киеву толки да пересуды. От позора такого да срама людского ее может спасти только сам Ярослав, назвав своей суженой. Того и сердце ее страстно желало, ведь любила она этого волка лютого, еще больше любила, чем ранее.

Вот и решила Святослава, что он непременно станет ее мужем. И тогда все само собой наладится. Да и Ярослав не должен быть против, ведь она девка красивая, вон как любил ее до зорьки ранней. Да и сама Святослава из семьи почетной, купеческой, не крестьянка она простая, чтобы не быть ему женой достойной. И приданое у нее есть хорошее, батюшка уже позаботился. Но сердце девицы одна мысль все-таки тревожила. А вдруг сам Ярослав не захочет ее женкой назвать? Святослава тут же прочь отогнала эту мысль как глупую. Почему не захочет? Он уже и ранее ей руку предлагал. Ведь теплится в его сердце волчьем еще то чувство сильное… После ночки томной да взглядов его нежных и пламенных поняла, что теплится.

Так и шла купеческая дочь за сотником, еле поспевая. Дружинник быстро меж деревьев пробирался, то на небо глядя, то деревья да снег осматривая, то к ветру принюхиваясь. У него так ловко получалось через лес идти, что ветки его совсем не цепляли, чего не скажешь про Святославу. Все ветки собрала, руки да лицо расцарапав, все ноги посбивала о пни да кочки.

***

Уже смеркаться начинало. Святослава было подумала, что заблудились они, да по улыбке молодца поняла, что верно идут. Видимо, и Киев рядом. Преодолели они последние деревья и предстали пред градом стольным. Только поле широкое да заснеженное от него отделяло. Девица сразу это поле вспомнила, чай, на нем на санках каталась. Знала бы тогда, к чему приведут эти катания, ни в жизнь бы не поехала, хотя… Кое о чем ей приятно будет вспомнить. И купеческая дочь вся от стыда покраснела. Нелегко признавать, что ласки Ярослава ох как по душе пришлись.

Сотник же опять вперед устремился, уже к стенам града. Святослава снова за ним чуть ли не бегом побежала. От созерцания Киева сердце ее заныло, застонало болью, наполняясь естественной тревогой девичьей. А Ярослав, как назло, ни слова не говорит. Но то понятно, молодцы никогда о бабах не думают, когда свое дело сделают.

– Ярослав, постой! – крикнула она ему в спину, не выдержав напряжения душевного.

Сотник остановился и посмотрел на девицу непонимающе. Чай, Киев уже рядом, что ей еще надобно?

– Ярослав, – обратилась к нему Святослава, когда ближе подошла. – Мы уже у Киева, так скажи мне наконец, как жить-то дальше будем, после всего?

Дружинник сначала не понял, о чем его спутница толкует, но потом, видимо, его озарило. Вон каким хмурым стал.

– О чем ты? – только и спросил витязь, своим вопросом круша все надежды девичьи.

– Как о чем? – обомлела та. – Ведь не девка я теперь.

– И что?

– Как что?! – вскрикнула Святослава, а злость пронимать её стала. – А то, что позор на мне. И ты к нему причастен!

Сказала это девица да пожалела. У Ярослава лицо такой свирепой яростью исказилось, что страшно было на него смотреть. Но сотник тут же взял себя в руки и спокойно ответил, язвительно улыбнувшись:

– А-а-а, вот ты о чем. Да не переживай так! Ты, чай, не первая и не последняя, кого я опозорил.

Святослава обомлела. Уж лучше бы он разгневался, чем это холодное спокойствие и язвительная усмешка.

– Но, Ярослав, ты же меня принудил! Я бы и не опозорилась, если бы ты не понаси…

Святослава не успела закончить, что сказать хотела, как сотник к ней близко подлетел да жестко за руку дернул, сверкая гневно глазами серыми.

– Так, значит, принудил?! Теперь это так называется, когда девка сама к молодцу ласкается? Я помню всю ночку прошлую. И не было в том принуждения.

Купеческая дочь ничего не смогла на это ответить. Правда глаза колола. Если в первый раз она не по своей воле отдалась, то все последующие точно сама хотела. Что тут скажешь?

– Разве не ты меня тогда из хижины хотел выгнать в ночь да глушь лесную? Вот и отдалась, жизнь спасая, – пыталась она оправдаться.

– А если б ты была девкой честной, пошла бы прочь из хижины. Но я бы не дал тебе помереть в лесу, не для того спасал. Возвратил бы тут же да пальцем не тронул. Просто решил проверить тебя тогда. Вот и проверил!

Святослава рот открыла от услышанного. Так это всего лишь проверка была? И вовсе он не собирался ее волкам на съедение отдавать? Как же сотник жестоко с ней поступил!

Тут такой гнев праведный обуял девицу, что она зарычала, словно рысь раненая, да набросилась на Ярослава с кулаками.

– Ах ты подлец, мерзавец, тать! Как ты посмел меня так обмануть? Я тогда и вправду решила, что ты меня волкам отдашь! А ты? Подлец! Ненавижу тебя!

Святослава впала в неистовство! Изорвала молодцу тулуп, расцарапала руки сильные, коими он сдержать ее пытался, а теперь рвалась глаза ненавистные серые выцарапать. Оскорбленная гордость девичья требовала отмщения за обиду смертную да за позор бесчестный!

Ярослав отбивался от нее да силы не рассчитал, когда отмахнулся не глядя.

– Хватит! – крикнул он ей. – Знай свое место, девка!

Святослава, от боли на снег осевшая, расплакалась от унижения.

А сотник был беспощаден. Стал дальше мучать словами жестокими.

– Ты, видно, надумала, что в женки свои позову? Вспомнила, как я слабину проявил два лета назад? Да только с тех пор я ума-разума набрался. Понял, какое вы все сучье племя да змеи подколодные. Вот и сейчас: сама ночью ко мне ласкалась, а вину на меня за все переложить решила? Не бывать тому! Даже если и есть в том моя вина, все равно ни одна девка позором своим не женит меня на себе. Вон я их сколько опозорил! И пока не женат, как видишь. Ты для меня, как и все остальные, ничуть не лучше. Так что можешь слезы свои понапрасну не лить, не поможет. У меня таких, как ты, с дюжину было! Всех и не припомню. Не того ты своей девичей честью заманить решила, девица, просчиталась. Вот сама теперь и выбирайся, как можешь, чай, ты лживая лиса, надумаешь, что муженьку будущему сказать про девичество потерянное.

И Ярослав окинул ее презрительным, уничтожающим взглядом да пошел прочь к Киеву, оставив одну на снегу сидеть.

У Святославы же все вскипело внутри. Просчиталась? Честью заманить решила? Сказал ей то, будто срамной какой-то, да давно уже поруганной, словно и не была она с ним девицей невинной в первый раз.

Вскинулась купеческая дочь со снега что есть мочи. Сверкнула глазами своими яркими да закричала в спину молодцу, что уходил от нее стремительно, оставив одну-одинешеньку с позором девичьим.

– Я любила тебя! – закричала диким голосом, заставив Ярослава остановиться. – Любила все эти два лета! Ни к кому в женки не шла, тебя ждала! А ты? Ты предал мою любовь, чувство честное. Так и майся теперь всю жизнь! Не будет тебе теперь покоя вовеки, ибо всех богов я призываю на твою голову, чтобы отомстили за мой позор бесчестный! Чтобы наказали твое сердце холодное и раскололи его на части, словно льдинку бездушную! Майся, Волк, всю жизнь майся!

Крикнула то Святослава, да тут же умчалась в зорьку вечернюю прочь от стен городских. Ярослав же побледнел от слов ее гневных, хотел было кинуться за девкой и побить как следует, но та уже исчезла в полутьме. Как сотник ни прищуривал свой взор зоркий, не увидал ее более. Сплюнул на снег от злости да пошел к Киеву. Не убоится он слов девичьих, чай, сам Перун ему покровительствует, а он бог главный, от всех напастей защитит.

Да только все равно на душе тяжело было. Чувствовал, что нехорошо поступил. Хотел лишь сердце свое от чар Святославы защитить, вот и наговорил грубостей, чтоб она обиделась и не приставала более. А оно вон как вышло. Видно, сильно девку задел. Ну, ничего, в Киев как возвернутся, постарается свою вину загладить. Чай, не было в нем того равнодушия, о коем он сказывал. Глаза изумрудные девичьи снова в душу молодцу запали, как когда-то, да и сладость её уже вовек не забыть. Раз попробовав, не оторваться. Только она одна сможет жажду утолить молодецкую, только она одна сможет согреть сердце Волка.

***

Однако Святослава не вернулась в Киев ни в первый день, ни во второй, ни через три дня. Ярослав уже нервничать начал и посылал тайно своих дружинников на поиски, да те ни с чем возвращались. На все расспросы ее родных да люда киевского сотник не решился правду сказать, а именно что поссорились они уже под стенами града, после чего дочь купеческая и исчезла. А не решился сказать потому, что слава о Волке мрачная ходила, мол, жесток он с девицами. Вот и начнут люди судачить, что это он Святославу погубил. Оттого сотник и стал ложь сказывать, а на все расспросы отвечал, что вовсе девицы не видел, мол, и не нашел ее тогда, когда спасать бросился. Что сани в речке бурной утопли вместе с конями, с обрыва сорвавшись. Купец Никита Кузьмин, отец Святославы, ходил белее белого. Он уже смерился с тем, что дочери давно нет на этом свете.

Но Ярослав знал, что девица жива, чувствовал то да поиски Святославы продолжал. Сам было пошел по лесу искать, дружинникам не доверяя. Но ни следа девицы не обнаружил. В сердце тревога закралась, что с купеческой дочкой случилось что-то неладное. Может, она в лес возвернулась, да там зверь дикий задрал? Но ни одежды, ни следов крови либо костей человеческих тоже не отыскалось. Святослава как сквозь землю провалилась. Сотник еще месяц до самой весны теплой в лес ходил, девицу разыскивая, но та бесследно исчезла.

– Перестань маяться, – сказал ему как-то Радомир. – Нет ее уже в живых.

– Чувствую, что жива, вот и ищу.

– Даже если и жива, она уже очень далеко. И не найти вовек. За месяц можно было до Хазарии пешим дойти.

– Что же ты предлагаешь делать, Радомир? На мне эта вина. На мне! – и Ярослав схватился за голову. – Такого ей тогда наговорил, вот и ушла прочь.

Радомир посмотрел на друга своего и соратника, да только вздохнул тяжко. Все знал, что между ними случилось в тот день. Ярослав сам рассказал, не мог один тяжкую ношу на себе нести.

– Того, что сделано, уже не вернешь, Ярослав. Жить надобно далее. Святослава – девка умная да красивая, с ней ничего дурного не станется. Найдет себе и терем добрый, и мужа хорошего. Ты лучше о себе подумай.

– Не могу о себе думать. Все о ней.

– Думами уже ничего не изменить. Отпусти ее… Найди себе какую-нибудь девицу хорошую, полюбись славно. Глядишь, и начнешь забывать дочь купеческую.

Ярослав решил прислушаться к совету. Нашел себе девицу хорошую и полюбился с ней, надеясь забыться в объятиях новых. Да не смог. Все дочь купеческая стояла пред глазами с очами яркими, изумрудными. Вот и стал любить не ту девицу, а Святославу, нежно лаская и томные слова на ушко приговаривая. А когда очнулся витязь поутру от сновидений сладких, потянулся было к девице, да и понял, что не Святослава с ним рядом лежит, а совсем другая баба. Выругался сотник княжеский, поднялся с перины и в сторону отошел. Не мог поверить глазам своим. Как сейчас помнил, что Святослава с ним всю ночь провела. Да, небось, то лишь видение было.

– Ты чего с утра ругаешься? Чай, не понравилось? – спросила ехидно девка, что на перине возлежала.

– Все понравилось, – нахмурился сотник. – Но ты лучше к себе иди. Один побыть хочу.

Девица оделась и вышла из терема с видом обиженным. Чай, старалась ночью его обхаживать, а теперь за дверь выставил, словно и не были близки ночкой темной. Но Ярославу не было дела до ее обид. Как только девка вышла из хором сотника, сел за стол деревянный да голову руками стиснул.

– Чай, сбываются твои слова, Святославушка. Не видать мне теперь покоя, буду всю жизнь маяться за вину свою.

Радомир его таким в тереме и застал. Сидит себе сотник, руками голову сжимая, да о чем-то думает.

– Ты чего задумался? Опять о ней?

Ярослав лишь кивнул утвердительно.

– Тогда я вовремя пришел. Новость первым скажу тебе хорошую.

Сотник оживился, поднял голову. Неужели Святослава нашлась?

– Князь Киевский возвращается! Уже на подступах к городу. Через три дня прибудет. Да возвращается не просто так, а с победами славными!

Ярослав выслушал друга, но не проявил той же радости. Еще больше погрустнел. Не то его сейчас заботило. Радомир, заметив, что сотник и дальше сидит в печали, рассмеялся громко.

– Я б на твоем месте так не горевал! Князь в Киеве долго усидеть не сможет, вон, уже на Византию посматривает да на болгар. Волка верного непременно возьмет в походы славные. Ты как меч в руке почувствуешь, так и уйдут прочь все печали.

Напоминание о походах ратных и мече верном заронили в сердце Ярослава надежду на избавление от глаз изумрудных, душу мучающих. Друг прав был. Хорошую новость принес. Улыбнулся ему сотник княжеский.

– Ай да Радомир, вот и друг верный! – и обнял он товарища старшего. – Мне бы в дело ратное с головой уйти, а там и жизнь начну сызнова. Чай, Перун мой покровитель, вот и поможет обо всем забыть, когда я ему послужу, кровушку вражескую проливая.

И Ярослав снова обнял десятника своего дружески. Избавление само шло к нему. Чай, через три дня уже будет в Киеве.

Глава 18

Великий князь Киевский Святослав въезжал в град свой престольный после славного разгрома Хазарского каганата. Все, от люда простого до бояр, приветствовали его криками да шапки вверх подкидывали. Княгиня Ольга с сотником Волком встречали его подле хором княжеских.

Ярослав, конечно, рад был возвращению князя, но невольно нахмурился от вида дружины его славной. Он должен был с ними быть да хазар громить, а не штаны в Киеве весь год просиживать. Святослав заметил хмурый взгляд сотника, сразу поняв, отчего тот осерчал:

– Чего нахмурился так, сотник? Кто на поле ратном кагана убил, кто в Саркеле мне ворота открыл да перебил там хазар полдюжины?

– А Итиль да Семендер с тобой не брал, вот и нахмурился, – ответил Ярослав.

– Ничего, Волк, еще будет тебе дело ратное, славнее прежнего. Есть враги у Руси и посильнее хазар. Там без твоей смелости и хитрости никак не обойтись.

Слова князя целительным бальзамом на душу Ярослава пролились. Подержит он еще меч боевой да порубит врагам головы!

Увидев, как дружинник от его слов приободрился, князь рассмеялся и, хлопнув сотника по плечу, добавил:

– Тебе все кровь проливать да головы сносить! Женить тебя надобно, а то что с тобой делать, когда всех врагов Руси изведем?

И Святослав вошел в хоромы свои, а за ним княгиня Ольга. Волк же замер на месте от слов княжеских. Святослав его женить удумал? Да что ж он ему плохого сделал, что князь решил его так наказать! А может, просто пошутил правитель? И Ярослав, решив, что это шутка, спокойно вошел вслед за ними.

Киев три дня и три ночи праздновал возвращение Великого князя. Славная победа над хазарами всем кровь горячила, медовая рекой лилась.

На пиру княжеском воеводы, сотники да бояре речи хвалебные Святославу сказывали да хмельное из ковша пили, до самого дна его осушая. Так и гуляли, пока не окосели полностью. Ярослава же хмельное не брало, хоть и пил на равных со всеми. Сидел, о чем-то задумавшись, пока сам Святослав его не окликнул:

– Эй, Волк, присядь подле меня, хочу с тобой толк вести!

Сотник сел рядом с князем.

– Думаю я, что пора нам земли Руси раздвинуть. Двигаться к морю хочу.

– Это на Византию, что ли?

– Э, нет, брат, Царьград – крепкий орешек. Да вот владения византийские, что в Таврике, послабее будут.

– Ну что ж, хороша земелька там, пригожая, – улыбнулся волчьим оскалом сотник.

– И я о том же. Но чтобы завоевать нам земли новые, чуть окрепнуть стоит, после хазар восстановиться. Я думаю пока племена соседние покорить, вятичей к примеру. Уж больно независимые стали.

– Но вятичи наши друзья, они вон и воев дали.

– Вот поэтому и хочу, чтоб они под Русью были, мне такие вои и далее нужны. Так пойдешь со мной к вятичам?

– Пойду, князь. Хоть на край земли пойду!

– Знаю, за то и ценю. Да вот только до этого женим тебя.

Волк нахмурился.

– Я было подумал, что это шутка…

– Нет, таково мое твердое намерение, – сказал князь. – Ты вой славный, вон и сотник уже в годы молодые. Такие, как ты, должны за собой потомство на Руси оставлять.

– Но мне женитьба не мила, мне бы меч острый да кровушки вражеской! Зачем мне баба, что я с ней делать буду?

– Да как что делать? Детишек ораву, вот что!

Волк задумался. Дети-то, конечно, хорошо, вон у Радомира уже малец родился, сын первый. Но баба?!

– Ты слову моему не перечь, раз сказал, что женим тебя, значит, женим. И девку славную найдем, из боярских.

Сотнику ничего не оставалось, как смолчать. Раз князь так хочет, значит, быть свадьбе, хоть с боярской дочкой, хоть с крестьянской. Да только на сердце его тяжело стало. Образ Святославы снова пред очами возник, как видение. Искрится вся золотом да улыбается призывно глазами изумрудными. Если бы на ком он и женился, так только на ней! Но сгинула купеческая дочь, никто ее более не видывал. Толи в чаще погибла лесной, толи ушла в земли далекие, там и схоронилась. А ему жить дальше надобно. Детишки – доброе дело. Только ради них и стоит бабу в дом привести.

***

Через неделю князь вызвал к себе в хоромы сотника верного. Пришел Волк, а там девица стоит с отцом своим боярином да дружиннику улыбается.

«Неужто на ней женится?» – подумал Ярослав, приглядываясь к той. Хороша была дочь боярская. Волосы чернявые, очи голубые, губки ягодкой да щечки наливные, розовенькие. Вся как яблочко стоит, такая же крепкая и свежая. А грудь пышная да бедра широкие говорят о том, что много молодцев славных нарожает Киеву.

Святослав заметил, как сотник внимательно невесту рассматривает.

– Радмила ее имя. Из семьи хорошей, дочка боярина Суслова, приданое знатное за ней дают. Да и сама вон какая крепенькая, чай, сыновей много нарожает. Берешь в женки девицу?

– Беру, – ответил Волк не задумываясь, ведь все равно поженят.

На том и порешили. Свадьбу назначили на Купаловы гулянья, что в летнее солнцестояние праздновались. Волк дом для невесты готовить начал, Милу попросил о том позаботиться. Нужную утварь по ее указке закупил да перину обновил с подушками. Но грусть из сердца не уходила. Свяжет он свою жизнь на веки вечные с бабой незнакомою, а что от нее ждать, неведомо.

Радомир же друга все время подбадривал, мол, как женишься, так сразу и слюбится, девка-то пригожая. А как детишки появятся, так и забудешь свою Святославу. На то Волк и сам надеялся, что женка молодая из памяти прогонит образ красавицы златовласой. Не давал тот ему покоя, постоянно пред глазами стоял, сердце тоской обволакивая.

На Купалов день собрался весь народ киевский. Важные да женатые с семьями подле столов сидели, медовую пили да о чем-то сказывали. Неженатые вовсю веселились, плясками да шутками люд потешая. Ближе к вечеру костры разожгли. По обычаю все желающие молодые пары на Купалов день могли пожениться. Надо было только через костер прыгнуть рука об руку, чтоб они не разжались, венки на воду опустить и еще раз перепрыгнуть через костер, а уж потом перед волхвами предстать. Те и объявляли их мужем и женой.

Ярослав же, свою нареченную за руку взяв, через костер прыгать не стал. А сразу пошел к волхвам да к князю, что подле был.

– А через костер прыгнуть? – спросила его невеста обиженно. Хотела перед подругами своими покрасоваться, мол, вон жених у нее какой, и сотник княжеский, и красавец статный, да сотник не захотел, чем и расстроил девицу.

Когда же подошли они к волхвам, сотник сказал сурово:

– Это жена моя, в том хочу, чтобы и вы засвидетельствовали.

Волхвы удивились такому равнодушию к ритуалу старинному.

– А через костер кто прыгать будет? Таков обычай.

– Я сотник княжеский. Мне через костры не гарцевать! – ответил Волк, нахмурив брови густые грозно.

Тут князь вступился за воя своего.

– Да не разумеет он в весельях людских да в обычаях, что простому люду дороги. Он только меч да кровь знает. Пожените его. Они уже давно сосватаны, чай, завтра пир свадебный на весь Киев будет.

Волхвы подумали да согласие дали, в день Купалы руки молодых соединив. И князь тому свидетелем был.

Волк сразу же свою молодую жену в терем повел, чай, первая ночка у них впереди, но Радмила все не утихала.

– Меня все подруги засмеют. Будут говорить, за кого я замуж пошла, что Купалов день не чтит!

Ярослав на причитания жены внимания не обращал. Не мог же он ей сказать, что уже прыгал однажды через костер с девицей, что его сердцу мила была. Что тот обряд ему вовек не забыть, как стали они одним целым, огнем соединившись. Только сильное чувство могло его на такое снова сподвигнуть. А к жене своей Ярослав пока любви не чувствовал. Может, со временем придет?

Так и шли к терему. Радмила все причитала, а Волк ее за руку вел да люд хмельной отгонял.

А когда к хоромам уже подошли, он развернулся к жене и сказал сурово:

– Тебя Радмила зовут, что значит заботливая и милая. Вот и будь ею! Тогда уживемся. Я муж твой. И коли сказал – не будем прыгать, значит, так оно и будет. Воле моей никогда не перечь. Не потерплю того более!

Жена сразу затихла, пораженная суровостью мужа в первый же день свадебный. А Волк спокойно открыл дверь в терем и рукой пригласил войти. Девица покорилась.

Ночкой же первою Волк старался быть нежным да осторожным. Радмила была послушна и тиха. На ласки откликалась да целовала в ответ, покоряясь воле мужа. Тело ее было спелое и славное, что в любом могло разжечь желание. Да и послушание девичье польстило бы любому. Но только не Волку. Ему это не по душе пришлось. Он огня хотел, а она покорна была да улыбалась. Недолго думая, сотник сделал свое дело, да и заснул тут же.

***

А на следующий день играли свадьбу всем Киевом, чай, не простой холоп женится, а сотник прославленный. Сам князь гостем почетным был.

Все веселились, кроме самого Ярослава. Холоден был и суров. Вон как радуются, что поженили его, а ему от того веселья мало. На всех глазами волчьими смотрел. Да никто не обращал на это внимания. Радмила же с подружками трещала да на мужа глазками сверкала, видно, хвалилась, какой он у нее. Ей-то прошлая ночка сладкой была, а вот для Волка первая ночь прошла, как будто ее и не было. Может, он просто устал от гуляний Купалы? Может, сегодня все по-другому будет? Вон как жена-то довольна!

Но ни в эту ночь, ни в следующую не ощутил Волк того пламени, что молодцев до безумия разжигает. Просто выполнял свой мужицкий долг, и все. А у самого на душе холод да вьюга.

И как-то раз он решил напиться медовой, думал, так лучше пойдет. Стал лезть на жену хмельным. Та отбрыкивалась. Волк разозлился и заломил руки Радмиле. Только сейчас девица поняла всю силу его мужицкую. Раньше-то он нежен был да осторожен. А теперь вон как неистов, будто разорвать ее хочет. Не могла узнать она мужа своего. Будто зверь пред ней предстал, ранее затаившийся. Заплакала Радмила от обиды, да Волк на то внимания не обращал. Разжигало его сопротивление девицы. Наконец-то он возьмет свое, как ему хочется. И вдруг очи изумрудные ему почудились да волосы златые. Смеется ему Святослава, призывно улыбается. Волк еще большей страстью воспылал от увиденного. Не стал глаза жмурить, чтоб образ сладкий его не покинул. Так и овладел своей женой, не заметив, что Радмила под ним, а не та, другая девица. А когда дрема его брать стала, произнес, словно в бреду:

– Славочка…

На следующее утро женка скандал сотнику устроила, мол, полюбовница у него есть. И что именем чужим он ее во сне звал, и что ночкой с ней мыслями был, а не с женой. Ударилась в слезы Радмила тут же, причитая, что не любит он ее. Волк хотел как-то жену успокоить, вину чувствуя. Да та его только отгонять от себя стала.

– Никогда больше к себе не подпущу! – крикнула, не подумав.

Волка это зацепило. Взглянул на нее гневно.

– Думай, что говоришь, баба! Покричала на меня и хватит. Уймись уже!

– А я не уймусь! Я дочка боярская, чтоб ты мне рот затыкал, – взыграла гордость в девице. – Вон, иди лучше девку крестьянскую низкую да подлую лобызай, Славочку!

Не выдержал Волк и ударил жену по щеке. Кровь на пол брызнула из губы разбитой. Радмила опешила. Никогда и никто на нее руку поднять не смел. Она сама кого хочешь побить могла, чай, слуг у нее много было, на ком она свой гнев выплескивала. А тут муж, да еще и не ровня ей по статусу. Знала, что хоть и сотник прославленный, да из обычного люда был новгородского. А она дочь боярина, и не такому ее бить!

– Ты, холоп новгородский! – крикнула зло. – Да как ты посмел на меня руку поднять, на дочь боярскую?!

Волк еще больше в ярость впал от слов уничижающих. Подбежал к жене, схватил за волосы да стал таскать из стороны в сторону.