Гург

В дальнем углу раздевалки Гург и его друг Нурик после купания переодевались в чистое. Дежурный солдат пробирался сквозь хаос тел, собирал грязное белье и выдавал свежее. Кто-то крикнул:

– О, наконец-то бельишко нам меняют!

– Ага, меняют, грязное белье пацанов из четвертого взвода на грязное белье пацанов из второго, – пошутил Нурик в ответ.

Раздевалка задрожала от взрыва смеха. Гург, сидевший рядом со своим другом в белых солдатских кальсонах, натянул чистую футболку. Он чуть заметно улыбался, движения его были спокойными и уверенными.

Нурик, словно вдруг вспомнив что-то, ударил ладонью себя по лбу.

– Я совсем забыл! У меня же письмо для тебя. – Он вытащил из кармана конверт и, театрально обнюхав его, закрыл глаза. – О, божественные духи!

Гург протянул руку, выхватил у него конверт и положил его в карман гимнастерки. Нурик уважительно кивнул:

– Тебе повезло. Эта девушка пишет тебе почти каждый день. Это должна быть настоящая любовь.

Гург пожал плечами, его взгляд был спокойным, почти безразличным.

– Я даже не знаю ее имени, – лаконично ответил он.

– Как она подписывается в конце письма? – спросил Нурик, удивившись.

– Всего две буквы: Т.Н., – Гург пожал плечами.

– Т. Н.? Таинственная незнакомка… – Нурик улыбнулся, прищурив глаза.

Внезапно сквозь шум послышался угрожающий голос:

– Дежурный! Что, черт возьми, происходит?! Это мои штаны? – Сержант Гулов, высокий солдат явно старшего призыва, размахивал кальсонами с дыркой на заднице перед перепуганным дежурным. Широкая фигура сержанта и его громкий голос внушали страх и трепет молодняку.

– Я сейчас сделаю дырку в твоей заднице! Понятно?! – взревел он.

Дежурный, бледный как стена, нервно огляделся по сторонам.

– Не знаю, я только что положил сюда новые, – пробормотал молоденький солдатик, едва держась на ногах. Потом показал пальцем на Гурга и Нурика. – Может, эти забрали? На них новое белье.

Сержант Гулов стиснул челюсти и мрачно оглядел комнату. Его взгляд остановился на Гурге и Нурике.

– Эй… воин… – прогремел он, и в раздевалке воцарилась тишина. Все взгляды обратились на Гулова и Гур-га. Дежурный воспользовался случаем и забился в угол раздевалки.

Гург смотрел на сержанта с невозмутимым спокойствием.

– Да, ты и ты. Иди-ка сюда, – прогремел Гулов, и к нему медленно приблизились несколько «дедов».

– Что такое, Рашид? – спросил один из них, пытаясь понять, из-за чего суматоха.

– Духи совсем оборзели, – рыкнул сержант, сверкнув глазами. – Смотри, он украл мои кальсоны!

Сержант Гулов и его друзья двинулись в сторону Гурга и Нурика.

– Эй, «дух», берега попутал что ли? Смирно! – приказал он, приближаясь к Гургу.

Гург напрягся, но его лицо было холодным и спокойным. Один из самых дерзких «дедов» подошел к нему вплотную.

– Не понял что ли? Выпрыгивай из штанов, быстро, а то… – прорычал он, но прежде, чем успел закончить угрозу, Нурик легонько ударил его по плечу.

– Эй, чувак, смотри, у тебя тоже дырка в заднице.

«Дед» резко обернулся, пытаясь увидеть собственные кальсоны сзади.

– Где?!

– Ты что, тупой? Сквозь штаны не видно, – ответил Нурик насмешливо.

Раздевалка наполнилась ядовитым смехом. Опозоренный «дед» бросился на Нурика, но тот одним точным ударом в челюсть сбил его с ног. «Дед» грохнулся на пол. Гулов кинулся на Нурика, но тут же встретил мощный кулак Гурга.

Началась драка. «Деды» и сержант бросились на Гурга и Нурика. Двое новобранцев стояли спиной к спине, защищаясь в неравном бою. Удары, ругательства и звуки борьбы эхом отдавались в тесной раздевалке.

Гург без тени страха отражал удары и дерзко атаковал. На него напирали трое противников, но ни один не смог сломить его оборону. Нурик, сражаясь с двумя «дедами», мужественно бился, пока не получил сильный удар Гулова, поваливший его на пол. Когда над его головой зависла тумбочка, и сержант уже готов был ударить его со всей силы, из-за двери вдруг послышался громкий голос:

– Отставить! Сержант Гулов, зайди ко мне! Немедленно! – гнев офицера заставил замолчать всю раздевалку.

Солдаты замерли, и тумбочка с грохотом упала на пол, когда сержант выпустил ее из рук.

Офицер окинул солдат суровым взором и, круто развернувшись, вышел. Разъяренный Гулов пошел одеваться. В раздевалке царила тишина, нарушаемая лишь тяжелым дыханием солдат.

Новобранцы, видевшие драку, смотрели теперь на Гур-га и Нурика с уважением и восхищением. Еще бы! Двое призывников, «духов», не только не побоялись противостоять пятерым «дедам», но и с честью вышли из этой схватки. В глазах молодых солдат они стали героями. Гург подал руку лежащему на полу Нурику, а когда тот встал на ноги, они с хитрыми улыбками посмотрели друг на друга и по-братски стукнулись кулаками.

Перекличка на плацу воинской части

Утро в Душанбе было свежим и бодрящим. В воздухе пахло прохладной росой. Только что вставшее солнце осветило плац перед казармами, где уже выстроились около двухсот солдат. Гург и Нурик стояли в последнем ряду. Они оба знали, что после вчерашней драки «деды» захотят им отомстить, и потому с тревогой наблюдали за массивным силуэтом сержанта Гулова, двигавшимся по периметру площади. Его тяжелые шаги отдавались эхом, а холодные глаза хищно скользили по рядам. Он остановился позади Гурга и Нурика и тихо, чтобы не услышал офицер, дал команду:

– Табаров, Салимов, нале-во! За мной шагом марш!

Оба солдата четко выполнили приказ и последовали за сержантом, ощущая взгляды сослуживцев.

– Вы двое теперь будете под моей особой опекой, – процедил Гулов, когда они проходили через ворота казармы. Голос его был ледяным, а в глазах читалось: «Ну, вы запомните меня надолго!»

За воротами, у въезда на грунтовую дорогу, их ждал неряшливого вида мужчина лет сорока, с неровной щетиной и сигаретой во рту. Его усталые глаза оценивающе вперились в двух молодых солдат.

– Что это? Всего два?! – раздраженно спросил он. – Они не успеют. Я заплатил тебе за четверых!

– Не волнуйся, эти двое справятся с работой за восьмерых, – ответил, усмехнувшись, Гулов.

– Но… – мужчина хотел возразить, но сдался под ледяным взглядом сержанта.

– И помни, они должны вернуться до вечерней переклички. Понял?

– Салимов, пойдем со мной, – Гулов покосился на Гур-га, потом посмотрел на Нурика и своего гостя. – Подождите здесь пять минут, он скоро вернется, и вы поедете.

Мужчина раздраженно закурил, а Нурик, пытаясь понять, куда увели друга, присел возле небольшого деревца. Гулов и Гург скрылись за углом забора.

Сколько стоит Рахш, конь Гурга?

На улице рядом с частью царила безмятежная тишина. Там стояла машина, элегантная и блестящая, которая не могла не привлечь внимание. Рядом ждали две женщины, не по-здешнему нарядные, – Моника и Гуля. Сержант протянул руку, в которую Гуля вложила сложенную банкноту. Гулов быстро сунул деньги в карман.

– Пять минут, не больше. Он должен сейчас ехать на задание, вам понятно?

– Конечно, спасибо, – ответила Гуля с вежливой улыбкой.

Сержант ушел, а Гург с удивлением изучал женщин, переводя взгляд с одной на другую. Он не понимал, что могло привести этих странных существ в такое место.

Гуля первой прервала молчание.

– Привет, меня зовут Гуля, а это Моника. Мы приехали из Польши специально к тебе.

Гург посмотрел на нее с недоверием.

– Дело в том, что мы видели тебя на соревновании бузкаши. Нам очень понравился твой конь Рахш, – объяснила Гуля, стараясь говорить спокойно и убедительно.

Гург нахмурился, пытаясь понять, что они имеют в виду.

– Короче говоря, мы хотели бы купить у тебя этого коня. Скажу сразу, цена не имеет значения.

Гуля на мгновение задумалась, решая, какую сумму назвать, чтобы сразить наповал обычного парня с гор.

– Мы можем заплатить тебе тысячу долларов, – продолжила Гуля, а Моника с любопытством следила за Гургом.

– Мне очень жаль, – с невозмутимым выражением лица медленно ответил Гург, – что вам пришлось проделать столь долгий путь, но мой конь не продается.

Он уже собирался уйти, но Гуля сделала шаг вперед, остановив его рукой.

– Ты можешь получить больше, просто скажи, сколько ты хочешь. Три, четыре тысячи долларов? Может быть, ты хочешь пять? Мы дадим, просто назови свою цену.

Гург посмотрел на нее с недоумением, затем перевел взгляд на Монику.

– Дело не в цене. Просто, как я уже сказал, он не продается. Рахш не просто конь, он мой друг.

Гург повернулся, чтобы уйти, но Моника в отчаянии воскликнула:

– Десять тысяч долларов!

Гург насмешливо скривил губы, услышав эту сумму, но не остановился.

– Подождите, двадцать тысяч долларов! – крикнула Моника, в ее голосе послышалось разочарование.

Гуля вздохнула, а Гург шагал прочь, не говоря ни слова.

– А ты сказала, что мы купим коня за гроши, – заметила Моника, раздраженно глядя на подругу.

– Я же не ожидала, что он окажется таким крепким орешком, – огрызнулась Гуля, пожимая плечами.

– Нет, я не сдамся просто так. Этот конь должен быть моим! – Моника сжала кулаки и побежала за Гургом. – Пятьдесят тысяч долларов! Что скажешь?!

Гург уже подошел к Нурику, который услышал последнюю фразу.

– За что эта дамочка дает тебе пятьдесят тысяч долларов? – спросил Нурик.

– Они хотят купить у меня Рахша, – спокойно ответил Гург.

Нурик удивленно присвистнул, а мужчина рядом с ним показал на грузовик:

– Ну, все, солдатики, запрыгивайте в кузов!

– Хорошо, но, когда будем проезжать мимо почты, остановись на минутку, мне письмо надо отправить, – попросил Нурик.

Мужчина кивнул.

Нурик и Гург забрались в кузов грузовика. Моника, наблюдавшая эту сцену, быстро повернулась к Гуле.

– Садись в машину, едем за ними. Этот конь будет моим, даже если он будет стоить мне миллион долларов!

– Моника, не накручивай себя, – попыталась успокоить ее Гуля, но ту уже было не остановить.

– Идем быстрее, а то мы их потеряем!

И женщины побежали к своей машине.

Лучший друг – рыжий Нурик

Грузовик трясся и ревел, двигаясь по городу. Гург и Нурик подпрыгивали в кузове среди скрипящих досок и металлических ограждений. Солнце уже было высоко, заливая улицы золотым сиянием. Нурик вдруг что-то вспомнил и с улыбкой повернулся к Гургу.

– Слушай, у меня ж для тебя новое письмо. От этой… Т. Н. – Он вытащил из кармана конверт и с театральным почтением поднес его к носу. – Божественный аромат… Держи!

Гург с легкой улыбкой взял письмо. Аромат духов и правда был ощутим. Он улыбнулся немного меланхолично.

– Божественные духи, говоришь? Может, мне стоит влюбиться в ту, что ими пользуется? – шутливо ответил он, и Нурик расхохотался.

Открыв конверт, Гург погрузился в чтение, и блаженная улыбка озарила его лицо. Наверное, в этот момент остальной мир не существовал для него. Грузовик резко затормозил, и парни едва не попадали с лавок. Водитель высунул голову в окно.

– Вот твоя почта, солдат. Только давай по-быстрому, – крикнул он, щурясь от солнца.

Нурик спрыгнул с грузовика. Подбежав к почтовому ящику, он вытащил конверт и фотографию. Помедлив, осторожно засунул ее внутрь, тщательно запечатал письмо и бросил его в почтовый ящик.

В тот момент, когда на светофоре желтый свет сменился зеленым, Нурик уже запрыгнул обратно в кузов. И тут он заметил, что за ними едут Моника и Гуля.

– Смотри, они не сдаются, – крикнул он, указывая на «Мерседес».

Моника была за рулем, а Гуля сидела рядом, с лицом решительным и сердитым.

– Что-то мне подсказывает, что ты получишь за Рахша мешок денег, – Нурик слегка толкнул друга в бок.

Гург поднял глаза от письма.

– Не говори чепухи, я не продам Рахша, – холодно буркнул он.

Нурик расплылся в улыбке.

– Продашь ты его или нет, но это хороший повод познакомиться с этими прекрасными дамами поближе.

Прежде чем Гург успел ответить, Нурик уже показывал женщинам в «Мерседесе» сердечко из пальцев и забавно гримасничал. Потом он засунул руку под гимнастерку, имитируя биение сердца под рубашкой, и закатил глаза. Вся эта пантомима развеселила Гурга.

Да и девушки в «Мерседесе» смеялись. Гуля показала Нурику кольцо на пальце, дав понять, что она уже занята. Моника, высунувшись из окна, посылала Нурику воздушные поцелуи. Нурик вошел в раж. Он опасно перегнулся через борт, протягивая руки к Монике, жестом приглашая ее подъехать к нему поближе. Моника показала кулак с большим пальцем вверх, демонстрируя, что готова принять вызов.

Гуля быстро перехватила руль, чтобы не слететь с дороги. «Мерседес» заметно прибавил скорость, сокращая расстояние между ним и грузовиком.

Нурик, балансируя на краю борта кузова, опасно наклонился вперед, протянув руки к Монике. Та в ответ, подставив щеку, шутливо указала на нее пальцем. Нурик вытянулся еще ближе. Их лица оказались совсем рядом, и в ее глазах вспыхнули озорные огоньки – смесь азарта, легкого кокетства и волнения. Гург схватил друга за лодыжки, чтобы он не упал за борт.

Нурик мягко коснулся губами ее щеки, словно подчиняясь негласной игре. Водители, следовавшие позади автомобилей, сразу оживились: гудки, смех, радостные возгласы. Колонна машин замедлила ход, а лица пассажиров выныривали из окон, жадно ловя каждую деталь происходящего. Некоторые уже поспешили запечатлеть момент на камеру телефона, став свидетелями редкого зрелища, вырвавшего их из повседневности. Гуля, наблюдая за этим дерзким поцелуем, театрально нахмурилась, изображая недовольство, и с нарочито обиженным видом махнула рукой в сторону Нурика, при этом указав пальцем на свою щеку:

– А мне? Я ведь тоже жду!

Широкая улыбка озарила лицо Нурика. Не колеблясь ни секунды, он ловко перепрыгнул с кузова на крышу «Мерседеса». Несколько мгновений скользил на животе по блестящей крыше, а затем, осторожно балансируя, просунул голову в открытое окно. Гуля прыснула от смеха, но, прежде чем она успела сказать хоть слово, ее щеки уже коснулся его легкий, торопливый поцелуй.

Позади колонна не умолкала – сигналы, веселые крики, приветственные взмахи рук. Казалось, само утро пропиталось духом беззаботной свободы, сумасшедшего веселья и мгновенного счастья, словно вся улица на короткое мгновение забыла о будничной суете и позволила себе окунуться в этот вихрь чистой радости.

Нурик, все еще на крыше «Мерседеса», торжествующе поднял руки, как бы говоря: «А теперь посмотрите на это!» Он жестом показал Монике, чтобы она подъехала поближе к грузовику. Та кивнула и придвинулась почти вплотную к кузову – буквально на расстояние нескольких сантиметров. С точностью акробата Нурик прыгнул обратно в грузовик, широко при этом улыбаясь.

Внезапно плохо закрепленный задний борт с грохотом отвалился под его весом. Улыбка с лица Нурика мгновенно исчезла. Он упал прямо под колеса «Мерседеса». И крик Моники смешался с визгом тормозов.

– Стой, стой, – орал Гург, стуча кулаками по крыше кабины грузовика.

Машина резко остановилась, и он, выскочив из кузова, побежал к своему упавшему другу.

Вокруг сразу начала собираться толпа. Водители и прохожие, только что наблюдавшие комедию, стали вдруг участниками драмы. Они в ужасе перешептывались.

Моника вышла из «Мерседеса» на дрожащих ногах. Гуля, прижав руку ко рту, не могла произнести ни слова. Взгляды Моники и Гурга встретились: в ее глазах был страх, а в его – враждебность и пылающий гнев.

Душанбе. Тюрьма. Кабинет начальника тюрьмы

Кабинет начальника с металлическим столом и полками, ломившимися под тяжестью дел, подавлял суровостью. Майор Буриев, высокий мужчина сорока двух лет с темными волосами и грозным взглядом, застегнул ширинку и выправил мундир. Он покосился на стройную немку Эмму, с которой только что занимался сексом. Эта заключенная со светлыми волосами и тугим телом нравилась ему своей невозмутимостью. Эмма спокойно застегивала платье, поправляя волосы. Майор холодно произнес:

– Я подписал приказ, международную камеру, где ты сидишь, переводят в Нурек. Завтра поедете.

Эмма приподняла бровь, в ее глазах блеснул вызов.

– Расстаемся? – спросила она спокойно.

– Нет. Меня тоже переводят туда через месяц.

Эмма обняла его за шею.

– Посмотрим, Буриев. Может, там у тебя будет больше времени для меня.

Майор аккуратно убрал ее руки и слегка оттолкнул.

– Дежурная! – крикнул он, повернувшись к столу. В кабинет вошла охранница. – Выведите заключенную, – скомандовал Буриев на таджикском.

– Есть! – ответила дежурная, схватив Эмму за руку.

Та вышла с высоко поднятой головой, не показывая ни капли страха.

Коридор тюрьмы

В коридоре было холодно, эхо шагов отражалось от бетонных стен. Эмма, шедшая под конвоем, заметила, как издали приближается еще одна охранница, а с ней светловолосая заключенная. Это была Моника. Как странно было видеть ее нежную кожу и блестящие волосы в этом мрачном месте! Она выглядела экзотическим мотыльком в тюремном коридоре. На долю секунды глаза женщин встретились. В глазах Эммы мелькнула тревога, возможно, ревность: уж ни к майору ли ведут эту птичку?

– Двигайся, – рявкнула охранница, толкнув Эмму в спину. Немка сделала пару шагов и снова оглянулась. Монику действительно повели в кабинет Буриева.

Майор Буриев и новая реальность Моники

Кабинет был наполнен табачным дымом. Монику затошнило. Охранница Лайло покосилась на нее с сочувствием, но тут же отвернулась.

– Ждите за дверью, – приказал майор.

Лайло вышла, плотно закрыв дверь. Майор пролистал несколько страниц в деле, прежде чем поднять взгляд на заключенную.

– Полька? – спросил он на русском.

– Да, – ответила Моника, стараясь, чтобы голос не дрожал.

– В деле указано, что вы свободно говорите на нашем языке, – продолжил он на таджикском.

– Да. Я изучала иранистику. Знаю шесть языков, – ответила Моника по-таджикски.

– Впечатляет. Что вы делали в нашей стране? – спросил он, и его голос был холоден как лезвие.

– Приехала по делам, – сказала Моника.

Буриев прищурился.

– Приехали по делам и убили человека?

– Это не так. Это был несчастный случай, – ответила она, сдерживая слезы.

Майор швырнул папку на стол с явным презрением.

– Ты называешь автомобильное хулиганство на дороге, приведшее к смерти человека, несчастным случаем? – зарычал он. – Я лично позабочусь, чтобы ты сгнила здесь. Добро пожаловать в ад.

Моника почувствовала, как игла страха пронзила сердце. Майор подошел ближе, его шаги были медленными, почти торжественными.

– Восемь лет заключения. Для тебя это будет вечность, – прошипел он, а потом добавил мягче: – Но, если ты будешь хорошей девочкой, послушной, покладистой, тебе здесь не будет очень плохо. Может быть, я даже подам прошение о помиловании. Как тебе такое предложение?

Моника молчала, стиснув зубы. Майор принял ее молчание за согласие и приблизился. Его рука резко сжала ее грудь, причиняя боль.

– Ну, вот и умничка. Со мной тебе будет, как в раю.

Моника застонала от боли, ее дыхание участилось. Наконец, она не выдержала. Оттолкнув его, она крикнула:

– Нет!

Реакция Буриева была молниеносной. Он схватил ее за волосы, притянул так близко, что она чувствовала его отвратительное дыхание. Второй рукой он сжал ее горло.

– Запомни раз и навсегда: во-первых, никогда не кричи в моем присутствии. А во-вторых, здесь ты не имеешь никакого права на свое тело. Я буду иметь его в любое время, когда захочу, хочешь ты этого или нет. Поняла?

– Да-а, – выдохнула Моника.

– Ну вот. Другое дело, – сказал он, отпуская ее горло.

Моника кашлянула, хватая ртом воздух. Она дрожала всем телом, старалась восстановить дыхание. Майор с удовлетворением наблюдал за ее реакцией.

– Посмотрим, как ты усвоила урок, – сказал Буриев, затягиваясь сигаретой и выдыхая дым в лицо Моники.

Его глаза раздевали ее. Она дрожала, но старалась не показывать своего ужаса. Майор подошел ближе, его лицо оказалось совсем близко. Он медленно поднял руку, и Моника инстинктивно напряглась. Она почувствовала, как его рука снова сжала ее грудь, а затем двинулась ниже, вот она уже между ее ног… Моника стиснула зубы, ее глаза наполнились слезами, которые тихо текли по щекам.

Майор Буриев удовлетворенно улыбнулся, посмотрел ей прямо в глаза, испытывая извращенное удовольствие оттого, как легко ему удается сломить эту женщину.

– Ну, видишь? – сказал он мягко, словно разговаривая с ребенком. – Это не так уж и страшно, не так ли?

Моника закрыла глаза. Она чувствовала, что если сейчас издаст хотя бы звук, то потеряет контроль, и все может повториться снова.

– Дежурная, – позвал он.

Лайло вошла в кабинет. Ее взгляд скользнул по Монике, заметив и бледность и дрожь.

– Отведите ее в камеру, – приказал Буриев.

– Есть, товарищ майор, – ответила Лайло и, осторожно взяв Монику за локоть, она вывела ее из кабинета.

Охранница Лайло: «Лучше умереть с честью, чем дать себя унизить»

По тюремному коридору Моника шла, почти не видя стен. Мысли путались, сердце разрывалось от горечи и стыда. Коридор казался бесконечным, его холодные стены словно сжимались вокруг нее. Во взглядах проходящих мимо заключенных и охранников она читала равнодушие и беспощадность. Казалось, они говорили: «Вот еще одна сломленная душа»!

Лайло, шедшая рядом, поглядывала на Монику с искренним состраданием. Она знала, на что способен майор, и ей было жаль беспомощную девушку. Ей хотелось помочь этой хрупкой иностранке, но она не знала, как это сделать.

Наклонившись к Монике, Лайло прошептала едва слышно:

– Он такой со всеми. Главное, не бояться. Не дай ему запугать тебя. Лучше умереть с честью, чем позволить себя унизить.

Моника подняла взгляд на Лайло, в нем мелькнула благодарность. Но страх и боль еще не отпустили ее, они прятались в глубине ее зрачков, как раненый зверь, который не может найти себе укрытие.

Тюремная камера

Дверь международной камеры с громким скрипом отворилась, и внутрь вошла Моника в сопровождении Лайло. Бледная, с опухшими от слез глазами, она не могла не вызвать жалости. Лайло старалась не смотреть на нее, чтобы сохранить маску строгости. Через несколько секунд она закрыла дверь, оставив Монику одну среди незнакомых женщин.

Взгляды шести заключенных, находившихся в камере, обратились к новенькой. Моника сжалась от их пристального внимания.

Повисла напряженная тишина, готовая в любую минуту взорваться. На кровати в углу, скрестив руки на груди, лежала Тамара, тридцатилетняя украинка со спортивной фигурой, короткими темными волосами и острым пронзительным взглядом. Рядом с ней, прислонившись к стене, сидела Сара – красивая еврейка с копной густых темных кудрей.

За столом, расположенным в центре камеры, сидела Эмма – та самая немка, с которой Моника столкнулась в коридоре. Ее светлые волосы были стянуты в пучок, в глазах читались уверенность и жесткость. Рядом примостилась Динара, двадцатидвухлетняя киргизка, стройная и привлекательная, с длинными прямыми волосами, блестевшими в тусклом свете лампы. Ее утонченные черты казались мягкими, но взгляд был острым и опасным, как бритва.

По другую сторону стола сидела Магда, двадцатилетняя чешка, худая и веснушчатая, с лицом, казавшимся невинным, почти детским. Таким неуместным в этом месте.

В углу камеры, словно контролируя весь периметр, стояла Алтын, массивная сорокалетняя казашка внушительного роста и крепкого телосложения. Ее широкие плечи и глубоко посаженные глаза вызывали страх у заключенных и уважение у работников тюрьмы.

Моника почувствовала себя чужой, слабой, такой неуместной на этой территории. Все молчали. И оттого ей становилось особенно страшно.

Собравшись с духом, она тихо произнесла:

– Салам алейкум.

Она хотела разрядить обстановку, хотя понимала, что в реакция может быть иной. Эмма подняла брови и медленно направилась к ней. Ее движения были уверенными, почти грациозными.

– Какой «салам алейкум»? – прошипела она по-русски. – Здесь никто не говорит по-таджикски. Это камера для иностранок, таджичек тут нет.

Моника ощутила, как перехватило горло, но она через силу тихо ответила:

– Извините, я не знала.

Она произнесла это по-русски, стараясь не смотреть в глаза Эммы. Та, склонив голову, изучала Монику, чуть усмехаясь.

– Откуда ты и за что здесь? – холодно спросила она.

– Я из Польши. Попала в аварию… Вернее, я сбила мужчину своей машиной. Он не выжил… Мне дали восемь лет, – ответила Моника, чувствуя, как тяжесть этих слов давит ей на плечи.

Эмма насмешливо фыркнула и кивнула в сторону дальнего угла.