По следам исчезнувших

Вопрос определенно адресовался ей, поэтому Маша поняла, что больше прятаться от взглядов не получится. Надев на себя самое невозмутимое выражение лица, на какое только была способна, она обернулась и посмотрела на Элизу в упор.

– Пока не доказано обратное, я считаю своего мужа пропавшим без вести. И для вас, Елизавета, я Мария Викторовна. Леонид Сергеевич, давайте уже к делу? Надо наконец обсудить съемочный график на завтра, а потом я сориентирую по некоторым бытовым и организационным моментам.

Глава 3

От ворот «Лесной сказки» Каменев отъезжал в таком раздражении и злости, что почти ничего не видел перед собой. Да и, казалось бы, на что смотреть? Дорога одна, по ней никто не ездит и не ходит, никаких знаков, которым нужно следовать, на ней нет. Хоть с закрытыми глазами езжай! Единственная опасность – врезаться на изгибе в вековую сосну.

В итоге машину, идущую навстречу, он заметил чуть ли не в самый последний момент, когда водитель весьма грубо посигналил ему, призывая прижаться к обочине. Вообще-то, это был еще вопрос, кому и куда следовало прижаться! Та машина так-то тоже могла бы пропустить его. Но нет! Навстречу ему ехал громоздкий шикарный «мерседес», а такие машины никогда и никого не пропускают, поскольку их владельцы свято уверены в собственной исключительности и в том, что это другие должны перед ними расступаться!

Справедливости ради, конечно, стоило признать, что «мерседес» и так ехал, максимально прижавшись к своему правому краю дороги, это Каменев ехал почти по центру, пользуясь отсутствием разметки и других участников движения. Но в тот момент он был слишком раздосадован, чтобы даже просто обратить на это внимание, не то что признать.

Возмущенный сигнал водителя «мерседеса» выдернул его из мрачных мыслей слишком поздно: Каменеву пришлось резко крутануть руль вправо, чтобы уйти от столкновения, в итоге он едва не влетел в одну из тех самых сосен, растущих по краю дороги, но все-таки успел затормозить, громко выругавшись.

«Мерседес» пролетел мимо, даже не сбавив скорость и уж тем более не остановившись, дабы убедиться, что с ним все в порядке. Откуда он вообще взялся? Оставалось только предположить, что это еще одна машина киношников, будь они неладны. Что ж, им же хуже.

Каменев откинулся на спинку водительского кресла, не торопясь продолжить движение. Сердце все еще колотилось в груди, отдаваясь пульсирующей болью в висках. Он попытался расслабить сжатые челюсти и схватил пачку сигарет, чтобы было на что отвлечься. И чем успокоить расшалившиеся нервы.

Впрочем, сам виноват. Знал же, что не стоит ехать, что бессмысленно это. Понял, как только выяснил, что администрированием поездки занимается Мария Лапина. Она еще тогда ему не понравилась – год назад. Каменев всегда терпеть не мог таких баб: деловых, высокомерных, привыкших всеми командовать. У нее муж пропал, повсюду кровища, ясно, что он едва ли вместе с остальными просто пошел в лес и заблудился, а она ходит с каменным лицом, все только звонит кому-то да на звонки отвечает, вопросы какие-то решает. Как только мужики вообще на таких женятся?

Мысли свернули куда-то не туда, и он раздраженно раздавил окурок в пепельнице. Да и ну их всех к черту: и Лапину, и ее группу. Если исчезнут, как и другие, то туда им и дорога, сами напросились. Любители топтаться по чужим могилам и зарабатывать на этом бабло, даже если то были их друзья и близкие. Главное для них – шоу, которое всегда должно продолжаться.

Это же надо додуматься поехать в то же самое место, где уже без вести пропали десять человек, да еще в те же самые дни, когда это произошло! Какие доводы способны остановить подобных людей? Нет, конечно, они наверняка знают не все, и он мог бы их просветить, но это чревато последствиями уже для него…

Как он умудрился вляпаться в эту историю? Каменев мысленно вернулся к событиям годовой давности. Он ведь не должен был тогда поехать в этот чертов лагерь! Не его работа, даже территория не его, он вообще тогда был в отпуске!

А все потому, что в отпуск нужно не уходить, а уезжать. И лучше уезжать подальше, в идеале – куда-нибудь за границу, где твое ментовское удостоверение превращается в бессмысленную картонку. А он не поехал: дорого, глупо, да и не с кем. Решил родителей навестить, помочь им к зиме подготовиться. Да и погода стояла чу́дная для конца октября! Одинаково приятно и шашлыки жарить, и водку пить, и в бане париться. Родители его как раз за год до этого сменили городскую квартиру на дом в деревне, вот он и поехал к ним прямо в субботу утром. А в понедельник днем ему уже позвонили и попросили помочь, потому что, как назло, деревня, где поселились его родители, – ближайший к «Лесной сказке» населенный пункт.

Каменев тогда не смог отказать. Отчасти потому, что не очень-то умел отдыхать. Он сел в машину, указал точку в навигаторе – и уже полчаса спустя был на месте. О чем пожалел минут через пять.

У распахнутых ворот он тогда обнаружил патрульную машину и двух растерянных молоденьких парней. Они топтались на подъездной площадке, бросая на безмолвные домики и замершие на территории лагеря машины напряженные взгляды. Когда Каменев предъявил им удостоверение, они рассказали, как дело было. Мол, пришел вызов по рации: надо проверить заброшенный лагерь, люди там остались работать, а теперь на связь не выходят. Они и поехали. Приехали – а тут ворота закрыты, замок на цепи, машины внутри стоят, а никто не отзывается.

– Так ворота вы сами вскрыли, что ли? – нахмурившись, уточнил тогда Каменев.

Парнишка, говоривший с ним, уныло кивнул.

– Так ведь не отзывался никто! – оправдываясь, словно школьник, проныл он. – А нам велели проверить… Мы и зашли. Думали, может, помощь кому нужна, а там…

Парень как-то странно дернул головой. То ли кивнул на темнеющие между деревьями домики, то ли его просто нервный тик одолел.

Каменев больше ни о чем не стал расспрашивать, пошел сам посмотреть, что «там» такого. И это необычное, жуткое ощущение от осмотра места преступления не забудет уже никогда.

Конечно, он делал это далеко не в первый раз. Он бывал на местах разных убийств: обычных бытовых, чуть менее обычных, совершенных с целью получения наживы, даже на местах бандитских разборок, на которых оставалось сразу несколько трупов. Однажды даже расследовал с группой убийства серийника. Но такой жути Каменев не испытывал ни разу.

Заброшенный лагерь сам по себе производил гнетущее впечатление. Кирпичное здание у входа выглядело веселее других, но даже его время не пощадило. А деревянные домики, рассыпанные по территории дальше, выглядели, на его взгляд, еще более удручающе. Стоящие на территории машины – красивые, новые, даже вполне чистые – резко контрастировали с этим видом, но отчего-то только усиливали тревожное ощущение.

Он тогда сразу заглянул в то самое кирпичное двухэтажное здание, рядом с которым были припаркованы машины. Оно оказалось вполне обжитым, внутри хватало следов работавшей в лагере группы киношников: продукты и даже немного грязной посуды на кухне, вещи в комнатах на первом этаже, брошенные так, словно их хозяева вышли на секундочку, приоткрытые двери. Все вполне мирно и безобидно, если бы не одно «но»: то тут, то там Каменеву попадались следы крови. Где-то это были просто пятна – след от испачканной в крови руки или удара головой, повлекшего за собой травму, капли на полу. А где-то обнаруживались целые подсохшие лужи.

И ни одного тела. Или хотя бы его фрагмента. Еще до прибытия вызванной им опергруппы Каменев обошел весь лагерь, заглянул в каждый домик и каждую его комнату, но так никого и не нашел. Ни живого, ни мертвого.

В одном из домиков он обнаружил кукол. Старые, потрепанные временем игрушки сидели кружком, словно во что-то играли. Вот только головы их были повернуты так, что яркие разрисованные лица смотрели на каждого, кто войдет в помещение. От их мертвых взглядов мурашки бежали по коже.

А еще сильнее они бежали от того, что постоянно казалось: кто-то живой тоже смотрит на него. От этого взгляда волосы шевелились на затылке и зудела спина, но сколько Каменев ни оборачивался, сколько ни вглядывался в просветы между деревьями, он так и не смог разглядеть того, кто за ним наблюдал. Если, конечно, этот кто-то действительно был, и у него не разыгралось воображение, подстегнувшее паранойю.

В воздухе там и тогда повсюду витал запах смерти. Не тот, что чувствуешь, обнаруживая залежавшийся труп. То всего лишь запах разложения. Здесь было другое. То, что не описать словами, что можно только почувствовать. Эксперты нашли десять разных образцов крови, их сравнили с ДНК оставшихся в лагере людей, подтвердив тем самым, что каждый из них был как минимум ранен. И хотя официально все они были признаны пропавшими без вести, Каменев ни на секунду не сомневался: если и не все, то как минимум большинство мертвы.

Оставалось непонятным, куда могли деться тела. Закрытая территория, запертые ворота… Впрочем, последний факт так и не попал в дело: считалось, что патрульные вошли на территорию лагеря, потому что замок уже был сорван. И это был не единственный факт, так и не упомянутый в деле.

«Надо проверить, заперли ли они ворота», – мелькнула в голове непрошенная мысль.

Год назад Каменев предположил, что ворота действительно могли быть открыты в тот момент, когда в лагере что-то случилось. А замок на цепь повесили, когда внутри никого не осталось. Зачем? Неизвестно… Знать бы, куда делись люди или хотя бы их тела, кто все это сотворил, тогда можно было бы предположить и это.

Каменев завел двигатель и тронулся с места, но не продолжил прерванный «мерседесом» путь, а развернулся и поехал обратно. В этот раз близко подъезжать к воротам не стал, прижался к краю дороги перед последним виражом, где его машину нельзя было увидеть из лагеря. Сам пошел под прикрытием деревьев.

Черный «гелендваген» был припаркован у ворот лагеря. Кого бы он ни вез, этот человек уже скрылся в здании, а фургон и минивэн пока продолжали разгружать. Когда же с ними закончили, обе машины отогнали на подъездную площадку, после чего один из киношников – высокий мужик в черном с длинными волосами – обмотал ворота цепью и замкнул ее на крупный висячий замок. Лапина наблюдала за его действиями, а потом забрала ключ себе, что-то коротко сказав. Мужик кивнул и неторопливо зашел в здание.

Сама же Лапина на какое-то время задержалась у ворот. Она как-то нервно, тревожно оглядывалась, всматривалась в окружавший лагерь лес. Каменев даже сделал пару шагов назад, прячась за крупную сосну, чтобы она случайно его не заметила. И Лапина не заметила: ее взгляд ни разу не задержался на том месте, где он стоял.

«Ну что, страшно тебе? – с мстительной удовлетворенностью подумал Каменев. – И хорошо, что страшно. Жаль, недостаточно».

Поежившись под порывом холодного ветра, Лапина тоже поспешила спрятаться в двухэтажном домике. На этом Каменев мог считать свою миссию выполненной и возвращаться к машине, но он все же не стал торопиться. Ворота, конечно, заперты, но что, если где-то в заборе есть выломанная секция? Или же в каком-то месте через него теперь можно перелезть с помощью дерева из-за того, что лес подобрался слишком близко? Следовало проверить.

«И вот зачем оно мне? – мысленно ворчал Каменев, обходя лагерь по периметру. – Можно подумать, мне медаль за это дадут…»

Но, конечно, он делал это не ради медали. Просто ему действительно не хотелось через пару дней узнать, что здесь снова случилось нечто подобное прошлогодней трагедии.

Территория у лагеря была довольно большой, поэтому обход занял добрых сорок минут. Когда Каменев вернулся к воротам, так и не найдя ни бреши в заборе, ни места, где его можно перелезть, не прибегая к помощи стремянки, солнце уже коснулось горизонта. И хотя оно пока не скрылось, дорога, идущая через лес, все равно погрузилась в полумрак: оставшийся свет с трудом пробивался сквозь густо растущие деревья. Следовало поторопиться.

На этот раз Каменев внимательнее следил за дорогой, врубив для верности дальний свет. В лагере, очевидно, уже никого не ждут, но мало ли.

Чуйка опера не подвела: примерно километр спустя Каменев заметил прижавшийся к обочине «опель». Тот явно ехал в направлении «Лесной сказки», но остановился раньше, а водитель, судя по всему, куда-то ушел. Машина определенно появилась тут в течение последнего часа, потому что с «мерседесом» Каменев с трудом разъехался чуть дальше. И даже если бы он по невнимательности пропустил бы «опель», уезжая от лагеря в первый раз, то точно заметил бы его, когда возвращался. Но его тогда здесь не было.

Каменев тоже прижался к деревьям сразу за неизвестной машиной, заглушил двигатель и выбрался из салона. Осмотрелся, прислушался, но не обнаружил признаков чьего-либо присутствия поблизости.

К этому моменту уже почти совсем стемнело, поэтому, подойдя к чужой машине, он включил на смартфоне фонарик, чтобы заглянуть внутрь. Однако такой осмотр ничего не дал: салон был абсолютно пуст. Ни людей, ни вещей.

Каменев вновь оглянулся по сторонам, на этот раз водя фонариком по стволам деревьев. В вышине, на фоне все еще немного светлого неба, их верхушки шевелились, раскачиваясь по воле ветра, но внизу его совсем не ощущалось. Ничто не шуршало и не двигалось, и, вероятно, только благодаря этому его чуткий слух уловил треск сломавшейся под чьим-то весом ветки и тихое шуршание.

– Кто здесь? – позвал Каменев. И тут же торопливо добавил: – Я из полиции! Покажитесь и назовите себя!

В нескольких метрах от него между деревьями мелькнула тень, шуршание и треск стали громче: притаившийся в кустах неизвестный бросился бежать в глубь леса.

– Стой! – крикнул Каменев вслед и поторопился за ним.

Пробираться сквозь заросли оказалось делом непростым, поэтому, несмотря на то, что неизвестный двигался не слишком быстро, Каменев не мог его догнать, поскольку тоже никак не мог разогнаться.

«Вот куда ты лезешь? – мелькнула в голове здравая мысль. – Ты не при исполнении, у тебя даже оружия с собой нет, и ты понятия не имеешь, кто там…»

Обдумать ее Каменев не успел: нога за что-то зацепилась, и он рухнул на землю, едва не расцарапав лицо торчащими ветками. Когда ему удалось встать, шуршание и движение впереди оказались уже гораздо дальше. Из чистого упрямства и нежелания чувствовать себя проигравшим он продолжил безнадежную погоню.

Однако вскоре Каменев понял, что больше не видит впереди движения, это просто тени ложатся то так, то эдак. А шуршание, которое он слышит, издает сам. Замерев, он прислушался, но лес ответил ему тишиной и тихим шепотом ветра в вышине.

Каменев посветил фонариком в разные стороны: лес везде выглядел одинаково и теперь было не очень понятно, в какой стороне остались машины и дорога. Вот только заблудиться сейчас не хватало!

Впрочем, в современном мире при такой близости к цивилизации заблудиться сложно: сервис карт сумел найти и его посреди лесного массива, и «Лесную сказку», хоть лагерь и не был подписан, и проселочную дорогу, ведущую к нему. Но оказалось, что Каменев сейчас находится довольно далеко от нее. Зато на карте совсем рядом была нарисована еще одна. Было это полноценной дорогой или просто достаточно широкой тропой, он не знал. Вообще не был в курсе, что здесь такое есть.

Судя по карте, то ли дорога, то ли тропа ответвлялась от основной лесной дороги метрах в трехстах от лагеря и терялась посреди лесного массива примерно через полтора километра. Причем никаких объектов, к которым она могла бы вести, на карте не было обозначено.

Каменев напряг память. Ведь он только сегодня четыре раза проехал мимо этого ответвления, должен был его видеть. Однако все, что ему удалось вспомнить, – это довольно широкий просвет между деревьями, вроде несколько заросшей просеки. Когда проезжаешь мимо, кажется, что она быстро заканчивается, но на карте было видно, что она просто несколько странно изгибается. Возможно, здесь когда-то хотели проложить еще одну дорогу через лес, но что-то пошло не так и ее забросили.

Чуть подумав, он решил идти к этой недоделанной дороге. Конечно, следуя по ней, он выйдет к дороге довольно далеко от оставленного на ней «дастера», но лучше уж сделать крюк по просеке и по дороге, чем ломиться в темноте через заросли, где можно вновь оступиться и все-таки выколоть себе глаз.

Уже добравшись до просеки, которая действительно несколько заросла, но все же оставалась довольно проходима, а при необходимости, возможно, даже проезжаема, Каменев признался себе, что хочет не столько пройти по ней до дороги, сколько посмотреть, чем она заканчивается. А заодно проверить, не использовал ли это место неизвестный, чтобы спрятаться от него.

Карта показывала, что он вышел на просеку в полукилометре от тупика, которым она предположительно заканчивалась. Хоть уже и полностью стемнело, вечер, по сути, еще только начался, так что Каменев вполне располагал временем. Идти по заросшей просеке было не очень-то удобно, но все же гораздо легче, чем по лесу, поэтому минут через десять он уже добрался до своей цели, невольно охнув и мысленно похвалив себя за это решение. Хотя неизвестного нигде не было видно.

Зато прямо перед ним обнаружились две брошенные машины. Сначала Каменев рассмотрел одну, а потом заметил и вторую. Они стояли одна за другой, как будто ехали гуськом до тех пор, пока не уперлись в плотно растущие деревья.

Вот только зачем они могли сюда ехать? Вероятность того, что они сбились с пути, попутав просеку с дорогой, стремилась к нулю. Даже если по какой-то причине они хотели объехать основную дорогу, сворачивать сюда не было смысла: по карте ведь видно, что путь ведет в тупик. Если только у водителей не было карты, но это маловероятно.

Каменев внимательно осмотрел машины, заглянул через стекла внутрь, попытался подергать двери. В одной из машин задняя правая дверь оказалась закрыта не до конца, из-за чего центральный замок на ней не сработал. Это позволило ему забраться в салон и изучить его более подробно, особенно – содержимое бардачка. Правда, из интересного там нашлась только страховка, но, проверив имя ее владельца, Каменев цветасто выругался себе под нос.

Его худшие опасения подтвердились.

Глава 4

Мила глазом не успела моргнуть, как после совместного ужина, за которым отчасти продолжилось обсуждение плана грядущей работы, отчасти разговор шел обо всем на свете, участники группы молниеносно разбежались, оставив на столе коробочки из-под готовых блюд, упаковки от снеков и десертов, использованные одноразовые приборы, чайные пакетики и пустые пакетики из-под сахара. А заодно грязные чашки – единственную посуду многоразового использования.

– Эй, а ты куда? – окликнула она Родиона, покидавшего кухню последним.

Он замер у порога, на ходу доедая последнее печенье из брошенной на столе пачки, и недоуменно посмотрел на нее. Мол, а тебе какое дело, куда я иду?

– К себе. А что?

– Не хочешь помочь мне с этим? – Она картинно развела руками, указывая на оставленный командой бардак.

– С чего бы? – Родион возмущенно нахмурился. – Не-не, в уборщики я не нанимался! Я еще понимаю – перетаскать сумки. Это хотя бы мужское занятие. А вот это все, – он ткнул пальцем в загаженный стол, – женская работа. Очевидно, твоя.

– Почему это она моя? – возмутилась Мила. Она многое могла бы сказать на тему якобы мужской и женской работы, но не успела.

– Ну, ты же ассистентка, так? – ухмыльнулся гаденыш, подмигнул ей и сбежал вслед за остальными.

Мила только недовольно вздохнула, уперев руки в бока и окинув страдальческим взглядом кухню. Да, ее должность предполагала помощь широкого профиля, без конкретного списка обязанностей. То есть ее могли грузить любыми мелкими поручениями, уборкой в том числе.

«Ладно-ладно, мы еще посмотрим, кто будет смеяться последним, – утешала она себя, хотя никто вроде как и не смеялся. – Все с чего-то начинали. Когда-нибудь и я буду раздавать приказы, как Лапина…»

А пока она собрала в мусорный пакет все упаковки и использованные одноразовые предметы, составила чашки в раковину, протерла стол бумажными полотенцами, смела облезлым веником, найденным под раковиной, крошки с пола.

Тщательно помыла только одну чашку и поставила ее в шкафчик подальше, а остальные скорее ополоснула, лишь слегка протерев губкой. Хотите гарантированно чистую чашку – мойте ее сами.

Окинув кухню придирчивым взглядом, Мила решила, что та достаточно чистая, подхватила мусорный пакет и направилась к выходу. У комнаты, которую ей предстояло делить с Лапиной, притормозила, подумав, не взять ли куртку, но потом продолжила путь. Не так уж и холодно, хватит и толстовки. К тому же ей недалеко идти: всего лишь в торец здания.

Это место Лапина показала ей чуть раньше, после перекуса. Блеклая, облезлая двойная дверь, которая не запиралась, вела в небольшое пустое неотапливаемое помещение.

– Насколько я знаю, здесь раньше стояли мусорные контейнеры, но теперь мусор отсюда не вывозят, так что нам придется забрать его с собой, когда будем уезжать, – пояснила Лапина. – А пока пакеты можно складывать сюда. Здесь холодно, сильно не завоняет, а если и завоняет, то не страшно. Дверь защитит от ворон и прочих мелких животных, которых может привлечь запах, так что не разорвут и не растащат.

– Я все поняла, Мария Викторовна, – покорно заверила Мила. – Буду носить мусор сюда.

Пообещать это при солнечном свете было легко, а теперь, когда стемнело, идти одной вдоль здания оказалось не так весело. Освещение на территории лагеря то ли не работало, то ли его нужно было как-то специально включить, чего никто, конечно, не сделал. Лампочка горела только на крыльце, а дальше освещением служили лишь тусклые окна коридора. Но казалось, что сгустившийся на улице мрак буквально проглатывает свет из них.

Мила понимала, что это глупо, что они здесь одни и никого чужого здесь быть не может… точнее, не должно, но все равно боялась. Разговоры о том, что случилось с другой группой, подстегнули воображение. Оно теперь рисовало страшные картины, заставляя постоянно оглядываться и всматриваться в темноту, но та была такой густой, что казалось, будто в ней совсем ничего нет. Словно во всем мире не осталось ничего, кроме шумящих деревьев, звезд в небе и этого вытянутого двухэтажного домика.

«Мусорный отсек» Мила лишь приоткрыла, но решила, что входить в него не станет. Просто швырнула пакет в темноту и торопливо захлопнула дверь, после чего поспешила обратно. Было все-таки довольно зябко.

Однако, едва она повернула за угол, как тут же притормозила и отпрянула, прячась в тени. На крыльце кто-то был, и Миле показалось, что это режиссер Крюков. Мерзкий старикашка обожал отпускать сомнительные комплименты, а также норовил коснуться при каждой встрече. Вроде и вполне невинно: он не хватал за задницу или за грудь, только брал за руку или под руку, приобнимал за плечи, но она все равно каждый раз напрягалась, ей было неприятно. Особенно если это происходило наедине: она не знала, чего ждать от него дальше.

Мила успела мысленно задаться вопросом, что будет делать, если Крюков решит задержаться на крыльце. Ведь не просто же так он на него вышел, может, решил подышать воздухом или покурить. Ожидать, что он собрался на прогулку, определенно не стоило.

Однако Крюков ее удивил: почти сразу торопливо нырнул в темноту и спешно направился куда-то вглубь территории лагеря. Мила потеряла бы его из виду, если бы через несколько шагов он не включил фонарик.

Заинтригованная, она двинулась за ним следом. Страх перед темнотой и становившаяся по-настоящему некомфортной прохлада были забыты. Ее нос чуял скандал, предположительно, интимного характера. В конце концов, для чего еще этот престарелый ловелас мог отправиться на ночь глядя в один из лагерных домиков? Только для тайного свидания! Если ей удастся заснять пикантный момент, она сорвет джек-пот! И как минимум до конца поездки больше не будет ни убирать на кухне, ни мыть посуду. Потому что Лапина вряд ли захочет, чтобы Мила слила запись с ней в главной роли в интернет.

В том, что Крюков спешит на свидание именно со строгой администраторшей, Мила не сомневалась. Элиза на такого даже не взглянет, не то что не станет тайно встречаться с ним в зачуханном сарае. А вот Лапина – вполне. У нее уже такой возраст, когда выбирать особо не приходится: ей за тридцать! Да и положение сложное: и не мужняя жена, и не вдова.

А еще у нее довольно неплохое положение в компании, связи. Если удастся ее зацепить, она может стать трамплином для карьеры Милы, ее короткой дорожкой к более интересной должности. Тут главное – правильно себя повести. Не наглеть слишком сильно, не куражиться, просить только то, что Лапина легко сможет дать, и только так, чтобы у нее не возникало ощущения загнанности в угол. Чересчур наглых шантажистов, как правило, убивают. И Лапина, кажется, вполне на такое способна. Поэтому Мила будет умнее.