Al Azif. Книги I-III

– Такое слышал. Но я пока сплю хорошо.

– Точно. Ты же недавно здесь. Через два дня начнётся. Может быть, через три. Не переживай. У тебя будет какое-то время на то, что покопаться в этом всё. Главное не увлекайся. Если на тебя будет кто-то или что-то нападать, то приходи ко мне. Сразу же. Будем решать вопрос, как тебе помочь, но, скорее всего, я постараюсь тебя отсюда выгнать. Надеюсь, ты прислушаешься ко мне, а не как эти все.

– А много этих «всех»?

– Да лет двадцать уже сюда ходите. То купить, то арендовать. Место-то… вон какое. Жить бы тут и жить, но этот дом живым уже не принадлежит. Подъезд так точно.

– Как думаете, в чём причина?

– Какое-то зло произошло здесь. Вот его отголоски воду и мутят.

Я попрощался, пообещав прийти, как увижу что-то подозрительное, а моя новая знакомая опять сказала, что встретимся мы через два дня. Она немного ошиблась. До первых ласточек прошло не два дня, даже не две недели. Лишь спустя месяц я коснулся местной мистики.

Даже сейчас я хорошо помню первый день, своё первое столкновение с кошмаром. Признаюсь, мы тогда немного напились. Ко мне пришла пара знакомых, из соседнего подъезда заглянули студентки с философского, мы играли в настольные игры, связанные с какой-то там эпидемией, смотрели сериалы и всё такое прочее. Когда они всё ушли, я даже убирать ничего не стал. Слишком много общения подкосило меня даже больше, чем выпитый алкоголь. Лицо достигает подушки, и я улетаю. Только не в царство Морфея, как всегда, а в какое-то совсем иное место. Нет, мне конечно и раньше снились кошмары, но тут были какие-то совсем иные ощущения. Я физически чувствовал холод и свой страх, который чем-то ледяным застрял поперёк горла. Первое время, этот страх я даже объяснить не мог, на столько это было чужеродно нашей реальности и далеко от человеческого понимания. Визуальные образы, изначально, были весьма конкретными – я очнулся в себе в рамках своей же квартиры, но потом, по мере моего перемещения, всё расплывалось и становилось всё более эфемерным. Вот я иду через серый туман, из него порой выныривают какие-то балки. Вот длинный коридор из серого кирпича. Вот проблески света, кто-то кричит, какие-то жуки ползают по полу, и они очень странные. Вот опять моя квартира, но она вся будто состоит из чёрного тумана, и в ней кто-то есть. Я не могу назвать его человеком, потому что я явно наблюдаю лишние конечности, а потом я просыпаюсь.

После пережитого во сне, я многократно пытался уснуть, так как до утра было ещё прилично времени, но поезд в моей грудной клетке излишне разогнался, заболели зубы, которые давно требовали похода к дантисту, а в висках ощутимо пульсировало. В таком режиме я дождался утра, пытаясь успокоить себя просмотром занимательного видео с хамелеонами, а потом вышел на улицу, просто чтоб увидеть какие-то краски реальности. Я даже не понимал, что меня так испугало. Это что-то на уровне столкновения с актами каннибализма или эффектом зловещей долины. К тому моменту уже светало, но на первом этаже у кого-то горел свет. Я даже не сразу сообразил, что не спит Анна Фёдоровна, но потом она подошла к окну и пристально меня осмотрела. После чего, выключив свет, скрылась в полумраке квартиры. Я уже хотел напроситься к ней, ведь сама приглашала, но тут она вышла из подъезда. Я увидел, что выражение лица Анны было скорее довольным, чем испуганным или озадаченным.

– Ну? НУ?! Что ты видел?

Я пересказал ей всё, что смог вспомнить. Описал жуков на полу и существо, которое видел в конце. Его белёсую кожу, и эти омерзительные рептильные дополнительные конечности.

– Ты увидел это и до сих пор жив?

– Ну… вроде.

– Возможно, ты что-то сделал не так, как все. Я не могу точно знать. Мне… мне рассказывали. Пойдём со мной.

Мы зашли в её квартиру, где будто бы стало ещё чище, чем было прошлый раз, а прошлый раз можно было есть с пола. Там она вручила мне бумажный пакетик. Я развернул его: внутри было что-то серо-зелёное, явного растительного происхождения. Видимо, мой взгляд стал крайне недоумевающим.

– Да чай это! Чай! Мы давно его придумали, да никто пробовать не хочет. Всё легально, не бойся. Он просто сделает твои сны чуточку ярче, и ты сможешь лучше понять – что за дела происходят в твоей квартире.

– Мне сейчас это делать?

– Конечно нет! Ты что? Когда люди спят? Пьёшь чай, ложишься удобно, шторы все задёргиваешь, технику максимально отключаешь, и начинаешь.

– Что начинаю?

– Идти… Всё. Я пошла новости смотреть.

На тот момент я сделал вывод, что бабуля Краузе явно не новости там и сериалы смотрела, а листала какие-то экземпляры своей библиотеки. Кто знает, что там у неё на полках? Может быть, Книга Законов Мёртвых, а может даже Сокровенные Культы. Или… ха-ха…что-то из Пнакотических Манускриптов. Я уже не узнаю, ибо выход во внешний мир мне закрыт, да и желания у меня такого нет. Не скоро я смогу увидеть Анну Фёдоровну, иными словами.

Я вернулся домой и наконец-то дополнил свой канал более содержательными видео, поудалял оскорбительные комментарии глубоководного интернета под старыми роликами. После я отредактировал свою основную статью, что ждала публикации и пока не блистала деталями. Приближалась ночь. Приближалось время сомнительного чая, который придумали «мы». Кто это «мы»?

Знаете, есть такая очень модная в некоторых кругах трава, которая называется рукола или же эрука. Кто-то в ней чувствует ореховые оттенки, кто-то считает, что это как пырей нарвать и жевать, а я, признаюсь, не понимаю, какой у неё именно вкус, но он обильно присутствовал в чае Анны Фёдоровны. Ещё я ощущал шалфей, что-то вроде чабреца и нечто вяжущее язык. Пустая кружка была убрана в мойку, после чего я, пошатываясь, добрался до кровати и уснул, лишь голова коснулась какой-то опоры. Вряд ли я попал на подушку. Затем тьма. После монотонный гул, который вызывал мелкую дрожь не моего тела, но сознания. Я начал ощущать себя спящим и бодрствующим одновременно. Мои ноги коснулись чего-то твёрдого, и я открыл глаза. Пару секунд моя новая реальность рассыпалась под ударами старой, но всё же чай победил, и я крепко встал двумя ногами на выжженную землю неизвестного мне пространства. Впереди были огни, шум, музыка, и я выдвинулся в том направлении. Спустя несколько шагов, некто нажал перемотку вперёд: вот я уже на улицах некоего поселения, что явно находится вне привычной мне эпохи, но, вроде, ещё в привычной мне стране. Вокруг меня были люди, которые предпочитали меня не замечать. Они спешили меж домов к огромному каменному городищу на возвышении, откуда и струилась музыка. Одеты они были, как крестьяне из учебника истории из параграфа про шестнадцатый век, или вроде того. Не думаю, что у крестьян мода сильно менялась, но эпоху можно было примерно прикинуть по постройкам. И я шёл за ними, за этой радостной толпой, прославляющей непонятные мне имена. Тут я заметил, что шли они не к воротам, а к небольшому арочному проёму под городищем, и оттуда тянуло холодом и ужасом, что вызывало во мне дрожь и трепет. Так я остановился, и побрёл по пустым улицам опустевшего поселения, в итоге выйдя на какую-то площадь. Сначала на ней ничего не было, но после видение вновь исказилось и переменилось. Дома вокруг стали выше и материал их преобразился, став камнем, напоминающий чёрный оникс. Солнце померкло и каменные стены да мостовая поблёскивали в свете огромного костра, что горел в центре площади. Я поднял взгляд к небу и увидел, что остальной свет испускал шар, покрытый тысячей чешуйчатых щупалец. Он был не слишком большим, всего лишь с баскетбольный мяч, но чуть поодаль можно было разглядеть рой его громадных собратьев, что освещали остатки городища, низведённого до его таинственного основания с аркой. Им не было до меня никакого дела, и я боязливо отвёл взгляд, да направился к костру. Не скажу, что это решение улучшило моё психоэмоциональное состояние, но оно приблизило меня к правде. Возле костра стояли три антропоморфных фигуры, крупного телосложения. Я бы мог решить, что предо мной вечеринка любителей тяжёлой атлетики и прочего гиревого спорта, но их головы были весьма безобразной формы, что угадывалось под капюшонами, скрывающими лица незнакомцев. Их рты издавали квакающие звуки, что были у них за общение, как я быстро понял по вариативности звучания. Вероятно, меня не существовало для тварей в капюшонах, ибо я подошёл весьма близко, но они не удостоили меня вниманием. Вдруг в свете костра и ореола от мерзкого создания в небе появился ещё один вполне обычный человек, который выглядел очень привычно для меня, но не для существ у костра, наслаждающихся пустым городом, низвергнутым в ничто. Пожилая женщина, одетая в простое зелёное платье в белый горошек и стоптанные коричневые туфли на плоской подошве, сотрясаясь от ужаса, приближалась к костру, и существа, увидев её, затихли в вероятном изумлении. Сначала, я даже подумал, что это Анна, но нет. Не она, и не одна из тех бабулек со скамейки. Я никогда её не видел, но она была из нашего обычного бессмысленного мира. Она упала на колени, на мягкий грунт, но не в мольбах, а скорее от бессилия. Она начала что-то говорить, но звук её голоса растворялся в тяжёлом воздухе, хоть я и стоял очень близко. Существа говорили с ней. Булькая и квакая, но всё же на человеческом языке. Женщина начала улыбаться и что-то им отвечать, и я улавливал лишь отдельные слова, но понял, что её прошения были услышаны. В тот момент, кто-то задел моё плечо, и я повернулся к незнакомцу, но никого не увидел. И вот я уже стою вдоль чёрной природной стены, что является склоном жуткой скалы, в чьём теле пробурена зловонная чёрная пора, куда мне и нужно было углубиться. Я чувствовал это. Вот и они. Те самые жуки, что ползали под моими ногами в прошлом подобном сне. И у них были искорёженные лица, и они смотрели на меня двумя человеческими глазами полными тоски, а после быстро уползли в серую дымку, коей был покрыт осклизлый пол пещеры. В конце моего пещерного променада меня ждал сюрприз, который, я утверждаю, был самым странным из всего увиденного – моя входная дверь, встроенная в чернейший камень. Путь назад был отрезан дымкой, создавшей видимость близкую к нулевой, кишевшей омерзительными жуками, так что я потянул на себя ручку и шагнул внутрь своей квартиры, которая преобразилась весьма фантасмагоричным образом, под стать остальному визуалу. По полу струилась дымка, а сверху появилась огромная дыра прямо в потолке, из которой выползали жуки с лицами. Они не пытались на меня нападать, а растворялись в сизом тумане. Тут я ощутил, что сжимаю в руке что-то вроде книги в мягкой обложке, а в следующую секунду увидел полоску света, которая по форме как раз напоминала мою внезапную находку, которая, скорее, сама меня нашла. Раз! – и книга вошла в щель, будто письмо в почтовый ящик. Следом всё рухнуло. Все образы. Все чувства. Меня больше не было где-либо, и я превратился в парящую камеру, наблюдающую за другими действующими лицами. Я видел, как идёт по кустам возле дома рыжий мужчина, как он находит книгу, что я выкинул через слот в стене (или в реальности?), как прячет он книгу и уходит с ней из моего обзора. Затем я взлетел и встретился с чужим взглядом. Злым, кровожадным, и это нечто было у меня дома, но подойти ко мне не могло. Оно не было человеком, ибо я видел пять кроваво-красных глаз, смотрящих в два моих перепуганных. Такое просто нереально было выдерживать далее, если планируешь вообще проснуться, так что я отвернулся и начал медленно-медленно падать в свой мир обратно, как лепесток. Затем был глухой удар, и я открыл глаза у себя кровати, под щебет мелких птиц за окном.

Спустя время я унял дрожь, поблевал, почистил зубы, привёл себя в порядок и долбился в дверь Анны Фёдоровны. Не дав мне начать предъявлять претензии, она затащила меня в дом и потребовала всё рассказать. Для бодрости духа, она поставила передо мной стряпню собственного приготовления, которая, что удивительно, вызывала во мне голод, и дала полностью проснуться. Поедая плюшки и булочки, я пересказал Краузе всё, что увидел под действием её сомнительного чая. Она же, дослушав, покачала головой, но вновь не то чтобы от расстройства.

– Хорошо оно тебя утаскивает. Надо было полчашки делать. Ну, ничего. Не смертельно. Ты того мужика, который книгу утащил, хорошо помнишь?

– Да. Как живого.

– Да он и есть живой, скорее всего. Пойдём со мной.

Краузе накинула кардиган, сменила домашние тапочки на более основательные тапки, и почти вытолкала меня на площадку. Я пытался выяснить, куда мы идём, пока она запирала дверь, но она просто начала бодро карабкаться вверх по ступенькам. Я отправился за ней, и так мы добрались до вершины подъезда страданий – пятого этажа, где Анна Фёдоровна, без лишних прелюдий, начала долбиться в дверь одной из квартир. Я был несколько шокирован происходящим, засыпая её вопросами, но тут она начала звать жильца апартаментов, которого она выбрала для атаки.

– Василич! Василич! Ну-ка открывай!

После серии ударов, дверь открылась, и к нам выше уже знакомый мне пожилой мужчина вида чуть озлобившегося, чуть удивлённого, и местами даже, пожалуй, испуганного.

– Ну? Чего вам? У меня есть свои дела. Может, я сплю. Чего долбитесь?

Надо заметить, что говорил он весьма странно и несколько косноязычно. Анна не особо обратила внимание на его недовольство, повернулась ко мне и ткнула пальцев на его седую голову.

– Сейчас так и не скажешь, но Артём-то у нас раньше был рыжий-рыжий. Вот его ты и видел, – она повернулась к Василичу, который кутался в свою телогрейку, – Уже третий мне толкует, что ты забрал какую-то книжку возле дома, что в ней? Не отвертишься больше!

– Ну, забрал. Ну и что? Она мне всё объяснила! Я больше не обижаюсь!

– Кто… она? – Краузе шагнула чуть назад.

Артём Васильевич повернулся ко мне и посмотрел своим мёртвым и безумным взглядом в мои глаза. Я не смог разорвать этот зрительный контакт, вызывающий дрожь в коленях, будто в том сне.

– Ты её видел, малец. Дневник она забрала. Но ты попроси её. Она тебе даст… почитать, – он засмеялся – Скажи «Мария-Мария, дай дневник», и она даст, – и на этих словах он захлопнул дверь.

Мы спускались вниз, и я пытался что-то выяснить у растерянной Краузе, но она лишь пожимала плечами, и говорила, что пока сложно делать какие-то выводы. Мне снова была дана доза галлюциногенного чая и указание – заварить лишь третью часть на стакан, а остальное приберечь до лучших или худших времён. С этими знаниями я зашёл к себе в квартиру, закрыл дверь и сел в полном смятении на пол коридора. Было, разумеется, великое искушение лечь спать в тот же момент, напившись сомнительного настоя, но я вспомнил, что требовалась темнота и тишина, так что я реши скоротать день в дополнении статьи, записи новых видео и уборке. Видео, надо сказать, набирали популярность, хотя хостинг явно морозился с премодерацией. Так я добрался до позднего вечера, и моё терпение кончилось. Я задвинул окно шкафом, предварительно завесив его одеялом, выключил компьютер, плотно закрыл дверь на кухню, для блокирования гула от холодильника, напился мутной травянистой жижи и лёг в кровать. Начались уже знакомые эффекты, пусть и менее агрессивного свойства, и вот я стою в подъезде. Он свежее, чем я его знаю, многие двери всё ещё деревянные, играет музыка, но всю эту идиллию нарушает омерзительный запах и пятна крови на лестничной клетке. А затем я услышал рык, откуда-то сверху, и начал подниматься на звук. Звук шёл из моей квартиры, и я шагнул внутрь, попав после во что-то среднее между пещерой и сюрреалистическим нагромождением элементов моего быта. На сей раз я не видел никаких потусторонних богомерзких созданий. Я чувствовал зло прямо в воздухе, но оно не вселяло чувство опасности, а скорее… безысходности? По полу струилась дымка, однако на сей раз она не была обитаема. Я произнёс фразу, которую порекомендовал использовать для этого случая Василич, и в комнате стало темнее. Я произнёс фразу громче, и что-то заклокотало. Я произнёс фразу третий раз, и мощная сила выбросила меня из окна, которое наяву я так усердно закрывал, дабы не увидеть свет. Но меня не постигли смерть или увечья от падения, ибо я условно перевоплотился в Артёма Васильевича, и теперь в моих руках была тетрадь, которую когда-то подбирал и он. Я побежал напрямик через кусты, через какие-то детские площадки, я сам не знал – куда и зачем бегу, я это не контролировал. Всё закружилось. Удар. Болезненный на сей раз. Я открыл глаза и увидел пол моей комнаты. Мои ноги были замотаны в пропотевшие простыни, а из носа, видимо, текла кровь, которая уже засохла. Проснувшись окончательно, я понял, что закостеневшими руками, изо всех сил, прижимаю к себе тетрадку из сна.

Прежде, чем беспокоить Анну, я решил самому изучить находку. Я даже думал записать видео о том, как я привнёс толику мира сновидческого в реальность, но решил, что это звучит излишне безумно. В тот момент, я так же вспомнил слова Краузе, что я уже третий, кто добрался до сна с тетрадкой, но саму её, похоже, я получил первым. А остальные? Их хотя бы нашли?

Найденная тетрадь и правда была подписана некой Марией К., которая жила в пригороде неподалёку, но название посёлка было зачёркнуто и исправлено на город. Первые записи были, большей частью, связаны с рецептами всяких пирогов и запеканок. Потом страница была исписана рассказом, как сгорел дом Марии, как при пожаре погиб скот, и она не смогла найти собаку, убежавшую от огня в лес. Далее было описано, что пока чиновники занимались проблемой Марии, она жила у знакомых в маленькой комнате и следила за их детьми. Так продолжалось длительное время, пока к ней не пришли люди, обозначившие, что они из администрации и не посадили её в машину и повезли в город. Там, в городе, Марию заселили в наш дом, где она мало с кем общалась, но точно имела контакты с Артёмом Васильевичем, о чём последний, разумеется, умалчивал. Марии пообещали, что её проживание в нашем доме будет временным, и очевидно временное стало длительным. Она жаловалась на холод, ветер в помещении и плохую проводку. Там у неё начало портиться здоровье. Если верить написанному, она жаловалась на это и в какие-то инстанции, но со временем почти перестала ходить, а судя по почерку ей даже писать было тяжко – некоторые записи были совсем неразборчивы. Лучше бы так и оставалось. Я бы не прочитал пугающих строчек о том, как к автору дневника перестал ходить соцработник, как ей отключили свет, и как в один прекрасный день она не смогла выйти из помещения. Она писала, что зовёт о помощи, но её голос слишком слаб, что единственным источником света является щель в стене, что к ней приходят ОНИ. Ещё несколько записей были набором слов, но после всё снова пришло в норму, разве что кардинально изменился почерк. Буквы стали ровным и абсолютно печатными. В последней части дневника, Мария писала пугающие вещи, в которые было невозможно поверить и принять тому, кто не видел их собственными глазами.

Отдышавшись и придя в себя после прочитанного, я попытался достучаться до Василича, который мне, разумеется, не открыл, хотя что-то кричал из недр квартиры. В итоге, я побежал вниз к Анне. Она была дома, увидела меня и первым делом сообщила, что за ту ночь погибло трое. Я показал ей тетрадь и без приглашения вошёл в квартиру. Мы сели за её круглый стол, она изучила дневник от корки до корки и подняла на меня мертвенно-бледное лицо.

– Ну, и что думаешь?

– У меня есть непонимание. Смотрите.

Я открыл ей дневник на той записи, которая меня зацепила.

– Видите, вот здесь.

– Теперь непонимание у меня.

– Она пишет, что живёт над Артёмом Васильевичем.

– И что?

– В доме пять этажей.

– Там раньше были техниче… – она посмотрела на меня с ещё большим ужасом, – Ты хочешь сказать, что она ещё там?

Я пожал плечами, развёл руками и прибег к максимальной мимике, показывающей, что я не разбираюсь во внутренних делах этого дома, которые произошли давным-давно. Анна Фёдоровна же, помедлив секунду, начала куда-то усиленно звонить, затем убежала, бросив меня в своей квартире, а вернулась уже с участковым. Следом прибыло больше людей в форме, и они долго что-то обсуждали. Даже вытащили Василича из его квартиры, что-то у него выпытывая. Затем появилась стремянка, лом, и несколько мужчин в форме более строительного характера. Они начали вскрывать потолок над площадкой пятого этажа, и, о ужас, там обнаружился квадратный проход, куда, видимо, раньше вели вполне обычные ступеньки. А чуть позже на свет была извлечена маленькая иссохшая мумия.

Я буду утверждать всю свою жизнь – я видел у неё лишние пальцы и какие-то странные детали на черепе, которых не должно было быть. Она пыталась спастись при помощи людей, но натолкнулась на, скорее всего, трусость. Она нашла для себя другой выход – тех, кто грелся у костра в чёрном городе. Теперь я знаю их имена, как называется тот город, но я бы дорого дал, чтоб больше его не видеть. Моя душа или мой разум – я не знаю – теперь каждую ночь греет изменившиеся руки у костра, слушая ужасающие литании под светом абсолютного зла. А тело моё оказалось там, где оказалось, потому что… Потому что сомнительные травяные смеси – это не очень хорошо. Потому что финал истории как-то отразился на мне. Потому что однажды ночью, когда я по счастливой случайности был не дома, пропали буквально все люди и животные из моего подъезда, дабы больше никогда не найтись ни в каком виде (тогда же исчез и дневник). Или почему-то ещё? На этот вопрос у меня нет ответа. Как и нет ответа у полиции, что стало причиной смерти нескольких человек в родном посёлке Марии К., чьи тела были найдены полностью высушенными.

Цветы

В тот день, когда всё произошло, бар уже закрывался. В своё время, когда именно я мешал в нём коктейли и наливал воду жизни, работа бы продолжалась до упаду, пока голуби не начнут отключаться на лету от алкогольных паров, идущих с вытяжки, и падать на крыши припаркованных доджей. Но теперь здесь новое руководство, новое название, новый бармен, а я зарабатываю себе на страховку и гамбургер, как могу, в сложившейся ситуации. Нет-нет, меня не сократила злая корпорация. Мои глаза оказались наибольшим злом, вынудив меня мыть полы и протирать стойку, да и то не без помощи очков. Через стекляшки в оправе я наблюдал, как расширилось помещение, как сменилась публика, как появились танцовщицы. Лица этой публики и этих танцовщиц были для меня одинаковы, по причине размытия, так что в них я видел одного весёлого выпивоху во множестве исполнений, да одну смазливую девчонку в виниле, которая крутится возле шеста, столь же размноженную на 3D-копире.

В тот день, когда всё произошло, я уже почти закончил уборку, оставив напоследок самое сладкое – загаженный по самые уши туалет. Возможно, не забудь я запереть тогда дверь, то не случилась бы в моей жизни та странная и пугающая ночь. Конечно же, такой опыт я могу назвать неповторимым, непередаваемым и особенным, но я всё же надеюсь, что мой склероз поможет его забыть. Как я забыл запереть дверь. Я уже шёл к туалетам, как вдруг раздался скрип изношенных петель – а я давно говорил, что их нужно поменять – и в бар кто-то вошёл.

– Мистер Свенсон, – начал я, решив, что владелец пришёл под ночь, как он иногда делает, что проверить свою вотчину, – Не пните ведро, оно где-то там, возле входа.

– Спасибо за заботу, – услышал я незнакомый и очень низкий голос.

Я поднял глаза на вошедшего. Плащ, перчатки, шляпа. Мистер Нуарный Детектив зашёл выпить в наш бар. Из образа выбивался только рюкзак.

– Сожалею, но мы закрыты. Уже поздно. Вы же видели, что буквы горят «закрыто», а не наоборот?

Незнакомец не отвечал. Он, двигаясь меж столами слегка роботизированно, направлялся к стойке. Я же, прихрамывая на левую ногу, направлялся к тревожной кнопке и ремингтону. Ничего не произошло, и он просто сел за стойку, опустив глаза вниз. Большая часть света была уже выключена, и я совсем не видел его лица.

– Сэр… мистер… товарищ! Я тебе ещё раз говорю, свали. Мы закрыты. Мне придётся вызвать копов.

– Ты бы лучше налил мне выпить.

– Что?

– Налей мне выпить. Что у вас есть? Что у вас бывает? Виски? Налей мне.

– Приходи в рабочее время.

– Или ты уже совсем не можешь ничего, старик? Я могу налить сам, но тебе, я полагаю, нравится наливать алкоголь посетителям.

– Когда-то я этим занимался, ты прав.

– У тебя есть шанс. Я заплачу наличными и дам сверху. У меня есть деньги, – рука в чёрной перчатке пошелестела кэшем прямо у меня перед носом, и я, скосив глаза до треска в затылке, успел разглядеть там пару-тройку сотенных, – Можешь не переживать, старик. Как тебя зовут?

Я тогда решил, что он какой-то иностранец и даже предположил, что угадал с «товарищем».

– Называй меня, Джимом. Меня все так называют.

– Но ведь это не твоё имя, я же знаю.