Сладких снов

Мне сниться, что я в своей квартире. Я лежу в своей комнате, но точно не на нашем диване. Я лежу на чем-то жестком, как доска, верхняя половина туловища несколько приподнята под углом относительно ног, лежащих горизонтально. Мне очень трудно сфокусироваться на чем-либо. Фокусировка будто бы слегка запаздывает, стоит остановить взор на чем-то на три секунды и тогда та область, куда ты смотришь, обретает ясные очертания, если же перевести взор куда-то еще, то глаза снова заволакивает пеленой.

Я чувствую, что горло мое пересохло, а язык как будто задеревенел и вообще является чем-то посторонним во рту. Я судорожно пытаюсь набрать слюны чтобы прополоскать рот, но у меня ничего не получается, кажется, что слюна больше просто не вырабатывается.

Я чувствую себя просто ужасно, как будто все мое тело парализовано и абсолютно не хочет слушаться меня. Я стараюсь пошевелить рукой, но ее как будто нет, хотя сказать так было бы неверным, я чувствую руку, но не могу скомандовать ей двигаться. А тут еще и зрение почти не работает. Сейчас единственное, что я могу сказать с уверенностью так это то, что где-то справа от меня находиться источник света. Приложив просто нечеловеческие усилия, я поворачиваю голову на бок в сторону источника света.

Через пару минут, когда я уже могу открыть глаза без резкой боли, будто бы их пытаются вырезать ножом, я понимаю, что источником света является окно, оказывается кушетка, на которой я лежу, находиться прямо рядом с окном. Какое-то время я не могу ничего разглядеть, свет кажется нестерпимо ярким, глаза начинают слезиться. Через пару минут я привыкаю к свету окончательно, теперь он совсем не кажется мне таким уж ослепительным.

Окно занавешено легкими почти прозрачными занавесками без всяких узоров, они сейчас мягко трепещут на ветру. Иногда порыв ветра достигает меня, обдавая лицо приятной прохладой.

Теперь я стараюсь сфокусироваться на пейзаже за окном. Он позволяет безошибочно понять, что я нахожусь сейчас дома. Точнее эта квартира была моим домом, когда-то давно, еще в прошлой жизни. Квартира выходит окнами на детский сад, расположенный через дорогу, точнее это здание когда-то было детским садом, сейчас же там располагались какие-то офисы или что-то вроде того. Вдоль территории сада был разбит скверик, узенькая пешеходная дорожка с обеих сторон окруженная часто посаженными кленами.

Прямо сейчас по ней проходит какая-то женщина с коляской и очень увлеченно разговаривает по телефону, ветер изредка доносит до меня ее голос. Кажется, она обсуждает с кем-то покупку новой машины. Как же я отвык за три года от всего материального, теперь все эти покупки, кредиты и прочее, кажутся мне абсолютно далекими и ненужными.

Я свободен от этого, а женщина вместо того, чтобы нянчить ребенка, спорит с кем-то о том, в каком банке меньше процентная ставка. Потом ребенок вырастет и будет точно так же думать о том, где лучше всего оформить кредит, и его дети, и дети его детей, и выхода нет. И каждый из них будет думать только об этом. А о чем же еще? Катаясь в коляске, ребенок слышит о том, что его маме нужен новый автомобиль под 14%. Подрастая, он считает это нормальным, ведь так делала его мама, и тоже хочет автомобиль под 14%. А ведь так просто оградить его от этого и дать ему самому познать мир, ведь тогда он может понять, что ему вообще не нужен автомобиль ни под 12% ни под 14,664558789696521%. Хотя всегда есть различные друзья или коллеги, которые всегда помогут тебе выбрать и купить то, что тебе, по сути, не нужно.

Пока я раздумываю над этим, женщина покидает мое поле зрения, и теперь только ветерок доносит до меня обрывки слов. Я всматриваюсь в клены. Некоторые листья на низ слегка подернуты желтизной, я думаю из этого можно сделать вывод о том, что сейчас на дворе ранняя осень. Интересно, почему в моем сне я оказался дома именно ранней осенью, может быть это что-то да значит? Не знаю, никаких ассоциаций.

Теперь я попытался сфокусироваться на моем ложе. Интересно, что это все-таки за конструкция. Я лежал на какой-то узкой и очень жесткой кровати, как я уже говорил, изголовье было слегка приподнято. При этом я был довольно высоко от земли, раз смог лежа заглянуть в окно. Кровать имела борта, как больничная каталка. Я с большим трудом склоняю голову к груди и осматриваю свои ноги. Да, это наверно и есть больничная каталка. Итак, я лежу в своей квартире на больничной каталке и не могу даже пошевелиться и позвать на помощь, воистину ужасная участь.

Ладно, пора осмотреть свое жилище. Точнее то, что когда-то было моим жилищем. Я снова собрал все силы в кулак и очень медленно повернул голову в противоположную сторону. Первым, на чем сумел сфокусировался мой взгляд, была капельница. Самая обычная больничная капельница, жидкость медленно капала в системе, а шланг капельницы вел куда-то к моей груди или шее, я попытался присесть на кровати, чтобы одеяло спало, и я смог увидеть, куда ведет капельница, но я был настолько слаб, что даже не мог чуть-чуть приподнять голову, не то что присесть. Я бросил эту затею и продолжил осмотр помещения.

В комнате все было совершенно по-другому, нежели я помнил, на стенах были поклеены другие обои, вся мебель была другой, более новой, даже тот самый диван, на котором я оставил Лину с пакетом питательного раствора в руке отсутствовал. Его место занимал новенький диван, выполненный из коричневой кожи, и на этом диване сейчас сидел какой-то мужчина, читавший книгу.

Я сфокусировался на нем. Он был абсолютно спокоен, его взгляд быстро скользил по строкам, и когда он доходил до конца разворота он быстрым нетерпеливым движением переворачивал страницу. Видимо мужчина читал что-то очень интересное, поскольку, когда книга захватывает тебя, ты всегда погружаешься в ее реальность полностью и не особенно обращаешь внимание на реальный мир и на то, что в нем происходит. Для тебя в этот момент реальным является тот мир, что на страницах, насколько бы фантастичным он при этом не был.

Я не знал этого мужчину, прежде я его никогда и нигде не встречал, я уверен в этом. Он был моей комплекции и даже был несколько похож на меня лицом. Но, в отличие от меня, он носил довольно длинные волосы закрывающие уши и полную, но аккуратно подстриженную бороду, чего я никогда не делал, так же на его носу красовались небольшие квадратные очки в оправе из черного пластика, мне же очки никогда не требовались.

Я попытался что-то ему сказать, но вместо этого его из моего рта донесся только какой-то сухой хрип, после чего я закашлялся, а горло сдавил очень болезненный спазм.

Мужчина оторвался от книги и посмотрел на меня испуганным взором, будто бы сам Ленин просто встал и вышел из мавзолея. Он просидел с таким испуганным лицо наверно минуту, потом вдруг резко вскочил с дивана, роняя книгу.

– Лина! – закричал он во весь голос. – Скорее сюда!

Сам он быстро подбежал ко мне, от чего я потерял фокусировку. Он, по-моему, внимательно осмотрел мое лицо, а потом зачем-то посветил фонариком сначала в один глаз, а потом и в другой. После чего он присел около моей каталки на коленки, так чтобы его голова была на одном уровне с моей. Он достал из под одеяла мою руку и взял ее в свои руки и, кажется, попросил ее сжать, но у меня это не получилось. Когда он перестал мельтешить около меня, я, наконец, смог сконцентрироваться на нем.

– Виктор, – сказал он, чеканя каждую согласную букву, при этом продолжая держать мою ладонь в своих руках. – Я Дмитрий, я врач. Не пытайтесь говорить, у вас это пока не получится. Со временем все функции восстановятся, но придется немного подождать. Моргните два раза, если поняли меня.

Я сделал так, как он просил.

– Отлично, не волнуйтесь, скоро вы восстановитесь, все поправимо. Рад, что вы проснулись.

В этот момент в комнату забежала Лина, я не видел ее, так как не мог толком повернуть голову, но ее поступь ни с чьей не спутаешь. Вскоре она возникла в моем поле зрения и так же присела рядом со мной, расположившись слева от мужчины. Она тут же вырвала из его рук мою руку и принялась ее целовать.

– Витя, наконец-то.

Она хотела сказать что-то еще, но сумела выдавить из себя только это, после чего ее подбородок задергался, а из глаз потекли слезы.

Я обратил внимание на то, что Лина несколько изменилась, она несколько раздобрела. Она никогда не была худой, но и полной назвать ее было бы ошибочно. А теперь было явно видно, что она набрала с десяток килограмм.

Тут она встала на ноги склонилась надо мной и поцеловала в губы. Я почувствовал ее горячее дыхание на своем лице, а потом я ощутил знакомый вкус ее губ. Она какое-то время осталась стоять, склонившись надо мной, она внимательно смотрела мне в глаза и нежно улыбалась. Тут ее лицо исказилось гримасой боли, она резко выпрямилась и приложила руку к животу. Когда я сумел четко разглядеть Лину, то сразу заметил ее живот, очень большой выпуклый живот, Лина была одета в очень свободную кофту, но живот все равно выпирал, было очевидно, что она беременна. И причем срок уже подходит, и скоро она уже разрешиться от бремени. Лина проследила за моим взором и смущенно улыбнулась.

– Вить, все потом. Сейчас тебе не стоит волноваться.

Она, наконец, отпустила мою руку, Лина положила руку вдоль моего туловища и очень аккуратно убрала под одеяло. После этого они оба встали на ноги и о чем-то оживленно заговорили.

Они выпали из моей фокусировки, и, когда я вновь смог на них навестись, первой в фокус попала правая рука Лины. Даже не сама рука, а кольцо. Кольцо на ее безымянном пальце, то есть обручальное кольцо. Но это другое кольцо, не наше. Я прекрасно помню то кольцо, что я одевал ей на палец в день, когда мы поженились, это кольцо было совершенно другим.

Я захрипел, пытаясь привлечь их внимание. Первым отреагировал мужчина, он тут же опустился подле меня и начал что-то у меня спрашивать. Но я не слушал, что он там говорит, а внимательно смотрел на его правую руку. Когда картинка обрела четкость, я сразу увидел кольцо на безымянном пальце, точно такое же, как у Лины.

Я хотел закричать, спросить их, что все это значит, но чем сильнее я пытался что-то выдавить из себя, тем больнее спазм сводил мое горло и, в конце концов, в какой-то момент я почувствовал, что просто не могу сделать вдох. Я закашлялся, кашель выдавил из легких последний воздух, но новый на его место не поступал, и я с ужасом понял, что начинаю задыхаться.

И тут я резко проснулся.

14

Я сидел в точно такой же позе, в которой вчера уснул. Шея жутко затекла, и я с трудом смог приподнять голову. Какое-то время я сидел с закрытыми глазами и прислушивался к собственному телу. В голове тихонько переливался звон, периодически сменяя тональность, звон похож на тот, который возникает, когда резко встаешь на ноги из сидячего положения. Наверно это из-за того, что я спал сидя, свесив голову к груди.

Что-то неприятно щиплет между указательным и средним пальцем. Сигарета, ну конечно, она так и осталась тлеть зажатая между пальцев, и я представляю, что сейчас на обоих пальцах красуется розово-желтая блямба сигаретного ожога. Насколько же я вчера был вымотан, что даже не проснулся от боли? Хотя пальцы не болели, а просто пощипывали, однако я знал, что этот ожог принесет мне теперь массу неприятных ощущений. Он находится на таком месте, что я все время буду задевать его чем-то, и из-за этого он будет заживать очень долго. Хотя я думаю, что после вчерашних событий ожог пальцев сигаретой – это самая незначительная травма, из всех, что я мог получить.

Так что же мы вчера слышали? Может это был призрак? Я знаю, что в городе теперь все навевает страх, и не такое может почудиться, но почему именно призрак ребенка? И к тому же, нам с Юлей мерещилось одно и то же. Почему? Значит массовые галлюцинации? Нет, такого вроде не бывает. Тогда что могло издавать такой звук? Я с радостью спишу тот плач на какой-нибудь природный феномен. Но я никак не могу ничего придумать, уж больно ясно слышал я тогда на лестнице в больнице этот плач.

В этот момент на кухне что-то загремело, я инстинктивно отрыл глаза и обернулся на шум. Естественно не зайдя в подсобку нельзя было увидеть, что происходит на кухне, но с инстинктами же не поспоришь. И единственный факт, который я установил это то, что на улице уже давно расцвело, и обеденный зал ресторана теперь был залит мягким солнечным светом. Я встал и быстро направился в подсобку, конечно, скорее всего, это Юля гремит посудой, но мало ли что там могло произойти.

Открыв дверь подсобки, я обнаружил на диване только мою куртку. Юля куда-то пропала. За время нашего с ней знакомства я уже привык к подобным ее исчезновениям, но по спине все равно пробежал тот самый неприятный холодок, рожденный мыслью о том, что мне это все просто чудится. И я, взяв разбег, ворвался на кухню, чуть не сорвав дверь с петель. Посреди кухни стояла Юля, с испуганным выражением лица сжимающая в руках металлическую кастрюлю.

Ночью я не мог толком разглядеть помещение кухни, да и не очень то стремился. При свете фонаря кухня казалась мне весьма большим и зловещим помещением, заполненным крысами. Но сейчас, когда в окна светило солнце, я увидел, что кухня на самом деле небольшое помещение от силы шесть на шесть метров площадью, по периметру вдоль стен стояли различные духовые шкафы, холодильники и прочая кухонная техника, назначение которой я до конца не понимал. Посреди кухни стояли два стеллажа с посудой, и именно около одного из этих стеллажей стояла сейчас Юля.

– Доброе утро – сказала она, когда пришла в себя. – Я все понимаю, вчера был тяжелый день, но эти твои эти резкие появления несколько меня пугают.

– Извини. Я… Тревожные сны.

– Я знаю, – сказала Юля и с этими словами поставила кастрюлю назад на стеллаж. – Я слышала, как ты кричал во сне. Даже не кричал, а хрипел. Я от этого собственно и проснулась, и тут же побежала тебя будить. Но ты же спишь как мертвый. Я очень напугалась, если честно.

– Прости, – смутился я. – А как… Как твоя голова?

– Все в порядке, вообще не болит. Если бы не рана, то я бы даже не вспомнила о том, что треснулась головой. – Юля улыбнулась.

– Не мудрено, удивляюсь, как после вчерашнего мы с тобой не поседели.

– Дань, – Юля вдруг замерла и посмотрела на меня каким-то странным взором, как жертва на палача. – Мне есть, что тебе рассказать по этому поводу.

– Ты знаешь, что это был за звук, и откуда он взялся?

– Мне кажется да.

– Рассказывай.

– Давай сначала поедим, а потом поговорим, – Юля закусила губу.

– Давай, только зачем тебе кастрюля? Ни газ, ни электричество в городе не работают уже очень давно.

– Я просто искала красивые приборы нам к столу и вот нечаянно уронила кастрюлю, – Юля повертела в руках кастрюлю будто бы видела ее в первый раз и после паузы добавила. – Дань иди, приготовь стол, мне хочется немного побыть одной, собраться с мыслями.

Я не стал больше ничего спрашивать и вернулся в обеденный зал. Текилу и рюмку я поставил на стойку, можно конечно немного выпить для храбрости, но сегодня у меня слишком важный день, чтобы облегчать себе участь спиртным. А вот выкурить сигарету, пожалуй, можно. А поскольку подготовка стола и заключалась в том, чтобы убрать с него текилу, я решил выйти на улицу покурить.

На улице же было еще по-утреннему прохладно, но день обещал быть жарким и ясным. Закурив сигарету, я оперся спиной о стену и задумался. Сегодняшний сон никак не шел у меня из головы. Беременная Лина, мужчина-врач с бородой, которого я никогда в жизни не видел, который при этом является ее мужем. Что за бред? И почему он приснился мне именно сегодня? Мне уже достаточно давно не виделись подобные сны. Конечно, раньше мне не раз снилось, что мы с Линой меняемся местами, и это заключается в том, что именно я сплю вечным сном, а она за мной ухаживает. Я думаю, что раньше эти сны подкидывала мне моя совесть, как бы намекая на то, что Лина бы меня не бросила. Но к чему бы мне снился сон, в котором я лежу на больничной койке, а Лина уже давно живет своей собственной жизнью? Может мой мозг теперь намекает мне на то, что я могу со спокойной душой жить с Юлей? Вероятно, мое сознание вот так ненавязчиво намекает мне на то, что Лина бы на моем месте точно не стала бы так долго скорбеть обо мне и продолжила жить дальше с кем-то другим. Что ж, я еще позавчера перед сном сам для себя все решил, так зачем же было создавать такой яркий и мучительный сон. Может мое сознание не хочет, чтобы я попал домой, хочет, чтобы я прямо сейчас повернул назад, вернулся бы в деревню и зажил бы с Юлей счастливой жизнью. Но почему оно так противится тому, чтобы я попал домой?

Может и правда не стоит? Юля тоже не хочет, чтобы я шел домой и это понятно, если диван будет действительно пуст, то призрак Лины еще более явно будет преследовать меня, и тогда я точно не смогу быть с Юлей, на все сто процентов. Но ведь вероятность этого настолько мала, что является просто смехотворной. Однако она не равна нулю, что и порождает Юлин страх, а меня толкает на сумасшедшее паломничество. Возможно, Юля и мой мозг правы, и стоит просто развернуться. Но я уже не могу, я и так довольно долго бегал. Ах, Юля. Сейчас Юля нуждается во мне куда больше, чем Лина, но почему-то мне не хватает сил оставить Лину в покое, и жить сегодняшним днем.

Юля… О чем же она хочет мне рассказать? Она знает чей это плач? Тогда это ее призраки, почему же они докучали и мне?

Тут дверь ресторана открылась, и из проема выглянула Юля, на ней просто не было лица.

– Хватит курить. Пойдем, поедим? – сказала она и улыбнулась, но улыбка эта была более всего похожа на оскал черепа.

– Иду, – сказал я и бросил окурок в урну. – Юль, если ты не хочешь мне ничего рассказывать, не надо. Я прекрасно дожил до этого дня и не зная того, о чем ты хочешь мне сейчас сказать. Так может и не стоит этого делать, я же не слепой, вижу насколько это трудно для тебя.

– Нет, – Юля застыла в дверях в нерешительности. – Ты мне поведал свою тайну, теперь пришел мой черед. Я не смогу дальше спокойно жить с тобой, зная, что утаила что-то от тебя. Особенно учитывая, что ты мне открылся, рассказал самое темное, что было в твоей душе, теперь просто подошла моя очередь.

– Хорошо, – это единственное, что я смог выдавить из себя.

Юля больше ничего не ответила, и мы молча отправились за стол. Так же молча мы позавтракали. Я хотел было отметить, что Юля нашла действительно очень красивый набор посуды, но в помещении стояла настолько плотная тишина, что я не решился первым нарушить ее, а просто сидел молча и ел.

После того, как мы поели, Юля какое-то время сидела молча и смотрела на меня. Так прошло наверно минут пять, я же не решался ответить ей взглядом, когда я пытался посмотреть ей в глаза, холод ее взора мгновенно заставлял меня перевести взгляд куда-то в сторону.

Тут она резко вышла из задумчивости и полезла во внутренний карман своей куртки. От такого резкого движения я даже дернулся от испуга, но Юля, кажется, не обратила на это абсолютно никакого внимания. Она, наконец, достала из кармана то, что искала. Это была какая-то бумажка, свернутая в несколько раз. Когда Юля развернула ее, я узнал в бумажке фотографию из хранилища, та самая фотография, на которой были запечатлены Юля, ее муж, ее дети и их собака. Какое-то время она смотрела на фотографию сама, с какой-то еле различимой, но в тоже время очень теплой улыбкой на лице, а потом передала ее мне.

– Дань, это моя семья, – сказала она, я не решился ничего сказать и просто молча кивнул, принимая фотографию из ее рук. – Здесь, я, мой муж Вадим, мои детки – старший Матвей, младшие девочки-близняшки – Яна и Настя. И наша собака – Том, – Юля на минуту замолчала, тяжело вздохнула, после чего продолжила.

Сказать по правде, Вадим не отец Матвею. С отцом Матвея мы разошлись еще до того, как он родился, стоило его отцу узнать, что он скоро будет папой, так того и след сразу простыл. Я была на четвертом месяце беременности, когда встретила Вадима. Он просто оказался рядом в нужный момент и подержал меня, что мне в тот момент требовалось больше всего. Я была ему очень благодарна и с радостью приняла его предложение выйти за него замуж, стоило ему только заговорить об этом. Так что, когда Матвей родился, мы уже состояли с Вадимом в браке.

Мы жили, мягко говоря, не очень шикарно, но счастливо, по крайней мере, мне так казалось в тот момент. Вадим никак не мог найти себе работу, то и дело перебиваясь случайными заработками, но денег хватало, мы не бедствовали. Вскоре мы завели себе собаку, Том сразу стал полноправным членом нашей семьи. Как говорят, с милым рай и в шалаше, так оно и было.

Но потом все изменилось, и изменилось все в тот момент, когда я забеременела близняшками. Вадим сразу изменился до неузнаваемости, стал груб, несколько раз намекал на аборт, но я считала, что большая семья это счастье, и скоро Вадим смирится с этим, и все будет хорошо.

Вадим под моим давлением устроился на постоянную работу в солидную фирму, там хорошо платили, и я теперь была уверенна в нашем материальном благополучии. Но вскоре он начал открыто ненавидеть меня, за то, что ему пришлось менять свой образ жизни. Не то чтобы он как-то унижал меня или бил, нет, упаси Бог.

Но он часто впадал в какое-то странное состояние ступора, и когда я замечала это, то подходила к нему с вопросом: «Чем я могу тебе помочь?». Он отвечал: «Убей меня, это лучшее, что теперь может со мной произойти». И сказав это, он продолжал сидеть и смотреть в одну точку. Я чувствовала, что виной всему эта самая работа, он никогда не работал с восьми до пяти, но теперь ему приходилось это делать ради нашей семьи.

Я была уверенна, что раз у всех получается, то и у него получится. И так все и было. Вскоре я родила здоровых малышек, и материнские заботы не давали мне задуматься о чем либо другом. Так прошло еще погода, конечно в наших отношениях вернуть все назад не получалось, Вадим оставался так же холоден со мной и детьми, но иногда мне удавалось его растопить, и приступы апатии наступали все реже. Мне уже даже начало казаться, что он притерпелся, втянулся в работу и свыкся с мыслью о детях.

Но однажды он вернулся с работы пораньше, бросил портфель в коридоре и со злобой ударил его ногой так, что тот порвался, и все его содержимое вывалилось на пол коридора. Я вышла в коридор, Вадим просто прошел мимо, ничего не сказав, он будто бы и не заметил меня. Он лег на диван и тут же уснул. Я попыталась его разбудить, но он спал очень крепко. Убедившись, что он просто спит, при этом сладко похрапывая, я успокоилась и присела подле него на диван.

И только тут я заметила, что его волосы у висков стали совершенно седыми. Его лицо исказили морщины, он выглядел как старик. И тут мне стало стыдно, стыдно за то, что заставляю его делать все это. Но в то же время я понимала, что ничего такого сверхъестественного не требую, трое детей – это конечно тяжело, но другие люди справляются. Я не знала, что мне делать и решила просто немного подождать.

Когда Вадим проснулся, он с радостью объявил мне о том, что уволился с работы, и теперь все будет хорошо. Мы жутко поссорились, я помню, как говорила ему, что он обязан нас кормить, он же отец семейства, а он ответил, что теперь ему плевать. Успокоившись и придя в себя, я подумала, что он просто перегорел на работе и ему требуется отдых.

На следующий день я решила съездить в его фирму и поговорить с начальством, чтобы Вадима все-таки не увольняли, а дали отпуск хотя бы на месяц, чтобы тот пришел в себя, а там уже может быть и сам отойдет.

Одевшись наиболее презентабельно, я отправилась в контору. Вадиму же я сказала, что поеду в банк снять последние накопления, так как сомневалась, что он поддержит мою идею навестить его фирму. На прощание я попросила его искупать наших деток, так как сама не успевала этого сделать и погулять с собакой, он сказал, что все сделает.

В фирме, где работал Вадим охотно вошли в наше положение и предоставили ему отпуск за собственный счет на два месяца. Конечно, в финансовом плане будет очень тяжело, но других путей я не видела. Пришлось действительно ехать в банк и снимать те крохи, что у нас оставались. Уладив все эти дела, я со спокойным сердцем отправилась домой.

Когда я зашла в подъезд, то по привычке проверила почту. Там оказался конверт, я очень удивилась, нам редко приходила какая-то корреспонденция, если не считать квитанций на оплату коммунальных услуг. Поднимаясь по лестнице, я осмотрела конверт, на нем стоял штамп клиники Станкича, а адресатом являлся Вадим.

Разумеется, тогда я видела по телевизору сюжеты про устройство, но не придавала этому особое значение. Однако любопытство взяло верх, и я вскрыла конверт, внутри лежала какая-то бумага и квитанция на оплату первого платежа по рассрочке за устройство Станкича. Тогда оно еще стоило просто баснословные деньги и, увидев сумму первого платежа меня, чуть не хватил удар.