Я-то? Вятский!

В один из весенних дней, когда мать уехала в город, средний брат Коля и я возвращались с правого берега на левый. Коля встал на ходни первый. Я, шестилетний, встал на бревна за ним. Пошли.

Коля шел по бревнам, придерживаясь за поручень. Дошли до средины русла Чахловицы. Вдруг сзади закрякала утка. Я повернулся на кряканье, чтобы посмотреть, где утка, и сорвался с ходен. Дальше уже не помню. Было спокойно и хорошо. Даже светлый коридор был.

Кончилось это сомнительное удовольствие, когда чьи-то руки затащили меня в лодку. Меня стошнило водой. Николай Деветьяров, а это был именно он, заставил меня делать гимнастику. Показал, как ставить руки перед грудью и резко разбрасывать их по сторонам. На мне было ватное пальто, поэтому течение несло меня по поверхности. Но потерять сознание и наглотаться успел сразу после падения с ходней. Брат закричал. Охотник Николай бросил свое занятие, тренировку с чучелами уток, и бросился к лодке.

После спасения под плотным присмотром брата вернулись домой. Вернувшаяся из города мать рассказала, что привязавшаяся к ней в городе цыганка сказала, что из трех сыновей, младший, утонет.

Но я не утонул. Только месяц боялся спать без матери. Потом страх исчез. Летом я научился плавать по-собачьи.

В 1986 году в повседневной форме полковника я приехал в город Киров на торжества по случаю 30-летия после окончания 31 средней школы.

В этих торжествах принял участие и мой средний брат Николай. Откуда-то появился Виктор Деветьяров, брат моего спасителя. Разговорились. Я спросил:

– Как твой старший брат Николай?

Виктор ответил:

– Жив, здоров. Живет в городе Кирово-Чепецке.

Я предложил навестить его. Оба согласились.

Магазин. Такси.

Когда мы зашли в квартиру Николая Виктор спросил брата:

– Как ты думаешь, зачем пришел полковник?

Николай, глядя на меня, ответил:

– Наверное, полковник из военкомата?

Виктор и мой брат засмеялись. Они, перебивая друга-друга, рассказали, кто этот полковник.

Когда сели за стол я сказал:

– Давайте выпьем за здоровье моего спасителя! Спасибо тебе, что ты, как ангел хранитель, сохранил мне жизнь!

Поговорили. Я рассказал своему спасителю о семье, службе. Потом простились, и мы уехали в Киров.

Детство. 1 класс

Мне не было шести лет, когда старший брат Юрий научил меня читать.

В детском саду. Удивленно смотрю, стоя во втором ряду четвертым слева. 1944 год

Первая прочитанная самостоятельно книга называлась «В боях и походах» о жизни Маршала Советского Союза С. М. Буденного. Любовь маршала к лошадям произвела большое впечатление.

Поскольку игрушек по бедности у нас не было, старшие братья вырезали ножницами из бумаги или картона лошадей. Раздвинув им бумажные ножки, ставил в стоило из лучинок, положенных перпендикулярно плинтусу, и каждой лошади давал клички, заимствуя их от рабочих лошадей из совхозной конюшни.

Я гонял бумажных лошадок в ночное под стол или, привязав небольшой лист бумаги, возил спичечные дрова.

В совхоз приезжала кинопередвижка и показывала фильмы, в том числе и иностранные. Билеты были дешевые, дети ходили в кино без билетов.

«Трансвааль в огне» был первым кинофильмом, который я посмотрел. Война англичан с бурами. Стрельба. Множество людей выскакивают из палаток. Конечно, я, будучи тогда малолеткой-дошкольником, не понимал, что это за буры, и за что они воюют с англичанами.

Позднее, уже на Филейке (район города Кирова), будучи активным читателем библиотеки с пятого класса, я узнал, что в этой колониальной войне участвовали писатели: Конан Дойль и Редьярд Киплинг, политики Уинстон Черчилль и Махатма Ганди.

Фильм «Джунгли» (английское название «Книга джунглей») про Маугли, созданный английским режиссером Александром Корда, по произведению Киплинга, был вторым фильмом, который я увидел в Сосновом. Этот фильм был подарен союзниками во время Второй мировой войны Советскому Союзу.

От крайнего дома Соснового до школы было примерно три километра. Большие расстояния до школ, суровые вятские зимы и недоедание влияли на выбор школы и поступления в 1-ый класс. По возрасту ученики первого класса были от 7 до 9 лет. Я пошел в школу, открытую в деревне Опушни, в восемь лет.

Первоклассники в деревне Опушни с Л. И. Гордеевой. 1946 год

Учительницей была Людмила Ивановна Гордеева. Поскольку я уже бегло читал, учиться мне было легко. Людмила Ивановна требовала со всех и очень ругала неуспевающих. Особенно доставалось Леньке Опушневскому. Он жил в соседнем доме, который стоял рядом с домом учительницы в этой же деревне.

Учиться во втором классе я начал также в деревне Опушни. Не изменился и состав учеников в классе.

Вдруг последовала команда: всем ученикам 2 класса, живущим в Сосновом, ходить во второй класс школы, расположенной в селе Бахта. От Соснового это примерно четыре километра.

Второклассники 1947 года. Я во втором ряду сверху, второй справа с белыми залысинами

Стали по утрам собираться в группы. Ко мне еще в темноте заходил Эдик Пименов и, встретившись с другими школьниками, пешочком через деревню Чарушины, через мельничную плотину над Чахловицей, через редкий лесок выходили к окраине села Бахта, а там и школу уже видно.

Эдик был сыном директора детского сада Зои Александровны и серьезным другом, не склонным обсуждать действия других. Он научил меня играть в шахматы.

Лет через пять я узнал, что из-за семейной ссоры он, еще школьник, кончил жизнь самоубийством, повесился. Похоронен на Бахтинском кладбище, где похоронен мой тесть Андрей Александрович Баранов, поэтому я бывал и на могиле Эдика.

Ходить в темноте было немного страшновато, старшие школьники, а потом и мы, делали из пустых металлических консервных банок факелы. Подвешивали банку на проволоку через две пробитые дырки. Набивали в банку тряпок и заливали керосином.

Поджигали тряпки и, удерживая горящую банку за проволоку, несли факел, освещая им дорогу и радуясь огню.

На подходе к школе содержимое факелов сгорало. Мы подвешивали пустые факелы на деревьях и забирали их в светлое время на пути из школы. Назавтра мы опять заряжали банки тряпьем и керосином, дорога в школу становилась светлее.

Двухэтажная школа в селе Бахта когда-то входила в церковный комплекс. А сама церковь, как я узнал позднее, была превращена в клуб.

С чердака перед окнами нашего класса висела металлическая лестница. На переменах можно было повисеть и даже покачаться на ней.

Сейчас директором этой уже современной 68-ой общеобразовательной школы города Кирова в Бахте работает дочь моей двоюродной сестры Лидии Лена, извините, Елена Сергеевна.

Сестра

В 1941 году Дине исполнилось тринадцать лет. Училась. Закончила семь классов. Нянчилась со мной. Меры воспитания были достаточно строгими, но заботливыми. Когда я не слушался, она могла по-своему наказать.

Однажды, когда она намыла пол, а я прошел по непросохшему после мытья, получил за это затрещину. После этого стал уважать труд юной уборщицы.

Летом подрабатывала в совхозе. Полола парники от сорняков. Сортировала совхозный урожай.

Помидоры в Кировской области собирали зелеными, и они дозревали в теплом помещении. Я помню, как бегал к месту её работы и выпрашивал созревшую красную помидорку. Иногда она ухитрялась вручить мне плод и сразу же отправляла меня домой.

Был у нас дома самовар с большой вмятиной на боку.

Когда я спрашивал, откуда эта вмятина, то мать рассказывала мне такую довоенную историю.

Поставили и разожгли самовар для вечернего чаепития на угол стола. Дина-Рая решила погладить ленту, протаскивая её по боку горячего самовара. Но эти её усилия привели к тому, что самовар свалился со стола. Отец ударом ноги отправил его к стене.

Раиса не получила ожогов ни от углей, ни от кипятка.

Окончив семилетку, Рая поступила на курсы бухгалтеров в Кирове. Не имея жизненного опыта и доверившись городским сотрудницам на новой работе, она оставила в сейфе какую-то сумму денег.

Утром, придя на работу, увидела, что сейф открыт и деньги украдены. Шестнадцатилетняя девчушка загремела под суд. Мать пошла к сестрам за помощью. Сумма, которую собрала мать с помощью теток, не компенсировала украденную.

Семь лет за халатность. Мы с мамой ходили к ней на свидание. Тюрьма была возле железнодорожной станции Киров-Котласский.

Позднее её увезли в город Кизел в колонию.

Сестра Дина-Рая

Город Кизел Молотовской области (теперь Пермского края) был местом добычи каменного угля. На 1953 год в исправительно-трудовой колонии этого города содержалось 23тысячи заключенных.

Заключенные работали в швейных мастерских, овощных базах, обеспечивая быт шахтеров.

В 60-ые годы добыча угля стала падать из-за сложности работ в шахтах города Кизел, а население города в связи с сокращением шахтерских профессий стало уменьшаться. Так в 2002 году всего жителей города осталось 23,8 тысяч человек.

Исправительно-трудовая колония сохранилась и сейчас, но в ней пребывает не более десяти тысяч человек.

Рая вернулась через три года. Поступила работать кладовщицей цеха на завод «Маяк». Вышла замуж и оставила после себя племянницу Люду и племянника Валеру, которые чтят меня, как и положено чтить родного дядю.

Самотыки и самокаты

Война наложила отпечаток на мальчиков подростков. Ровесники моих старших братьев, которым в 1945 году исполнялось 12—15 лет, хотели уметь стрелять.

Иметь самотыку для подростка было престижно.

Что такое «самотыка»?

Чаще всего это самодельный наган, реже короткое самодельное ружье. Иногда название самотыка заменяли словом «поджига».

Что представляла из себя эта самоделка?

Медная трубка нужной длины, закрепленная медной проволокой на деревянной ручке или прикладе. Вместо пороха спичечные головки. Они насыпались в ствол и для выстрела поджигались через отверстие в стволе, к которому металлической петелькой прижималась головкой спичка.

Я присутствовал при испытании одной самотыки. Испытывали её уважаемые ребята-конструкторы Юра Бряндин и Валя Худяков.

Испытания проходили на лестнице, ведущей на второй этаж клобуковского дома.

Пуля, выпущенная из самодельного ружья, пробила сухую доску на первом этаже толщиной примерно в один сантиметр. Я совал свой палец в это отверстие. Позднее я тоже сделал подобие маленького нагана.

Летом мальчишки делали самокаты на двух подшипниках вместо колес. Конечно, только те, кто мог достать два немаленьких подшипника. На них можно было кататься по утоптанным тропинкам без песка и грязи. Это был далекий прообраз нынешних легких складных самокатов с колесами, обтянутыми упругой пластмассой.

Фотография отца 1936 года. Надпись на обороте: «Сфотографировался с лошадью Витязь»

Отец кавалерист

Довоенного отца я не помню.

В 1941 году его призвали в армию. Однажды в детский сад прибежал Колька (Николай – средний брат) и показал мне фотографию отца. Мне тогда было почти четыре года. Точно помню, что он был сфотографирован в зимней шапке.

Уже позднее, в 1948 году, когда отец вернулся, из его рассказов узнал, что формирование 206 кавалерийского полка, в который приписали отца, проходило в городе Котлас, что полк принимал сам маршал С. М. Буденный, и что конь отца имел кличку Окунь.

Высшее командование уже поняло, что в борьбе с танками, кавалерия не самый эффективный род войск. Прибывший в город Торжок 206 кавалерийский полк, входящий в состав в 82 кавалерийской дивизии, был усилен огневыми средствами.

Отец был определен в минометчики. Расчет 82-мм батальонного миномета – три человека. Отец был подносчиком мин. Ящик с минами весил около пятидесяти килограмм. При смене огневой позиции подносчик мин переносил опорную минометную плиту.

Никто не знал, что 2 июля 1942 года немцы начали операцию «Зейдлиц» с целью окружения 39 армии, в которую входила 82 кавалерийская дивизия, имевшая в своем составе 206 кавалерийский полк. За первые два дня наступления немцам почти удалось окружить советские войска.

Отец рассказал мне, что однажды командир батареи приказал занять позицию перед большим деревом, которое находилось в секторе обстрела. Первым же выстрелом из миномета был сбит наш наблюдатель, сидевший высоко на этом дереве. От осколков взорвавшейся в ветвях дерева мины расчет миномета не пострадал. (9)

То фото отца, найденное уже после написания этой книги

Обычно, когда расчет в ходе боя менял огневую позицию ближе к противнику, отец, перетаскивая минометную плиту, прикрывал ею грудь и живот.

Это спасло его от тяжелого ранения и мучительной смерти. Пуля, задев минометную плиту, нанесла ему касательное ранение бедра.

Командир батареи направил его в медсанбат. Врач осмотрел рану и зарегистрировал его. В дальнейшем эта, написанная карандашом 25 июня 1942 года регистрационная карточка, станет единственным сохранившимся документом.

Не сразу, но рану обработали и зашили. Военврач оставил его лазарете на несколько дней.

Через несколько дней дверь в лазарет распахнулась, вошел офицер и сказал:

– Кто может ходить, – покинуть медсанбат и уходить в сторону Нелидова! Оставаться нельзя!

Набралось пять человек с легкими ранениями.

Отец вошел в эту группу. Он рассказывал мне, что рана уже не кровила, но шаг левой очень отдавался сильной болью в бедре.

Пошли. Без оружия, без карты, не зная обстановки.

Держали направление на Нелидово, которое было западнее. Через пару километров услышали впереди выстрелы. Группа свернула в лес, но шла дальше.

Плен

Группа раненых из пяти человек шла лесом на запад в сторону Нелидово. Левее дороги на Нелидово была слышна стрельба, уходя от неё группа углублялась лес, отклоняясь к северу. Обстановки не знали.

Меж тем фашисты наступали с севера и с юга.

Через какое-то время на просеке их обстреляли. Шальная пуля догнала одного из лазаретников. От неожиданности и боли он взвыл.

Через несколько секунд на другой стороне просеке появились вооруженные немцы. Увидев, безоружную группу измученных солдат, крикнули по-русски: «Руки вверх!»

Трое из немцев остались с раненым, а трое повели пленных по тропинке. Через какое-то время вышли на поляну, где было много наших пленных солдат. Четверо влились в толпу.

Ныне считается, что цифра наших потерь пленными и без вести пропавшими во время Великой Отечественной войны – 4,5 млн человек. Непосредственно в результате немецкой наступательной операции под шифром «Зейдлиц» на северо-западе от Москвы наши потери пленными составили около 50 тыс. солдат и офицеров.

Где-то в той массе пленных, гонимых охраной в сторону северо-запада Ленинградской области через село Ополье, Кингисеппского района, в Эстонию брел и мой отец.

В Кингисеппском районе Ленинградской области немцами были организованы несколько временных концлагерей.

Потом отец попал на остров Эзель, ныне Саарема.

Когда отец вернулся, то вспоминал охранников эстонцев с ненавистью. Избили из-за того, что зашел за кусты. Посчитали за попытку побега с острова.

Каждому пленному выдали тряпичный номер.

Загнали в трюм какого-то плавающего сооружения. Через двое или трое суток перегрузили из трюма парохода в товарный вагон и с остановками куда-то везли. На каждой остановке часть военнопленных по номерам уводили из вагона.

Поезд остановился в большом городе.

Семи военнопленным приказали лезть в кузов машины. В одной из деревень отца высадили. Эта немецкая деревня называлась Эспенхайн. Как позднее отец узнал, его встретил сам бургомистр деревни. Провел в какое-то помещение, показал на кровать и сказав: «Руссише швайн (русская свинья), шляфен (спать)!» – вышел и запер дверь. (10)

Отца освободили американцы в 1945, когда мне было уже семь лет.

Трудное возвращение

Освобожденные нашими и союзными войсками военнопленные рядового и сержантского состава не демобилизуемых возрастов (отцу осенью 1945 исполнится 40 лет) в соответствии со специальным постановлением Государственного комитета обороны от 18 августа 1945 года направлялись в рабочие батальоны для работы в промышленности и восстановления разрушенных во время войны объектов. Отправка к месту жительства зачисленных в рабочие батальоны ставилась в зависимость от будущей демобилизации из армии военнослужащих срочной службы соответствующих возрастов.

Мы получили от отца письмо весной 1946 года из города Шахты Ростовской области. Он в рабочем батальоне был отправлен на восстановление шахты и ничего не знал о сроках демобилизации. После того как военкомат официально был извещен о том, что отец не пропал без вести, а был в плену, денежное пособие семье было сокращено. Мать работала уборщицей в конторе правления. Раиса уехала в город, поступила на курсы бухгалтеров. Директором совхоза был Бряндин. К сожалению, имени отчества его я не запомнил, но его старшего сына звали Юра. Как-то директор разговорился с мамой и так как отец был призван в армию из совхоза, директор вспомнил, что он, имея четырех классное образование, окончил курсы полеводов.

По просьбе мамы Бряндин подготовил и переслал запрос и отношение в военкомат о необходимости возвращения специалистов сельского хозяйства в колхозы и совхозы для их укрепления. Естественно, что конкретно шла речь о моем отце.

Отец вернулся домой в апреле 1948 года. Помню, что в подарок он привез нам попробовать белый жмых. Я уже оканчивал второй класс. Мне было 10 лет.

Медяны

Сначала мои отношения с отцом были натянутыми. Даже мать говорила мне: «Ты почему не зовешь отца папой?»

Я не знал, что ответить. Сближение произошло постепенно. Я почувствовал его заботу обо мне.

Отец брался за любую работу. Появилось больше денег на еду. Купили козу.

Когда начались летние каникулы, мне пришлось иногда пасти коз. Утром, в определенные минуты, по очереди, владельцами формировалось козье стадо, и хозяева по очереди его пасли.

Волею судьбы директор Бряндин поставил отца бригадиром над десятью пленными немцами, отправленными в помощь совхозу. Бригада была отвезена в Костяву на заготовку сена. Брат Коля частенько ездил к отцу. Немцев кормили по тем временам достаточно хорошо.

Выполнив задачу заготовки сена, отец с пленными вернулся в совхоз, где немцы квартировали в домике барачного типа без охраны. Иногда они спускались к Чахловице и купались с нами в одном омуте.

Однажды немцы посадили мальчишек на плечи и стали играть в конный бой. Шум, хохот. И тут вдруг Венька Черепанов опоносился, после чего немец его скинул и обозвал «Хлюпий бик»!

Летом на каникулах отец предложил мне поехать с ним в город. Нужно было доставить совхозную корову на мясокомбинат. Утром мы сели на телегу, к которой была привязана корова, и тронулись в путь. Проехали деревни Опушни и Пестовы.

В селе Цапели выехали на Московский тракт.

Отец интересно и даже вдохновенно, но коротко пересказывал содержание книг, которые я еще не читал.

Так, книга «Наследство блюдолиза», переведенная с французского и изданная на русском языке в 1887 году, поразила меня своим названием. Интересной новостью для меня было и содержание книги Алексея Толстого «Князь Серебряный».

Дело шло к обеду. У отца возникла мысль перекусить. Он решил побаловать меня парным молоком. Чтобы подоить корову решил отвести её подальше от дороги.

Отвязанная от телеги корова, видимо оставленная на секунду без внимания, повернулась и пошла домой. Сначала шагом, но, когда отец бросился к ней, перешла на рысь.

Погоня продолжалась около километра. Случайный, но догадливый мужик, увидев погоню за коровой, перекрыл корове жердью дорогу. Тут её и перехватил отец.

Перекусывать после этого ему расхотелось. И мне тоже.

С началом зимы отцу предложили поехать в Медяны. Это деревня в Юрьянском районе, где в полутора километрах от неё находилась молочная ферма, принадлежащая совхозу в Сосновом.

Меня хорошо завернули в ватное одеяло и посадили в сани рядом с козой. Доехали без приключений.

В нашем распоряжении был небольшой крестьянский дом с русской печью. Коровник находился рядом с домом.

3 класс

Меня взяли в третий класс Медянской средней школы. До школы примерно километра два по заснеженной проселочной дороге. Ничего потрясающего в классе не было. Ребята одинаковые, не запоминающиеся.

После школы вставал на лыжи и изучал окрестности фермы. Было много заячьих следов. Начитавшись писателей Житкова, Пришвина и Чарушина пытался разобраться в заячьей жизни по следам.

Скидки, сдвойки, лежки – эти характеристики заячьих следов сначала не поддавались определению, но, когда однажды днем по следам спугнул зайца с лежки, вспомнил о самотыке.

Материала для её восстановления не было. Сделал лук из можжевельника (вереса). Но изготовить наконечник для стрел стало неразрешимой проблемой. Идеальным наконечником среди бахтинских мальчишек считалась пуля калибра 7,62-мм с выплавленной сердцевиной. Наконечник из жести невозможно идеально закруглить без точильного станка, так же, как и трубочку, снятую с перьевой ручки.

Таким образом, мне не удалось покормить маму и папу зайчатиной.

Коровник начинался с хранилища сена. В этом очень большом помещении, где хранилось сено, поселилось огромное количество мелких птичек, овсянок. Когда они, испугавшись меня, подлетели к окнам и стали биться о стекла, в помещении стало темно. Я вышел из хранилища.

Весной отец получил новое распоряжение. Переехать в Киров на Филейку в другое подсобное хозяйство и на другую должность.

Благословенная Филейка

Вот и Филейка.

Филейка – это мясо на задних ногах коровы и поселок деревенского типа, расположенный на левом берегу Вятки.

За колокольней была моя первая школа

Неухоженная дорога на Филейку по высокому берегу вела от города. Позднее на полпути был построен Большой трамплин, в котором для приземления спортсмена после прыжка используется подготовленный склон левого берега Вятки.

Помню, как радовался с одноклассниками зимой, когда подойдя к стройке, увидел лестницу под разгонной частью трамплина, а когда рассмотрели лифт для подъема прыгунов на стартовую площадку, – позавидовали летающим лыжникам.

Затем дорога проходит через деревню Курагины к поселку Филейка.

Высокий левый берег Вятки снижается к руслу одноименной небольшой речушки Филейки. Через эту речку – капитальный мост в сторону деревни Куртеевы.

Оказывается, что до 1917 года к поселку Филейка относились все постройки, находившиеся примерно с полтора километра вдоль реки от моста в деревню Куртеевы по обеим берегам Филейки в направлении к городу.

На левому берегу была построена Успенская церковь, здесь же находилась келья отца Стефана и каменная гостиница для гостей, в которой в советское время оборудовали заводскую поликлинику.

Один из эвакуированных в Киров перед войной из Москвы заводов начал работать под номером 32.

Для рабочих завода строились бараки. Был застроен бараками и участок от учрежденной заводской поликлиники с выходом из них прямо на дорогу к заводу.

Этот вновь застроенный участок стали официально называть поселок Северный. Этот адрес был и у наших домов, только под другими номерами. Дома стояли на берегу оврага, по дну которого текла Филейка.

Поселились мы на втором этаже только что построенного дома, – квартира из двух комнат и кухни. В одной комнате Кочуровы: муж, жена и ребенок. В другой – все наше семейство.

«Ж» и «М» на улице, – деревянное двухсекционное заведение общее на два дома. Еще до нашего переезда между оврагом и домами кроме туалета были построены сараи для коров и коз. Отходы людей и животных спускались в реку.