Танго со смертью

Лина подала ей салфетку и на всякий случай спросила:

– Верочка, у вашего отца ведь была дочь от первого брака?

– Вот именно, что «была»! Год назад Лёля скончалась в Женеве. Понимаете, она никак не могла забрать отца из клиники.

И Вера вновь разрыдалась, теперь даже не пытаясь сдерживаться.

Лине стало вдруг ужасно жаль эту молодую растерянную девушку и очень захотелось ей помочь.

– Значит, вы ничего не слышали про рыжеволосую дочь Иннокентия Бармина? Про доктора Марианну Мухину?

– Никогда! – отрезала Верочка. – Никакой неизвестной мне дочери, я уверена, не было и быть не могло. Отец так любил маму, что интрижки на стороне для него просто исключались.

– Мужчины нередко бывают коварными и очень скрытными, – мягко возразила Лина. – У нас в России на федеральных каналах чуть ли не ежедневно всплывают побочные дети разных знаменитостей и богачей.

– Ну и что с того? Даже если у папы с какого-то перепугу объявилась еще одна дочь, зачем ей забирать отца к себе? Хорошо, допустим, она претендует в перспективе на папино наследство. У отца – прекрасная квартира в центре Москвы, которую он когда-то получил в МИДе на нашу семью. Они могли бы вдвоем поселиться в нашей квартире, я-то все равно постоянно живу в Париже. Ну, а потом отец, надеюсь, отважился бы посмотреть мне в глаза и объяснить эту сомнительную мелодраму.

– Вот-вот, «его прекрасная квартира», – тихо отозвалась Лина. – Недвижимость – это то единственное, что еще имеет в наше нестабильное время хоть какую-то ценность. Ну, и еще антиквариат. Да, кстати, вот она, эта старинная медаль с профилем Екатерины II. Вероятно, он хотел передать вам что-то ценное – на случай, если он внезапно уйдет из жизни. Думаю, чтобы имя «Екатерина» напоминала вам о матери.

– Бедный папа! – глаза Веры вновь наполнились слезами. – Похоже, он предчувствовал что-то нехорошее, раз решил отдать эту ценность мне. а не держать при себе. Как бы я хотела, чтобы он был жив! Признаться, я верю в это с каждым днем все меньше.

– Да, меня история с медалью тоже удивила, – согласилась Лина. – Впрочем, если бы Иннокентий Михайлович заметил что-то подозрительное, он вряд ли согласился бы по доброй воле покинуть отделение. В конце концов, он был в нормальном психическом состоянии, так что насильно его перевозить куда-либо никто не имел права. К тому же, если принять во внимание его профессию… Иннокентий Бармин – человек непростой, неглупый и даже, я бы сказала, хитрый. Дипломаты не бывают простачками. Мне кажется, мошенники с ним крупно просчитались. Возможно, они зашли в тупик и теперь не знают, что делать со своей добычей дальше. Мне кажется, они прячут вашего отца и просто ищут подходящий момент, чтобы вернуть его домой.

– А если его убили? – девушка вновь принялась рыдать изо всех сил, так, что ее хорошенький прямой носик стал совершенно малиновым, а большие карие глаза с раскосым разрезом стали похожи на виноградины под дождем.

– Успокойтесь, Верочка, ваш отец не так прост. Почуяв опасность, он бы обязательно оставил нам с вами какие-нибудь особые метки или «зарубки». Ну, как «Мальчик с пальчик» у Братьев Гримм. Не в безвоздушном же пространстве он находился все это время! В общем, нам с вами надо проявить сообразительность, чтобы отыскать хоть какие-то зацепки. Ну, а полиция пускай действует по своему плану. Тем более, что они обычно не торопятся искать пропавших стариков…

Чем энергичнее Лина успокаивала Верочку, тем острее чувствовала уколы совести. Оказывается, заштопанное сердце тоже умеет болеть! Это открытие неожиданно обрадовало Лину. Выходит, она не разучилась чувствовать! Как она вообще могла забыть про Иннокентия Бармина! Он ведь надеялся на нее, когда оставлял книгу и доверял ей медаль! Старик наверняка что-то зашифровав своем послании. Узнать бы только – что именно…

Лина испытала давно забытое волнение и даже почувствовала легкую дрожь в коленках. Так, наверное, дрожит полицейская ищейка, взяв след. В самом деле, пора вернуться к поискам исчезнувшего дипломата. Как раз для Лины пришло время ехать в клинику на консультацию к Омару Омарычу. Только там есть шанс что-нибудь узнать. Лина подумала и решила, что сообщать Башмачкову об этой плановой поездке совершенно не обязательно…

А где Татьяна?

– Здравствуйте, а вы, собственно, к кому? – незнакомая медсестра смотрела на Лину изучающе и не слишком дружелюбно. Хорошенькое личико блондинки со слегка вздернутым носиком излучало настороженность и даже суровость.

– Меня ждет на консультацию Омар Омарович, – Лина широко улыбнулась девушке и уточнила:

– А когда медсестра Татьяна дежурит?

– Уволилась ваша Татьяна, – проворчала медицинская фея в розовом костюме.

– Давно? – оторопела Лина.

– Да буквально три дня назад.

– Странно....Таня – опытная медсестра, давно работала в отделении, врачи были ей довольны, да и пациенты к ней хорошо относились, потому что она добрая и веселая… – Лина размышляла вслух, но ее мысли отчего-то не понравились новой медсестре.

– У нас тут строгие порядки. Говорят, ее уволили за длинный язык. Я не хочу последовать за ней, поэтому отвечать на ваши расспросы не собираюсь.

– За язык? – изумилась Лина. – Какие такие «военные секреты» отделения неотложной хирургии могла разболтать рядовая медсестра?

– Ну, знаете, у нас тоже свои тайны есть. Врачебные – объявила девушка не без важности. – За их разглашение запросто уволить могут. И вообще. Все, что происходит в отделении, для посторонних глаз и ушей не предназначено.

Дальнейшие расспросы девушки, которую звали Лидией, были бессмысленны, и Лина отправилась на поиски Омара Омарыча.

Доктор был, как обычно, внимателен, но немногословен. Лина знала, что он ни за что не станет говорить о том, что не касается ее здоровья. Во-первых, Омар Омарыч всегда спешит, а. во-вторых, он убежден, что пациентам не надо давать лишней информации, чтобы лишний раз не волновать их. Лина припомнила случай из ее недавнего пребывания в клинике. Вскоре после операции она спросила Омара Омарыча про странный синий проводок. Эта не медицинская, а скорее компьютерная деталь торчала из шва на ее груди так явно, словно Лина была не женщиной из плоти и крови, а транзисторным приемником или даже трансформером.

– Зачем вам знать то, что вас не касается? – проворчал доктор. Он закончил перевязку, помог Лине слезть со стола и лишь тогда назидательно сказал:

– Меньше знаешь – крепче спишь.

Как многие интеллигенты, для которых русский язык не родной, он с удовольствием и с тайной гордостью то и дело вплетал в речь русские пословицы и поговорки, причем делал это всегда к месту.

Доктор выговорил это с таким удовольствием, что Лине стало ясно: эта русская присказка у киргизского кардиолога Омарова одна из любимых.

Через пару дней веселый интерн Анатолий Геннадьевич открыл Лине под большим секретом тайну синего проводка. Оказалось, если сердце пациента внезапно остановится, с помощью этого простого устройства повышается шанс «завести» сердце снова.

Лина лишний раз убедилась, что Омар Омарыч был крепким орешком и тайны хранить умел, однако решила не отступать. Неизвестно, когда еще представится возможность разузнать хоть что-то о странных делах, творившихся в клинике.

– Омар Омарович, можно задать вам вопрос, не имеющий отношения к моему прооперированному сердцу?

– Пожалуйста, спрашивайте, только без подробностей. Вы же видели, что у меня нет времени на посторонние разговоры.

– Омар Омарович, вы не знаете, куда пару месяцев назад делся ваш пациент Бармин? Ну такой красивый старик, он раньше дипломатом был. Говорили, что его забрала родственница, не дождавшись выписки, и перевела в другое отделение…

– Какой такой Бармин? – изумился доктор. – В нашем отделении мы делаем полтысячи операций в год, каждый день кто-то выписывается… В общем, иголку в стоге сена я искать не собираюсь. Если честно, у меня теперь другие проблемы и другие пациенты.

Лина услышала примерно то, что ожидала, и, несмотря на недовольный и озабоченный вид доктора, решила продолжить расспросы:

– Омар Омарович, накануне выписки мне довелось случайно узнать, что молодой доктор из реанимации, его, кажется, звали Константин, по фамилии Могильный, умер прямо на рабочем месте. Он в тот день дежурил и практически не покидал реанимационное отделение.

– И кто же это, интересно знать, вам поведал подобную страшилку? – въедливо поинтересовался Омар Омарыч и раздраженно щелкнул тонкими пальцами хирурга. – Уж не Татьяна ли? Недаром ее уволили за длинный язык. Надеюсь, это послужит ей уроком…

– Вы, доктор, лучше меня знаете: если болезнь упрямо замалчивать и не замечать, она от этого не исчезнет…

Лина не собиралась отступать, но Омар Омарыч, говоря языком полицейских, «ушел в полную несознанку». Он взглянул на Лину фирменным взглядом опытного доктора и вынес следующий вердикт:

– Да какая вам теперь разница, Ангелина Викторовна, кто да от чего умер в нашей клинике. Вас выписали домой, вот и поправляйтесь, радуйтесь тому, что вы сами живы и теперь уже почти здоровы. Как говорится, «баба с возу – кобыле легче». Будете слушать чужие глупости – пеняйте на себя и не удивляйтесь, что слишком медленно идете на поправку. Сердце крепко связано с нервной системой, а волноваться вам вредно. Скажу лишь, что мы, врачи, так же смертны, как и все остальные люди. У парня просто не выдержало сердце, вот он взял и умер. Как доктор подтверждаю: внезапная смерть иногда случается даже с очень молодыми людьми. Никто не знает, кому и сколько где-то там в небесной бухгалтерии отпущено. Как говорится, «наши дни отмерены не нами»…

– И все-таки смерть Константина Могильного в реанимационном отделении выглядит очень странной. Не верю, что историю с внезапной смертью молодого доктора в полиции спустили на тормозах и все тут же о ней забыли, – продолжала наседать на доктора Лина.

– Начальство нам об этом не докладывало, – устало отмахнулся Омар Омарыч. – Мой вам совет, Ангелина Викторовна, не забивайте голову посторонними страшилками и тщательно соблюдайте мои назначения. Вот тогда и будет вам счастье.

– Женщине плохо!

Бледная пациентка с аккуратной заплаткой на груди выглянула из палаты и тихо сказала, почти прошептала, эти слова. Она искала глазами кого-нибудь из медперсонала и держалась за дверной косяк, чтобы не упасть.

«Прооперированная», – подумала Лина. Пациентов, переживших операцию, можно было отличить от тех, кто ждал своей очереди, по такому аккуратному белому прямоугольнику на груди, тщательно приклеенному пластырем.

Омар Омарыч бросил Лину на полуслове, прорычал сестре: «Дефибриллятор!», «Срочно!» и огромными прыжками метнулся в палату.

Лина застыла на месте, автоматически фиксируя в памяти происходящее. Буквально через несколько минут из лифта вывалилось два молодых сосредоточенных доктора с чемоданчиками в руках. Лина догадалась, что они прибежали из реанимации. Видимо, там с лихвой возместили отсутствие Мухиной. Через минуту врачи выкатили в коридор каталку, на которой лежала женщина с очень бледным, почти голубоватым лицом. Один из реаниматологов бежал рядом с каталкой и закачивал пациентке в рот кислород из большого синего шара.

Миг – и процессия исчезла за углом.

Омар Омарыч вернулся на пост грустный и какой-тот задумчивый.

– Что с ней? – полюбопытствовала Лина.

– Слишком богатое воображение, вроде, как у вас, Ангелина Викторовна. Представила себе в деталях предстоящую операцию, и ей стало по-настоящему плохо. Это наглядный урок для вас. Будете повсюду совать свой нос и распалять свою бурную фантазию – ничем хорошим это не закончится. Как говорится, «любопытной Варваре на базаре нос оторвали». – Омар Омарыч с удовольствием процитировал очередную русскую поговорку.

– А кто эта несчастная? – не отступала Лина.

– Одна весьма обеспеченная особа из щоу-бизнеса, – сообщил Омар Омарыч таинственно. – София Крыжевская. К сожалению, богатые болеют и умирают точно так же, как и все остальные. Мы все, Ангелина Викторовна, равны перед богом, и неважно, как его называют – Аллах или Иисус.

Доктор стряхнул с себя угрюмую озабоченность, улыбнулся через силу и добавил:

– Больше я вам ничего не скажу.

Омар Омарыч вручил Лине медицинскую справку для поликлиники, выписал кое-какие новые лекарства и, на всякий случай, легкое успокоительное. Доктор намекнул. Что Лине оно не помешает. Затем он проводил любопытную пациентку к лифту, словно опасаясь, что она отклонится от привычного маршрута и прошмыгнет туда, куда больным вход строго запрещен.

«Напрасно Омарыч старается. Знал бы он, где мы с Башмачковым уже успели побывать в этом богоугодном заведении! – злорадно подумала Лина. – Морг, реанимация… Вот удивился бы!»

Лина чувствовала досаду и даже некоторое раздражение от встречи с Омаром Омарычем, поскольку ничего нового ни о смерти Константина, ни об исчезновении Бармина в этот раз узнать не удалось. Она вспомнила про кафе в другом крыле здания и решила, как обычно, совместить приятное с полезным. Короче говоря, заесть плохое настроение чем-нибудь вкусненьким. В трудные минуты ей всегда помогал свежезаваренный крепкий чай с лимоном и горьким шоколадом, но сейчас ввиду особых условий сгодился бы и чай из пакетика со слоеным язычком в больничном буфете. Лина прибавила шаг, и тут…

Гонки в инвалидном кресле

Марианна изо всех сил старалась угодить Бармину, однако понимала, что слишком наседать не следует. Благодарность старика может в любой момент перерасти в подозрительность, затем в гнев и в итоге погубить все дело. Между тем у Марианны пока все складывалось как нельзя лучше. Главное, чтобы никакие неприятные неожиданности не испортили задуманное. В случае удачно исхода всей операции она существенно поправит свои дела, и это окажется серьезной заявкой на обеспеченное будущее.

В тот день, когда Марианна украла Бармина из отделения, она поначалу не представляла себе, куда повезет столь солидного, к тому же все еще слабого после операции подопечного. В голове проносились разные варианты: домой, на съемную квартиру, в гостиницу… Но судьба неожиданно оказалась к ней благосклонна. Марианна без проблем договорилась с заведующим санаторным отделением их клиники об отдельной палате для «моего любимого папочки» и вскоре вполне легально прикатила туда Бармина. Отделение находилось в другом крыле огромного здания, так что вероятность встретить там знакомых докторов и медсестер была не слишком велика. Впрочем, найти более-менее правдоподобное объяснение ее пребыванию в тех краях для доктора Мухиной не составило бы особого труда, она всегда отличалась сообразительностью.

В тот же день Марианна Мухина взяла отпуск на работе и поселилась в палате Бармина на узком диванчике. Врачи и сестры санаторного отделения не уставали удивляться добротой и самоотверженностью «дочки», которая круглые сутки ухаживала за пожилым отцом и даже оформила отпуск. Она ставила старику уколы и капельницы, прогуливалась с «папочкой» по коридору, словом, не оставляла его одного ни на минуту.

– Мэри-черри, давно хочу вас спросить. Вам не противно за мной ухаживать? – поинтересовался старик в один из дней, когда Марианна привычно хлопотала вокруг него

– Боже, что за странный вопрос? Разве вы не достойны внимания и заботы? Разве вы не заслужили их всей своей жизнью? Вы, такой необыкновенный во всех отношениях мужчина! Как, скажите, я могла допустить, чтобы столь заслуженный человек не долечился, не получил должного ухода и полностью не восстановился после операции, – прошептала Марианна низким бархатным голосом, который на ее пациента действовал лучше любого антидепрессанта.

Бармин скромно кивнул и прикрыл глаза. Так поступил бы на его месте, наверное, любой немолодой мужчина. Он и сам начал потихоньку верить в то, что эта симпатичная рыжеволосая докторша к нему неровно дышит. А что? Вполне заурядная история отношений между пациентом и его лечащим врачом…

– Как же вы будете жить дома один, без посторонней помощи? – кротко вздохнула Марианна, поправляя Бармину подушку. Старик тяжело вздохнул и взглянул на свою молодую спасительницу проницательным взглядом. Конечно, хорошо бы, чтобы эта молодая рыжеволосая красавица была при нем всегда, но такое, пожалуй, случается только на страницах глянцевых журналов. Он ведь не олигарх, не звезда эстрады, не академик… Вот выпишут его из клиники, он отблагодарит эту чудесную девушку за услуги и больше никогда не почувствует на лбу прохладу длинных и нежных пальчиков. Да, и еще. Его щеку не будет щекотать рыжая прядь, которая постоянно выбивается у прекрасной докторши из-под шапочки, а руку не будут гладить длинные прохладные пальцы. И духи… запах свежих, пахнущих морским бризом духов больше никогда не вскружит ему голову…

Лина, ускоряя шаг, брела по бесконечному больничному коридору. Блямс! Споткнувшись на стыке кусков линолеума, она едва не рухнула на тщательно отдраенный больничный пол. С трудом удержавшись на ногах, Лина подняла глаза и оторопела. За поворотом промелькнула инвалидное кресло, которое быстро, почти бегом, катила худенькая девушка. Спина мужчины, сидевшего в кресле, показалась ей знакомой… Забыв про назначенный рентген и даже про чай с булочкой, Лина быстрым шагом двинула следом. К сожалению, догнать шуструю медичку было нереально, особенно с учетом того, что в «забеге» участвовала недавняя пациентка этой же кардиологической клиники, то есть сама Лина.

– Эй, стойте! – завопила она и прибавила шаг.

Девушка, катившая коляску, тоже ускорилась.

– Имейте совесть, я не могу за вами угнаться! – крикнула Лина, однако дама и не подумала притормаживать. Ну и дела! Надо обязательно обогнать эту парочку и заглянуть в лицо того, кто сидит в инвалидном кресле. Или хотя бы задать ему вопрос со спины. Лина надеялась услышать благородный баритон Иннокентия или хотя бы низкий грудной голос рыжей врачихи. Почему этот мужчина, кстати сказать, до сих пор не оглянулся? Звать его по имени глупо – а вдруг в кресле сидит не Бармин, а другой пациент?

Худенькая спина незнакомки в коротком белом халатике удалялась с каждой минутой все быстрее по бесконечному коридору. Что ж, видно, придется смириться с тем, что молодая здоровая медичка выиграла этот спринтерский «забег».

«Ничего-ничего, – подумала Лиина, – за поворотом грузовой лифт. Там-то мы с тобой, голубушка, и столкнемся лицом к лицу. И я тебя узнаю, как в том старом детском анекдоте, «по хитрой рыжей морде». Не потащишь же ты своего «пассажира» в кресле по лестнице!».

Лина прибавила ходу. Движение на первом этаже в коридоре клиники, казавшемся бесконечным, было в те минуты столь же оживленным, как в час пик на Садовом кольце. Медленно тащились пожилые пациенты, бодрее шли школьники с родителями, мамы катили в колясках малышей, родственники двигали инвалидные кресла с тяжелыми больными… Лина легко обогнала каталку с пациентом, которую легко толкала пухленькая медсестричка в голубом костюме, едва не сбила с ног хрупкую девушку-интерна в синем комбинезоне, затем задела локтем невысокого доктора, тащившего толстую папку с медицинскими документами. Доктор, по-видимому, направлялся в конференц-зал, расположенный в другом крыле здания, и был полностью погружен в свои научные мысли.

«О, черррт! Опоздала!».

Лина досадой прислонилась к стенке и постаралась восстановить дыхание.

Дверь грузового лифта с грохотом захлопнулась прямо перед ее носом. Лина заглянула за угол. Пусто! Возле лифта и в конце коридора – ни-ко-го. Инвалидное кресло с пациентом, а также медсестра в коротком белом халатике исчезли, растворились, как будто их никогда и не было в этом бесконечном коридоре.

Лина задумалась. Что делать? Не искать же эту парочку по всем этажам и во всех отделениях клиники? Да ее и не пустят никуда без специального пропуска, а если даже чудом прорвется, мигом выведут под белы руки, словно неадекватную родственницу кого-нибудь из пациентов. Да и где гарантия, что в том кресле сидел именно Бармин? Силуэт пациента, похожий на фигуру Иннокентия Михайловича, – сомнительный повод для того, чтобы сейчас же кидаться к руководству клиники и требовать отыскать пропавшего отца Веры Барминой. Да и вообще, какое у нее право пускаться на поиски чужого старика? Абсолютного никакого. Даже если его прячет в клинике рыжая алчная докторша с криминальными замашками.

«Башмачков прав, не надо лезть не в свое дело и вообще пора забыть о пропаже Бармина как о кошмарном сне», – устало подумала Лина и отправилась в буфет – заедать шоколадкой очередной стресс.

– Мэри, кто этот там в коридоре так громко кричал? – поинтересовался Бармин, впрочем, без особого интереса, когда Марианна прикатила его обратно в палату.

– Да какая-то сумасшедшая тетка рванула за нами. Зачем, почему – непонятно, впрочем, я и не собираюсь выяснять. Мне важнее ваше спокойствие, вот я и прибавила ходу. Здорово мы сделали ее, Иннокентий Михайлович?! Тут в клинике много разных людей с больной психикой ошивается, что и говорить! Кстати сказать, дорогой Иннокентий Михайлович, вам лишние контакты пока нежелательны. Самое опасное для прооперированного пациента – это внутрибольничная инфекция. В общем, не переживайте, я вас в обиду никому не дам. Обещаю: здесь нас никто не найдет. У нас с вами теперь общая тайна, а тайны, поверьте, я хранить умею.

Рыжие волосы Марианны коснулись щеки пожилого мужчины, ему стало щекотно, и Иннокентий невольно улыбнулся. Он слегка сжал старческой рукой в пигментных пятнах прохладные и тонкие пальцы Марианны и благодарно, хоть и слегка старомодно, прильнул к ним губами…

Следы дипломата теряются

– Слушай, Башмачков, ты веришь в привидения?

Лина намазала на кусок подогретого круасана апельсиновый джем и прихлебнула кофе из любимой тонкой чашечки костяного фарфора. Сквозь легкую занавеску пробивалось зимнее солнце. В эти блаженные минуты вчерашняя встреча в коридоре клиники показалась ей тяжелым ночным кошмаром, о котором желательно поскорее забыть.

Башмачков откусил большой кусок от внушительного тоста с докторской колбасой, прожевал и лишь тогда проворчал:

– Когда писатель что-то сочиняет, он всегда верит в свои фантазии. Сейчас я как раз пишу главу о приведениях на старинном еврейском кладбище в Праге. Недаром же я в новогодние каникулы туда мотался. А почему ты спрашиваешь? – поинтересовался Башмачков, вновь отхлебнув кофе и сооружая новый внушительный тост, теперь с сыром.

– Вчерашние догонялки в коридоре клиники выглядели почти как погоня за привидениями, – поежилась Лина.

– С чего это вдруг тебя стали волновать мистические вопросы? – хмыкнул Башмачков. Он удобно угнездился в кресло на кухне и со вкусом от отхлебывал кофе из «своей» чашки с черепом и костями, которую недавно завел у Лины.

– Ну ты же в теме, Башмачков! Вечно кропаешь эти свои готические романы, где приведений – как пассажиров в метро в час пик. В последнее время мне стало казаться, что Бармина похитила настоящая рыжая вампирша, она же ведьма.

– Ты же только что рассказала мне, что посещала свою кардиологическую клинику, а не кладбище, – попытался внести ясность Башмачков. – Мне раньше казалось, что там возвращают людей к жизни, а не наоборот…

– В том-то все и дело, что не всегда, – пожала плечами Лина, – и тебе об этом прекрасно известно. Помнишь, мы Бармина тоже считали уже того…, пациентом подвального патологоанатомического отделения. А тут вдруг такая внезапная встреча в коридоре. Знаешь, мне показалось, что больной скорее жив, чем мертв. И врачиха эта рыжая там бегает, как спринтер. Правда, Бармина мне удалось увидеть только со спины. Так что ручаться на сто процентов за то, что это был именно Иннокентий, я не могу. Кстати сказать, нам с тобой, Башмачков, известно, что старика выписали из больницы еще до Нового года. Короче, я весьма удивилась, что он вдруг там нарисовался, как тень отца Гамлета.

– По-моему, в твоем случае задействованы вовсе не потусторонние, а самые что ни на есть земные силы, – тщательно подбирая слова, заявил Башмачков. Он неторопливо, со вкусом достал из тостера кусок горячего белого хлеба., тщательно намазал его маслом и покрыл сверху толстым слоем апельсинового джема.

– Наверное, ты прав, все гораздо проще. Тогда почему эта чертова медичка дернула от меня со всех ног, как ведьма от ладана?

– Допустим, ты видела именно Бармина… – продолжал импровизированную летучку Башмачков, не спеша поедая ложечкой клубничный йогурт. – Столько времени прошло, а он, по твоему мнению, все еще в клинике? Честно говоря, верится с трудом. Сама знаешь, в наше время каждое койко-место на учете, без необходимости в клинике никого держать не будут. Ни одна страховая компания на такое не пойдет. Даже дети знают, что теперь и жизнь, и смерть человека, и любая медицинская процедура, и даже услуги «Скорой» – все стоит денег, причем нередко немалых.