Пижамная вечеринка

– Потерпите. Лишь бы машина выдержала, а не вы, – шутканул устрашающе водитель с редким именем.

Ещё минут десять автобусик сражался с ямами и канавами, потом взрыднул, протарахтел и испустил дух. Пассажиры замерли, с надеждой ожидая успокоительного комментария Нестора. Тот попробовал возродить к жизни двигатель, покумекал, произвел ещё какие-то действия и вычисления в уме. Потом вышел из кабины, присел на придорожный валун, порылся по карманам, закурил и потянулся.

Размявшись и отстрелив щелчком хабарик, Нестор вернулся на своё место и ознакомил коллектив с ситуацией:

– Всё, – он был весел и ласков, – кончились ваши страдания. Дальше авто не поедет. Располагайтесь на травке, вольно.

После короткого, но энергичного, обсуждения стало известно, что стуканул мотор, что до ближайшего поселения километров сорок, что связи в этих местах нет из-за впадины, внутри которой лежит их маршрут, что проколесить в этих местах может только случайный ездок, и, стало быть, никакой скорой помощи.

Но была и хорошая новость. Если маршрутка не вернётся к месту назначения, её будут искать, и искать будут в этой низине на этой горбатой дороге. Потому что на всём маршруте именно здесь отсутствует мобильная связь.

Помолчали. Повздыхали. Потыркали в телефоны под насмешливым взглядом Балуева. Ещё помолчали. Осмотрели местность, потом повнимательнее рассмотрели друг друга. Совсем погрустнели.

– Ну, мы так и останемся незнакомцами? – ни к месту плотоядно улыбнулась дама постарше, оглядев спутников и задержав взгляд на спортсмене.

Мужчины суетливо начали переглядываться, не зная, кому начинать знакомиться. Средних лет, модно и дорого одетый гражданин убрал с колен портфель, слегка согнувшись в условном полупоклоне, внятно с пафосом представился:

– Королёв Христофор Сергеевич, директор предприятия «Севрыба», еду в командировку по обмену опытом. – Он слегка замялся и добавил, – для своих Крис. А свои у меня все, – он широко развел руками, показывая, что все пассажиры злополучного микроавтобуса, включая шофера Балуева, теперь его.

Это было приятно, потому что у всех успело сложиться мнение, что во всей вселенной до них больше никому дела нет.

– Сейчас попробуем продумать тактику и определить очередность действий. Дамы, прошу не унывать. – Он заботливо улыбнулся даме постарше и протянул руку седому соседу.

Тот её пожал, элегантно откинул седую прядь со лба и заговорил хорошо поставленным голосом оратора со стажем.

– Умников Антон Петрович, – назвался он, тоже условно привставая. – Преподаватель теории вероятности, профессор, доктор наук. Для своих Тосик. И, да, Крис прав, мы тут все на неопределённое время свои. Думаю, следует подождать, когда мироздание само предположит нам развязку и приоткроет завесу над своим замыслом, по которому мы все здесь и сейчас. Прошу прекрасных дам любить нас и жаловать. – И тонко так улыбнулся.

Плечистый приосанился, выдержал паузу и с нажимом произнёс:

– Геннадий Бондаренко, подводник. – Он нарочито потупился, выдержал паузу и добавил: – Для своих просто Бонд. – И на всякий случай косо посмотрел на водителя.

Балуев с любопытством наблюдал за сценой знакомства. Наступила очередь женщин.

Красивая дама лет тридцати пяти, непринуждённо и картинно откинувшись на спинку, проворковала:

– Венера Страстбург, специалист по связям с общественностью. Ехала на фестиваль медийных проектов, но теперь уже не уверена, что успею к поезду. Что ж. Всё прекрасно, если случай свёл меня с интересными собеседниками и содержательными людьми. Приятно познакомиться. – Улыбка у неё была опасная, это почувствовали все трое. – Для своих всё та же Венера.

Наконец взгляды переместились на молодую симпатичную рыжеволосую девушку, уткнувшуюся носом в угол, молча и обижено его же и разглядывавшую.

Она подняла хмурое лицо и промямлила:

– Меня зовут Изиля Фозориева. Я студентка консерватории по классу флейты. Друзья зовут меня Инфузория, я не обижаюсь. Слово красивое. И инфузория тоже имеет право на существование. – Она покраснела и снова нахмурилась, поводила глазами вокруг машины и по лицам собеседников. – А где здесь туалет?

Остальные огляделись, как будто надеялись его увидеть у дороги.

– Так, – решительно скомандовал Королёв, – действительно. Девочки – направо, мальчики – налево. Далеко не уходить, не подсматривать.

Неловко выбрались из машины, участники экспедиции скрылись друг от друга с двух её сторон для решения насущной проблемы. Вернулись. В машину не полезли, а забрав личные вещи, расположились живописной группой на дороге чуть поодаль. Инфузория приободрилась и голосом, более громким и уверенным, заявила о следующей потребности:

– Пить хочу. И есть.

Группа интенсивно порылась в сумках и рюкзаках. На узорчатый шарфик Венеры легли: пачка печенья, остатки шоколадки, солёные сухарики, пол-упаковки чипсов, три баранки. Никто запаса еды с собой не вёз.

Водитель, внимательно наблюдавший за действиями невезучих пассажиров, удовлетворенно ухмыльнулся и полез в багажное отделение. Оттуда он извлёк и открыл большую клеёнчатую полосатую дорожную сумку, вытащил из неё термос, пластиковые стаканчики, упаковки сахара, кофе и чая, два белоснежных батона, длинный огурец и нарезку колбасы. В сумке нашлась одноразовая скатерть, салфетки и гель для рук.

Балуев всё это богатство разложил на скатерти, которую он опытной рукой разостлал на густой и мягкой зелёной травке. Затем он ловко кинул замершим попутчикам пачку газет и широким жестом пригласил к импровизированному застолью. Упрашивать себя никто не заставил. Уселись на столь полезные газеты.

Перекусили, успокоились, Венера и Нестор покурили. Поев и развалившись вокруг скатерти-самобранки на манер древних римлян, потерпевшие почувствовали способность генерировать идеи.

Королёв настаивал на действии. Дескать, он пойдёт вперёд, а Бонд вернётся назад. Тот, кому повезёт больше, найдёт людей, связь или транспорт.

Умников пошевелил губами, что-то посчитал, обдумал и выразил опасения, что это только вызовет затруднения. Например, Королёв приведёт помощь, а надо будет тащиться на поиски Бонда. Или наоборот. А ещё он выразил опасения, что тот, кто найдёт попутку, на ней и смоется. Оба мужчины вскипели, но и задумались. Женщины наотрез отказались от разделения группы.

Помолчали. Королёв посетовал, что машину не проверили хорошенько перед выездом.

Умников, вздохнув, возразил, что не в Швейцарии живём, чтобы иметь такой сервис в глубинке.

Бонд в ответ выразил желание набить морду неизвестному механику, поскольку дело и вправду происходит не в Швейцарии.

Снова обсудили план Королёва и снова от него отказались.

Венера устала сидеть и полулежать, поднялась и пошла размяться. Она походила вокруг машины, покружилась, проделала целую серию вроде бы физических упражнений, а на самом деле затейливых завлекательных движений.

– Эй, кавалеры, давайте танцевать, раз у нас нет более серьёзных дел. Тем более, что дело к вечеру.

Путешественники скромно заулыбались, но с места не сошли. Балуев отреагировал быстро, словно только и ждал от путешественников дурацких идей и готовился к любому предложенному действию. Он включил радио в машине, нашёл романтическую мелодию и составил Венере пару.

Музыка негромко несла из салона лёгкую мечтательность и чуток эротизма, дама безмятежно запрокидывала голову, подставляя красивое лицо как бы голубизне неба, а на самом деле коварным прищуренным глазам Нестора. Водитель умело, но как-то без особых чувств, кружил партнершу, успевая замечать перемещения других персонажей.

Раздался всхлип. Танцоры замерли, и все обратили головы к Инфузории.

– Я домой хочу. Меня жених ждёт. И у меня голова болит. Сделайте музыку потише. Я спать буду.

Нестор проводил даму до кресла, перешёл на водительское место, сделал движение рукой и завёл машину. Пассажиры повскакали со своих газет, завопили, захохотали, бросились обнимать друг друга и хлопать по плечам Балуева. Даже Инфузория запрыгала, затопала, захлопала и обняла за шею довольного шофёра. Торопливо расселись по местам, словно опасаясь, что машина передумает, и двигатель снова заглохнет.

Автобус напрягся, разогнался и поскакал по буеракам дальше.

– Слышь, а ты говорил, что движок загнулся, – задал вопрос Бонд по окончании приступа радости. Чё это было-то?

Балуев не сразу, и как бы додумывая долгую мысль, не поворачиваясь, ответил:

– Я в этом месте курю и пью кофе. Вот машина и выучилась здесь тормозить.

Потом повернулся, оглядел обалдевших пассажиров и беспечно признался:

– Ну, шутка же. Перерыв мне полагается? Полагается. Мотор перегревается? Да. И, спокойно, Бонд, не надо на меня так смотреть. Ну уж простите меня, примите в зачёт кофе с бутербродами.

Когда волнение улеглось, и все разулыбались и расслабились, он выдал вторую порцию секрета.

– На психологии учусь заочно. Изучаю архетипы. На практике. Так чудно: ситуация каждую поездку одна и та же, а реакция у людей самая разнообразная. Поэтому запасаюсь перекусом.

Пассажиры опешили, и по салону покатилась волна неприязни и даже агрессии. Нестор остановил машину, сунул руку в бардачок и достал бутылочку вишнёвой наливки.

– Десерт во имя науки! За вас, любезные архетипы!

БЕНЕФИС

Нина, несомненно, очень милая женщина. Знаете, бывают такие дамочки, которые вызывают одобрение людей с самыми разными установками, подходами, вкусами и предпочтениями. Ну не то, чтобы обязательно симпатию, скорее можно сказать, что они не вызывают неприязни. Их легче не заметить, чем рассердиться на них.

Нина образованна, много читает, разбирается в литературе и немного в искусстве. У неё много добрых друзей и миллион знакомых. Она прекрасный рассказчик и инициатор полезных и весёлых занятий для души и тела. Она чудесная родственница и щедрая душа. Вам уже скучно?

Нина обычная женщина, робкая и даже стеснительная. Не то, что слова грубого от неё не услышишь, но и мысли свои Нина упорно фильтрует с целью оставаться даже наедине с собой возвышенной и прекрасной. Но она же обычная женщина, и, как это бывает у обычных милых и возвышенных женщин, иной раз так вспылит, так разойдётся, что три дня посуда на полках звенит, и занавески колышутся. Не говоря уже о муже. Он тоже тогда звенит и колышется. Три дня.

Так случается не часто и, как вы правильно заметили, только дома, между полками и шторками. И разит гнев Нины исключительно супруга, потому что живут они вдвоём. У них даже кота нет. Хотя кот тут был бы на пользу. Ну где вы видели милую возвышенную женщину, орущую на кота? Или в присутствии кота. Я лично не видела.

Повторяю, это случается крайне редко. А в обычной жизни Нина гладит мужу рубашки, кормит его жареной свининой, водит в театр и устраивает к стоматологу. И ещё она законопослушна. Она платит за проезд, даже если кондуктор её не заметил, она в пустом кинотеатре садится только на своё место, она сдаёт книги в библиотеку вовремя, она скорее пропустит электричку, чем попросит продать ей билет без очереди.

И что-то в ней есть такое, что притягивает к ней приговор и наказание, если она нарушает закон. Я лично видела, как Нину встречают вахтёры. Сидит такой старец перед лестницей, уводящей в горние выси многоэтажной конторы, скучает, прикрывает кулаком рвущийся в неудержимой зевоте рот, разглядывает без интереса женские личики да ножки и вдруг видит Нину. И он делает стойку. То есть буквально он поднимается на ватных, затёкших от неподвижности ногах, наклоняет к Нине негнущийся корпус и шамкает глухо и важно:

– Ваш пропуск!

И ничего не значит, что вверх и вниз снуют стайки посетителей, которые не только пропуска никогда в жизни не имели, но и старикана этого решительно не видят и в ум не берут его страшный окрик. А Нина обмирает, лезет в сумку, словно документ там лежит на самом деле, роется, мямлит, что забыла. Наверное, с перепугу думает, что он там есть. Не знаю, что она там кумекает в этот момент. Но ищет. Я пинаю её в спину, тащу за рукав и говорю часовому:

– Нам назначено, – и увожу обмякшую подругу вверх по лестнице.

Но у себя дома Нина преображается, становится вальяжной и строптивой. И это нормально. Зачем нам дом, где мы не можем позволить себе расслабиться и покапризничать? Тем более, что муж Нину любит, лелеет, балует и предусмотрительно не нарывается. Потому что обычный домашний любящий мужчина никак не может повлиять на ситуацию, в которой милая возвышенная женщина неожиданно выходит из себя.

И в этом тоже есть проявление великой гармонии, когда отношения не обструганы и отполированы до тошноты и судорог голосовых связок, а имеется в них свободное пространство для выражения. А выразить можно и несправедливую претензию. И принять каприза от любимой женщины тоже можно. И вкусить радость примирения после бури и радуги. Сложно, да.

Так о чём я собственно повествую? О случайном перевоплощении. Слушайте меня.

Нина – большая любительница театра. Много интересного на сцене видела, спектаклей запомнила, катарсисов пережила. Но сама она в себе артистического дара сроду не имела и никогда не сожалела об этом. Участие в литературном монтаже в бесправные школьные годы было пиком её сценической карьеры и причиной отказа от таковой.

Она практически не играла, не сочиняла и даже никогда не врала, потому что для вранья надо сначала войти в роль, а потом из неё безопасно выйти. И надо следить за враньём, чтобы голос, жест, поза, мимика не выдали. Смелость нужна для вранья и вдохновение. Пропуск нужен, одним словом. А Нина без пропуска никуда.

Но один поход подарил ей незабываемый опыт, и достаточно часто вспоминает она обстоятельства того мистического дня. И все смеются.

Представьте себе пасмурный осенний питерский вечер, который должен завершиться долгожданным просмотром нашумевшего спектакля популярного режиссёра в любимом театре. Нина ждала этого дня с момента приобретения билетов, приготавливаясь получить удовольствие и разделить его с любимым мужем. Билетов было два.

Нина нарядилась, прихватила подходящую к моменту театральную сумочку, нарисовала на веках стрелочки и, задрав носик кверху, направилась навстречу интеллектуальному удовольствию, оттенённому предстоящей рюмочкой коньячка в театральном буфете.

Мужу следовало присоединиться к ней уже у театрального подъезда. На него, на мужа, и возлагалась обязанность угощать рюмочкой, возможно, пирожным и, разумеется, ароматным кофе из малипусенькой белой чашечки, вкуснее которого в городе не бывает. Потому что в театральном буфете кофе приправлен атмосферой и состоянием.

Но что-то пошло не так. Вечер, напоминаю, был тусклый, мокрый, холодный и безрадостный. А в такие вечера многие дамы впадают в грустное настроение и теряют самообладание.

Муж задерживался. Нина сначала не переживала. Она прогуливалась мимо высоких тройных дверей главного входа и наслаждалась ожиданием. Ей было радостно от предстоящей встречи с искусством и также приятно, что муж разделяет увлечение и театром, и буфетом. Но муж уже сильно опаздывал, чем ставил под сомнение угощение, а потом уже и сам спектакль.

Ручеёк счастливых обладателей билетов утекал за блистающую свежим лаком дверь цвета охры, из которой при открытии выплескивался клубок благоуханного тепла. Там за дверью двигались нарядные люди и слышались возбуждённые голоса, звучали объявления из динамика и трезвонили бессердечные звонки.

Нина металась пред входом разъярённой кошкой, выглядывая в толпе виновника опоздания. Настроение у неё менялось на плохое, потом очень плохое, потом жуткое, потом… уж и не подберёшь слова. Муж, кстати, с работы ехал. Всякое же бывает с человеком, который работает на огромном заводе, а потом едет по пробкам и светофорам в центр мегаполиса. Это каждый легко может понять и простить. Но осенний дождливый вечер в Питере даёт дамам особенные права.

Муж уже бежал, поэтому Нина, увидев его виноватый галоп, нетерпеливо развернулась лицом ко входу. Она рванула в двери, даже не желая знать, успел он за ней или докуривает на ходу. Скинув куртку в гардеробе, она, почти не глядя, уронила её в руки супругу, на счастье словившего её вовремя и без ущерба.

Пока непрощённый муж сдавал одежду в гардероб, Нина двинулась в зал. Он догнал её с попытками объяснить ситуацию, но супруга была непреклонна в своей праведной обиде. Она шла из фойе в зал парадным шагом и через плечо выговаривала нарушителю буфетного режима, какой он никуда не годный театрал, как он испортил ей удовольствие, как она его больше никуда с собой не позовёт.

И пусть он до скончания века сидит теперь у телевизора или вообще проводит вечера на своей любимой работе чтобы не омрачать вечера несчастной женщины своими промедлениями, несобранностью и несообразительностью. И вообще…

Она прошла, изливая праведный гнев, мимо дамы в строгом чёрном костюме, протянувшей к ней было руку. Ещё чего? За ней идёт этот пустоголовый муж, к нему и обращайтесь за билетом. Всё-таки мужчина он сегодня или уже нет?!

Вошли в зал: Нина поступью оскорблённой королевы и муж, с выражением лица на редкость озадаченным. Скорбно и с гримасой горькой обречённости повернула она к нему гордую голову со вздёрнутым носиком и спросила: «Где наши места?»

Муж, наслаждаясь моментом истины и невинно улыбаясь, произнёс: «Не знаю, Нина, билеты у тебя». Вот что такое уверенность!

Дамочке, проверяющей билеты, в голову не пришло остановить Нину и её распекаемого на все корки спутника. Ясно же, что важные люди идут в театр по делу и по праву. И дама такая строгая, что, не приведи господи, проштрафиться. К примеру, спросить: «А Вы кто такие?» Ясно же, что с должности вылетишь за один вопрос.

Весь мир – театр. Нина осознала всю пикантность ситуации, заметила озадаченные взгляды зрителей, прикусила губку. А любопытных случилось много, поскольку Нина задавала вопрос вредным и грозным голосом. Да и вся фигура Нины дышала опасностью и скандалом. Народ ждал развития драмы.

Нина спохватилась. Ей стало неловко, даже стыдно. Потом страшно, потом смешно. Потом ей жутко захотелось оглядеть сидящую публику свысока, улыбнуться и отвесить поклон, величественно и гордо. Но она спрятала глаза, юркнула в кресло и, давясь неудержимым смехом, сунула руку в сумочку в поисках билета. Спектакль она смотрела в приподнятом настроении, держа мужа под руку до антракта в ожидании рюмочки коньячка и благожелательного отзыва о выступлении. Своего, да.

Муж похвалил, разумеется. Он привык, что у милой Нины бывают заскоки. Но это была лучшая и неповторимая роль Нины, о которой она иногда рассказывает, и все смеются.

А так в жизни она робкая, стеснительная и законопослушная. И очень милая и душевная. Правда-правда.

ТЕКСТ, НАВЕЯННЫЙ полетом осы над компостной кучей и другими ЖИЗНЕННЫМИ ОБСТОЯТЕЛЬСТВАМИ

Плачет. Вытирает слёзы согнутым пальцем. Платок есть в другой руке, но она в него сморкается. Плачет тихо, скорее хнычет, лицо сморщено, и слёзы текут крупными каплями. И так каждый раз, стоит нам собраться за рюмочкой по поводу и без повода.

У кого хватает сил спокойно смотреть на плачущую женщину? Мы по очереди стараемся прекратить хныканье. Сначала мы произносим слова сочувствия, потом пытаемся перевести повод в шутку, потом обесценить, мол, какая фигня – эта твоя обида. Потом обещаем, что жизнь накажет обидчика, и что уже наказала, и что в данный момент продолжает исступлённо и жестоко наказывать.