Преступления фашизма в годы Великой Отечественной войны. Знать и помнить

Питание местных жителей и военнопленных, не находящихся на службе в германской армии, на полевых кухнях является такой же плохо пошитой человечностью, как и раздаривание папирос и хлеба. То, в чем родина, испытывая большие лишения, отказывает себе, то, что руководство с величайшими трудностями доставляет на фронт, не должно раздариваться солдатом врагу, даже в том случае, если это происходит из трофеев. Трофеи – это необходимая часть нашего снабжения.

При своем отступлении советы часто поджигают здания. Войска лишь постольку заинтересованы в работах по тушению, поскольку должны быть сохранены необходимые для размещения войск помещения. Во всем остальном уничтожение символов былого большевистского владычества, даже в виде зданий, входит в задачи истребительной войны. Ни исторические, ни художественные соображения не играют при этом в восточном пространстве никакой роли. В отношении сохранения важных военных сырьевых материалов и промышленных предприятий руководством даны необходимые указания. Полное разоружение населения в тылу сражающихся войск является первостепенной задачей при учете длинных чувствительных коммуникаций[96]. Где можно, следует сохранять и оберегать трофейное оружие и боеприпасы. Если обстоятельства этого не позволяют, следует приводить оружие и боеприпасы в негодность. В случае обнаружения в тылу армии действий отдельных партизан следует прибегать к драконовским мерам. Эти меры следует распространить на все мужское население, которое было в состоянии воспрепятствовать нападениям или заявить о них, безучастность многочисленных якобы антисоветских элементов, вытекающая из выжидательной позиции, должна уступить место четкой решимости активно сотрудничать в борьбе с большевизмом. Кто от этого отказывается, пусть не пеняет, если его будут рассматривать (и) с ним будут обращаться как с причастным к советской системе. Ужас перед немецкими контрмероприятиями должен быть сильнее, чем угрозы шатающихся большевистских последышей.

Будучи далеко от всякого политического обсуждения будущего, каждый солдат обязан выполнить следующие две задачи:

1. Полное уничтожение большевистского лжеучения советского государства и его армии.

2. Безжалостное уничтожение чужого коварства и жестокости и тем самым обеспечение жизни германской армии в России.

Лишь таким путем мы справимся с нашей исторической задачей освободить от азиатско-еврейской опасности раз и навсегда немецкий народ.

Подпись: [97].

При этом прилагается одобренный фюрером приказ командования одной из армий о поведении войск в восточном пространстве и в расположении корпуса обстоятельства в общем таковы, что солдаты должны быть воспитаны в духе большей твердости.

Снова указываю на следующие пункты:

1. Каждый кусок хлеба, отданный гражданскому населению, недостает на родине.

2. Следует стрелять в любое гражданское лицо, так же и женщин и детей, кто хочет перейти через кольцо блокады вокруг Ленинграда. Чем меньше едоков в Ленинграде, тем длительнее там сопротивление, и каждый беглец способен к шпионажу и партизанщине. Все это стоит жизни немецких солдат.

3. Немецкие автомашины не служат для перевозки русского населения/также повозки/.

Подпись: генерал-лейтенант[98].Копия верна. Начальник общей части ПолитуправленияЛенинградского фронтакапитан Сильверстов

Ф. 17. Оп. 125. Д. 166. Л. 12–13 об.

Копия с копии перевода с немецкого на русский язык.

№ 2Докладная записка штурмшарфюрера войск СС Кноппа о проведении операции по расстрелу заключенных концлагеря в г. Бердичеве, адресованная командиру полиции безопасности и СД в Житомире[99].

г. Бердичев 24 декабря 1942 г.

По вопросу инцидента, происшедшего сегодня при проведении особорежимной операции.

Основание: нет.

При проведении назначенной на сегодняшний день особорежимной операции были убиты два сотрудника управления после того, как у них было отнято лицами, подлежавшими этой особорежимной операции, оружие – 1 пистолет-пулемет и одна русская самозарядная винтовка. Я не задавал никаких вопросов о происшедшем для того, чтобы не повлиять на показания свидетелей. Я установил из разговоров, что оба сотрудника – СС-унтершарфюрер Пааль и СС-штурман Фольпрехт – не соблюли необходимых мер предосторожности. Перед отправкой назначенных для проведения операции сотрудников управления я указал им на необходимость соблюдения особой осторожности.

Но мое предложение – дать дополнительно одного человека – было отклонено под тем предлогом, что в этом нет необходимости, так как будут иметь дело с инвалидами.

Для расследования обстоятельств дела я командировал на место инцидента СС-роттенфюрер Гессельбах.

Необходимые меры по розыску сбежавших 20 (примерно) заключенных приняты. Для преследования бежавших из стационарного лагеря № 358Н в Бердичеве команда в 20 человек.

Кнопп СС-штурмшарфюрер

Ф. 17. Оп. 125. Д. 250. Л. 174.

Копия перевода с немецкого языка на русский язык.

№ 3Подробная докладная записка штурмшарфюрера Ф. Кноппа и роттенфюрера СС Гессельбаха командиру полиции безопасности и СД в Житомире об уничтожении тяжелораненых советских военнопленных в Бердичевском концлагере

г. Бердичев 24 декабря 1942 г.

По вызову явился СС-штурмшарфюрер и криминал-обер-секретарь Кнопп Фриц, родился 18.II—1897 года в Нойклинце, округ Кеслин. Кнопп Фриц показал следующее:

«С середины августа я являюсь руководителем Бердичевского отделения командира полиции безопасности и СД в г. Житомире. 23.XII—1942 г. заместитель командира гауптштурмфюрер СС Калльбах обследовал местное отделение и воспитательно-трудовой лагерь, находящийся в ведении вверенного мне учреждения. В этом воспитательно-трудовом лагере с конца октября или начала ноября находится 78 бывших военнопленных, которые в свое время были переведены туда из стационарного лагеря в Житомире вследствие нетрудоспособности». Значительное число военнопленных в свое время было передано в распоряжение командира полиции безопасности и СД. Из их состава в Житомире было отобрано небольшое число до некоторой степени пригодных к труду, а остальные 78 человек были направлены в здешний воспитательно-трудовой лагерь. Как мне помнится, часть военнопленных еще в то время была перевезена на грузовике куда-то поблизости. В дальнейшем проводившиеся отправки военнопленных были прекращены в связи с возражением армии. Я не хочу, чтобы мои слова были истолкованы превратно: армия не столько возражала против этих отправок, сколько выражала желание, чтобы эти военнопленные, будучи расконвоированные и направляемые куда-то, немедленно получали пристанище.

Находившиеся в здешнем лагере 78 военнопленных были исключительно тяжелораненые. У одних отсутствовали обе ноги, у других – обе руки, у третьих одна какая-либо конечность. Только некоторые из них не имели ранения конечностей, но они были так изуродованы другими видами ранений, что не могли выполнять никакой работы. Последние должны были ухаживать за первыми.

При обследовании воспитательно-трудового лагеря 23.XII—1942 г. СС-гауптштурмфюрер Калльбах отдал распоряжение, чтобы оставшиеся в живых, после имевших место смертных случаев 68 или 70 военнопленных, подверглись сегодня же особому, режимному обращению. Для этой цели он выделил грузовую автомашину с шофером – эсэсовцем Шефер из управления командующего, который прибыл сюда сегодня в 11 часов 30 мин.

Подготовку экзекуции я поручал сегодня рано утром сотрудникам местного управления: СС-унтершарфюреру Паалю, СС-роттенфюреру Гессельбаху и СС-штурмфюреру Фольпрехту. Ответственным за проведение экзекуции был назначен мною Фольпрехт. Он взял с кожзавода грузовую автомашину и 8 человек из политической тюрьмы местного управления для рытья могил. При выполнении этой работы присутствовали Пааль и Гессельбах. Установление связи между заключенными, привлеченными к рытью могилы, и бывшими военнопленными, подлежавшими экзекуции, было абсолютно исключено. В то время как экзекуция евреев производилась обычно в пределах рабочего лагеря, правда, в месте, укрытом от взоров содержавшихся в лагере лиц, для сегодняшней казни я приказал, считая это целесообразным, избрать подходящее место вне лагеря, на пустыре, находившееся за стационарным лагерем.

Об упомянутых выше 3-х лицах, которым я поручал произвести расстрел военнопленных, мне было известно, что они, еще будучи в Киеве, принимали участие в массовых экзекуциях многих тысяч человек. И в местном управлении им, уже в мою бытность, поручались расстрелы многих сотен людей. На основании указанного и ввиду сильной занятости по службе я предоставил этим трем лицам проведение сегодняшней экзекуции, а ее ответственным исполнителем назначил СС-унтершарфюрер Пааль. Из оружия они имели: немецкий пистолет-пулемет, русскую самозарядную винтовку, пистолет 08 и карабин. Хочу еще подчеркнуть, что я намеревался дать в помощь этим трем лицам СС-гауптшарфюрера Венцеля, но это было отклонено СС-штурманном Фольпрехтом, заметившим при этом, что они втроем вполне справятся с этим делом.

По поводу обвинения:

Мне не пришло в голову обеспечить проведение обычной экзекуции более многочисленной командой, так как место экзекуции было скрыто от посторонних взоров, а заключенные не были способны к бегству ввиду их физических недостатков.

Приблизительно в 15 часов мне сообщили по телефону из стационарного лагеря, что один из сотрудников моего отделения, выполнявший это особое поручение, ранен и один бежал. Я сейчас же направил на подводе к месту экзекуции СC-гауптшарфюрера Венцеля и СС-обершарфюрера Фрича. Через некоторое время мне вторично сообщили по телефону из стационарного лагеря, что два сотрудника моего отделения убиты. Я сейчас же на случайно прибывшей ко мне в отделение военной машине отправился в стационарный лагерь. Недалеко от лагеря я встретил грузовую машину командного пункта, в которой лежали оба убитых сотрудника. Гессельбах доложил мне о случившемся. Согласно его донесению, он, Гессельбах, производил расстрелы в могиле, в то время как два другие сотрудника несли охрану у автомашины. Когда Гессельбах уже расстрелял 3-х военнопленных, а четвертый стоял возле него, он вдруг услышал выстрелы, раздавшиеся над могилой. Тогда он, застрелив 4-го военнопленного, вылез из могилы и увидел, что военнопленные один за другим разбегаются в разные стороны. Он стал стрелять по беглецам и, по его мнению, застрелил 2-х из них. Я заехал в лагерь и дал распоряжение особенно зорко охранять заключенных. Усилить охрану я не мог, так как в моем распоряжении не было необходимых для этого людей. Из других полицейских органов я также не мог получить людей для подкрепления охраны, так как я знал, что они находятся на операции. На месте, в стационарном лагере, Гессельбах уже распорядился, чтобы команда в составе 20 человек обыскала местность для поимки беглецов. Для их дальнейшего розыска я известил полевую жандармерию, полицейскую жандармерию и железнодорожную полицию. Гессельбах, шофер и оба посланных мною чиновника закопали, как полагается, расстрелянных военнопленных.

Я хотел бы еще указать на то, что изложенный мною инцидент произошел при второй экзекуции. Ей предшествовал расстрел примерно 20 военнопленных, прошедший без инцидентов. Сейчас же по возвращении я доложил об этом по телефону командиру в Житомире.

Ничего больше показать я не могу. Я заверяю, что мои показания вполне правдивы, и мне известно, что ложные показания с моей стороны повлекут за собой наказание и исключение меня из СС.

Подпись: Фрид[100] Кнопп, СС-штурмшарфюрерВерно: Кунтце, СС-оберштурмфюрер»

Дополнение

Затем пo вызову явился СС-роттенфюрер Гессельбах Фридрих, родился 24.1 1909 года, уроженец Фейдингена, из округа Витгейнштейн (Вестфалия) и дал следующие показания:

«Я поставлен в известность о существе предстоящего допроса. Мне указано, что ложные показания с моей стороны повлекут за собой наказание и исключение меня из СС.

По существу дела: Вчера вечером СС-шарфюрер Пааль сообщил мне, что сегодня я должен принять участие в расстреле военнопленных. Позже я получил также соответствующее задание от СС-гауптшарфюрера Венцеля, в присутствии СС-штурмшарфюрера Кноппа.

Сегодня в 8 часов утра мы, СС-гауптшарфюрер Бергер, СС-унтершарфюрер Пааль, CС-штурманн Фольпрехт и я, поехали на взятой на кожзаводе машине, шофером которой был украинец, на участок, находящийся примерно в 1–1,5 километра за лагерем, с восемью заключенными нашей тюрьмы, чтобы выкопать могилу. При выполнении этой работы украинец шофер стоял от нас на таком расстоянии, что мог видеть нашу работу. По моему мнению, шофер понимал, для какой цели предназначалась эта яма. На обратном пути мы проезжали мимо воспитательно-трудового лагеря, где Пааль слез с машины, чтобы произвести в лагере необходимые приготовления к экзекуции. По прибытии грузовика с командного пункта г. Житомира я поехал с Фольпрехт в лагерь. У входа в лагерь Фольпрехт, по распоряжению Пааля, вышел из машины. Этим распоряжением Пааль имел в виду скрыть от содержавшихся в лагере наши намерения и не выдать эти намерения присутствием в лагере большого количества сотрудников СС. Поэтому погрузку пленных в машины производили только я, Пааль и еще несколько милиционеров[101]. Первая группа состояла по распоряжению Пааля почти исключительно из безногих. Я возражал против того, чтобы забирать сначала всех безногих, считая такое распределение неправильным, но Пааль заявил мне, чтобы я в это дело не вмешивался, так как он уже распорядился о таком распределении.

Экзекуция первой группы совершилась без инцидентов. В то время, как Фольпрехт оставался возле могилы, я и Пааль поехали обратно в лагерь, где мы погрузили в машину следующих 28 пленных. Вторая группа должна была состоять прежде всего из людей с ампутированными руками, но, насколько я теперь помню, большинство ИЗ них не имело ампутации. И в этом случае я также критиковал неправильное распределение пленных Паалем, на что он мне возразил, что все равно они все калеки. Я все же предупредил его о необходимости соблюдать особую осторожность. По распоряжению Пааля я встал на подножку кабины шофера и следил, держа наготове пистолет, за заключенными, помещавшимися в открытом кузове. Сам Пааль не стоял на подножке по другую сторону, что было необходимо, а сидел рядом с шофером. В то время, как расстрел первой группы был произведен Фольпрехтом из его пистолета-пулемета, расстрел второй группы был теперь поручен Паалем мне. При этом Пааль имел в виду сохранить большую огневую мощь для охраны грузовика при этой более опасной группе. Таким образом, непосредственно возле машины стоял Пааль с русским автоматом через плечо, одетый в толстую шоферскую шубу; Фольпрехт тоже стоял непосредственно у машины, одетый в шинель, с пистолетом-пулеметом в руке. Шофер Шефер стоял на посту наверху, на краю могилы, в то время как я производил расстрел в могиле из моего пистолета 08. Перед спуском в яму я еще раз предупредил Пааля, чтобы он был более осторожен, и посоветовал ему снять шубу для большей подвижности. Я также посоветовал ему держать винтовку наизготове, так как мы здесь имеем дело не с евреями. Пааль никакого внимания не обратил на мое замечание и, наоборот, приказал, чтобы заключенных подводили к яме по одному, т. е. чтобы я и шофер вели сразу двоих к могиле. После того, как я расстрелял первых трех заключенных, я вдруг услышал наверху крик. Так как четвертый заключенный был как раз на очереди, я быстренько прихлопнул его и, взглянув затем наверх, увидел, что у машины происходит страшная суматоха. Я и до этого уже слышал выстрелы, а тут увидел, как пленные разбегались в разные стороны. Я не могу дать подробных данных о происшедшем, так как я находился на расстоянии около 40–50 метров. Я только могу сказать, что я увидел моих двух товарищей, лежавшими на земле, и что двое пленных стреляли в меня и шофера из добытого ими оружия.

Поняв, в чем дело, я выпустил оставшиеся у меня в магазине 4 патрона вслед заключенным, обстреливавшим нас, вставил новую обойму и вдруг заметил, что пуля ударила совсем рядом со мной. У меня появилось такое ощущение, будто бы в меня попали, но потом я понял, что ошибся; теперь я объясняю это нервным шоком. Во всяком случае, я расстрелял патроны второго магазина по беглецам, хотя не могу точно сказать, попал ли я в кого-нибудь из них. Только потом мы нашли у грузовика двух убитых заключенных.

Заключенные имели возможность очень быстро скрыться из виду, так как поблизости находились ходы сообщения и окопы стрелков огневых позиций тяжелых пулеметов. Шофер, который, так же как и я, расстрелял все свои патроны и, так же как и я, не был ранен, побежал вместе со мной к находившемуся поблизости перекрестку дорог, где мы остановили проезжавший грузовик ВВС. На нем мы поехали в стационарный лагерь, где я немедленно распорядился, чтобы 20–25 конвоиров лагеря немедленно направились под предводительством шофера к месту экзекуции для того, чтобы оттуда начать преследование беглецов. Я сам взял винтовку с 50–60 патронами и поехал на грузовике по другой дороге к тому месту, откуда пленные убежали. Однако наши розыски остались безрезультатными. Это я приписываю в первую очередь тому, что фельдфебель, командовавший отрядом розыска, действовал неумело и не следовал моим распоряжениям.

Еще раньше я попросил в стационарном лагере известить о происшедшем данное учреждение. По получении сообщения о происшедшем инциденте на место происшествия прибыли СС-гауптшарфюрер Венцель и СС-обершарфюрер Фрич. Мы вместе бросили двух заключенных в могилу и засыпали их землей. Положив двух наших убитых товарищей на грузовик, мы поехали обратно в отделение. Больше ничего показать не могу.

Подпись: Гессельбах – роттенфюрер СС.Верно: Кунтце – СС-оберштурмфюрер».

Примечание: Иоганн Шефер – шофер командира полиции безопасности и СД в Житомире описывает происшествие точно так же, как и СС-роттенфюрер Гессельбах.

Является по вызову шофер Иоганн Шефер, 8. IV—1908 года рождения, уроженец Амстердама, и, будучи призван говорить только правду и заслушав показания роттенфюрера Гессельбаха, дает следующие показания:

«Показания СС-роттенфюрера Гессельбаха по поводу тех событий, участником которых я был, правильны по всем пунктам.

Я присоединяюсь к ним и больше добавить ничего не могу».

Подпись: ШеферВерно: Кунтце – СС-оберштурмфюрер

Ф. 17. Оп. 125. Д. 250. Л. 175–182 об. Копия перевода с немецкого на русский язык.

№ 4ДОНЕСЕНИЕ о расследовании обстоятельств гибели двух сотрудников войск СС во время расстрела советских военнопленных-инвалидов

г. Житомир 27 декабря 1942 г.

При инспектировании 23 декабря 1942 года Бердичевского отделения и подчиненного ему воспитательно-трудового лагеря СС-гауптштурмфюрер Калльбах установил, что в лагере, приблизительно с конца октября, находится довольно большое число расконвоированных военнопленных, нетрудоспособных вследствие полученных ими на войне ранений. Поскольку из следствия по делам о партизанах известно, что партизанские отряды в первую очередь стремятся к насильственному освобождению военнопленных, далее, поскольку содержание пленных в вышеназванном воспитательно-трудовом лагере не столь безопасно, как в стационарном лагере, существовала опасность, что партизаны во время своей более активной деятельности в рождественские праздники попытаются освободить этих военнопленных. Кроме того, благодаря своей нетрудоспособности военнопленные представляли также значительный балласт для лагеря. Исходя из этого, СС-гауптштурмфюрер Калльбах распорядился, чтобы 24 декабря была произведена экзекуция бывших военнопленных. Ни здесь в управлении, ни в отделении нельзя было установить, по каким именно причинам прежний командир принял этих калек-пленных и отослал их в воспитательно-трудовой лагерь. В данном случае не было никаких данных относительно коммунистической деятельности этих пленных за все время существования советской власти. По-видимому, военные власти предоставили в свое время этих военнопленных в распоряжение здешнего отделения для того, чтобы подвергнуть их особорежимному обращению, ибо они вследствие своего физического состояния не могли быть использованы ни на какой работе.

Итак, СС-гауптштурмфюрер Калльбах назначил экзекуцию на 24 декабря около 17 часов. Начальник Бердичевского отделения СС-штурмшарфюрер Кнопп сообщил по телефону, что при выполнении назначенной особорежимной операции оба работника отделения – СС-унтершарфюрер Пааль и СС-штурманн Фольпрехт – подверглись нападению заключенных и были убиты из их собственного оружия[102]. Я получил задание немедленно отправиться на легковой машине в сопровождении СС-шарфюрера Иергенса, члена СС Мейера и шофера в Бердичев для расследования всего случавшегося. Как показали допросы СС-штурмшарфюрера Кноппа, СС-роттенфюрера Гессельбаха и шофера Шефера, а также произведенное на следующее утро обследование места преступления, нападение на Пааля и Фольпрехта следует приписать их собственной вине. Они своим совершенно недопустимым легкомыслием и неосторожностью дали повод и возможность к нападению на них со стороны заключенных. Когда начальник отделения Кнопп хотел дать им в помощь СС-гауптшарфюрера Венцеля, они отказались, сказав, что они вчетвером достаточно сильны, чтобы справиться с особорежимной операцией в отношении этих калек и инвалидов.

Непонятным кажется также указанное Паалем распределение колонн заключенных для доставки их на место экзекуции. В то время как с 1-й колонной были отправлены для проведения особорежимной операции только 18 человек, и почти исключительно безногие, со следующей колонной Пааль распорядился отправить на место экзекуции 28 заключенных с относительно незначительными повреждениями. Местность и расположение рва для экзекуции также оказались, на мой взгляд, малопригодными для этой цели. Хотя место экзекуции не было видно с окружающих дорог, однако оно находилось у начала впадины, так что грузовую машину с заключенными нельзя было установить удобно. К тому же Пааль приказал шоферу настолько близко подъехать ко рву, что машина, стоя задом к могиле и находясь на возвышенности, давала заключенным возможность наблюдать все, что происходило при расстреле.

Совершенно непонятными кажутся легкомыслие и неосторожность, с которыми Пааль и Фольпрехт караулили находившихся в машине заключенных. Так, например, Пааль, одетый в толстую шинель, с русской самозарядной винтовкой на ремне, стоял непосредственно около дверцы машины, а Фольпрехт находился лишь в 1–1,5 метра, одетый так же, с пистолетом-пулеметом в руке, а не наизготове.

Следует заметить, что СС-роттенфюрер Гессельбах неоднократно критиковал распоряжения Пааля относительно распределения заключенных, а также и его неосторожное поведение при охране автомобиля. Однако Пааль не обращал никакого внимания на совершенно правильные и доброжелательные советы Гессельбаха, а только резко обрывал его. Точного представления о самом происшествии составить не удалось, так как оба подвергшиеся нападению убиты, а СС-роттенфюрер Гессельбах и шофер Шефер, стоявшие в яме, были свидетелями событий, происшедших у грузовика, только после того, как их внимание было привлечено криками и выстрелами.

Вероятно, дело произошло следующим образом: по предварительной договоренности несколько заключенных спрыгнули с грузовика на охранявших их обоих сотрудников СС – Пааля и Фольпрехта. Ввиду неожиданности и некоторой связанности движений сотрудников СС благодаря их толстым шинелям заключенным удалось одолеть их, тем более что сотрудники СС не могли защищаться от напавших своим огнестрельным оружием, потому что не держали его наизготове.

Согласно медицинскому освидетельствованию, Пааль был убит двумя выстрелами в живот, а Фольпрехт – выстрелом в грудь.

После этого заключенные открыли огонь из захваченного ими оружия по остальным двум сотрудникам СС, и только благодаря чистой случайности эти последние не были ранены и даже смогли при небольшом количестве имевшихся у них патронов убить еще двух бежавших заключенных. Таким образом, из 28 заключенных 4 было застрелено в могиле, 2 – при побеге, остальные 22 бежали. Немедленно принятые СС-роттенфюрером Гессельбахом меры для поимки беглецов при помощи команды находящегося поблизости стационарного лагеря были целесообразны, но безрезультатны. Все сбежавшие были немедленно объявлены в розыск начальником Бердичевского отделения, о чем были поставлены в известность все полицейские и армейские инстанции. Розыск, однако, будет затруднен тем, что имена бежавших неизвестны. Имеются лишь имена всех подлежавших особорежимному обращению, так что в розыск пришлось объявить и уже казненных и сбежавших.

25 декабря на том же месте под моим руководством была проведена особорежимная операция с остальными 20-ю бывшими военнопленными. Так как можно было опасаться, что сбежавшие заключенные уже успели в короткий срок установить связь с каким-либо партизанским отрядом, то я распорядился о том, чтобы стационарный лагерь снова послал команду в 20 человек, вооруженную легкими пулеметами и карабинами, для охраны окрестностей. Экзекуция прошла без инцидентов.