Преступления фашизма в годы Великой Отечественной войны. Знать и помнить

В дневнике Фридриха Шмидта, секретаря тайной полевой полиции 626-й группы при 1-й танковой армии, который был убит в мае 1942 г., читаем: «…Начались массовые расстрелы: вчера 6-х, сегодня 33 заблудших создания… Если бы мои родные знали, какой трудный день я провел! Ров уже почти наполнен трупами. И как геройски умеет умирать эта большевистская молодежь! Что это такое – любовь к отечеству или коммунизм, проникший в их плоть и кровь? Никто из них, в особенности девушки, не проронили ни слезинки. Ведь это же доблесть!..»[37]

В первые недели войны информация в Советском Союзе о зверствах была чудовищной по изложению фактов и, к сожалению, крайне немногочисленной. Возникает вопрос: почему так было, почему советская пропаганда не информировала мировую общественность о том, что творили на нашей земле армии Гитлера? Почему стеснялись сказать, что наш народ испытывает боль и страдания, которые несла с собой война? Может быть потому, что накануне войны руководство СССР утверждало миру, что мы сильны и врага разобьем на чужой территории и т. д., и тут вдруг трагедия, начавшаяся 22 июня 1941 г.

Объяснение этому отчасти можно искать в том, что недостаточно было проверенной информации. Не будем забывать, что в это время мы с боями отступали, трофейные материалы, которые попадали в штабы, нуждались в уточнении, но на это не хватало времени и кадров. Фронтовые советские газеты, которые давали первичную информацию, нуждались в корреспондентах, а их было недостаточно, это во-первых, а во-вторых, многие из них гибли, потому что были необстрелянными и к тому же война никого не щадила. Было принято специальное решение: поручить отделу агитации и пропаганды ЦК ВКП(б) заняться вопросом комплектования фронтовых газет.

26 августа 1941 г. на имя секретаря ЦК ВКП(б) А. С. Щербакова поступила докладная записка от и.о. директора ТАСС Я. С. Хавинсона. Он писал, что «…опыт двухмесячной работы наших органов пропаганды и контрпропаганды приводит к убеждению, что данные о германских зверствах в занятых территориях Советского Союза используются нами далеко в недостаточной степени. Несколько заявлений т. Лозовского[38] на пресс-конференциях, несколько сообщений в газетах, весьма скудный фотоматериал и специфические сообщения по радио – вот и все, что сделано до настоящего времени в этом вопросе». Я. С. Хавинсон совершенно справедливо считал, что для тех стран, которые живут далеко от театра военных действий, важны не только доходчивость и эффективность информации, но не меньшее значение имеет «характер источника, который эту информацию распространяет». И далее Я. С. Хавинсон развивал свою мысль следующим образом: «С этой точки зрения весьма существенно, чтобы наряду с официальной и официозной информацией для заграницы о немецких зверствах мы создали в качестве систематического источника подобной информации широкий и авторитетный общественный комитет, носящий официальный характер»[39].

Такая практика была не впервые – во время Первой мировой войны 1914–1918 гг. в ряде стран были подобные комитеты. Я. Хавинсон не только предложил состав комитета, но и предложил круг задач, которыми его члены должны были заниматься. В его задачи должны были войти следующие функции: а) собирание документированных материалов о немецких зверствах, организация в отдельных случаях следственного производства с опросом потерпевших; б) публикация отдельных материалов, а также выпуск сборников материалов, фотодокументов и т. д.; в) выставки в стране и для заграницы с разоблачением немецких зверств.

Как показали дальнейшие события, многие из перечисленных выше задач были реализованы в последующие годы. Но в тот момент, летом 1941 г., сложилась следующая ситуация. А. С. Щербаков, на чье имя пришла бумага, запросил мнение Г. Ф. Александрова, возглавлявшего в это время Управление пропаганды и агитации ЦК ВКП(б). И в результате 29 октября 1941 г. Я. С. Хавинсону сообщили, что «Управление пропаганды и агитации ЦК ВКП(б) считает создание такого комитета в данное время нецелесообразным»[40].

Однако предложение Я. С. Хавинсона обсудили «в верхах», и через год, 2 ноября 1942 г. Указом Президиума Верховного Совета была создана ЧГК[41]. ЧГК провела огромную работу, но, как писал в марте 1943 г. один из ее членов, Эрзя Левонтович, А. Толстому, «исчерпать все зло, причиненное немцами, разумеется, немыслимо: слишком оно необъятно»[42].

В ходе войны в результате изучения полученных донесений был составлен и опубликован на страницах центральных газет официальный документ – нота НКИД Советского Союза[43]. Одновременно с этим первая нота о зверствах гитлеровских властей в отношении советских военнопленных была направлена 25 ноября 1941 г. НКИД СССР послам всех стран, имевших в это время с Советским Союзом дипломатические отношения. Эта нота была опубликована в советской печати, прозвучала в сводках Совинформбюро. В ней говорилось, что фашисты истязают и убивают советских людей, «пленных красноармейцев пытают раскаленным железом, выкалывают им глаза, вспарывают им животы, привязывают к танкам и разрывают на части. Подобного рода изуверства и тяжелые преступления фашистско-германские офицеры и солдаты совершают на всем протяжении фронта, всюду, где они только появляются»… По мере освобождения от врага советской территории, временно оккупированной врагом, стали известны чудовищные подробности.

Масштабы зверств фашистов потрясали изощренностью злодеяний и массовостью гибели как воинов Красной Армии, так и гражданского населения, особенно детей. Рано утром 22 июня 1941 г. военные корабли Германии обстреляли спящие пионерские лагеря в Прибалтике, в первую очередь в Паланге, сбросили бомбы на все пионерские лагеря вблизи границы[44]. За Равой-Русской немецкий грузовик перерезал дорогу и задержал грузовик, на котором ехали около 20 женщин с детьми из пограничных районов. Гитлеровцы расправились с матерями, а детей закололи штыками[45].

«У тебя нет сердца и нервов – на войне они не нужны. Уничтожь в себе жалость и сострадание – убивай всякого русского советского. Не останавливайся, если перед тобой старик или женщина, девочка или мальчик, – убивай», – наставляли в специальных памятках, отпечатанных для фашистских солдат и офицеров. И они маленьких детей убивали только за то, что они мешали им спать. Пулеметчики и автоматчики превращали ребят в мишень для пристрелки оружия. Конвоиры прикалывали штыками детей при насильственном угоне населения в немецкий тыл. Саперы широко использовали детей для разминирования путей своих колонн. Немецкие врачи насильно брали кровь у детей для переливания раненым оккупантам. Но чаще всего фашисты мучили, калечили и убивали детей просто так, потому что это были советские дети. Кто сомневается в правдивости этих строк, посмотрите материалы ЧГК или материалы других архивов.

Из полученных трофейных материалов всему миру стали известны приказы германского командования, согласно которым войскам вменялось в обязанность истреблять советских детей. В приказе № 91 от 25 ноября 1941 г., зачитанном перед строем фашистов, требовалось следующее: «Страх перед немцами должен войти в каждого до самых костей. По отношению к большевистским “недочеловекам” не может быть никакого снисхождения. Это относится также к женщинам и детям. Партизан и их единомышленников – на первый сук».

В другом приказе 13-го армейского корпуса от 28 ноября 1941 г. немецким солдатам предлагалось уничтожать, как партизан, «мальчиков и девочек в возрасте от 12 до 16 лет». Главнокомандующий фон Клюге в приказе по армии от 8 февраля 1942 г. предлагал «особое внимание обратить на повсюду снующих мальчиков (советская русская организация молодежи – “Пионеры”). Кто, несмотря на объявления о запрещении, незаконно попадает на железнодорожное полотно – расстреливается.… В любом случае безоговорочно поступать решительно»[46].

Отступая, враг, следуя приказам из Берлина, пытался оставить опустошенную землю, на которой жить было невозможно. Как «иллюстрацию» действий фашистов читаем документ, перевод с немецкого, поступивший с Северо-Западного фронта в Управление пропаганды и агитации ЦК ВКП(б).

«Воззвание

Немецкие войска уходят, чтобы бить большевиков на другом фронте.

Все жители остаются на месте и повинуются местному коменданту.

Неповиновение будет караться смертью.

Все продукты остаются на месте в вашем распоряжении, за вами сохраняются ваши дома, ваша собственность.

С 18.00 ни один человек не должен выйти из своего дома в продолжении двух дней.

Кто выйдет из своего дома, будет расстрелян.

Везде лежат мины.

В домах, где жили немцы, в землянках и сараях, на дорогах, под мостами, на опушке леса и в окопах лежат мины.

Если возникнет огонь, не гасите его.

Оставайтесь в домах, если вы не хотите умереть.

Если в деревне кто-либо из жителей будет заниматься шпионажем и саботажем, все дома будут сожжены.

Мы вернемся.

Комендант»[47].

Вернемся для чего? Чтобы мучить и убивать людей? Чтобы творить то зло, о котором свидетельствовали оставшиеся в живых и сами фашистские документы? Напомним о том, что стало известно при освобождении нашей территории от врага. Жестокость оккупантов и изощренность зверств над гражданским населением на оккупированных территориях не поддаются пониманию.

Как объяснить то, что творили с нашими детьми? Это было в январе 1942 г. в районе г. Ржева. Группа советских разведчиков ночью вошла в село, на окраине которого уцелел один дом. За сто метров от него слышны были плач и крик женщины. Разведчики ворвались в дом и остолбенели от того, что там увидели. У порога сидел немецкий офицер, перед ним на коленях стояла рыдающая женщина. У горящей плиты два немецких солдата жгли на раскаленной сковороде двух детей: один был грудной, второму – два года. В большом чугуне кипящей воды варился четырехлетний ребенок[48]. Трудно поверить, что описанное выше правда?! Но это было.

При разгроме частями Красной Армии кавалерийской немецкой бригады СС в районе г. Торопца в январе 1942 г. среди захваченных документов был найден отчет 1-го кавалерийского полка названной бригады об «умиротворении» ими Старобинского района в Белоруссии. Как о большом успехе командир полка докладывал, что наряду с 239 пленными отрядом его полка расстреляны 6504 человека из числа гражданских жителей, причем в отчете умалчивается, что отряд действовал на основании приказа по полку № 42 от 27 июля 1941 года. Командир 2-го полка той же бригады фон Магилл докладывал в своем сообщении о проведении «усмирительной» операции в районе Припяти с 27 июля по 11 августа 1941 года: «Мы выгнали женщин и детей в болота, но это не дало должного эффекта, так как болота не были настолько глубоки, чтобы можно было в них утонуть»[49].

При освобождении Керчи было выявлено следующее зверское преступление. Местная немецкая комендатура приказала родителям отправить детей в школу. Подчиняясь приказу кавалерийской немецкой бригады СС, 245 детей с учебниками и тетрадями в руках отправились в свои классы. Домой не вернулся никто. О том, что с ними произошло, стало известно после освобождения города, когда в 8 км от него в глубоком рву было найдено 245 трупов этих детей. Они не были расстреляны, их живыми закопали оккупанты. Имеются документы и фотографии, относящиеся к этому чудовищному преступлению[50].

«Экономя» патроны и свои силы, в ходе массовых казней фашисты приказывали людям, которых собирались уничтожить, ложиться рядами на землю в подготовленный ров. Расстреляв первый ряд, они укладывали на него второй, третий, следующий, до шести, семи рядов. Окончив расстрел, ров засыпали землей как одну большую могилу. В г. Пирятине воины Красной Армии стали свидетелями страшной картины. Они увидели двигающийся холм над могилой 1600 человек расстрелянных, но недорасстрелянных – зарытых живьем людей[51].

«…Мероприятие – создание зоны пустыни – имеет решающее значение для ведения войны зимой и в соответствии с этим должно быть подготовлено и проведено беспощадно и до конца», – значилось в приказе по 512-му пехотному полку от 10 декабря 1941 года. А в одной служебной записке немецкого унтер-офицера (фамилия его отсутствует) было записано несколько пунктов о том, как поступать в том или ином случае на оккупированной советской территории. Обращаем внимание на три пункта из них: «… 2. Солдат в гражданском [платье], не местных – расстреливать. 3. Несовершеннолетних шпионов расстреливать. 4. Партизан, убежденных в антинемецких действиях, – вешать»[52]. Как видим, в немецких инструкциях самым действенным методом была рекомендация: расстреливать или вешать без суда и следствия.

Из занимавшихся немцами районов Московской области насильническими мерами были уведены в германский тыл 6080 человек. В освобожденных районах Смоленской области нет ни одного населенного пункта, где бы ни была обнаружена та же картина жестокости и произвола с уводом мирного населения в плен – либо поголовно, либо мужчин, отрываемых от своих семей, либо женщин, сплошь и рядом разлучаемых со своими детьми. Лишь незначительному меньшинству удавалось вернуться в родные места. Вернувшиеся рассказывали о неслыханных унижениях, непосильном труде, массовом вымирании «пленных» жителей от голода и пыток, об умерщвлении фашистами всех раненых и больных.

Когда читаешь о десятках, сотнях тысяч погибших от рук фашистов, то становится страшно от мысли, сколько погибло ни в чем не повинных людей по прихоти небольшой группы лиц, пожелавших владеть чужими землями и властвовать, повелевать другими народами. Говоря о преступлениях и зверствах фашизма, как правило, аргументируют их массовыми акциями над военнопленными и мирными советскими гражданами и очень редко вспоминают отдельные случаи. А ведь именно они дополняют цепь преступлений на советской земле, позволяют вспоминать тех жителей, которые сами погибли, а села, деревни, города, где они жили, так и не восстановились в тех местах, где они были до Великой Отечественной войны… Чинимые гитлеровской армией казни принимали и такую форму, казалось бы, немыслимую в XX веке, как совершенная в г. Сольцы Ленинградской обл. зверская казнь заподозренных (обращаем внимание, только заподозренных) в сочувствии к партизанам учителя Агеева и юноши Баранова. Они были посажены на кол, и трупы их не разрешалось снимать с кола в течение двух недель…

Наверное, никто бы не узнал о другом простом человеке, если бы не то, что с ним сотворили фашисты. В селе Покровском Черемисиновского района Курской области до войны жил простой колхозник Алехин А. Н. Пришли немцы. Им чем-то не понравился этот мужчина. Они заставили его раздеться и приказали копать себе могилу, заставляя его для измерения ямы несколько раз ложиться в нее. Когда могила была вырыта, оккупанты обломали Алехину руки, обрезали уши, выкололи глаза, а затем расстреляли[53]. За что так поступили? Зачем издевались и кому мешал Алехин А. Н.? И ведь таких мучеников было немало. Кто знает о них? Но эта казнь, как и многие другие, которые происходили везде, была совершена согласно указаниям рейха, гласившим: «Поскольку занятые районы должны быть завоеваны для Германии надолго, вы должны сознавать, что являетесь представителями великой Германии и новой Европы. Поэтому вы должны проводить с достоинством даже жесточайшие и самые беспощадные мероприятия, которые диктуются германскими интересами. В противном случае вы не сможете больше занимать ответственные посты на родине»[54]. Когда составлялась эта инструкция, в Германии еще не задумывались над тем, а останется ли живым тот, кому отдавался этот приказ.

Судьба населения деревни Дубовцы (Северо-Западный фронт) являлась одним из таких примеров, которые повторялись во многих районах германской оккупации. Назначив деревню Дубовцы к сожжению, немецкий комендант объявил всем жителям, что лица, которые останутся в деревне после 8 часов, будут расстреляны. Все жители должны были идти на запад, беспрекословно подчиняясь любым требованиям немецких солдат, которые будут их сопровождать. 14 крестьян, в том числе 7 женщин, отказавшиеся покинуть родные места, были расстреляны оккупантами. Остальных жителей, включая женщин с грудными детьми, лишенных теплой одежды, несмотря на зимнее время, немцы погнали в западном направлении, не давая отдыха, питания, пристанища, заставляя в пути выполнять разные непосильные работы. В пути замерзали целые семьи, но колонны пополнялись жителями, сгонявшимися из других селений, через которые лежал путь[55].

По признанию немецких солдат, как свидетельствует Вильгельм Шолле, старший ефрейтор 279 пп 106 пд, когда началось отступление немецкой армии, «составлялись команды поджигателей, которые поджигали дома, последний скот забирали с собой, а население оставалось без крова и какого-либо продовольствия. Все живое было обречено на голодную смерть»[56]. Команды поджигателей, или, как их еще называли, «факельщиков», создавались из саперных отрядов немецкой армии. Им помогали пехотинцы, танкисты и обозники.

И это было у противника в порядке вещей, как и осуществление массовых казней. В г. Сумы в подвалах школы № 5 замучили 300 человек, а в г. Рыльске провели расстрел граждан с детьми. Были у фашистов и другие способы «развлечений». Так, в трофейном дневнике штабс-ефрейтора 2-го охранного батальона Отто Бергера есть одна потрясающая запись: «Шестка… Привели 50 пленных. Их выдали для прицеливания… На Новый год в Смоленске расстреляны все евреи… Удивительно, что украинское население настроено к нам враждебно. Наша полевая полиция расстреляла 60 украинцев»[57].

6 января 1942 г. была направлена нота НКИД от имени В. М. Молотова послам всех стран, имевших с СССР дипломатические отношения, «О повсеместных грабежах, разорении населения и чудовищных зверствах германских властей на захваченных ими советских территориях». В ней были изложены документы, факты, цифры. Человеческий ум отказывался воспринимать все это. Перед преступлениями немецких фашистов меркли ужасы средневековой инквизиции. Нота НКИД рассказала многое, но далеко не все. В дополнение к ней сводки Совинформбюро и газеты каждый день публиковали все новые и новые документы о преступлениях гитлеровцев. Эти документы были доказательством того, «что режим ограбления и кровавого террора по отношению к мирному населению захваченных сел и городов представляет собой не какие-то эксцессы отдельных недисциплинированных военных частей, отдельных германских офицеров и солдат, а определенную систему, заранее предусмотренную и поощряемую германским правительством и германским командованием»[58].

За сухими, хотя и четкими цифрами наших потерь скрываются потрясающие душу факты кровавых расправ гитлеровцев. Напомним некоторые из них, а вместе с этим отдадим дань памяти тем воинам, о которых пойдет речь. Мало кто не знает, что на Карельском фронте при наступлении частей Красной Армии были обнаружены десятки трупов израненных солдат, замученных финскими фашистами. Так, у красноармейца Сатаева финны выкололи глаза, отрезали губы, вырвали язык. У красноармейца Гребенникова они отрезали ухо, выкололи глаза и вставили в них пустые гильзы. Красноармейцу Лазаренко после долгих пыток финны разбили череп и набили туда сухарей, в ноздри вогнали патроны, а на груди раскаленным металлом выжгли пятиконечную звезду[59].

В дер. Красноперове Смоленской области наступающими частями Красной Армии было обнаружено 29 раздетых трупов пленных красноармейцев и командиров без единой огнестрельной раны. Все пленные убиты ножевыми ударами. В том же районе в дер. Бабаево гитлеровцы поставили у стога сена 58 пленных красноармейцев и двух девушек-санитарок и подожгли стог. Когда обреченные на сожжение люди пытались бежать из огня, немцы их перестреляли. В дер. Кулешовке немцы, захватив 15 тяжелораненых бойцов и командиров, раздели пленных, сорвали с их ран повязки, морили их голодом, кололи штыками, ломали руки, раздирали раны, подвергали иным пыткам, после чего оставшихся в живых заперли в избе и сожгли.

В г. Волоколамске оккупанты запретили красноармейцам, запертым на 5-м этаже дома № 3/6 по Пролетарской улице, выходить из этого дома, когда в нем возник пожар. Всех, пытавшихся выйти или выброситься из окон, расстреливали. В огне погибли и были расстреляны 60 пленных. В 6 километрах от станции Погостье Ленинградской обл. немцы, отступая под натиском частей Красной Армии, расстреляли разрывными пулями после страшных побоев и зверских пыток свыше 150 советских военнопленных. У большинства трупов отрезаны уши, выколоты глаза, обрублены пальцы, у некоторых отрублены одна или обе руки, вырваны языки. На спинах трех красноармейцев вырезаны звезды[60].

В районе деревень Большая и Малая Влоя десятки пленных, построенные в сомкнутые ряды, в течение четырех суток гонялись гитлеровцами по заминированному полю. Ежедневно на минах взрывались несколько пленных. Этот способ уничтожения военнопленных был предусмотрен приказами германского командования. В приказе по 203-му пехотному полку за № 109 сказано: «Главнокомандующий армией генерал-фельдмаршал Рунштедт приказал, чтобы вне боевых действий, в целях сохранения германской крови, поиски мин и очистку минных полей производить русскими пленными. Это относится также и к германским минам»[61].

Приказ по 60-й мотопехотной дивизии за № 166/41 прямо требует массового убийства военнопленных. В приказе говорится: «Русские солдаты и младшие командиры очень храбры в бою, даже отдельная маленькая часть всегда принимает атаку. В связи с этим нельзя допускать человеческого отношения к пленным. Уничтожение противника огнем или холодным оружием должно продолжаться вплоть до его полного обезвреживания»[62].

Какими словами можно назвать то, что творили гитлеровцы? Думается, что это было самое настоящее зверство, преступление над людьми. Солдаты это были или офицеры – это не важно. Важно, что это были живые люди. Не будем об этом забывать, будем помнить.

Будем помнить блокаду Ленинграда, когда шла планомерная осада города с уничтожением его жителей голодом и обстрелами. В 1941 г. путиловцы обратились с письмом ко всем ленинградцам. А письмо заканчивалось такой фразой: «Скорее смерть испугается нас, чем мы смерти». В 1941 г., когда отдельные танки прорвались почти в завод «Красный путиловец», эти слова казались клятвой. За 900 дней блокады фашисты сбросили на Ленинград 107 тыс. фугасных и зажигательных бомб и обстреляли город 150 тыс. тяжелых артиллерийских снарядов. В результате бомбежек и артобстрелов были убиты, соответственно, 16 747 и 33 782 человека, умерли от голода 641 тыс. человек[63]. «Пожалуй, нигде немцы не проявили такой бешеной жажды к уничтожению, как здесь», – комментировал А. Верт действия гитлеровских войск, пытавшихся огнем и голодом уничтожить Ленинград и его жителей[64].

Гитлер, не ожидавший того, с чем столкнулись его войска, отдал приказ, согласно которому никого из жителей Ленинграда в плен не брать, во-первых, и, во-вторых, город после взятия стереть с лица земли, т. е. затопить. Но этим планам не суждено было исполниться. В феврале 1944 г. была снята блокада Ленинграда. Английский журналист Александр Верт считал, что «сражения под Ленинградом носили настолько ожесточенный характер, что в первые дни русские брали очень мало пленных немцев. У немцев настолько нечиста совесть, что они боятся быть взятыми в плен», поэтому не удивительно, что после снятия блокады пленные гитлеровцы испытывали ужас при словах, что их отправляют в Ленинград[65]. Выступая по радио из блокадного Ленинграда, Ольга Берггольц говорила: «…Интересная история. Чем больше немцы терзали Ленинград, чем больше обстреливали его, тем больше они начинали его бояться». Подтверждением этому было то, что пленные немцы кричали: «Я не стрелял по Ленинграду»[66].

Известно, что цели Третьего рейха состояли не только в захвате и ликвидации СССР как государства. Ставилась цель гораздо шире: порабощение и истребление огромных масс славянских и других народов, которые, по мнению германских идеологов и теоретиков, являлись «низшей расой». 1 сентября 1939 г. стало очевидно, что цель фашистской Германии – завоевание мирового господства, порабощение народов, полное истребление всех сил, противостоящих введению «нового порядка». Гитлер считал, что «славянская человеческая масса, как расовый отброс, недостойна владеть своими землями, – они должны отойти в руки германских господ, а славяне – собственники земель – превращены в безземельных пролетариев». Не останавливаясь на этом, Гитлер планировал систематически в течение долгих лет делать все, чтобы остановить рождаемость славян, считая, что никто не может оспаривать это его «право».

Одновременно с этим оккупанты вели планомерное разрушение советских городов и деревень, уничтожая жилища, школы, больницы, музеи, театры, разные общественные здания, оскверняли и уничтожали исторические и культурные памятники. «…Уничтожение советских городов и деревень превратилось в особую преступную деятельность немецких захватчиков на советской территории», – констатировалось в ноте НКИД СССР от 28 мая 1942 г. Методам разрушения были посвящены специальные инструкции, издавались подробные приказы германского командования, создавались отдельные отряды, обученные ремеслу разрушения. Так, из приказа по 512-му немецкому пехотному полку, подписанному полковником Шитнингом, следовало: «…В пунктах, в которых должно быть проведено полное разрушение, следует сжигать все дома, для этого предварительно набивать соломой, в особенности каменные, имеющиеся каменные постройки следует взрывать, в особенности надо также разрушать имеющиеся подвалы»[67].