Полная версия:
Кубик Рубика
Нина Ким
Кубик Рубика
Оглавление
Глава первая. Начало пути
Глава вторая. Бывшая свекровь и Синди
Глава третья. Отчаяние Синди
Глава четвертая. Знакомство
Глава пятая. Встреча на кладбище
Глава шестая. Дочери Синди
Глава седьмая. Печеньки и Рина
Глава восьмая. Начало другой эры
Глава девятая. Рождественские каникулы
Глава десятая. Томас-второй
Глава одиннадцатая. Рина и итальянские каникулы
Глава двенадцатая. Мо
Глава тринадцатая. Лечение Мо
Глава четырнадцатая. Синди, Лея и Рина
Глава пятнадцатая. Томас и его секреты
Глава шестнадцатая. Детектив с новостями
Глава семнадцатая. Где была Лея
Глава восемнадцатая. Талисман
Посвящаю книгу женщинам, хранительницам семейного очага
Глава первая. Начало пути
Август 1980 года
Молодая женщина и две маленькие девочки остались одни. И никому дела не было до того, что с ними станет завтра и потом. Скудная жизнь приучила девочек девяти и семи лет к неприхотливости. Мать пыталась украсить серые дни сказочными историями из книг, и тогда жизнь в маленьком доме изменялась. Вместо низкого потолка они видели огромное небо с яркими звездами, свет которых освещал Млечный Путь.
– Перед вами много дорог, и, когда вы станете взрослыми, выберете одну из них.
– И нам встретятся принцы?
– Возможно, но вы должны знать… – Мать рассказывала, как важно не ждать принцев, а учиться быть самостоятельными и много работать.
Прошло много лет. Мать постарела, а девочки выросли и научились работать. Вскоре им встретились молодые люди, которые стали спутниками их жизни.
Когда не стало матери, девочки вновь осиротели. В минуты отчаяния, когда им становилось невмоготу, они мысленно обращались к ней и спрашивали совета. И в ответ звучали слова мамы, оживляя дни детства, с волшебным небом и яркими звездами. Чем больше времени проходило, тем громче звучал ее голос, обретал волшебную силу и, подобно маяку, выводил их из житейских тревог и бед.
Начало трудного пути спряталось в августе 1980 года. На Синди обрушились события, свалившие ее в пучину горя и слез. В тот год ей исполнился тридцать один год. В тридцать один год осталась она с двумя маленькими детьми. Старшей дочери исполнилось девять лет, младшей семь. От безысходности молодая вдова заболела, опечалилась: когда умирает отец, дети остаются с одним крылом, когда умирает мать, исчезают оба крыла. Тонкую фигуру ее качало на ветру. Она держалась изо всех сил, чтобы не упасть. Куда ей деваться? Куда девать своих детей? Сквозь мрак и слезы вдова брела дальше, ибо не видела другого выхода. Брела и держалась за девочек, чтобы не потеряться самой. Брела и держала девочек крепко за руки, чтобы они не потерялись. И однажды, почти через пять лет, когда совсем отчаялась, Синди решилась.
Ранним утром выехала в другую часть страны. Путь оказался неблизким. Когда время перевалило за полдень, дорога пошла резко вверх. Начались горы. Эхо двигателя машины разнеслось в Арденнах, раздвигая облака. Солнце спряталось за верхушки деревьев, сплетенных в сплошную арку над головой. Веселые солнечные зайчики прыгали по зеленым листьям, еще мощным и свежим. Август и не думал уступать осени, чье время по календарю начиналось уже через неделю.
Дорога вильнула вправо, стала узкой и неровной. Совсем скоро Синди остановилась у нужного дома, окруженного высоким забором. И опять веселые солнечные зайчики догнали ее и заплясали на зеленой лужайке перед входом.
– Расскажи ей обо всем, не стесняйся, – сказала подруга, посоветовавшая обратиться к астрологу.
– Да, конечно. Иначе, какой смысл с ней встречаться.
Синди легонько надавила на металлическое кольцо: послышался мелодичный звон и следом чьи-то шаги. Дверь открылась.
– Добрый день, – смущенно произнесла Синди, – я от Идоли.
– Добрый день! Она предупредила о вашем приезде. Проходите. Меня зовут Мэгги. – Хозяйка опять улыбнулась и провела гостью в дом. Предложила отдохнуть и выпить по чашечке чая с дороги. Странное чувство покоя и безопасности исходило от незнакомой женщины, как будто Синди оставила за порогом чужого дома тревожные мысли.
Чай с привкусом душицы, мягкие тона мебели, глубокие кресла, разделенные журнальным столиком, и мягкая улыбка рассеяли волнение гостьи.
– Давайте еще раз знакомиться. Год, число, месяц, время и место вашего рождения.
– Четырнадцатое января 1949 года. Родилась в Бельгии. В Ваттерсхее, времени не знаю.
– Составим вашу натальную карту. Задавайте мне вопросы. Узнаем, что скажут звезды.
Синди робко задавала вопрос за вопросом и кратко записывала ответы, чтобы обдумать их позже.
Мэгги неторопливо предсказывала возможный ход событий, абсолютно ничего не советуя, только перебирая факты прошлого, настоящего и будущего. Когда вопросы закончились, хозяйка закрыла натальную карту и произнесла:
– Пришла пора.
– Пришла пора, – эхом повторила Синди и перенеслась далекие дни своей юности и нечаянной первой любви.
На самом деле ее звали Сашей, но молодой человек, влюбившийся в нее с первого взгляда, произносил «Саса», «Сажжа» и попросил разрешения называть ее Синди:
– Так звали мою бабушку.
– Хорошо.
И с чужим именем она шагнула в новую жизнь, в которой прожила десять лет, ровно десять лет и ни одного дня больше.
В тот день, двадцать седьмого августа, Синди поддалась уговорам Сэма и поехала вместе с ним на мотоцикле. Надела на голову шлем, села на сиденье сзади и крепко обняла мужа за спину.
Железный конь, как с любовью он называл свою очередную игрушку, завелся с пол-оборота и резко рванул вперед.
Синди не любила ездить на мотоцикле, но сегодня согласилась, потому что тревожилась за мужа и не хотела отпускать его одного.
Пустая трасса расслабила ее. Она подставила лицо прохладному ветру и доверилась Сэму. Как в первые годы, до их бесконечных ссор и размолвок, когда ещё хотела находиться рядом с ним.
Вскоре дорога нырнула вниз, где под рев мотоцикла заплясали солнечные зайчики. Синди и Сэм ехали под аркой – кружевной, сплетенной из зеленых верхушек деревьев, росших по обеим сторонам дороги:
– Мы мчимся в рай, посмотри наверх.
– Рай на солнце, – засмеялась Синди, увидев жгучее солнце в том месте, где вдруг арка резко оборвалась. Резко оборвалась, и мотоцикл стремительно закрутился на месте, поднялся на дыбы и заскользил в сторону. Раздался глухой удар, и наступила темнота, из которой почему-то послышалось испуганное ржание лошади.
Сколько времени прошло, она не знала, но до нее донеслись незнакомые голоса:
– Вы помните, как попали в аварию?
– Авария? – повторила Синди, морщась от боли, обвела взглядом комнату и не поняла, почему нет мужа.
– Где мой муж?
– Он в реанимации, а вас сегодня выпишут домой.
– Что с ним?
– Разрыв селезенки и кровопотеря.
Синди заплакала от ужаса и не могла ничего соображать. Кое-как уговорила себя, что Сэм поправится, конечно, поправится, потом они вместе будут смеяться, вспоминая досадное приключение. Он прокричал ей тогда:
– Мы мчимся в рай, посмотри наверх.
– Рай на солнце, – засмеялась она, увидев жгучее солнце в том месте, где вдруг арка резко оборвалась.
Наверное, в тот момент муж отвлекся на минуту – нет, на секунду – и выехал на встречную полосу.
Сэм был без сознания.
Синди дежурила у его постели третьи сутки: смачивала водой посиневшие губы, поправляла подушку и прислушивалась к едва слышному дыханию. От усталости и страха ей казалось, что сейчас она скатится со стула и заснет прямо на кафельном полу.
После обеда ненадолго приходила свекровь и грузно усаживалась рядом на соседний скрипучий стул. Вздыхала, гладила сына по щеке и повторяла одну и ту же фразу, бросая взгляд в сторону снохи:
– Зачем ты туда поехал? Почему я не была рядом, я бы остановила тебя.
И в этот раз начала говорить те же самые слова, когда Сэм открыл глаза и прошептал четко и внятно по слогам:
– Я ухожу. Далеко. Не бросай Синди и детей.
– Сэм, не уходи, Сэм, сынок! – завопила свекровь и кинулась к нему на грудь.
Синди выбежала из палаты с криком о помощи, потом метнулась назад, взяла холодную руку мужа и неотрывно смотрела на него. Его дыхание становилось реже и вскоре оборвалось. Тело судорожно дернулось и вытянулось. Потемневшее лицо приняло холодное выражение, морщины разгладились, забрав с собой остатки тепла. Сэм исчез. Вместо него на больничной койке лежал незнакомый мужчина в полосатой пижаме.
– Сэм, вернись, это не ты.
– Не болтай чепуху, – свекровь с ненавистью ткнула локтем сноху в бок. – Могла удержать его, если бы любила. – И, повалившись сыну на грудь, завыла протяжно и долго, с неизбывной тоской, как волчица, потерявшая своего детеныша.
«Если бы любила», – Синди не раз повторяла эти слова. Они хлестали по щекам и не давали прийти в себя от ужаса происходящего. Вот по щеке мужа, одетого в серый костюм с белой рубашкой, покатилась слеза, когда она наклонилась к нему. Все, кто стоял вокруг гроба, ахнули:
– Он плачет, прощается с ней.
– Да, покойник выбирает для последней слезы самого близкого человека.
– Самого близкого, – взвыла свекровь, опять протяжно и громко.
Синди не стала объяснять, что случилось простое совпадение: тело почти неделю пролежало в морозильной комнате, потом стало оттаивать в теплом помещении, и влага, обычная влага, скатилась по щеке. Но случившееся испугало даже ее, знавшую истинную причину его слезы, слезы покойного мужа, с которым она прощалась навсегда.
И ощущение нереальности. Как будто Синди видела этот фильм с эффектными сценами и позами, с многочисленными венками, от которых исходил сладкий тошнотворный запах, с обезумевшей старухой, которая толкала детей и кричала:
– Смотрите на отца, больше никогда его не увидите!
– Не трогайте детей, они боятся, – попыталась остановить ее Синди.
Но старуха держала одной рукой внучек, другой трясла гроб, как будто хотела разбудить того, кто ее не слышал. На минуту окружающим стало страшно, что сейчас покойник вывалится на пол.
Младшая дочь крепко вцепилась в юбку матери, пытаясь удержаться на ногах; старшая сцепила губы и изо всех сил вглядывалась в неподвижное лицо отца, как того требовала старуха. А в голове у Синди звучал его голос: «Пока смерть не разлучит нас! Пока смерть не разлучит нас!»
Они эхом повторяли эти слова друг за другом в яблоневом саду, когда Сэм сделал ей предложение руки и сердца.
За десять дней после похорон мужа жизнь Синди с детьми изменилась: она приобрела статус вдовы, а дочери стали сиротками – так называла их свекровь, как будто они потеряли и мать.
В сентябре дети пошли в школу, а Синди вернулась на работу, в промежутках заполняя документы для пособия по потере кормильца и обливая безутешными слезами каждую бумажку.
Но самой главной проблемой оказались не документы
Глава вторая. Бывшая свекровь и Синди
Самой главной проблемой оказалась свекровь. Бывшая свекровь. Она заявилась к ним через месяц. Морщась, как от зубной боли, оглядела квартиру, притихших детей, вернувшихся из школы, и особенно пристально – сноху, пытаясь отыскать у нее на лице следы горя или его отсутствие.
Присела и заговорила уверенно и четко, продумав детали разговора, и каждый пункт звучал как приказ:
*Ты не должна позорить имя моего сына.
*Пенсию на детей буду контролировать я, чтобы не тратила на развлечения. Достаточно развлекалась.
*Когда девочки выйдут замуж, их мужья обязаны взять фамилию нашего рода, потому что ты не смогла родить наследника.
*Вещи Сэма будут висеть в шкафу.
*Если хоть один из пунктов будет нарушен, я отберу детей. Сил и средств у меня достаточно, ты это знаешь хорошо. Как и то, что дети судом передаются бельгийской стороне, урожденным бельгийцам, а не пришлым.
Требования свекрови, безумные и непонятные, вывели Синди из себя. Она недоумевала над каждым пунктом. Что делать? Найти адвоката, чтобы понимать, к чему готовиться? Что-то свекровь еще сказала про квартиру и наследство, якобы все оформлено на имя Сэма. Бог с этим, главное – дети, она не может их потерять.
Честно, она честно пыталась наладить отношения со свекровью все десять лет.
Мать сразу предупреждала ее:
– Держись от свекрови на расстоянии, не надо целовать, обнимать и угождать, достаточно уважения. Не лезь к ней в душу и к себе не подпускай.
– А как же насчет второй мамы?
– Понимаешь, мы с тобой прощаем друг другу все раздоры и забываем обиды, а с ней вы – чужие люди, одна ссора может многое изменить. Молчи и не огрызайся, но и не стелись ей под ноги. Не пытайся быть хорошей для всех, в том числе и для золовок. Жаль, если не сложатся отношения: станет сложно и тебе, и твоему мужу. Особенно тебе.
Над вечерним морем и песчаными отмелями летали чайки, бились, как Синди билась над своими проблемами. Глядя на них, она вспомнила, как отдыхали с мужем в Италии. Стояла ужасная жара. Отель, переполненный отдыхающими, не смолкал ни днем, ни ночью. Но больше всего их беспокоил детский плач, доносившийся из соседнего номера: каждое утро на рассвете крик разносился по всему отелю, и казалось, что ребенок вот-вот задохнется. Как изумилась Синди, когда она увидела огромную чайку, которая кружила во внутреннем дворике и кричала. Кричала детским голосом. Притворялась. И вообще чайки казались красивыми только издали, но вблизи красота их меркла. Как-то на море одна из них бросилась с высоты на Синди.
– Даже чайки любят тебя, – смеялся Сэм, спокойно наблюдая за пикирующей птицей и женой, которая кричала и размахивала руками от страха.
– Ага, мозги чуть не выклевали. Кому нужна такая любовь.
Может быть, свекровь, бывшая свекровь, тоже хочет выклевать ей мозги, чтобы не забыла покойного мужа? А Синди в страхе отбивается от нее. В последний приезд старуха расселась на диване, распростерла руки над Леей и что-то ей нашептывала. Седые волосы, подобраны аккуратным пучком на затылке, прямой нос с еле заметной горбинкой, тяжелые веки и хищное тело, устремившееся вперед. Еще немного – и она ухватит добычу, чтобы растерзать ее острым клювом. «Мозги промывает девочкам и меня сейчас начнет терзать. Может быть, разом поставить точку? И рассказать ей все?» – подумала Синди и уже открыла рот, чтобы раскаяться. Но свекровь не дала ей такой возможности: тяжелым взглядом оглядела сноху, бывшую сноху, с ног до головы и процедила сквозь пластмассовые зубы, пожелтевшие от табака:
– Поздновато домой приходишь, дети без присмотра.
– Задержалась на работе.
– На работе, – ухмыльнулась та, по-хозяйски пошла наверх и громко захлопнула за собой дверь гостевой комнаты.
Уже лежа в постели, Синди ужаснулась своей глупости, которую чуть было не совершила: «Если расскажу правду, она отберет детей!»
Ее мысли прервала Рина:
– Мамочка, можно к тебе? Лея ушла к бабушке, мне страшно одной.
– Можно.
– Мамочка, а бабушка зашила нам в подушки что-то, сказала…
– Давай спать, завтра расскажешь, – прервала она дочь, успев перед тем подумать, что свекровь опять забрала Лею в свою кровать.
Знать бы тогда Синди, что сделала старуха, вырвала бы дочерей из клюва хищной чайки и не позволила бы ей даже приближаться к ним.
Но этого не случилось, и дом заснул в тишине, объятый нездоровыми сновидениями двух женщин, воевавших между собой даже после того, как Сэм упокоился в вечном сне.
Дочери, совершенно разные, отличались и внешне, и по характеру. Лея родилась крепкой, очень здоровой. В первый день, когда выписались из роддома, свекровь по бельгийскому обычаю посадила в саду ясень:
– Дерево будет оберегать Лею, чтобы с ней ничего не случилось.
– А где дерево Сэма?
– Нигде, не успела посадить. Он родился в другом месте, мы жили в горах. – Помолчала и добавила в порыве откровенности: – До Сэма у нас умерло три мальчика. Мы уехали оттуда ночью, заколотили двери и окна.
– Они болели?
– Нет.
Дерево посадили в том месте, где Сэм когда-то сделал ей предложение руки и сердца:
– Я сделаю тебя счастливой, – торжественно клялся жених, заглядывая ей в глаза.
– Да! – немного помолчав, согласилась Синди. Удивилась своему ответу. Зачем? Наверное, созрела для замужества.
Он крепко прижал ее к себе, она подняла голову, чтобы увернуться от мокрого поцелуя жениха, разглядывая нежные лепестки яблоневых цветов, осыпавших их. В душе не испытала ничего, кроме любопытства к следующему этапу своей жизни.
Молодые люди познакомились в университете на предпоследнем курсе. Синди училась на факультете журналистики, Сэм изучал иностранные языки и готовился стать переводчиком. Девушке нравилось проводить с ним время, слушать, как он читает наизусть стихи, цитирует древних философов и свои сочинения. Они стали встречаться. Вскоре Сэм пригласил ее к себе домой:
– Вот увидишь, мама полюбит тебя.
– Хорошо, – согласилась Синди.
Полюбила ли его мать будущую жену сына? Ответ на этот вопрос стал понятен сразу после свадьбы, которую спешно справили в фамильном имении Деккеров. Отец Сэма скончался много лет назад. Правила всем его мать.
Будущая свекровь продемонстрировала достаток семьи и место в ней снохи: под последним номером в последнем ряду. Синди терпела, помня наставления матери и ни с кем не пререкалась, не принимала самостоятельных решений, даже бытовых. Но однажды осмелилась включить батареи в спальне и в гостиной на самую высокую отметку и заснула перед телевизором от непривычного тепла.
– Кто включил батареи? – раздался гневный голос свекрови.
– Я, – удивилась Синди.
– Ты что, с ума сошла? На ночь включила отопление.
– Холодно же.
– Одеялом укрывайся. Надо же, тепла ей захотелось.
После скандала Синди стала кутаться в теплый плед, спала в шерстяных носках и шапочке, как будто превратилась в клоуна или гнома. И училась экономить воду. Воду в доме берегли так, будто жили в Аравийской пустыне, а не в благополучной европейской стране: заскакивали в душ и вылетали оттуда пулей, мыли посуду в двух раковинах, с холодной и горячей водой, наспех окунали и наспех ополаскивали тарелки и кофейные чашечки.
Посудомойка и стиральные машины работали на режиме «эконом» поочередно в определенные дни. В комнатах выключали свет и сидели при свечах летом, у камина зимой. Не копейка, а вода и свет берегли рубль.
«Когда переедем в свой дом, включу на полную мощность все батареи, особенно в спальне!» – мечтала Синди. Так она и сделала после переезда, но через месяц долго разглядывала счет за электричество. И впервые поняла свекровь, бегавшую из одной комнаты в другую, чтобы выключить свет.
Сэм часто говорил, что каждый бельгиец рождается с камнем в желудке, мечтая построить свой дом. Зачем нужен дом, если становишься его рабом? Синди вспоминала о своем доме, где отец утеплил стены и провел такой дымоход, что камин отапливал все комнаты. Зимой она расхаживала в легком халатике и не спала в чепчике под одеялом, стеганным гусиным пухом. Вспоминала и надеялась, что скоро они отделятся от свекрови. Слава богу, прожили с ней всего год, показавшийся ей бесконечно долгим, нескончаемым.
Подумав, они выбрали местом жительства небольшой городок на побережье Северного моря, где Синди проходила журналистскую практику после окончания университета.
– Ну что, стажер, будет желание, приезжай к нам работать. Место для тебя всегда найдем, – искренне пообещал главный редактор.
– Смотрите, вот как приеду к вам насовсем, – пригрозила она в шутку.
Пригрозила и приехала. Коллеги обрадовались, приняли с распростертыми объятиями: Синди не увиливала от поручений, не была букой или болтушкой, не влезала в разборки, не переносила услышанное от одного к другому. В общем, пришлась по душе всем – не то что в семье мужа.
Она никак не могла привыкнуть к его родне, которая любила посмеяться. Особенно над ней. Иногда даже Сэм поддевал ее при всех, и тогда раздавался дружный, донельзя довольный хохот золовок, свекрови и младшего брата мужа. Синди пыталась растянуть губы в улыбке, преодолевая желание расплакаться. Минуту спустя гордо вскидывала голову с копной рыжих волос и пристально смотрела на Сэма. Свекровь переводила взгляд с сына на сноху и хмурилась. Однажды сказала без обиняков:
– Не любишь ты его, взгляд, как у змеи.
– Вам кажется, – ответила Синди и отвернулась.
Муж чувствовал себя виноватым, начинал юлить:
– Хватит тебе дуться, ну пошутил немного неудачно.
– Я никогда не буду такой свекровью, как твоя мать. Никогда!
– Доживи до ее лет.
Совсем скоро отношения супругов испортились настолько, что реанимации уже не подлежали. Когда Синди по глупости пожаловалась свекрови на мужа, та резко ответила, что мужчина пить без причины не будет и выразительно посмотрела на сноху.
Сэм больше всего на свете любил себя и маму: хлопоты до дому великодушно доверял жене, издерганной работой и бессонными ночами с малышкой. В девять утра Синди везла шестимесячную Лею в частный детский садик, выгружала сумку, набитую памперсами, бутылочками для кормления, и уезжала на работу. Чтобы попасть в этот престижный садик, будущие родители заняли очередь сразу, как только узнали, что в семье появится малыш.
Зато теперь Синди могла работать, а не сидеть дома в обществе мужа, от которого разило перегаром:
– С утра уже выпиваешь?
– Голову надо привести в порядок, опохмелиться, – отвечал он, с удовольствием делая большой глоток домашнего вина.
Сэм не горел особенным желанием работать: с удовольствием сидел дома, читал книги, рассуждал о тонкостях работы переводчика и в свободное время писал трактаты о восприятии современным человеком Древнего мира. Удивительно, но именно в это время, когда брак их совсем разваливался, была зачата вторая дочь. Синди решила рожать: вдруг муж возьмётся за ум. После свадьбы мать предупредила ее: надо терпеть, одной с ребенком жить несладко.
В отличие от первой беременности, живот рос не по дням, а по часам. Главный редактор как-то пошутил, пропуская ее в дверях:
– Похоже, ты сразу двоих родишь!
– Наговорите вы сейчас, – вырвалось у Синди с раздражением.
Может быть, виновата была нервозность из-за постоянных споров с мужем, может быть, физические перегрузки, но роды начались преждевременно. И если Лея появилась на свет с большим трудом, только на вторые сутки, то Рина родилась быстро.
– Кто? – спросила Синди, увидев малышку в руках акушерки.
– Не шевелитесь, там еще ребенок.
– Как?
– У вас двойня.
«Накаркал!» – вспомнила она некстати слова главного редактора. Двойня. Не близняшки. Совсем разные: одна весом 1900, другая – 2200. Не умевшие сосать грудь восьмимесячные малышки – синюшного цвета, размером с маленькое полено. Полено, почти помещавшееся в ладони.
Ее накрыло отчаяние. Глубокое и безысходное, как полная темнота, кромешная, жуткая. Как тогда. Когда в один из безоблачных дней замужества они с Сэмом поехали в супермаркет, чтобы купить продукты и отпраздновать первый день лета. Им нравилась традиция празднования дней: летних, осенних, зимних, весенних.
Летом сидели у костра и смотрели в небо, усыпанное яркими звездами. Зимой топили камин, над которым горделиво красовалась голова льва, вылепленная из глины и дополненная витыми буквами: «Для тепла и уюта в семье». Сэм подбрасывал дрова в камин, ворошил длинной железной кочергой угли, подливал в бокалы глинтвейн и тянулся к жене. Осоловелые от жаркого огня, липучего напитка и поцелуев, супруги верили в бесконечность тепла своего дома и в прочность семейных уз.
Дни осени и весны выпадали на семейные торжества в доме у свекрови. После застолий Сэм увлекал жену в сад, и они прятались в дальних участках, чтобы не слышать наставлений грозной прародительницы. Весной деревья осыпали все вокруг розовым цветом, сотворенным из нежности, осенью дарили яблоки с красными боками, просвечивающими на свету. Запах яблоневого сада уносил ее наверх, заставляя на время забывать о мелких ссорах.
Одни в раю, совсем одни, как Адам и Ева. Покорная и послушная, Синди хотела верить, что она сотворена из седьмого ребра Сэма. Шел первый год их совместной жизни, сладкой, медовой, яблочной.
Так вот, в то утро она тормошила мужа, чтобы поехать за продуктами в соседний супермаркет.
По дороге в магазин Синди услышала по радио, что в Голландии в нескольких городах по неизвестным причинам полностью отключилось электричество. Удивилась, что такое возможно в век технических достижений.
