В действительности всё совершенно иначе

Я с сожалением поняла, что в таком состоянии присутствие Дядюшки не только бесполезно, но и не желательно. Вечер еще не начался, а он уже начал путать Сократа с Софоклом!

– Прекрасный подвиг, Дядюшка! – сказала я, – Не уступаете Гераклу! Но не хотите ли немного отдохнуть?

– Ни в коем случае, племянница, – сказал он, – Меня не отпускает от себя юная Анита! Она же не простит, если я брошу ее на середине рассказа. Мы с ней сейчас как раз готовимся перейти к философии Эпикура! Потом у нас «Электра» Софокла. А за ней – «Электра» Еврипида… Ведь нынешняя молодежь совершенно не сильна в драматургии! Я уже молчу про философию. Вот мы в ваше время!

Пока я безуспешно уговаривала Дядюшку предаться другому древнегреческому персонажу – Морфею, Слуга решил вернуть нам господина Советника, которому удалось продегустировать весь винный погреб.

Об успехе этого мероприятия можно было судить по тому, как как сильно раскачивается господин Советник, в попытках просунуть тело в огромный дверной проем. И как он пытается не выронить из рук несколько отобранных им бутылок вина, которые очень нежно прижимал к самому сердцу.

Внезапно затуманенный взгляд его упал на Аниту. Та с упреком смотрела на него, пригубливая далеко не первый бокал «испорченного вина», так и не дождавшись хорошего. На плечи ей был накинут Дядюшкин парадно-выходной мундир с орденами, в котором он пожаловал на «литературный вечер». А в ногах ее валялась наша борзая Матильда. Собака положила голову ей на колени, скулила и требовала угостить чем-нибудь вкусненьким.

– Слуга, – заплетающимся языком проговорил господин Советник, – Не совсем разобрался я здесь… Анита награждена орденами, что ли? Не знал, что дамам у нас нынче разрешено…. Я думал, это мужская… привилегия… Ик!

Потом он кое-как добрался до кресел и бухнулся в одно из них.

Слуга похлопал его по плечу и участливо сказал:

– Вот такие они, барышни – с толку собьют кого угодно. Оказывается, орденов у них больше, чем в военном музее. Еще непонятно, кто и за что только их награждает… Но вы не отчаивайтесь: скоро появится Пигмалион. Он всех по местам расставит, а вас вперед выпустит. С речью. Тут-то и скажете все, что о них думаете…

На что господин Советник печально ответил:

– Советник не должен впереди быть… Он на ухо шепчет…

А потом он продегустировал бренди. Затем еще. И еще. И еще.

И вот мы узнали, что под маской скромного господина Советника департамента по делам семьи и брака умело скрывается обер-штабс-унтер-интер офицер королевской конной гвардии в отставке. А вслед за пятым бокалом бренди нас ждала неприличная демонстрация голого живота обер-штабс-унтер-интер офицера, со следами каких-то шрамов. Оказалось, то были свидетельства военных подвигов господина Советника в Индии. А может, Пакистане. Он точно не помнит. Помнит только, что в одиночку сражался с полчищем свирепых партизан, которым помогали бенгальские тигры.

– Или это они помогали бенгальским тиграм… Забыл…

А потом еще и выяснилось, что с Дядюшкой они, оказывается, служили в одном полку. Правда, наверное, в разные десятилетия.

Не успев рассказать, как они познакомились, господин Советник уснул, по-прежнему держа в одной руке бутылку, а во второй – полупустой бокал.

Господина Советника уложили на диван и накрыли теплым пледом, с головой. Чтобы свет не мешал ему крепко спать.

Я где-то слышала, что военные, особенно те, что дежурят на карауле, умеют засыпать даже стоя.

А вот интересно, если поставить спящего обер-штабс-унтер-интер офицера в шкаф, он проснется?

Следом за господином Советником в мир славного Морфея отправился и Дядюшка. Он опустился на пол между диваном и креслами, аккуратно подложил себе под голову диванную подушку и тут же уснул.

Слуга заботливо укрыл героя шкурой бурого медведя, которая лежала перед камином, и отгородил его ширмой. Чтобы вид спящего солдата не смущал гостей, которые должны были прибыть с минуты на минуту.

Вскоре в мир сладких снов отправилась Анита. Кузен Фредерик подхватил ее сонное тело и куда-то унес, вместе с мундиром и орденами.

А потом мы о них забыли.

Глава 6. Всё идёт не по плану

15

За окнами окончательно стемнело. На «Кукушку» опустился мглистый серовато-синий вечер. Дворецкий Александр зажег на улице желтый фонарь. В гостиной вспыхнули электрические канделябры.

И вот наконец, с опозданием на полтора часа, приехали три юные гостьи: Петра, Элизабет и Беатриче.

Я не устанавливала никаких специальных требований к нарядам будущих галатей. Подумала, раз у нас вечер «Откровенность», который подразумевает определенное раскрепощение, то и в выборе нарядов пусть каждая решает для себя сама.

Лично я была одета в свободное платье-тунику, белого цвета. В древнегреческом стиле. Раз мой наряд Афродиты оказался не готов, пришлось сочинять на ходу. Но потом я поняла, что он подходит мне даже больше, чем тот, который я собиралась надеть изначально. Белый цвет олицетворяет невинность. А Древняя Греция – равные права. Равноправие у нас в том, что каждая из присутствующих имеет одинаковые шансы завоевать сердце господина Пигмалиона. Даже я. Браслеты из античного серебра на моих руках символизируют темные прожилки, которыми испещрены куски девственного белого мрамора. Именно из такого материала когда-то давно великий скульптор Пигмалион изваял свою Галатею.

Увы, не я одна занималась организацией этого званого вечера. Оказалось, кузен Фредерик решил сделать серьезный уклон от Древней Греции в сторону Ближнего Востока. Но мне об этом сообщить совершенно забыл! А впрочем, я сама ворона – могла бы и так догадаться, по его театральному образу. Древнефиникийский наряд, увешанный жемчугами, рубинами и сапфирами – это не то же самое, что скромный хитон древнегреческого философа. Да я вообще сомневаюсь, что Финикия настолько богатая страна, что даже слуг там одевают, как королей.

Вот из-за этой нашей несогласованности с кузеном, у дам и оказалось совершенно иное, нежели у меня, прочтение слова «Откровенность». И очень далекое от классического толкования. Я бы назвала его, «Восточный Бордель».

Сама я не была в таком заведении. Но мне попадалась в руки книга, с подробными иллюстрациями. Автор произведения – если не ошибаюсь, какой-то монах из 12 века, которому довелось в нем побывать, с целью изучения астрономии, был глубоко поражен внешним видом тамошних обитательниц. Потому что у нас-то тогда было Темное Средневековье…

Когда галатеи очутились в дверях гостиной, я поняла, что испытал благочестивый клирик 12 века, при виде того, что никак не вязалось с его представлениями об астрономии. Он-то рассчитывал, что попадет в древнейшую в мире обсерваторию, где ему предстоит созерцать в подзорную трубу звезды и даже целые галактики. Ну в крайнем случае, луну. А вместо этого монаху пришлось увидеть много чего другого. И от этого он немного сошел с ума…

16

Петра, двадцать четыре года. Вы когда-нибудь видели миленьких простушек, которые вечно всем улыбаются? Они веселые по природе. У них обязательно есть ямочки на щеках. Они, как правило, круглолицы и всё время болтают.

Если собираетесь хорошо провести время в шумной компании, на конных прогулках или поиграть в карты, обязательно надо брать их с собой. Одним своим присутствием Петры оздоравливают атмосферу. Только не приглашайте их на спиритические сеансы, в театр на трагедии, на поминки и везде, где надо сохранять серьезный вид. Они в этом не сильны.

Я считаю, что все Петры были рождены или, как минимум, зачаты в промежуток между серединой марта и началом апреля. Когда природа активно просыпается от зимы и улыбается солнечными днями и чистым голубым небом, без умолку болтает звонкой капелью и пением птиц. Всё это передается и Петрам. В этом – вся их суть.

Они любят легкие неброские наряды пастельных тонов и украшения-льдинки из горного хрусталя. Либо не носят никакие украшения вообще.

В них даже есть что-то мальчишеское. Если вам довелось встретить юную Петру, то вы заметите, как мало она заморачивается насчет нарядов и может легко проехаться на лошади в мужском костюме.

Вывести этих дам из себя практически невозможно – слишком уж они оптимистичны и легки. Но если вы всё-таки умудряетесь их разозлить, готовьтесь к тому, что они станут очень яростными и злыми. Кстати, первые грозы у нас происходят как раз в начале апреля. Помню, в прошлом году, весной, на нас обрушился град, размером с небольшое куриное яйцо. Он выбил все стекла в теплице, испортил молодые розы и полностью уничтожил нарциссы и гиацинты, которые только-только повылезали из-под снега.

Но сейчас, вместо знакомой мне Петры, злой или доброй, передо мной стояло нечто совершенно иное. И оно меня даже пугало. Я едва удержалась, чтобы прямо не спросить, что могло подтолкнуть ее, Петру, одеться, как жену царя Ирода?! Она же по натуре чистопородная Афинянка!

Лицо было разукрашено, как яркая елочная игрушка. На ногах – пестрые шаровары совершенно безумного пурпурно-зеленого цвета. На груди у создания покоилось сооружение из массивных золотых цепей, жемчуга и корундов. Голову венчала чалма, с гигантским малиновым пером. Трудно представить, птице каких размеров оно могло принадлежать. А также из какой части тела было взято.

– Добро пожаловать на вечер «Откровенность», божественное создание, – подобострастно приветствовал ее мой финикийский Слуга, пока я пыталась придумать для нее какой-нибудь подходящий, но не обидный комплимент.

17

Элизабет, двадцать три года. Если уж распределять наших гостей по временам года, то эта была летней. Причем, обязательно еще вечерней и морской.

Вы когда-нибудь были на приморском курорте? Там сама обстановка располагает к вальяжности, лени, расслабленности. Хочется ходить босиком по песку и ничего не делать. Особенно там хорошо вечером. Тогда уже и солнце не так сильно палит. И море еще совсем теплое. Можно сделать заплыв медленным кролем, ярдов на 300 от берега. А обратно уже плыть лежа на спине. И ни о чем не думать. Потом прогуляться до какой-нибудь кофейни, съесть там круассан, послушать музыку, полюбоваться закатом. И все это медленно, вальяжно, никуда не торопясь. В этом вся Элизабет: неторопливая, плавная, спокойная.

Еще она любит читать и сама пишет стихи. Вот, собственно, и весь портрет.

Но вдруг некая темная сила решила овладеть чистой душой Элизабет и явить ее миру в образе одного из самых распутных персонажей Тысяча и одной ночи.

Говорят, сказки Шахерезады – книга для детей. А я вот однажды читала ее в оригинале. Уверяю вас, я бы такое своим детям показывать не стала. Думаю, Элизабет, по незнанию, ее и открыла, на самой пошлой главе. Оттуда-то в нее распутный демон и вселился. Он же и уговорил Элизабет обмотаться куском прозрачной черной органзы, на голое тело. А на верхнюю часть тела, на известные места, заставил нацепить два мохнатых помпона, с бубенцами.

А ведь она воспитывалась при монастыре Святого Георга, в суровых пуританских традициях!

Ладно, давайте отдадим должное Элизабет – одну часть тела она все-таки отвоевала у демона. И он разрешил ей целомудренно прикрыть специальным непрозрачным платком лицо.

– А вот и вторая богиня почтила нас своим вниманием, – с трепетом в голосе приветствовал ее Слуга. И, по-моему, даже облизнулся.

18

Беатриче, двадцать один год. Самой целомудренной мне сначала показалась Беатриче. Я бы сказала, даже слишком целомудренной. Она была целиком завернута в специальное шелковое покрывало черного цвета. Из-за чего походила на огромный рулон ткани, которые обычно стоят на самом виду в магазинах для портиных. И только прорезь для глаз свидетельствовала о том, что внутри этого рулона находится живой человек.

Ее красивые незабудковые глаза оценивающе оглядели гостиную. Никого из посторонних она не увидела и только после этого Беатриче решила спустить с себя верхнюю часть «рулона». Когда она приспустила его до плеч, я поняла, что под ним на ней ничего больше нет. И что скорее всего, если господин Пигмалион решит станцевать с ней танец, его ждет шокирующий сюрприз.

В обычной жизни Беатриче я знала совсем другой. Она – ноябрьская девица. А ноябрьские отличаются строгостью. Они резковаты, жестковаты, довольно проницательны. И могут ненароком сказать что-нибудь обидное. Как будто топором по голове стукнут. Я думаю, это тоже сезонная черта. В наших краях ведь, как раз в начале ноября лесорубы начинают запасать дрова и хворост. И рубят всё подряд, без разбора.

Несмотря на достаточно юный возраст, Беатриче обладала на редкость холодным рассудком и была напрочь лишена розовых очков. Даже в детстве, когда всех убеждают в существовании фей и троллей, она хотела верить только фактам и всегда всё проверяла.

Уже в пять лет она знала, что Санта Клаус – это их старый камердинер. Жена Санта Клауса – жена камердинера. А зубная фея – вообще хитрая задумка взрослых, чтобы научить детей извлекать выгоду даже из отвалившихся зубов.

Поэтому если она решила сразить Пигмалиона наповал, то под покрывалом может оказаться весьма «прямолинейной». Иными словами, голой.

– А где жених? – без лишних слов спросила она, прямо с порога.

– Ждем с минуты на минуту, – сказала я, – Думаю, вовсю уже едет. А вы у нас сегодня сама строгость, Беатриче! Надеюсь, нас не ожидает какая-нибудь неожиданность, под вашим балдахином..? А то…

Но я не договорила, потому что она резко перебила меня словами:

– Понимаю, о чем вы думаете, Людевина. Но все требования мною соблюдены. Однако я не собираюсь ни перед кем обнажаться, кроме непосредственно господина Пигмалиона.

– Да никто и не просит…

– Вы смысле, не просит? Вы забыли, что ли?

И она сунула мне в руки какой-то конверт, а сама прошла вглубь гостиной.

Глава 7. Гарем для господина Пигмалиона

19

Конверт был не запечатан, и я достала из него письмо на нежно-голубой бумаге, с золотым гербом Абеляров. Развернула и начала внимательно читать. Это было приглашение, составленное кузеном. Видела я его, разумеется, впервые. Потому что в составлении не участвовала, полностью доверившись Фредерику. Оно гласило:

«Дорогая Беатриче!

Людевина Абеляр объявляет розыгрыш богатого жениха, с доходом в 70 тысяч флоринов в год, владеющего пятью роскошными яхтами, огромным заводом по производству этого новомодного изобретения – туалетной бумаги; несколькими рудниками в Южной Америке; автопарком и несметным количеством недвижимости.

Жених обладает еще и превосходным характером. Он покладист, щедр, имеет спокойный нрав и мечтает оказаться во власти женщины, которая оценит его скромные преимущества. К тому же, он красив, как бог!

Людевина Абеляр рассматривает вас, как одну из самых вероятных победительниц розыгрыша.

Ваш будущий супруг – утонченный ценитель женской красоты, увлеченный легендой о Пигмалионе и Галатее. Он мечтает встретить свою совершенную статую, которую будет постепенно оживлять богатыми подарками и поездками на курорты, покупкой дорогого автомобиля и виллой на побережье.

Поэтому вам придется поразить его пылкое воображение откровенным нарядом, в духе молодой Шахерезады. Не стесняйтесь обнажить те участки тела, которые лишь из невежества считаются интимными. Они – ключ к вашей победе!

Блистать знаниями языков, логики и математики – не желательно.

Для участия в конкурсе вам предстоит исполнить одиночный танцевальный номер, с элементами танца живота и изящными прыжками. Еще вам предстоит подробно рассказать одну любовную историю.

Розыгрыш жениха состоится третьего ноября одна тысяча девятьсот пятого года, в пять часов вечера, в поместье «Кукушка».

Желаем вам легкой победы и просим не опаздывать!»

Я свернула письмо и нахмурилась. Никогда бы не подумала, что к девицам, желающим удачно выйти замуж на всю жизнь, нужен именно такой подход. Всегда считала, что девушка на выданье должна подчеркивать начитанность, умение вести светскую беседу и музицировать. Вроде, мы это с кузеном и обсуждали… Странно, что об этом в письме не сказано ни слова… Или я что-то путаю..?

Вот если бы мне пришло такое приглашение, я бы отказалась!

И всё же с какой готовностью будущие галатеи господина Пигмалиона пошли на выполнение этих возмутительных требований! Наверное, это просто я чего-то не понимаю…

А кузен оказался прав: мои весьма небогатые подруги не постоят ни за какими ухищрениями, лишь бы захомутать несчастного господина Пигмалиона! Боюсь представить, что могло бы произойти, если бы кузену пришло в голову написать, будто для прохождения предварительного отборочного туда, им надо столкнуть с крыши любимую престарелую кормилицу. Есть подозрение, что мы бы завтра же имели соответствующую новость в криминальной хронике.

«Как печально, – думала я, – что за роскошными особняками господина Пигмалиона, яхтами, заводом по производству туалетной бумаги и автомобилем марки „Форд“ последней модели никто так и смог разглядеть утонченную душу Великого Скульптора! А видят лишь контрамарку на дорогой спектакль в бельэтаже, который сами себе не могут позволить. Ну почему жизнь так к нему несправедлива? Разве его не за что больше любить?!»

Но тут я вспомнила про непристойную записку в Библии, с «домогательствами» до дядюшки, и мой пыл слегка поутих.

«Вот почему я должна его жалеть? Он же не бедная Анита, из рыбацкого поселка!»

А потом у меня в голове, с опозданием на целых две недели, стал вертеться вопрос: а зачем я вообще созвала весь этот балаган из галатей, если сразу хотела выдать за Пигмалиона Аниту? Надо было всего лишь правильно преподнести ей господина Пигмалиона. И нарядить ее в духе Шахерезады… Вместо того чтобы плодить ненужную конкуренцию… Зря я не послушалась кузена и сделала акцент на светской беседе и настольных играх.

Затем мой мозг начал сверлить другой вопрос, не менее неприятный, чем предыдущий: а с какой стати мне думать о счастье Петры, Элизабет и Беатриче? И почему я согласилась запустить господина Советника в винный погреб, потрошить раритетные вина, которых больше нигде нет?

Я уже забыла и про дядюшку Карла, с его небольшой грядущей изменой тетушке Жозефин. И про желание отвязаться от господина Пигмалиона, устроив ему надлежащую супружескую жизнь, для которой его необходимо намертво пригвоздить к Аните.

Откуда-то взявшаяся назойливая мысль, что я все делаю вопреки самой себе, не давала мне покоя. Она начала разрастаться и причинять столько душевного неудобства, что я даже подумала всех разогнать. Но потом решила, что это будет выглядеть еще хуже, чем Восточный бордель у меня в гостиной, пустой винный погреб и спящая Анита на подоконнике.

«И все-таки факт остается фактом, – думала я, глядя на счастливых и взволнованных Элизабет, Петру и Беатриче, – Я складываю ягоды в чужую тарелку. Ведь я даже не могу считать их подругами! А значит, не имею права жертвовать собой ради их благополучия!»

Я где-то читала, что дружба подразумевает взаимную симпатию, равенство сторон и наличие чего-нибудь общего.

С моей симпатией к ним – все понятно. А что касается равенства, то там не уточнялось, о каком именно равенстве идет речь. Умственном? Физическом? Социальном?

«Если о социальном, – подумала я, – то до него далеко. Между нами такой огромный разрыв. Причем, дальше всех отстоит Анита. Чуть ближе – Элизабет. Поближе Петра. Затем Беатриче. Но даже ей приходится думать об удачном замужестве, ради будущего. В то время как я могу позволить себе любого жениха. Даже небогатого. И мне будет приятно помочь избраннику взобраться на социальный Олимп! Так что равенства между нами никакого. А что касается общего, то с этим дела обстоят чуть получше – мы все женщины, проживающие в Малой Галиции»

Мне нужно было, чтобы кто-нибудь унял мой внутренний конфликт и объяснил, как правильно воспринимать отношения с галатеями. И я опять пошла разыскивать кузена. Прижав его к стенке в самом темном углу прогулочного холла, я начала у него допытываться:

– Все никак не могу разобраться, как назвать мои отношения с галатеями, кузен?

– Взаимное использование, – сразу же ответил Фредерик, – Вам постоянно скучно. А им нужно, чтобы кто-то поставлял им именитых женихов.

– Но это же ужасно! – воскликнула я.

– C`est la vie, – философски заметил он.

Затем я решила выяснить с ним отношения и высказать свое фу на его манеру организации праздника.

– Должна сказать, кузен, мне не очень понравилось, что вы укрыли от меня ненадобность приличной одежды. Оказывается, только будучи почти голой можно завладеть вниманием мужчины?.

– Меня озарило в последний момент… – отшутился кузен.

– Очень плохо! – сказала я, – Если бы вы мне сообщили хотя бы вчера, я бы предупредила Аниту. Она ведь теперь явно ущемлена, по сравнению с остальными…

Фредерик пожал плечами:

– Вот опять вы со своей Анитой, кузина… Откуда я мог знать, что вы ее позовете? Но даже если бы и знал – вы же сами охали, что у нее всего лишь два платья и совершенно нету денег!

– А зачем ей шить костюм, если надо было приходить голой?

– Ну тогда ей ничего не мешает раздеться в любой момент!

Он собрался уходить. Но я опять преградила ему дорогу, со словами:

– Откуда в вас столько презрения к Аните, кузен?! Можно подумать, она виновата, что родилась бедной!

Кузен вздохнул и сказал:

– Я не осуждаю вашу Аниту за родословную. И ничего против нее лично не имею. Она хорошая девушка. Но пользоваться успехом у женихов такого уровня, как Пигмалион, ваша подруга не будет. Ей нужен жених попроще.

– Что за ерунда! Вы так говорите, потому что у вас к ней личная неприязнь! Я же чувствую. Если Аниту принарядить и обучить греческой философии…

Но он даже не дал мне договорить:

– Не смешите меня, кузина! Ничего из вышеперечисленного не сработает. Некоторые женщины не созданы, чтобы блистать. Для этого нужно не платье. А шарм. Но он либо есть, либо его нет.

Он не стал вдаваться в подробности, что под собой подразумевает шарм: умение носить платье или умение ходить без платья? А может, умение одинаково хорошо смотреться в любом платье? А я не стала у него уточнять, потому что посчитала, что он просто хочет задеть и меня, и Аниту.

Я начала шипеть на него и возмущаться, мол, любому понятно, что шарм есть в каждой женщине. А если кто-то говорит, что его нет, то он отбирает у нее право вообще считаться женщиной!

– Хотите сказать, у Аниты нет шарма?!

Кузен беспомощно вздохнул:

– Как вам сказать… Шарм, конечно, есть… Но он для специфического… контингента. Своеобразный шарм. Портовый.

Это последнее слово Фредерик сказал особо тихим шепотом, как будто что-то неприличное.

А я с грустью осознала, что Анита заранее проиграла в схватке с этими коварными дивами Востока. Но не потому, что она бедная. А потому, что слишком приличная для вкусов господина Пигмалиона. И у нее портовый шарм.

– Зато у Петры, Элизабет и Беатриче – самый подходящий шарм, – язвительно заметила я, – Особенно учитывая, что они одеты как раз в вашем вкусе. Какое удивительное совпадение!

И сунула ему в лицо письмо на нежно-голубой бумаге, с золотым гербом Абеляров.

– Вы правы! – усмехнулся кузен, – Совпадение удивительное.

20

Прошел еще час, а господин Пигмалион почему-то так и не приехал. Я нервничала и без конца поглядывала на часы. В голову лезли дурацкие мысли.

А вдруг он так и не придет? Что если он по дороге сюда уже нашел себе невесту? Может, он испугался? А наверное, он не доверяет моему вкусу?

Я еще понимаю, опоздать на полчаса. Ну, на час. Тем более, что он предупреждал, насчет важных государственных дел, которые навалились на него под вечер пятницы. Но опоздать почти на три часа! Это уж, извините, повод для обращения в полицию! И я начала рассматривать вариант, при котором на господина Пигмалиона напали на пустынном участке дороги. Оглушили и взяли в плен. Или хуже того, убили.

Правда, до сих пор ничего подобного в наших краях не случалось. Разве что в прошлом году в газетах писали про несколько случаев нападения диких лис. Но они нападали ночью, и на курятники…

Спросить совета и успокоения мне было не у кого. Я так разозлилась на кузена Фредерика из-за Аниты и галатей, что накричала на него и велела не подходить к моим гостям даже близко. И он ушел, хлопнув дверью.

Пришлось терпеливо ждать Пигмалиона и придумывать отговорки для галатей, тщательно скрывая от них тот факт, что я сама не уверена, приедет ли вообще когда-нибудь господин Пигмалион.

Чтобы занять гостей, я перепробовала все способы доступных мне развлечений. Сначала мы обстоятельно выпили чаю, подъев все сладости в доме. Потом выпили пунш с каким-то диким содержанием меда, орехов и красных португальских мандарин, страшно отбивающих зубы.