Тени Овидии

– Ты помнишь, что сказала, когда я впервые показала их тебе?

Шарлотта кивнула.

– Я сказала, что они очень темные. Иногда настолько, что растворяются в темноте.

– Именно, – заявила Овидия, приблизив свое лицо к лицу подруги. – Но темные это ведь не значит плохие. С другой стороны, я чувствую, что… – Овидия сделала паузу, глубоко вздохнула и продолжила, – А что если они являются доказательством того, что моя сила сломана?

Шарлотта растерянно взглянула на подругу.

– Не понимаю тебя, Овидия. То есть как сломана?

– Вдруг они существуют только для того, чтобы защищать меня, потому что моя собственная сила не сила вовсе, а слабость. Изъян. Потому что моей собственной силы – нет.

Шарлотта расширила глаза, и огонь стал мощнее.

– Что ж, думаю это неплохая теория. Едва ли правда. Но даже если так: что плохого в том, что тебя защищают?

Овидия отвела взгляд, и блеск от ее темных глаз смешался с сиянием пламени.

– Я хочу большего. Я жажду большего.

– А ты не пробовала поизучать свою силу более внимательно? Когда никого рядом нет. Так чтоб ни семьи, ни Представителей, только ты и твои тени.

Овидия покачала головой. И Шарлотта, почувствовав, что ее слова попали в самую точку, наклонила голову.

– Вот видишь. Так что, возможно, дело не в том, что твоя сила какая-то не такая. Может, ты просто не раскрыла ее как следует.

– А если это опасно? – проговорила Овидия, не веря тому, что говорит это вслух.

В тот же момент Фесте подплыла к ней и молча улеглась ей на колени.

Шарлотта взглянула на подругу, на Фесте. Глубоко вздохнула.

– Я не думаю, что они опасны. Ты же сама всегда говоришь, что они – из тебя. Ну, а то, что раньше их тут не было… Ты правильно сказала, это вовсе не означает, что они – что-то плохое. Другое это не обязательно плохо, милая. Хотя от этой крупненькой, которая глаз с нас не сводит, у меня мурашки по коже, честно говоря.

– Фесте иногда перебарщивает, это да.

Овидия заметила растерянность на лице Шарлотты и взглянула на свои тени.

– Я не про Фесте, – медленно проговорила Ведьма Земли.

Овидия попыталась повернуть голову туда, куда смотрела подруга, но он не смогла. Ее охватило тяжелое, пульсирующее, наполняющее все тело знакомое ощущение. Дважды в жизни она испытывала его, и не перепутала бы ни с чем. Девушка закрыла глаза и тяжело прерывисто задышала.

– Ови?

Овидия подняла руку, прося подругу не вмешиваться. Мокрая от пота, она чувствовала, как по телу пробегает жар, а вслед за ним сразу холод. Воздуха не хватало. Она глубоко вдохнула и открыла глаза.

Вибрации воздуха были такими сильными, что Овидии казалось, она может прикоснуться к ним. А когда все успокоилось, она увидела ее – ту самую тень, о которой Шарлотта говорила минуту назад. Тень была огромная. В два человеческих роста, а может, и больше. Фесте и Вейн переводили взгляд с той, которая должна была теперь, по-видимому, стать их новой сестрой, на саму Овидию, которая, поднявшись с земли, бесстрашно смотрела в золотые глаза-сферы, в упор направленные на нее.

– Останься здесь, – сказала она Шарлотте, которая с беспокойством смотрела на нее.

– Уверена?

– Да. Это мои дела.

Лотти кивнула, и Серая Ведьма обошла костер, чтобы поближе подойти к своим теням.

Ко всем трем.

Сестра, – услышала она в голове голос Вейн. – Хочешь, мы…

– Не двигайтесь, – прошептала она, и тени остались на своих местах. Вейн по правую руку от Овидии, Фесте – по левую. Обе, не отрывая глаз-сфер, смотрели на огромную, загораживающую горизонт, фигуру перед ними.

– Ты пришла оттуда же, откуда и они? – спросила Овидия, чуть приподняв голову.

Огромная тень промолчала, но по ее легкому движению было заметно, что она оценила смелость девушки.

Наконец она кивнула и улыбнулась, обнажив ряды острых зубов.

Овидия продолжала храбро проводить допрос.

– Почему ты здесь?

Тень подсобралась, став немного меньше, из-за чего Овидии показалось, будто она присела. И вытянула вперед огромную лапу с длинными когтями, которые сияли при свете пламени.

Овидия зачарованно смотрела на то, как пламя отражается от этих, будто полированных, блестящих когтей.

Я родом из тебя, сестра. Как и мои спутницы.

Голос, который раздался в голове Овидии, неожиданно глубокий, намного глубже, чем у Вейн или Фесте, эхом отозвался в груди. Пытаясь совладать с собой, Овидия сделала глубокий вдох.

– Мне надо задать вам вопрос. Всем троим, – проговорила она, оглядывая свои тени и направляясь к вновь прибывшей. – Кроме вас, есть еще кто-то? Стоит ли мне ждать, что появится новая тень и также застанет меня врасплох?

Нет, сестра. Больше нет, – прошептала Фесте и, точно кошка, прильнула к ноге своей хозяйки.

Только мы, – прервала ее гигантская фигура. – Там, откуда мы пришли, больше никого не осталось.

Овидия обернулась к Шарлотте, которая в оцепенении наблюдала за происходящим с другой стороны костра.

– Все в порядке, Лотти. Эта тень такая же, как и остальные, и не принесет нам вреда.

Ведьма Земли кивнула. И немного замявшись, проговорила:

– Похоже на подарок к твоему Дню рождения. Тебе не кажется?

Овидия пожала плечами.

Пройдут годы. Но Шарлотта еще долго будет помнить эту ночь. Белая рубашка и расплетенная коса ее лучшей подруги, три грозные ночные фигуры, потрескивание огня. И отсветы пламени, которые отражались в расширенных зрачках Серой Ведьмы, заставляя их гореть так ярко, как никогда.

4

25 октября 1843 года. Шесть дней до Самайна.

Винчестер, Англия

Прошло несколько недель. Осень в Винчестере окончательно вступила в свои права.

В Академии полным ходом шел новый курс. Каждый день Овидии был заполнен магическими практиками, занятиями. А еще взглядами. Взгляды подстерегали ее повсюду. И не все они были любопытными. Нельзя было сказать, что абсолютно все Чувствительные презирали Овидию. Но такие же Серые, как она, явно были задеты. Овидия была единственной, кто отказался демонстрировать свою силу перед всеми, что не могло оставить ее соплеменниц равнодушными.

Лучшим решением, которое нашла для себя Овидия в этой ситуации, было просто игнорировать повышенный интерес к себе. Просто не замечать его.

К тому же ее грели слова Марианны Вудбрес, произнесенные на празднике Равноденствия. Она сказала тогда, что Ноам Клинхарт отложил последний год обучения на более позднее время, чтобы отправится с отцом на континент и помогать ему в семейном деле.

Отсутствие Ноама радовало Овидию. Рана на ее сердце была свежа и плохо рубцевалась со временем.

С первого дня возвращения в Академию Овидия сосредоточилась на рутине: позаниматься утром, вернуться домой с Шарлоттой, дождаться, когда отец вернется из типографии, которой управлял. Попить вместе чаю, а потом, до ужина – уроки на завтра. В последнюю неделю к этому расписанию прибавилась еще и подготовка речи.

Дело шло медленно. Овидия внимательно подбирала фразы, набрасывала идеи, через несколько дней меняла их на другие, но все равно оставалась недовольна. Трудно найти нужные слова, когда знаешь, что спрос с тебя будет выше, чем с других Чувствительных. Понимая, что не справляется сама, Овидия попросила о встрече Лидера Общества, мистера Мурхилла, который выдвинул ее и, возможно, мог бы помочь ей определиться с темой.

В тот октябрьский день все печи в доме Уинтерсонов были растоплены. На кухне пахло тыквой и специями – они с Жанеттой трудились над пирогом, который должны были отвезти Мурхиллам в качестве благодарности. Возясь с кремом и украшениями, Овидия постоянно возвращалась мыслями к разговору с отцом.

Четырьмя днями ранее

– Это твой шанс, – говорил отец, – шанс доказать, что Серые Ведьмы – больше, чем просто полукровки.

Они сидели в гостиной у камина. Жанетта уже отдыхала у себя. А отец и дочь который день подряд засиживались у камина допоздна и разговаривали, разговаривали, разговаривали. Они слушали треск древесины, ощущали, как тепло от огня бежит по жилам, пробираясь до самых костей.

– Честно говоря, я не очень этому рада, – отвечала Овидия, делая глоток из чашки с теплым молоком. – Не понимаю, почему я должна это доказывать. Я, а не кто-то другой.

– Если они выбрали тебя, значит, у них есть на то веская причина, – возражал отец.

Овидия взглянула на него. Он спокойно сидел с полузакрытыми глазами в кресле.

– Пап, скажи честно: ты имел к этому какое-то отношение? – спросила Овидия и выдохнула с облегчением от того, что смогла, наконец, задать этот неудобный, так много времени мучавший ее вопрос.

Теодор Уинтерсон открыл глаза, внимательно посмотрел на дочь, после чего громко рассмеялся.

Овидия с выжидающим видом приподняла бровь.

– Если бы это было так, я бы сразу тебе сказал. Честно. Но нет, я не имею к этому никакого отношения. Хотя, не скрою, видеть гнев на некоторых лицах мне было очень приятно.

– Теперь понятно, в кого я такая… не такая, – хмыкнула Овидия, делая еще один глоток молока.

Теодор улыбнулся и с гордостью посмотрел на дочь. Этот взгляд всегда заставлял девушку нервничать.

– Боюсь, теперь напряжение усилится еще больше.

– Какое напряжение?

Несколько минут Теодор молчал, явно сомневаясь, стоит ли отвечать на этот вопрос. С другой стороны, было глупо скрывать такое от уже взрослого двадцатилетнего человека.

– Понимаешь, милая, Общество… Оно сильно изменилось за последнее время. Ужесточилось отношение не только к Дезертирам, даже к Серым. Все, кто не соответствует идеалам тех, кем управляют только их собственные страхи и переживания, глубоко осуждаются. Но я чувствую, что Элия – это тот лидер, которого мы искали долгое время. И то, что он выбрал тебя, успокаивает мое старое сердце. Для меня это обнадеживающий выбор. Может быть, как раз благодаря тебе Общество станет наконец таким, каким оно должно быть.

Речь отца тронула Овидию. Она взяла его за руку и крепко сжав, принялась в упор смотреть на огонь в камине, который, будто от одного ее взгляда, разгорался сильнее.

Настоящее время

Было четыре пополудни, когда Овидия вышла из дома и направилась в дом Мурхиллов. Она шла по улицам Винчестера к югу, наблюдая за солнцем, которое медленно садилось на горизонте, и думала о том, что довольно сильно нервничает перед походом в дом Лидера. Но мысль о том, что она была избранной, а значит, заслуживала особого отношения (по крайней мере, она пыталась убедить себя в этом) немного успокаивала ее.

Тени тем временем и не думали успокаиваться. И чем ближе она подходила к дому Мурхиллов, тем сильнее ощущала копошение темных сестер внутри себя.

Сестра. Сестра, послушай нас.

Прежде чем ответить, Овидия огляделась. Нужно было убедиться, что рядом никого нет.

К счастью, улицы были почти пустыми, а те люди, которых она видела, находились слишком далеко, чтобы услышать ее.

– Я прошу вас, пожалуйста, успокойтесь. Сейчас не время устраивать спектакли.

Но Фесте не унималась.

Сестра, сестра, – настойчиво шептала она.

Овидия продолжала идти вперед, изо всех сил пытаясь сохранить самообладание.

Разреши нам исследовать жилище Мурхиллов, когда мы прибудем на место, сестра.

– Ни за что! – Овидия резко остановилась, отчего пара локонов выбились из ее безупречной прически и упали на лицо. – Я приказываю вам, слышите? Следующие несколько часов, пока мы не вернемся домой, вы должны оставаться на месте. Никаких выходок. Никаких игр. Это понятно?

Да, да, да, да, – услышала она шепот Фесте и Вейн. И ворчание Альбион, откуда-то из самой глубины себя.

– Ну вот и оставайтесь на месте. Эта встреча очень важна для меня.

Едва произнеся эти слова, Овидия почувствовала, как тени скользнули в укромный уголочек внутри нее, где проводили время, когда не были заняты своим основным делом – попытками везде и всюду защищать ее.

Дойдя до конца улицы, Овидия повернула налево. Здесь начинался другой квартал, сильно отличавшийся от того, откуда она пришла. Дома тут были сказочно красивыми, палисадники – изящными, а улицы – чистыми и ухоженными.

Дом Мурхиллов располагался в самом конце квартала и был самым большим, с самым пышным садом. Элия считался одним из тех Нечувствительных, про которых говорят: «отличный делец». Он владел одной из самых крупных в мире фабрик, и состояние его, которое он хранил заграницей, увеличивалось с каждым годом.

Овидия была уже в нескольких метрах от главного входа, когда заметила, как оттуда кто-то вышел. Серая Ведьма замедлила ход, чтобы получше рассмотреть гостя и резко остановилась, так, что подкосился каблук.

Привычным движением надевая шляпу, которая делала его тонкие черты еще более аристократичными, из дома Мурхиллов выходил Ноам Клинхарт.

Овидия не знала, что делать: прятаться было некогда и некуда. Так она и стояла, растерянная, наблюдая, как Ноам и Элия пожимают друг другу руки и как Ноам спускается по ступенькам вниз. Стояла и ничего не делала. Пока не встретилась с Клинхартом лицом к лицу.

Овидия вежливо кивнула.

– Добрый день, – сказала она.

– Добрый день, мисс Уинтерсон, – без всякого выражения ответил Ноам и многозначительно взглянул ей в лицо.

Овидия глубоко вздохнула, чувствуя, как ощутимо зашевелились тени.

Она смотрела на Ноама, и ей казалось, это длилось бы вечно, если бы не Элия.

– Овидия Уинтерсон! – воскликнул он, и невидимая нить, соединявшая взгляды Ноама и Овидии оборвалась. – Пунктуальны, как всегда. Большое спасибо, что пришли.

– Спасибо, что пригласили, мистер Мурхилл, – ответила Серая Ведьма и с почтением склонила голову.

– Мистер Клинхарт был проездом в наших краях. Спасибо, что зашли поздороваться, Ноам.

– Рад встрече. А теперь, с вашего позволения, я покину вас: меня ждут дела. Мисс Уинтерсон, приятно было увидеться с вами.

Овидия кивнула. Посмотрела на Ноама чуть более долгим взглядом, чем это полагалось по этикету и, следуя за Элией, прошла в дом. Ноам же направился по улице прочь от дома Мурхиллов. Овидия поднималась по лестнице, придерживая свои длинные юбки, и не оглядывалась назад. Но если бы она оглянулась, она бы заметила, что Ноам остановился и посмотрел ей вслед.

Дом Мурхиллов оказался гораздо скромнее, чем она себе его представляла. Зная, какой богатой была эта семья, девушка ожидала увидеть большие залы, полные картин, статуй и слуг, бегающих взад-вперед, выполняя поручения. Но ничего подобного она не увидела. У Мурхиллов было тепло и уютно. Из комнаты в конце коридора слышались голоса. Пока Серая Ведьма осматривалась, из боковой двери вышла горничная. Приняв пальто и перчатки, она взглянула на корзину, которую Овидия принесла с собой. Взгляд служанки, ожидавшей распоряжений, заставил и Элию заметить груз, который принесла с собой юная гостья.

– А вы, я смотрю, не с пустыми руками к нам, – сказал он, улыбаясь одними глазами, и теплый голубой свет от них пронзил Овидию насквозь.

– Мы с моей помощницей Жанеттой испекли тыквенный пирог, чтобы поблагодарить вас за доверие, которое вы оказали мне. Честно говоря, я давно не занималась выпечкой. Надеюсь, что получилось съедобно.

– Вам не стоило так беспокоиться, милая! – послышался женский голос за спиной Элии, и Овидия заметила Натали, его супругу. Миссис Мурхилл была одета в зеленое – под цвет глаз – платье. Овидия улыбнулась хозяйке дома, и та сама взяла из ее рук корзину.

– Милости просим. Пока дети делают уроки, проходите, пожалуйста, в гостиную.

Элия широко улыбнулся жене и жестом показал гостье, куда идти. Овидия, слегка кивнув, направилась в конец коридора, где располагалась гостиная.

Это была самая большая комната в доме. На потолке красовались две большие люстры с десятком свечей в каждой. Кроме них, еще несколько светильников и светильничков располагались в разных уголках гостиной, отбрасывая приятный свет.

Еще там было два больших окна, которые выходили в сад, и деревянная дверь – скорее всего, тоже с выходом на улицу. Фортепьяно в правом углу комнаты: на нем покоились виолончель и две скрипки. И три дивана перед камином в левом углу: перед диванами стоял столик, накрытый к чаю. Кроме чайных приборов, на нем лежали несколько тетрадей, чернильница и перо. Натали предложила Овидии место на левом диванчике, рядом с мистером Мурхиллом, который сел посередине, и вышла из гостиной – отдавать слугам какие-то распоряжения.

– Благодарю вас за визит, мисс Уинтерсон, – начал Элиа.

– О, пожалуйста, называйте меня просто Овидией. Так я буду чувствовать себя гораздо комфортнее, – попросила Серая Ведьма.

– Договорились, дорогая, – улыбнулся мистер Мурхилл. – Вы нервничаете?

– Отрицать это означало бы солгать, а ложь – это то, чего в нашей семье всеми силами стараются избегать.

– Мудрые слова, – Элия наклонился, взял чашку с чаем и сделал большой глоток.

Служанка, помогавшая Серой Ведьме у входа, подошла к столику, поставила на него блюдо с уже разрезанным пирогом Овидии и подлила в чашку девушки чаю.

– Немного молока, мисс?

– Чуточку, спасибо. И, если можно, капельку меда, – служанка кивнула, и Овидия подумала, как сильно она отличается от ее Жанетты: местная была куда более отстраненной.

– Буду говорить с тобой откровенно, Овидия. У нас были и другие кандидаты в этом году. Но я был уверен, и госпожа Алазне поддержала меня в этом, что ты подходишь нам больше всех.

– Лидер Алазне тоже была за меня? – удивилась Овидия. Уж от кого, а от представительницы Провидцев она совсем не ожидала поддержки. Тем более от самой Алазне, о могучем характере которой была наслышана.

– За тебя были только мы двое. Но в конце концов Галус, Элеонора и Бенджамин приняли нашу позицию.

– Я удивлена, что Бенджамин был против того, чтобы я произносила речь. Он ведь из Серых, как и я, – чувствуя, как прибавляется в ней уверенности, проговорила Овидия и сделала глоток чая.

– Здесь ничего личного, – быстро ответил Элия. – Просто ему хотелось, чтобы с речью выступил кто-то из его старшекурсников. Кто-то с большим опытом. Но я сказал, что именно ты сможешь произнести такую речь, которая запомнится надолго, несмотря на то, что до окончания твоей учебы и до того, как ты начнешь трудиться вместе с Нечувствительными или выйдешь замуж, остается еще два года. В обществе Нечувствительных загородный дом, в котором обучались Чувствительные, считался просто престижной Академией для высшего класса. Тем более что выходили из нее с навыками и знаниями вполне прикладными, не только магическими. Это давало возможность Чувствительным найти себе работу среди обычных людей. И если учесть, что учителя (которые были Чувствительными), обучали всему на практике, это было вполне реально. Академия взращивала профессионалов во всем.

Да, большинство девушек сразу после обучения выходили замуж. Но были и исключения. И Овидии очень хотелось попасть в число таких особенных выпускниц, чья активная жизнь не заканчивается в двадцать один год и не ограничивается только семьей и домом.

По крайней мере, сейчас, в свои девятнадцать, она не представляла себя замужней и уж тем более не видела себя в роли матери.

– Какой характер вы бы рекомендовали придать моей речи, мистер Мурхилл? – спросила Овидия.

– Обычно мы предоставляем избранному Чувствительному определенную свободу. Но этот год будет особенным. В этом году мы отмечаем триста лет со дня создания Общества. Три столетия прошло с тех пор, как Августа Уинтерборн отдала свой исторический приказ. Поэтому я бы советовал делать упор на наше происхождение, наши корни, на природу разных представителей, включая тех, которых уже нет с нами, и на то, что нас объединяет.

Овидия кивнула и подумала о Дезертирах.

– …несмотря на внутренние сложности, нас по-прежнему очень многое объединяет. Прежде всего это общий уникальный дар. Ты согласна со мной?

– Разумеется.

– Мы приготовили бумагу и письменные принадлежности, если вдруг тебе захочется зафиксировать какую-то мысль или идею, – сказал Элиа и протянул Овидии большую книгу, – а это, чтобы было удобнее писать. Можешь положить на нее бумагу во время письма.

– Не беспокойтесь, сэр…

– Элия. Просто Элия.

– Хорошо, Элия. Я запишу тезисы, чтобы не забыть, – сказала Овидия, обмакивая перо в чернильницу.

Сосредоточиться на происхождении и корнях.

Поговорить о том, что нас объединяет.

Начать речь с…

– Стоит ли упоминать Дезертиров или лучше не говорить об этом? – спросила она, поднимая взгляд.

– Мое личное мнение – стоит, – ответил Элиа, отхлебнув чай и поставив чашку на место. – Я всегда считал Дезертиров носителями особого зрения, отличного от зрения остальных членов Общества. И если они и представляют какую-то опасность, то вовсе не по этой причине.

Изначально Августа разрешала Чувствительным, не желающим быть частью Общества, поддерживать связи с близкими. Но потом контакты между двумя мирами стали запрещены.

Овидия прекрасно знала, о чем говорит Элиа. Это было правило номер пять, самое последнее.

Из всех.

«Если кто-то пожелает покинуть Общество по собственной воле, он сможет это сделать лишь при условии полного прекращения контактов с семьей и друзьями, которые все еще являются его частью. Добровольный выход из Общества считается дезертирством», – гласило правило.

– Я никогда не встречалась с Дезертирами вживую, – сказала Овидия, ставя перо в подставку. – Но я уверена, что многие из тех, кто вышел из игры, хотели бы поддерживать связь с близкими.

– Я рад, что ты это понимаешь. Это еще раз убеждает меня в том, что я принял правильное решение, когда выдвинул твою кандидатуру.

С этими словами Элия придвинулся к Серой Ведьме чуть поближе, и девушка почувствовала себя вдруг невероятно спокойно. И хотя они продолжали сидеть на разных диванах, они будто вступали на одну территорию. Территорию взаимопонимания и полноценного обмена мнениями.

– И если говорить начистоту, то для будущих поколений я хотел бы… – снова начал говорить Элиа, но Овидия прервала его.

– Хотели бы изменить правило номер пять?

Лидер промолчал несколько мгновений, но, заметив выражение лица Овидии, которая, казалось, сама испугалась своей дерзости, ответил:

– Да.

– Я целиком и полностью поддерживаю вас в вашем смелом решении, – сказала Овидия, – но все-таки до конца не понимаю, почему именно я?

– Возможно, то, что я скажу, тебя не удивит. Возможно, заставит волноваться, но… правда на то и правда. Она иногда ранит просто потому, что это то, что мы не можем изменить.

Овидия глубоко вздохнула и наклонила голову. Именно таких слов она и ожидала от Лидера Обещества.

– Ты другая, Овидия. Это не плохо и не хорошо. Это факт. Силы Бенджамина наследуют силам его Чувствителной матери, хотя и представляют собой интересную вариацию. Так или иначе, они проявились в достаточно раннем возрасте. С тобой же ситуация совсем иная. Именно поэтому несколько лет назад мы начали проводить с тобой практические занятия, чтобы понять, пробудились ли твои силы и какими они будут.

Тени внутри Овидии зашевелились, но Серой Ведьме удалось усилием воли приструнить их.

– Понимаю. Да, эти практики подтвердили, что я не такая, как мой отец, – проговорила Овидия как можно более спокойным тоном, как будто речь шла не о ней, а о ком-то постороннем. – Во мне нет силы Солнца. Но кто знает, вдруг через несколько месяцев выяснится, что я Ведьма Земли или Ведьма Ночи.

При упоминании своей касты Элия улыбнулся.

– Конечно, все может быть. Но даже в этом случае ты все равно останешься Серой.

– Я осознаю, что я полукровка. И что силы таких магов проявляются иногда весьма неожиданным способом.

– Мне нравится твоя трезвость по отношению к себе. Трезвость и готовность к неожиданностям, – Элиа откусил кусок пирога и застонал от удовольствия. – Это очень вкусно, Овидия. Передай благодарность своей помощнице.

– Обязательно.

– Значит, ты до сих пор ничего толком не знаешь о своих силах?

Овидия покачала головой.

– Я понимаю. Мой совет: не мучай себя. Не думай об этом слишком много. Твои силы проявятся тогда, когда ты меньше всего этого будешь ждать.

«Уж мне ли не знать», – подумала Овидия, вспоминая день, когда перед ней явилась Фесте.

– А как насчет ваших детей? – спросила Серая Ведьма, переводя тему. – Они пошли в маму или папу?

Элиа рассмеялся. Это был тот особый смех, которым смеются родители, когда речь заходит об их детях.

– Старший, Генри, пошел в маму, Ведьму Земли, – сказал Элиа, и Овидия, воспользовавшись паузой, сделала глоток чая. – А вот младшая Доротея… Она нас удивила.

Овидия приподняла левую бровь, изображая любопытство.