То, что нельзя забыть

Niktorina Milevskay

То, что нельзя забыть

Пролог

Шум вечеринки обрушился на Алису волной, едва она переступила порог пентхауса. Гул голосов, приглушенные биты музыки, смех, звон бокалов – все это слилось в один оглушительный гул, напоминавший прибой. Она замерла на мгновение, чувствуя себя незваным гостем в этом царстве беззаботности и легкого будуара.

– Алис, иди к нам! – донесся голос подруги Кати, уже машущей ей рукой из-за стойки с барабаном коктейлей.

Алиса заставила свои губы растянуться в предварительную, вежливую улыбку. Улыбку, которую она отрепетировала до автоматизма. Улыбку успешной женщины, у которой в жизни все схвачено, все на своих местах. Дизайнер-фрилансер с растущим портфолио, уютная квартира в престижном районе, внимательный парень, Артем, стабильный и надежный, как швейцарский банк. Идеальная жизнь. Та самая, о которой она когда-то, казалось, могла только мечтать.

Она пробиралась сквозь толпу, ловя на себе взгляды. Одобрительные, оценивающие. «Хорошо выглядит», – вероятно, думали они. И она действительно выглядела. Платье-футляр идеального кроя, каблуки, подчеркивающие линию ног, безупречный макияж, скрывающий следы бессонных ночей. Она была похожа на дорогую, изящную вазу, внутри которой – пустота.

Подойдя к бару, она заказала мохито. Мята и лайм. Свежесть. Она надеялась, что они смогут освежить что-то внутри, смыть тот несмываемый осадок, что лежал на душе тяжелым, неподъемным грузом.

– Задерживаешься, – Катя обняла ее за плечи, пахнув дорогими духами и вином. – Артем где?

– Задерживается на совещании. Скоро будет, – откликнулась Алиса, и ее собственный голос показался ей доносившимся откуда-то издалека. Она взяла бокал, ощутив холодок стекла в ладони, и присоединилась к кружку знакомых лиц. Они говорили о последних новостях, о новых проектах, о планах на отпуск. Алиса кивала, вставляла уместные реплики, даже смеялась в такт общему смеху. Но если бы кто-то взглянул ей в глаза в этот момент, он бы увидел лишь одно – абсолютную, леденящую пустоту. Глаза ее были как два озера, покрытые толстым слоем льда, под которым не шевелилось ни единой живности. Она научилась этому искусству – существовать в двух измерениях одновременно. Телом – здесь, в сиюминутном настоящем, а душой – в запертой на ключ комнате собственного прошлого.

Ее взгляд скользил по лицам, не задерживаясь ни на одном. Вот коллега Кати, хвастающийся новой машиной. Вот пара, слившаяся в поцелуе в углу. Вот группа девушек, заливисто смеющихся над чьей-то шуткой. Все как обычно. Все как всегда.

И вдруг.

Словно кто-то выключил звук.

Ее сердце, привыкшее биться ровно и размеренно, как метроном, вдруг сорвалось с ритма, уходя в отрывную, бешеную пляску. Кровь ударила в виски, оглушив ее, заглушив все окружающие шумы. В глазах потемнело. Она непроизвольно впилась пальцами в стойку бара, чтобы не упасть.

Она увидела его.

В другом конце зала, у огромного панорамного окна, за которым простирался ночной город, усыпанный огнями, как россыпью бриллиантов, стоял мужчина. Невысокий, в темном пиджаке, с бокалом вина в руке. Он был к ней спиной, разговаривая с кем-то. Незнакомец. Совершенно незнакомый профиль, незнакомый затылок, незнакомый постав плеч.

Но в тот миг, когда он на секунду обернулся, поймав чью-то реплику, и его лицо на долю секунды оказалось повернуто в ее сторону, что-то внутри Алисы содрогнулось и закричало. Кричало от дикой, животной боли и паники.

Это было не его лицо. Не Льва. Совсем другое. Но что-то… что-то в скулах, в разрезе глаз, в манере откинуть голову назад, смеясь… что-то было до мучительного знакомо. Это был не он, но это был его эхо. Его тень. Призрак, явившийся в обличье чужого человека.

И этого было достаточно.

Достаточно, чтобы стены ее идеально выстроенного настоящего рухнули, как карточный домик.

Пятилетней давности.

Ветер. Он был повсюду. Он рвал с деревьев последние листья, гнал по небу разорванные в клочья облака, свистел в ушах безумной, вольной песней. Они мчались на его стареньком мотоцикле по ночной трассе, ведущей из города. Алиса, прижавшись щекой к его кожаной куртке, чувствовала, как бьется его сердце – ровно и сильно. И ее собственное сердце стучало в унисон.

– Держись крепче! – крикнул он, и его голос, сорванный ветром, долетел до нее как шепот.

Она обняла его еще крепче, закрыла глаза. Она не боялась. С ним она не боялась ничего. Ни скорости, ни темноты, ни будущего. Он был ее щитом и ее самым страшным риском одновременно.

Он свернул на проселочную дорогу, ведущую к озеру, и заглушил двигатель. Тишина обрушилась на них оглушительная, после рева мотора и ветра. Только crickets стрекотали в высокой траве, да где-то вдали кричала ночная птица.

– Смотри, – прошептал он, помогая ей слезть.

Она подняла голову. Небо было черным-черным, усыпанным миллиардами алмазных искр. Млечный Путь раскинулся над ними сияющей, призрачной рекой. Так близко, что, казалось, можно дотянуться рукой.

– Красиво, – выдохнула она.

– Не так красиво, как ты.

Она рассмеялась, отворачиваясь, но он поймал ее за подбородок и заставил посмотреть на себя. Его глаза в темноте казались бездонными, в них отражались все звезды этой ночи. Он смотрел на нее так, словно видел не просто ее, Алису, а какую-то тайну, скрытую в самой глубине ее души. Словно он один знал пароль к ее настоящему «я».

– Я тебя люблю, – сказал он. И в его голосе не было ни тени шутки или легкомыслия. Это была констатация факта. Простая и непреложная, как то, что земля круглая, а трава зеленая. – Люблю больше, чем эта ночь, больше, чем все эти звезды. Больше самой жизни.

И он поцеловал ее.

Этот поцелуй был не похож ни на один другой. Он был не просто прикосновением губ к губам. Это было падение. Падение в бездну, где не было ни времени, ни страха, ни сомнений. Это было слияние. Его язык был горячим, влажным, настойчивым. Он пьянил, как крепкое вино. В ее теле не осталось ни единой клеточки, которая не отзывалась бы на него трепетом. Мир сузился до точки – до точки соприкосновения их губ, их тел, их душ. Она тонула в нем, растворялась, переставала существовать как отдельное существо. Она была его частью. Он был ее частью. И это было единственной правдой во всей Вселенной.

Он оторвался, чтобы перевести дух, и прижал ее лоб к своему. Их дыхание сплелось в одно облако на холодном воздухе.

– Я никогда этого не забуду, – прошептала она, и это была клятва. – Ни эту ночь. Ни этот поцелуй. Ни тебя. Никогда.

Он рассмеялся. Его смех был низким, бархатным, чуть хриплым. Он разлился по ночи, смешался с шелестом листьев и стрекотом сверчков. Это был смех абсолютного, безраздельного счастья. Смех человека, который знает, что он – центр чьей-то вселенной.

– И не забывай, – сказал он, снова целуя ее, уже быстрее, страстнее. – Никогда не забывай.

Звук вечеринки обрушился на нее снова, как ударная волна. Кто-то толкнул ее сзади, и ледяной мохито выплеснулся ей на руку. Ледяная влага заставила ее вздрогнуть и вернулась в реальность.

Она стояла, все так же вцепляясь в стойку бара, вся дрожа, как в лихорадке. Губы ее горели. До сих пор горели. Словно тот поцелуй случился пять минут назад, а не пять лет.

Она снова метнула взгляд в ту сторону, где стоял незнакомец. Его там уже не было. Он растворился в толпе, как мираж.

Но паника не отступала. Она поднималась из живота, сжимая горло холодным комом. Сердце все еще бешено колотилось, предупреждая об опасности. О той самой опасности, от которой она бежала все эти годы. От которой она построила свою идеальную, безопасную, выхолощенную тюрьму.

Она думала, что убежала. Она сменила город, круг общения, работу. Она вычеркнула его из друзей во всех соцсетях, выбросила все его фотографии, подарила или сожгла все вещи, что он ей дарил. Она пыталась выскоблить его имя из своей памяти, как скребут засохшую краску с холста.

Но прошлое не мертво. Оно даже не прошлое.

Оно жило внутри нее. В каждом вздохе. В каждом сновидении. В каждой трещине на идеальном фасаде ее новой жизни. Оно ждало своего часа. И этот час только что пробил. В виде незнакомого мужчины с знакомым поворотом головы.

Алиса глубоко, с присвистом вдохнула, пытаясь унять дрожь в коленях. Она обвела взглядом комнату – смеющиеся лица, блеск бокалов, беззаботную атмосферу. Все здесь дышало настоящим. А ее только что швырнуло в прошлое, и она поняла, что все это время лишь притворялась, что живет. А на самом деле – всего лишь отбывала срок. Срок за ту любовь, что оказалась слишком сильной. За ту боль, что оказалась слишком глубокой.

«Никогда не забывай», – прозвучал в памяти его смех.

И она поняла, что была верна своей клятве. Она ничего не забыла. Ни страсть. Ни боль. Ни тот звездный поцелуй. И именно это, это невозможность забыть, и было ее проклятием.

Она отставила бокал. Ее рука все еще дрожала.

Ее новая, идеальная жизнь только что дала трещину. И Алиса знала – это только начало. Начало конца. Или, возможно, начало чего-то нового. Чего-то страшного. Чего-то неизбежного.

Прошлое настигло ее. И на этот раз оно не позволит ей просто убежать.

Новая жизнь Алисы

Ровный, настойчивый звук будильника разрезал предрассветную тишину, как скальпель. Не мелодия, а именно звук – резкий, безличный, не оставляющий пространства для нежных утренних грез. Алиса выключила его одним движением, еще не открывая глаз. Так было проще. Не видеть серый свет нового дня, пробивающийся сквозь щели плотных штор. Не видеть контуры своей спальни, такой же безупречной и безличной, как страница в глянцевом журнале.

Она лежала неподвижно, прислушиваясь к тишине. Она была густой, почти осязаемой, и Алиса умела ее слушать. Это была не мирная тишина, а тишина ожидания. Как будто что-то затаилось за стенами, в глубине гардероба, за дверцей шкафа, и только ждало момента, чтобы вырваться наружу.

Пять минут. Ровно пять минут она позволяла себе это – просто лежать с закрытыми глазами и чувствовать тяжесть на душе. Тяжесть, которая не уходила даже после восьми часов сна. Затем она сделала глубокий вдох и резко села на кровати. Пора начинать день. Пора надевать маску.

Ее квартира-студия была действительно уютной и безупречно обставленной. Все здесь было подобрано со вкусом: дизайнерский диван цвета бежевой пыли, стеклянный кофейный стол, полки с аккуратно расставленными книгами и декоративными свечами, огромная монстера в плетеном кашпо. Ни одной лишней вещи, ни одной пылинки. Это был не дом, а тщательно срежиссированная декорация для жизни, которой, по сути, и не было. Она сама спроектировала этот интерьер, стремясь к гармонии и покою. Но покой так и не пришел. Он не жил в вещах.

Алиса прошла босиком по мягкому ковру на кухню. Включила кофемашину – еще один ритуал. Ровный гул, аромат свежесмолотых зерен. Пока машина готовила ей двойной эспрессо, она подошла к панорамному окну и раздвинула шторы.

Город просыпался. Внизу, как игрушечные, ползли первые машины, зажигались окна в офисных зданиях. Она жила на двадцать втором этаже, и эта высота давала иллюзию отстраненности, безопасности. Сюда не долетали уличные шумы, сюда не проникали чужие проблемы. Только она и ее идеальное, стерильное гнездо.

С кофе в руке она села за свой рабочий стол – широкую, минималистичную конструкцию из светлого дуба. Включила компьютер. Пока он загружался, она проверяла почту на телефоне. Письма от клиентов, уведомления из банка, рассылка от любимого бренда косметики. Ничего неожиданного. Ничего лишнего. Все как всегда.

Она была успешным дизайнером. Не звездой первой величины, но ее имя уже было на слуху в определенных кругах. Она создавала логотипы, фирменные стили для стартапов, иногда бралась за дизайн интерьеров кафе и небольших офисов. У нее был свой, узнаваемый почерк – лаконичный, воздушный, с легкой меланхоличной ноткой. Клиенты любили ее за профессионализм и пунктуальность. Она никогда не срывала дедлайны. Ее жизнь была расписана по минутам, как и ее рабочие проекты.

Первым делом она открыла файл с логотипом для новой сети кофеен. Клиент хотел «что-то теплое и домашнее, но с претензией». Алиса смотрела на экран, где были разбросаны десятки вариантов, и не видела в них ни тепла, ни дома. Она видела только геометрические фигуры, шрифты, цветовые палитры. Это была работа. Механика. Она выполняла ее виртуозно, но душа в это не вмешивалась. Душа была надежно спрятана под замок.

Часы пробили девять. Пора было собираться в спортзал. Еще один ритуал.

Ее спортивная форма была такой же безупречной, как и весь гардероб – дорогие, идеально сидящие леггинсы, спортивный топ, кроссовки последней модели. Она смотрела на свое отражение в зеркале лифта – подтянутая, стройная женщина с ухоженными волосами и макияжем, не скрывающим, а подчеркивающим природную красоту. Со стороны она казалась воплощением здоровья и благополучия. Но ее собственный взгляд скользил по отражению равнодушно, как по чужой фотографии.

Спортзал был ее храмом самодисциплины. Час интенсивной кардионагрузки, силовые упражнения. Она выжимала из себя все соки, доводя тело до изнеможения, до дрожи в мышцах. Это был единственный способ заглушить внутренний шум. Пока тело кричало от боли, голова молчала. Не было места мыслям, не было места воспоминаниям. Только физиология. Пот, учащенное дыхание, жжение в легких. Это была честная, простая боль, которую можно было контролировать. В отличие от той, другой.

После душа она чувствовала приятную мышечную усталость, но внутреннее напряжение никуда не ушло. Оно просто затаилось, свернувшись клубком где-то под ребрами.

Вернувшись домой, она принялась за работу. Несколько созвонов, правки в проектах, обсуждение ТЗ с новым клиентом. Она говорила спокойно, уверенно, ее голос был ровным и приятным. Никто бы не догадался, что за этим фасадом скрывалась постоянная борьба. Борьба с собой.

Вечером должен был прийти Артем.

Артем. Ее парень. Они встречались почти год. Он был… идеальным кандидатом. Успешный IT-специалист, умный, воспитанный, с прекрасными манерами. Он никогда не опаздывал, всегда помнил о важных датах, дарил дорогие, но не слишком личные подарки. Он заботился о ней. Спрашивал, как прошел ее день, интересовался ее работой, возил в хорошие рестораны. Он был безопасен.

Услышав звонок в дверь, Алиса на секунду замерла, сделав глубокий вдох. Еще один элемент маски – приветливая улыбка для него.

– Привет, – он вошел, поцеловал ее в щеку. От него пахло свежим воздухом и дорогим одеколоном. – Принес тебе ту самую книгу про японский минимализм, которую ты хотела.

– Спасибо, – она взяла аккуратно завернутый сверток. – Ты очень внимателен.

– Для тебя – всегда.

Они сели ужинать. Она приготовила пасту с трюфелями – он любил итальянскую кухню. Они разговаривали. О его новом проекте, о ее клиенте с кофейнями, о планах на выходные – возможно, поехать за город, покататься на лошадях. Беседа текла плавно, без пауз и натяжек. Они были как два хорошо отрепетированных актера в пьесе под названием «Идеальные отношения».

Алиса смотрела на него через стол. Красивый мужчина. Опрятный. Чисто выбритые щеки, аккуратная стрижка, умные, спокойные глаза. И… ничего. Ни единой искры. Когда он брал ее за руку, его прикосновение было теплым, но не обжигающим. Когда он целовал ее, это было приятно. Как вкус любимого десерта. Но она никогда не теряла себя в этих поцелуях. Никогда не забывала, кто она, где она и что делает. Контроль. Всегда контроль.

Однажды он спросил ее, впервые за все время: «Алиса, а ты счастлива?»

Она посмотрела на него, и на секунду ее идеальный фасад дал трещину. Но только на секунду.

– Конечно, – ответила она, и ее голос прозвучал чуть хрипло. – У меня же есть ты.

Он удовлетворился этим ответом. Может быть, потому что сам не был готов копать глубже. Их отношения были комфортными, как пара дорогих тапочек. И так же, как тапочки, они не заставляли сердце биться чаще.

После ужина он помыл посуду – он всегда это делал, – а она села на диван, включила какой-то фильм, не вслушиваясь в диалоги. Она чувствовала его взгляд на себе.

– Ты какая-то рассеянная сегодня, – заметил он. – Устала?

– Да, – с облегчением согласилась Алиса. – Проект этот выматывает.

– Тогда я, наверное, пойду. Тебе нужно отдохнуть.

Он не настаивал. Он никогда не настаивал. Он ушел, снова поцеловав ее в щеку. Дверь закрылась. Алиса осталась одна в своей тихой, идеальной квартире. И только тогда она позволила себе расслабиться. Плечи опустились, маска растаяла, оставив на лице лишь усталую пустоту.

Она долго стояла посреди гостиной, глядя в темное окно, за которым мигал огнями ночной город. Где-то там была жизнь – сумасшедшая, непредсказуемая, полная страсти и боли. А здесь, на двадцать втором этаже, был покой. Или то, что она так упорно называла покоем.

Приняв душ, она легла в постель. Комната погрузилась во тьму. И вот тогда, как по сигналу, из-за всех замков и заслонов вырвалось то, что она так старательно держала в узде весь день.

Сначала это были лишь обрывки. Запах кожи и бензина. Ощущение ветра, бьющего в лицо. Звук чьего-то смеха – низкого, бархатного, того самого, что когда-то заставлял ее сердце замирать.

Потом картинки стали четче. Ссора. Громкие голоса, искаженные гневом и болью. Она кричала что-то. Он кричал в ответ. Звон разбитого стекла. Его глаза – не бездонные и полные звезд, как тогда ночью, а черные, полные ярости и отчаяния.

– А ты не даешь мне шанса! – парировал он.– Ты никогда не поймешь! – рыдала она тогда.

А потом – тишина. Глубокая, всепоглощающая. И чувство такой бездонной пустоты, что, казалось, она проваливается в нее, падает без остановки.

Алиса ворочалась с боку на бок, сжимая подушку. «Уйди, – умоляла она сама себя. – Пожалуйста, уйди».

Но кошмар был настойчив. Теперь она бежала по длинному темному коридору. Двери по обеим сторонам были заперты. А сзади, настигая, топали чьи-то шаги. Тяжелые, неумолимые. Она знала, что если оно догонит, случится что-то непоправимое. Она бежала, спотыкаясь, сердце колотилось, готовое выпрыгнуть из груди. И вот она – дверь в конце коридора. Она нажимала на ручку, но та не поддавалась. Шаги становились все ближе, громче. Она оборачивалась и видела…

Алиса села на кровати с глухим стоном. Грудь вздымалась, тело покрылось холодным потом. Она включила свет. Яркий, ослепляющий. Спальня была пуста. Никаких теней, никаких преследователей. Только она, дрожащая, посреди своей безопасной, красивой клетки.

Она подошла к окну. Город спал. Где-то там жил он. Лев. Человек, разбивший ее сердце и навсегда оставивший в ее душе шрам. Человек, с которым она была жива как никогда – и несчастна как никогда.

Она положила лоб на холодное стекло. Завтра будет новый день. Снова будильник, кофе, спортзал, работа, Артем. Снова маска. Снова борьба.

Новая жизнь. Старая боль.

Она закрыла глаза, и по щеке скатилась единственная, предательская слеза. Ее никто не видел. В ее идеальной жизни слезам не было места.

Случайная встреча

Утро следующего дня было выверено до миллиметра, как и все утра в жизни Алисы. Проснуться за минуту до будильника. Пять минут тишины с закрытыми глазами. Резкий подъем. Контрастный душ, который должен был смыть остатки тревожного сна, но никогда не справлялся с этой задачей до конца. Эспрессо. И вот тогда, только когда кофеин ударял в кровь, она позволяла себе первый полноценный вдох.

«Кофеенка» – так по-простому называла она это место – была ее следующим пунктом в ритуале. Небольшое, уютное заведение в двух кварталах от ее дома, не попавшее пока в модные гиды и не захваченное толпами туристов. Здесь варили тот самый кофе, который был не просто напитком, а актом сопротивления. Горьким, крепким, обжигающим. Таким, каким он и должен быть.

Она толкнула тяжелую стеклянную дверь, и ее обволокло знакомое тепло, смешанное с ароматом свежемолотых зерен и сладковатым духом только что испеченных круассанов. Звенек колокольчика над дверью был частью саундтрека ее утра.

– Как обычно, Сонь, – кивнула Алиса, доставая кошелек.– Как обычно, Алиса? – улыбнулась ей бариста Соня, девушка с розовыми волосами и усталыми, но добрыми глазами.

«Как обычно» – двойной эспрессо в дорогу. Никаких сладких сиропов, взбитых сливок или альтернативного молока. Просто кофе. Как аскеза. Как наказание. Как попытка проснуться не только физически, но и как-то иначе, на уровне, до которого кофеин, увы, не добирался.

Пока Соня готовила заказ, Алиса отвернулась к витрине с десертами, делая вид, что разглядывает брауни и тирамису. На самом деле она ловила в стекле смутные отражения других посетителей. Мужчина в костюме, лихорадочно печатающий что-то на телефоне. Две подруги, оживленно о чем-то шепчущиеся. Девушка с ноутбуком, уставившаяся в экран с сосредоточенным видом. Обычная утренняя картина. Ничего, что могло бы выбить из колеи.

Именно в этот момент, когда она почти расслабилась, мир и совершил тот самый резкий, сдвигающий ось поворот.

Он появился из самого неудобного угла, из-за высокой стойки с сиропами и салфетками, куда она никогда не смотрела. Они столкнулись почти лоб в лоб, когда она по инерции сделала шаг в сторону, чтобы уступить дорогу входящей паре.

– Осторожнее, – прозвучал мужской голос прямо над ее ухом. Голос, который она не слышала годами, но который ее тело, ее нервная система узнали мгновенно, раньше, чем сознание.

Алиса отпрыгнула назад, как ошпаренная. Кошелек выскользнул из ее пальцев и с глухим стуком упал на пол, рассыпав мелочь. Она не стала поднимать. Она просто смотрела на него, и весь воздух из легких будто выкачали гигантским насосом.

Марк.

Он почти не изменился. Немного потяжелел в плечах, появились первые седые нити на висках, но все тот же насмешливый прищур карих глаз, та же легкая, почти танцующая осанка, будто он вот-вот куда-то сорвется. Он был одет не так, как в старые времена – тогда его стилем были потертые джинсы и косухи. Сейчас на нем была практичная куртка из технической ткани, дорогие темные джинсы. Человек, который нашел свое место в жизни. Но его глаза, эти живые, пронзительные глаза, смотрели на нее с тем же старым знакомым выражением – смесью интереса и легкой иронии.

– Алиса? – произнес он ее имя, и оно прозвучало как выдох, как подтверждение невероятной догадки. – Чертовски верно. Алиса.

Она не могла пошевелиться, не могла издать ни звука. Горло сжалось. Все внутри заледенело. Это был не Лев. Это был Марк. Его лучший друг. Свидетель. Соучастник. Тот, кто был там, в самой гуще их страстей, их ссор, их пьяных ночей и отчаянных споров о будущем. Тот, кто видел ее и счастливой до головокружения, и разбитой до состояния тряпичной куклы.

– Марк, – наконец выдавила она, и ее собственный голос показался ей чужим, сиплым.

Он наклонился, не сводя с нее глаз, и начал подбирать с пола ее рассыпавшиеся монеты и купюры. Его движения были плавными, точными. Она стояла, чувствуя себя идиоткой, парализованной статуей, наблюдающей, как незнакомый знакомый собирает осколки ее привычной жизни, разбросанные по грязному полу кофейни.

– Вот, – он протянул ей аккуратно сложенные деньги и кошелек. Их пальцы ненадолго соприкоснулись. Его рука была теплой. Ее – ледяной.

– Спасибо, – прошептала она, машинально засовывая кошелек в карман пальто.

– Алиса Викторовна, ваш эспрессо! – позвала Соня, ставя на стойку маленький, дымящийся стаканчик.

Это отвлекло их обоих. Алиса потянулась за кофе, чувствуя, как горит на щеках. Ей нужно было бежать. Немедленно. Сейчас же. Повернуться и уйти, не оглядываясь. Но ее ноги будто вросли в пол.

– Все еще пьешь чистый эспрессо? – Марк покачал головой с той самой, знакомой ухмылкой. – Не изменилась. Все та же железная леди.

«Железная леди». Так он называл ее тогда, в шутку, когда она пыталась быть сильной, когда отгораживалась от них всех, от их безумной, хаотичной энергии. От Льва.

– Ты… что ты здесь делаешь? – спросила она, насильно заставляя себя встретиться с ним взглядом. – Я думала, ты…

– В Питере? – закончил он за нее. – Был. Вернулся. Полгода как. Работа тут интересная подвернулась. Столица, как ни крути, возможностей больше.

Он говорил легко, непринужденно, но его глаза не улыбались. Они сканировали ее, считывая каждую деталь: дорогое, но строгое пальто, безупречный макияж, ухоженные руки, пустой взгляд.

– А ты? Я слышал, ты тут. Успешный дизайнер, да? Поздравляю.

«От кого слышал?» – пронеслось в ее голове панической мыслью. От Льва? Нет, не может быть. Они же не общались. Она вычеркнула всех, кто был связан с той жизнью.