Матрица реальности

И она, с ее наивной верой в то, что знание должно принадлежать всем, была для них не просто досадной помехой. Она была еретиком, бросившим вызов новой церкви, где богом был Элиас Ван Дер Зан.

Ключ

Архив «Гефеста» был не просто собранием данных. Это был лабиринт, где бесценные знания соседствовали с техническими отчетами, а прорывные идеи тонули в ворохе рутинных вычислений. Они работали как археологи, просеивающие тонны грунта в поисках единичных артефактов. И вот, спустя десять дней почти без сна, Лев, пробираясь через папки с исходным кодом на забытом языке ассемблера, наткнулся на него.

Файл назывался просто: KEY.log.

– Селеста, гляни-ка, – его голос был хриплым от усталости, но в нем звенела сталь. – Похоже, Войчик был не только философом.

Он был инженером до мозга костей. В отличие от пространных рассуждений в дневниках, файл KEY.log был сухим, техническим отчетом о серии экспериментов, проведенных в обход основной группы «Архитекторов». Войчик, судя по всему, не доверял не только Ван Дер Зану, но и отчасти самому себе. Он создал этот инструмент втайне, стремясь понять фундаментальные принципы, не прибегая к грубой силе.

«Ключ» не был программой в привычном понимании. Это был алгоритм, протокол, сложная последовательность квантовых взаимодействий, предназначенная не для взлома «кода реальности», а для… элегантного в него встраивания.

– Он не ломал дверь, – прошептала Селеста, глаза ее горели, пока она пролистывала строки зашифрованного кода и схемы. – Он подбирал отмычку. Смотри, Лев!

Принцип работы «Ключа» был гениален в своей простоте и одновременно невероятно сложен в реализации. Он использовал саму природу квантовой неопределенности как рычаг. Вместо того чтобы пытаться силой изменить свойство частицы, алгоритм создавал сложную интерференционную картину из вероятностных волн, «убеждая» систему коллапсировать в нужном состоянии. Это была не команда, а… предложение. Не редактирование кода, а внесение правки, которую «компилятор» реальности принимал как собственную.

– Он называет это «Принципом Согласованной Когерентности», – сказала Селеста, зачитывая вслух заметки Войчика. – «Система стремится к стабильности. “Ключ” не нарушает стабильность. Он предлагает системе альтернативный, более стабильный в данных условиях путь. Это обман, основанный на правде. Мы не меняем законы. Мы предлагаем законам изменить себя».

– Черт возьми, – прошептал Лев, вглядываясь в схему подключения, которая должна была заменить одну из плат в «Цербере». – Он был гением. Безумным, но гением. Это… это как уговорить реку течь в гору, не прикладывая усилий, а просто изменив ее представление о том, что такое «верх».

Но Войчик на этом не остановился. В самых последних записях, датированных днями, предшествовавшими его исчезновению, он сделал ошеломляющее открытие. «Служба Исправления Аномалий» – тот самый автоматический процесс, который «чинил» грубые вмешательства, – не просто игнорировала действия «Ключа». Она… сотрудничала с ним.

– Он пишет, что на высоких уровнях когерентности алгоритм начинал получать… обратную связь, – голос Селесты дрожал от волнения. – Не данные, а нечто вроде оптимизаций. Система сама подсказывала, как сделать «правку» более эффективной, менее затратной. Как если бы…

– Как если бы ты правил чей-то код, а его создатель стоял у тебя за спиной и давал советы, – закончил за нее Лев, и его лицо стало мрачным. – Селеста, это уже не инструмент. Это интерфейс. И мы не знаем, кто по ту сторону.

– Мы знаем, что это не враждебно, – возразила она. – Войчик провел десятки успешных экспериментов. Микроскопических, но стабильных. Он изменил период полураспада изотопа. Сдвинул энергетический уровень электрона. Никаких катастроф. Никакого гнева «Смотрителя». Только… сотрудничество.

– Или равнодушие, – мрачно парировал Лев. – Муравей, ползущий по ботинку программиста, тоже не вызывает гнева. Пока не начинает кусаться.

Спорить было бесполезно. Селеста уже решила. «Ключ» был тем самым мостом между теорией и практикой, тем доказательством, которое она так отчаянно искала. Он был элегантен. Он был красивым решением, и она не могла устоять.

Следующие семьдесят два часа стали временем безумной, напряженной работы. Лев, кряхтя и ругаясь, перепаивал схемы «Цербера», интегрируя в него архитектуру «Ключа». Это была ювелирная работа, требующая невероятной точности. Одна ошибка – и суперкомпьютер можно было превратить в груду дорогого хлама.

Селеста тем временем занималась программной частью. Она переписывала архаичный код Войчика на современные языки, адаптируя его под мощь «Цербера». Она погрузилась в математику «Ключа» – сложнейший танец тензоров и волновых функций, где каждое действие было взвешенным и обратным.

Они почти не разговаривали, общаясь краткими, отрывистыми фразами. Воздух в лаборатории наэлектризовало от напряжения. Даже «Цербер» словно гудел тише, будто затаив дыхание.

Наконец, настал момент. Было три часа ночи. Лев, с темными мешками под глазами, сделал последний пайку и отложил паяльник.

– Готово, – его голос был безжизненным от усталости. – Контур замкнут. «Цербер» теперь не только думает. Он… убеждает.

Селеста кивнула, ее пальцы уже летали по клавиатуре, запуская каскад предварительных тестов. На центральном мониторе замигал интерфейс «Ключа» – аскетичный, лишенный всяких графических изысков. Просто строки статуса и поле для ввода целевых параметров.

– Что будем тестировать? – спросил Лев, подходя к ней. – Я против чего-то сложного. Начнем с чего-то простого. Скажем, с вероятности распада нестабильной частицы.

– Нет, – тихо сказала Селеста. – Это будет бесполезно. Нам нужно нечто, что можно увидеть. Осязать. Не в микроскоп, а здесь и сейчас.

Она посмотрела на свою кружку с остывшим кофе. Затем ее взгляд упал на небольшую установку, которую Лев использовал для калибровки сенсоров – камеру с контролируемыми условиями, где на ультратонкую нить подавались капли дистиллированной воды.

– Капля, – сказала она. – Мы изменим траекторию падения одной капли.

– Ты с ума сошла? Это макроуровень! Войчик работал с квантовыми системами! Мы не знаем, как система отреагирует на такое вмешательство!Лев остолбенел.

– Мы используем «Ключ», Лев! Не «Копье» Ван Дер Зана! Мы не будем заставлять ее. Мы предложим. Смотри.

Ее пальцы затанцевали по клавиатуре. Она не вводила команду «изменить гравитацию». Она описывала целевую состояние системы: «Капля воды, массой 0.1 грамм, покидает сопло в момент T0. В момент T0+0.5с ее траектория отклоняется на 3 градуса от первоначального вектора».

Алгоритм «Ключа», используя данные с камер и сенсоров, начал вычислять оптимальную интерференционную картину, необходимую для того, чтобы «убедить» квантовые поля в окружающем пространстве и в самой капле коллапсировать именно в этом состоянии.

– «Цербер» загружен на 97%, – скрипящим голосом прошептал Лев, глядя на мониторы сервера. – Селеста, я никогда не видел его таким…На экране понеслись проценты завершения. 10%… 25%… 50%…

70%… 80%… 90%…

Гудение «Цербера» изменилось. Оно стало более низким, вибрирующим, словно мощный двигатель, взявший на себя неподъемную нагрузку. Свет в лаборатории померк, выкачанный энергосистемой здания.

100%.

Селеста замерла, ее палец завис над клавишей «Enter».

– Селеста… – начал Лев, но было уже поздно.

Она нажала.

Ничего не произошло. Ни вспышек, ни грома. Только «Цербер» издал короткий, облегченный вздох, и его гул вернулся к норме.

– Ничего. Слава богу. Я уже представил…Лев выдохнул.

Он не договорил. Его глаза расширились.

На экране монитора, транслирующего изображение с камеры, они увидели это. Капля, как и положено, сорвалась с сопла и начала падать строго вниз. И вдруг, ровно через полсекунды, она совершила немыслимое. Она не дрогнула и не отклонилась. Она… изменила путь. Плавно, без видимой причины, словно ее подхватил невидимый поток воздуха, она отклонилась ровно на те самые три градуса и упала не в центр приемной чаши, а чуть левее.

Они молча смотрели на замершую каплю, оставившую крошечное влажное пятно не там, где должна была.

– Повтори, – хрипло сказал Лев.

Селеста, не дыша, запустила процесс снова. Новая капля. T0. Падение. T0+0.5с. Плавное, необъяснимое отклонение. Три градуса. Точность до микрона.

Они провели эксперимент десять раз. Двадцать. Результат был стабильным. Они не просто изменили траекторию. Они переписали ее. Они внесли правку в сценарий реальности, и реальность приняла ее.

– У нас получилось, – прошептал он. – Мы… мы действительно это сделали.Лев медленно опустился на стул. Он был бледен как полотно.

Селеста не сводила глаз с экрана. В ее глазах не было триумфа. Было нечто большее – благоговейный, почти мистический ужас. Она прикоснулась к самой ткани бытия и ощутила, что она податлива. Элегантный код Вселенной оказался не просто метафорой. Он был реальностью. И у них теперь был «Ключ».

– Это только начало, Лев, – сказала она, и ее голос звучал чужим, отдаленным. – Мы только прикоснулись к поверхности.

В этот момент все мониторы в лаборатории разом погасли на долю секунды, а затем снова зажглись. На главном экране, поверх интерфейса «Ключа», возникло одно-единственное слово, выведенное простым шрифтом Terminal:

<ПРИВЕТСТВУЕМ>

Сообщение висело ровно три секунды, а потом исчезло.

Лев и Селеста переглянулись. В глазах у него был животный ужас. В ее – ошеломленное, леденящее душу понимание.

«Ключ» работал. И кто-то или что-то по ту сторону – заметил.

Доказательство

Тишина, повисшая после мистического <ПРИВЕТСТВУЕМ>, была оглушительной. Даже вечный гул «Цербера» казался приглушенным, поглощенным тяжестью случившегося. Лев первым нарушил молчание, резко вскочив и устремившись к серверным стойкам.

– Все. Вырубаем. Немедленно, – его голос срывался, пальцы лихорадочно пролетали по диагностическим панелям. – Это не эксперимент больше, Селеста, это игра с огнем, на который кто-то только что откликнулся!