Матрица реальности

– Знание о порохе тоже когда-то принадлежало человечеству, – холодно заметил Арманди. – И что? Оно сделало его мудрее? Или просто дало ему более эффективные средства для взаимного уничтожения? Ваша «Теория Программируемой Реальности» – это не наука. Это философия. Причем очень, очень опасная.

– Опасность заключается в невежестве, а не в знании! – голос Селесты дрогнул. – Мы стоим на пороге величайшего открытия в истории! Мы можем понять природу времени, преодолеть энтропию, решить проблему энергии… И вы говорите мне об опасности?

– Потому что я смотрю на практическое применение, – в разговор вступил Лев, поднимаясь со своего места. Его грубый, лишенный всякого наукообразия голос прозвучал как удар топора по хрусталю. – Коллеги, отвлекитесь от высоких материй. Представьте, что гипотеза Селесты верна. Мы нашли «дыру» в безопасности этой… системы. Первое, что произойдет – эту дыру попытаются запатентовать. Второе – ее попытаются продать. Третье – ее превратят в оружие. Прежде чем говорить о бессмертии и звездолетах, давайте подумаем, как не дать какому-нибудь психопату «закомментировать» закон всемирного тяготения над территорией своего соседа.

Его слова произвели эффект разорвавшейся бомбы. Зал взорвался возгласами. Критики Селесты увидели в его речи подтверждение своей правоты – мол, даже ее собственный напарник понимает всю бредовость и опасность идеи. Сторонники, если таковые и были, приуныли.

– Вот именно! – поднял голос Арманди. – Благодарю вас, доктор Орлов, за наглядную демонстрацию рисков. Доктор Харпер, ваши данные об аномалиях, безусловно, заслуживают изучения. Но ваша интерпретация… это уже не физика. Это фантастика. И плохая фантастика. Вы предлагаете нам отказаться от всего, что мы знаем, в пользу гипотезы, которая не имеет ни строгого математического аппарата, ни возможности фальсификации.

– Математический аппарат мы разрабатываем, – пыталась парировать Селеста, но ее голос тонул в нарастающем гуле. – «Протей»…

– «Протей» – это черный ящик! – крикнул кто-то с галерки. – Нейросеть, которая выдает то, что вы хотите видеть! Вы подгоняете данные под ответ!

Селеста стояла, сжимая трибуну так, что костяшки пальцев побелели. Она видела их лица – не заинтересованные, не задумчивые, а закрытые, насмешливые, испуганные. Они не хотели слушать. Они не хотели, чтобы их аккуратный, предсказуемый мир рухнул. Ее идея была для них не прорывом, а ересью.

– Доктор Харпер, – сказал он с оттенком сожаления в голосе. – Ваша преданность науке не вызывает сомнений. Аномалия, которую вы зафиксировали, действительно требует внимания. Но то, что вы предлагаете… это не теория. Это манифест. И пока он не будет подкреплен чем-то более весомым, чем графики сомнительных событий и метафоры об «операционных системах», он останется всего лишь… философией. Красивой, но ненаучной.Профессор Элбрус поднял руку, призывая к тишине.

Слово «ненаучной» прозвучало как приговор.

Семинар медленно, но верно скатывался к хаосу. Вопросы, которые ей задавали, были уже не уточняющими, а уничижительными. Ее обвиняли в желании славы, в спекуляции на модной теме симуляции, в непрофессионализме.

Селеста почти не отвечала. Она смотрела на них, и впервые за долгое время чувствовала не злость, а жгучую, всепоглощающую жалость. Они были слепы. Они копались в деталях интерфейса, боясь взглянуть на код.

Когда модератор объявил об окончании сессии, аплодисменты были скудными, вежливыми, похоронными. Люди стали расходиться, оживленно беседуя друг с другом, даже не глядя на нее.

– Ну, что я говорил? – он вздохнул, глядя на ее побелевшее лицо. – Приняли на ура. Прямо рвались в бой, чтобы поддержать.Лев пробился к сцене.

– Поняли, Селеста. Именно поэтому и набросились. Испугались.– Они не поняли, – прошептала она, глядя в пустеющий зал.

– Селеста, – сказал он, уже без формальностей. – Ты бьешься головой о стену. И стена эта – не глупость. Это инстинкт самосохранения научного сообщества. Такие идеи… они разрушительны. Они не оставляют камня на камне. Будь осторожна. С такими вещами шутки плохи.К ним подошел профессор Элбрус.

– Я знаю, – старик печально покачал головой. – Поэтому и предупреждаю.– Я не шучу, профессор, – ответила она, глядя ему прямо в глаза.

Он развернулся и ушел, опираясь на трость.

Селеста медленно собрала свои материалы. Ощущение было таким, будто ее публично выпороли. Унизили. Выставили сумасшедшей.

– Пошли, – сказал Лев, беря ее планшет. – Здесь пахнет жженым. Иди кофе. Наш, настоящий. А не эта бурда из термоса.

Она молча последовала за ним. Проходя по коридору, она услышала обрывки фраз:

«…надо было замуж выходить, а не физикой заниматься…»«…скатилась в мистицизм…» «…жаль, такая перспективная была…»

Последняя фраза заставила ее сжаться внутри. Но боль быстро сменилась холодной, твердой решимостью. Они не поняли. Значит, она должна найти такие доказательства, которые будет невозможно игнорировать. Она должна заставить реальность говорить на их языке. На языке неоспоримых фактов.

Они вышли на улицу. Вечерний воздух был прохладен и пах выхлопными газами и дождем. Селеста остановилась, запрокинула голову и смотрела на первые звезды, проступающие в задымленном небе.

– А ты и сошла, – он зажег сигарету. – С ума сойти – единственный адекватный ответ на то, что ты обнаружила. Поздравляю, ты единственная вменяемая сумасшедшая в этом городе.– Они думают, что я сошла с ума, Лев.

– А куда мы денемся? – вздохнул он, выпуская струйку дыма. – Только, ради всего святого, давай без семинаров. В следующий раз я просто буду стрелять в потолок из ракетницы. Это куда убедительнее.Она посмотрела на него, и углы ее губ дрогнули в подобии улыбки. – Значит, будем работать.

Они пошли по темнеющим улицам, два островка в океане непонимания. Провал на семинаре не сломил ее. Напротив, он закалил. Они высмеяли ее идеи как «философию». Что ж, она докажет им, что эта «философия» способна согнуть их хваленую реальность в бараний рог.

Первый контакт

Тишина в лаборатории после семинара была иного качества. Она не была умиротворяющей или творческой. Она была гнетущей, звонкой, как после взрыва. Физическое ощущение провала витало в воздухе, смешиваясь с озоном и гулом «Цербера». Селеста сидела перед своим главным монитором, но не видела строк кода. Она видела насмешливые лица коллег, слышала уничижительные реплики, ощущала на себе взгляд профессора Элбруса, полный сожаления.

Лев, пытаясь вернуть все в нормальное русло, устроил настоящий шторм на своей половине – разбирал какую-то сложную схему, ворча на несовершенство паяльных станций и тупость производителей конденсаторов. Его прагматичный грохот был единственным лекарством от тишины.

– Ничего, отлежатся косточки, – бросил он через плечо, заметив ее оцепенение. – Завтра будут обсуждать новую сенсацию – кто-то наконец-то увеличил КПД солнечной батареи на полпроцента. Их мир вернется в свою удобную колею.

– А наш? – тихо спросила Селеста, не отрывая взгляда от экрана.

– Наш мир, малец, всегда был на хрупком льду. Мы просто нашли трещину, в которую можно заглянуть. Другим от этого не по себе, вот и все.

Она кивнула, но его слова не принесли утешения. Ей было не по себе от собственного одиночества. Идея, которая казалась ей такой ясной, такой очевидной изнутри, для внешнего мира была бессмыслицей. Она впервые задумалась, не права ли она была в своей одержимости. Может, и правда, проще было бы заниматься «практически применимой ерундой», как Лев.

Отчаявшись найти утешение в работе, она запустила глубокий анализ данных с семи разных детекторов, зафиксировавших «снежинку». Может, Лев и скептики правы, и она просто подгоняет данные под ответ. Может, «Протей» и вправду выдает ей то, что она хочет видеть.

Именно в этот момент «Цербер» издал тихий, мелодичный звук, который она никогда раньше не слышала. Не предупреждение, не ошибку. Скорее… приветствие.

На одном из ее вспомогательных мониторов, который обычно отображал логи системы, сам по себе открылся чистый, черный терминал. В центре замигал зеленый курсор. И буква за буквой, без всякого ее участия, понеслась строка текста, будто невидимый наборщик печатал прямо на ее глазах.

> ПРИВЕТСТВУЕМ, ДОКТОР ХАРПЕР.> ИНИЦИИРОВАН ПРОТОКОЛ «JANUS». ПОДКЛЮЧЕНИЕ… УСТАНОВЛЕНО.

Селеста замерла, сердце ее бешено заколотилось. Первой мыслью было – хакерская атака. Месть какого-нибудь уязвленного критика с семинара. Ее пальцы полетели к клавиатуре, чтобы запустить протокол экстренного отключения.

> ПРОСИМ НЕ ПРЕРЫВАТЬ СЕАНС. МЫ НЕ ЯВЛЯЕМСЯ ВРАГАМИ. ВАША ЛЕКЦИЯ БЫЛА… ПРОСВЕТЛЯЮЩЕЙ.

Она застыла с поднятой рукой. Они видели семинар? Как? Он был закрытым.

– Лев, – позвала она, не в силах оторвать взгляд от экрана. – Иди сюда. Срочно.

> МЫ НАЗЫВАЕМ СЕБЯ «ЯНУС». МЫ ОБЛАДАЕМ ИНФОРМАЦИЕЙ, КОТОРАЯ ВАС ЗАИНТЕРЕСУЕТ. КАСАЮЩЕЙСЯ АНОМАЛИИ 0.73.

– Не «Цербер», – прошептала она, указывая на монитор. – Смотри.Орлов, услышав напряжение в ее голосе, подошел, вытирая руки об технический халат. – Что случилось? Опять «Цербер» чудит?

– Хакеры? Черт возьми, я же говорил, что нужно обновить межсетевой экран! Щас я им устрою…Лев нахмурился, вглядываясь в строки.

> ДОКТОР ОРЛОВ. ВАШ СКЕПСИС ОПРАВДАН. МЫ ПРИНЕСЕМ ДОКАЗАТЕЛЬСТВА.

Следом в терминале начали появляться изображения. Не графики или схемы, а старые, потрескавшиеся фотографии. На первой был запечатлен человек в лабораторном халате 70-х годов, стоящий перед огромным, допотопным компьютером. Селеста узнала его – доктор Аркадий Войчик, один из пионеров кибернетики, пропавший без вести в 1978 году при загадочных обстоятельствах.

> АРКАДИЙ ВОЙЧИК. ОСНОВАТЕЛЬ ПРОЕКТА «ОСНОВА». 1975 ГОД.

Следующее фото – чертеж сложной вычислительной машины, непохожей ни на что, что она видела. В углу стоял штамп с гербом Швейцарии и аббревиатурой ЦЕРН.

> ПРОТОТИП ИНТЕРФЕЙСА ДОСТУПА К СУБСТРАТУ. ЦЕРН, СЕКТОР 4-G, ЛАБОРАТОРИЯ «ГЕФЕСТ».

– Субстрат? – переспросила Селеста вслух.

> ТО, ЧТО ВЫ НАЗЫВАЕТЕ «РЕАЛЬНОСТЬЮ», ДОКТОР ХАРПЕР. ФИЗИЧЕСКИЙ КОНТИНУУМ. ОПЕРАЦИОННАЯ СИСТЕМА БЫТИЯ.

– Вот черт. Похоже, твои сумасшедшие идеи кому-то еще в голову пришли. И довольно давно.Лев свистнул.

– Но ЦЕРН… Сектор 4-G? – Селеста запустила поиск по внутренней базе данных. – Я никогда о таком не слышала. По официальным картам, это заброшенная зона, технические тоннели.

> ИМЕННО ТАМ НАХОДИТСЯ ТО, ЧТО ВЫ ИЩЕТЕ. СЕРВЕР «ГЕФЕСТ». ПОСЛЕДНЯЯ РАБОТАЮЩАЯ МАШИНА ВОЙЧИКА. ОН БЫЛ БЛИЗОК К ОТКРЫТИЮ, НО СИЛЫ, ЗАИНТЕРЕСОВАННЫЕ В СТАБИЛЬНОСТИ СИСТЕМЫ, ПРЕКРАТИЛИ ЭКСПЕРИМЕНТ.

– Какие силы? – спросил Лев, его голос стал жестким. – Кто вы такие, черт возьми?

> МЫ – ТЕ, КТО ВИДИТ ОБЕ СТОРОНЫ ДВЕРЕЙ. МЫ НАБЛЮДАЕМ. МЫ НЕ МОЖЕМ ВМЕШИВАТЬСЯ НЕПОСРЕДСТВЕННО. ВАША РОЛЬ – АКТИВНАЯ. НАША – ИНФОРМАЦИОННАЯ.

На экране появилась сложная схема тоннелей ЦЕРНа, с ярко выделенным маршрутом в сектор 4-G. Рядом – последовательность команд доступа, протоколы обхода систем безопасности.

> ДАННЫЕ НА СЕРВЕРЕ «ГЕФЕСТ» ПОДТВЕРДЯТ ВАШУ ТЕОРИЮ. ВЫ НАЙДЕТЕ ТАМ НЕ ТОЛЬКО ПРЕДСКАЗАНИЕ АНОМАЛИИ 0.73, НО И ЕЕ ПРИЧИНУ. И ЕЕ… ЦЕЛЬ.

– Цель? – Селеста почувствовала, как по спине пробежал холодок. – У сбоя была цель?

> ЭТО БЫЛО НЕ ПРЕДУПРЕЖДЕНИЕ. ЭТО БЫЛО ПРИГЛАШЕНИЕ.

– Приглашение от кого? От Бога-программиста?Лев схватился за стул, чтобы не упасть.

> ОТ ТОГО, КТО НАХОДИТСЯ ПО ТУ СТОРОНУ ИНТЕРФЕЙСА. ОТ АДМИНИСТРАТОРА СИСТЕМЫ. ИЛИ ОТ ТОГО, КТО ХОЧЕТ ЕЙ СТАТЬ.

Селеста встала, ее ум лихорадочно работал. Это могла быть ловушка. Гениально спланированная провокация, чтобы заманить ее в заброшенные тоннели и дискредитировать окончательно. Или того хуже. Но… доказательства. Фотографии Войчика, чертежи. Все это выглядело слишком достоверно.

– Почему мы должны вам доверять? – спросила она, глядя на мерцающий курсор.

> ПОТОМУ ЧТО МЫ ЕДИНСТВЕННЫЕ, КТО НЕ СЧИТАЕТ ВАС СУМАСШЕДШЕЙ. МЫ ЗНАЕМ, ЧТО ВЫ ПРАВЫ. И МЫ ЗНАЕМ, ЧТО СИЛЫ, ПРЕРВАВШИЕ РАБОТУ ВОЙЧИКА, УЖЕ ЗДЕСЬ. ОНИ НАБЛЮДАЮТ ЗА ВАМИ. ОНИ ЖДУТ.

– Кто? «Омнивасьюм»? – выдохнула Селеста, вспомнив холодные глаза их представителя на семинаре.

Курсор на мгновение замер, будто «Янус» колебался.

> «ОМНИВАСЬЮМ» – ЛИШЬ ВИДИМАЯ ЧАСТЬ АЙСБЕРГА. ИХ ИНТЕРЕСЫ ЛЕЖАТ В КОНТРОЛЕ. ВАШИ – В ПОЗНАНИИ. КОНФЛИКТ НЕИЗБЕЖЕН. СЕРВЕР «ГЕФЕСТ» – ВАШ ЕДИНСТВЕННЫЙ ШАНС ПОНЯТЬ ПРАВИЛА ИГРЫ, ПРЕЖДЕ ЧЕМ ОНА НАЧНЕТСЯ.

На экране появился временной штамп – завтра, 23:00 по центральноевропейскому времени. И координаты.

> СИСТЕМЫ ОХРАНЫ БУДУТ ВРЕМЕННО ОТКЛЮЧЕНЫ. У ВАС БУДЕТ 47 МИНУТ. ВОЗЬМИТЕ С СОБОЙ УСТРОЙСТВО ДЛЯ СЧИТЫВАНИЯ КВАНТОВЫХ НОСИТЕЛЕЙ. ДАННЫЕ БУДУТ ЗАШИФРОВАНЫ.

– А вы? – спросила Селеста. – Вы будете там?

> МЫ ВСЕГДА ЗДЕСЬ. УДАЧИ, ДОКТОР ХАРПЕР. ПОМНИТЕ, НЕ ВСЕ ОКНА СУЩЕСТВУЮТ, ЧТОБЫ В НИХ СМОТРЕТЬ. НЕКОТОРЫЕ СУЩЕСТВУЮТ, ЧТОБЫ В НИХ ВХОДИТЬ.

Терминал резко погас. Монитор вернулся к обычному отображению системных логов. Словно ничего и не было.

В лаборатории воцарилась оглушительная тишина. Даже Лев перестал греметь инструментами. Он смотрел на потемневший экран, а потом на Селесту.

– Это ловушка, – сказал он flatly. – Сто процентов. Классическая приманка. Заманить сумасшедшего ученого в заброшенное место и… я даже не знаю, что они там собираются сделать. Арестовать? Убить? Выглядит это как дешевый триллер.

– А фотографии Войчика? Чертежи? – возразила Селеста. Ее голос дрожал от возбуждения. – Они знали про «снежинку». Они назвали ее «Аномалией 0.73». Это не совпадение, Лев!

– Это могли быть утечки из ЦЕРНа! Какой-нибудь техник решил подшутить над знаменитой Селестой Харпер, которая верит в матрицу!

– Но они правы! – воскликнула она, вскакивая с места. – Это наш шанс! Единственный шанс получить реальные доказательства, а не строить теории на песке! Ты же сам говорил, что мне нужны неопровержимые факты!

– Факты – да! – Лев ударил кулаком по столу. – Но не самоубийственная авантюра! Мы не шпионы, Селеста! Мы ученые! Пусть и немного… странные.

– Ученые, которых только что высмеяли на весь научный мир! – напомнила она ему, и в ее голосе зазвучала боль. – Ученые, у которых вот-вот отберут финансирование, потому что их идеи «ненаучны». Это может быть все, что у нас есть. Последний шанс.

– Ты пойдешь со мной?Она подошла к нему вплотную, ее глаза горели.

Лев смотрел на нее, и она видела в его глазах целую бурю эмоций – страх, ответственность, преданность и тупое, инженерное нежелание лезть в неизвестность без чертежа.

– Квантовый считыватель, говоришь? 47 минут? – он резко обернулся к ней. – Ладно. По рукам. Но если там нас встретят люди в черном с пресс-папье вместо лиц, я лично отключу «Цербера» молотком и скажу, что это ты во всем виновата.– Черт возьми, – прошипел он, отворачиваясь. – Черт возьми, черт возьми, черт возьми! Он прошелся по лаборатории, сметая со стола платы и инструменты.

– Договорились.Селеста не смогла сдержать улыбку. Осторожная, дрожащая, но улыбку.

– И план будет мой, – добавил он, тыча в нее пальцем. – Не твой гениальный «пробежимся и посмотрим», а нормальный, инженерный план. С путями отхода, отвлекающими маневрами и сменной парой носков. Понятно?

– Понятно, – кивнула она.

Пока Лев начал лихорадочно собирать оборудование, ворча себе под нос о «квантовых авантюристах» и «проклятых теоретиках», Селеста подошла к окну. Ночь была глубока и беззвездна. Где-то там, в Швейцарии, в глубинах заброшенных тоннелей, ждал ответ. Ответ, который мог подтвердить ее правоту. Или уничтожить ее.

«Янус». Бог начала и конца, дверей и переходов. Имя было выбрано не случайно. Они стояли на пороге. И за этой дверью могло быть что угодно.

Она положила ладонь на холодное стекло. Теперь она знала наверняка – она не одна в своем безумии. И это было одновременно и облегчением, и самым страшным открытием за последние три дня.

Архитекторы

Заброшенные тоннели ЦЕРНа встретили их гнетущей, промозглой тишиной, нарушаемой лишь гулом вентиляции где-то вдали. Воздух пах пылью, озоном и холодным металлом. Сектор 4-G оказался не просто заброшенным – он был стерт из памяти комплекса. Открыв аварийный люк по схеме «Януса», они оказались в царстве полумрака, где редкие аварийные светильники отбрасывали на стены причудливые тени.

Сервер «Гефест», найденный в герметичной подземной камере, был реликтом. Гора металла, стекла и ручной пайки, напоминающая одновременно старинный мэйнфрейм и алтарь забытого бога. Подключение квантового считывателя заняло у Льва больше получаса – интерфейсы были архаичными, а защитные протоколы, несмотря на обещания «Януса», местами все еще подавали признаки жизни.

Когда данные наконец хлынули на защищенный носитель, а они благополучно ретировались, в лаборатории в Нью-Йорке их ждала работа, сравнимая с археологическими раскопками. Информация с «Гефеста» была не структурированной базой данных, а цифровым слоеным пирогом, хаотичным архивом, который Войчик и его команда, судя по всему, собирали в спешке, чувствуя дыхание опасности.

Неделю они почти не спали, живя на кофе и дошираках, расшифровывая файлы, написанные на забытых диалектах фортрана, изучая отсканированные рукописные заметки и аудиозаписи.

Именно на одной из таких записей, оцифрованной с катушечного магнитофона, Селеста впервые услышала это слово.

Голос был старческим, уставшим, с сильным восточноевропейским акцентом – голос Аркадия Войчика.

«…заседание “Архитекторов” от шестнадцатого октября, семьдесят седьмого года. Продолжаем обсуждение феномена “фоновой когерентности”. Элиас настаивает на немедленном практическом применении. Его группа добилась стабильного, хоть и микроскопического, отклонения в вероятностных распределениях частиц в целевой зоне. Он называет это “первой правкой кода”. Я же призываю к осторожности. Мы не знаем, кто написал этот код. Мы не знаем, заметят ли нас. Элиас смеется. Говорит, что богов нет, а если и есть, то они давно покинули свой пост, и пора занять его самим. Иногда его уверенность пугает меня…»

Селеста замерла, отложив наушники. «Архитекторы». Так они называли себя. Не «исследователи», не «физики». Архитекторы. Те, кто не просто изучает здание, но планирует его перестраивать.

– Лев, послушай это, – она запустила запись с начала.

– Должен быть он, – кивнула Селеста. – Он был одним из них. Молодым, амбициозным. Войчик был теоретиком, визионером. А Элиас… он хотел результатов.Орлов, с красными от недосыпа глазами, слушал, мрачнея с каждой секундой. – Элиас… Это не Ван Дер Зан, случаем? Основатель «Омнивасьюм»?

Они углубились в архив. Следующая находка ждала их в скане блокнота Войчика, испещренного формулами и чертежами. Среди сложных вычислений была примитивная, нарисованная от руки эмблема – циркуль, наложенный на угольник, а в центре – стилизованное изображение земного шара, опутанное сетью линий, как микросхема.

«Символ “Архитекторов”, – гласила подпись. – Наша миссия – понять чертеж мироздания. Но каков наш этический кодекс? Инженер, меняющий конструкцию моста, несет ответственность за жизни тех, кто по нему идет. Что несем мы, меняя саму реальность? Элиас говорит, что ответственность приходит с силой. Я же боюсь, что сила затмит ответственность…»

– Господи, – прошептал Лев, разглядывая эмблему. – Так они существовали. Настоящий тайный орден сумасшедших гениев.

Они нашли протоколы экспериментов. «Архитекторы» не просто theorized о симуляции. Они нашли ее «следы» – реликтовые артефакты в квантовой пене, свидетельства того, что пространство-время имеет дискретную, пиксельную природу на планковском масштабе. Они называли это «Субстратом». А то, что люди воспринимают как реальность – «Интерфейсом».

И самое главное – они разработали первые инструменты для взаимодействия с Субстратом. «Гефест» был одним из таких инструментов – прототипом интерфейса, способным не только читать «код», но и вносить в него точечные, контролируемые изменения. «Правки».

Селеста с жадностью читала их выводы, многие из которых были поразительно похожи на ее собственные. Да, реальность была многоуровневой. Да, у нее был «исходный код». Но «Архитекторы» пошли дальше. Они обнаружили, что код этот не статичен. Он исполняется. Его кто-то или что-то «компилирует» в реальном времени. И в этом исполнении были… особенности. Своего рода «баги», которые система старательно исправляла, паттерны стабильности, насильно наводимые на вероятностные волны.

– Смотри, – сказала Селеста, показывая Льву распечатку. – Они обнаружили «Службу Исправления Аномалий». Это то, что мгновенно «чинит» любую попытку изменить фундаментальные константы. То, что не дало их экспериментам выйти из-под контроля.

– Системный администратор, – мрачно пошутил Лев. – А кто он? Бог? Сверхразум?

– Они не знали. Войчик предполагал, что это мог быть автоматический процесс, своего рода «иммунная система» реальности. Но Элиас считал иначе. Слушай дальше.

Она запустила другую запись. Голос Войчика звучал взволнованно, почти испуганно.

«…эксперимент с фазовым сдвигом прошел за гранью ожиданий. Мы не просто изменили спин частицы. Мы создали устойчивую петлю в вероятностной кривой. Микроскопическую, но стабильную. И “Служба” ее… не исправила. Она ее проигнорировала. Как если бы мы нашли слепую зону в его восприятии. Элиас ликует. Он говорит, что нашел “песочницу”. Зону, где можно играть, не привлекая внимания “Смотрителя”. Но я спрашиваю – а если Смотритель просто позволяет нам играть? Как кошка, позволяющая играть мышонку?..»

Дальнейшие записи и документы повествовали о стремительном расколе среди «Архитекторов». Группа Войчика призывала к осторожности, к глубокому изучению этики и последствий. Они предлагали создать философский и моральный фундамент для столь невероятной силы.

Группа же Элиаса Ван Дер Зана, поддержанная военными и политиками из теневых структур, настаивала на ускорении работ. Их аргументы были просты и убедительны: тот, кто первым научится переписывать реальность, станет богом. И лучше, чтобы этим богом стало просвещенное человечество (под их руководством), чем какая-то другая сила – земная или… неземная.

«…Элиас пришел с людьми в штатском, – это была одна из последних записей Войчика, голос его дрожал. – Они вежливы, но глаза у них пустые. Они говорят о “национальной безопасности”, о “стратегическом превосходстве”. Они забрали все чертежи, связанные с “Копьем”».

– «Копье»? – переспросил Лев.

– Дальше есть, – Селеста лихорадочно листала цифровые страницы. – Вот. «Копье» – проект боевого применения технологий Субстрата. Не просто изменение констант, а целенаправленное создание аномалий. Гравитационных вихрей, термальных катастроф, локальных изменений течения времени…

Они нашли финансовые отчеты. Деньги на проект «Основа» (так официально назывались работы «Архитекторов») текли рекой из теневых фондов, связанных с Пентагоном, МИ-6 и их союзниками. Науку поглотила политика. Идеал познания столкнулся с жаждой власти.

Последний документ, написанный рукой Войчика, был датирован за день до его исчезновения.

«Они хотят не понять реальность. Они хотят ее завоевать. Элиас говорит, что я старомоден, что нельзя быть простым наблюдателем у дверей рая. Но я боюсь, что, войдя в эти двери, мы обнаружим не рай, а контрольный пункт. И сами станем не богами, а охранниками в тюрьме, которую построили для других. “Архитекторы” мертвы. Остались лишь Строители Тюрем. Я уничтожил свои личные записи. “Гефест” будет моей капсулой времени. Может, когда-нибудь найдутся те, кто поймет…»

В лаборатории воцарилась тяжелая тишина. Они сидели среди распечаток и мониторов, заваленных свидетельствами величайшего в истории человечества заговора – заговора, целью которого был захват контроля над самой тканью бытия.

– Так вот кто стоит за «Омнивасьюм», – наконец сказал Лев. – Не просто корпорация. Это наследник «Архитекторов». Группа Ван Дер Зана. Они не остановились. Они все эти годы продолжали работу.

– И они добились успехов, – мрачно добавила Селеста. – «Снежинка»… Лев, а если это не сбой? А если это было испытание? Тест их нового «Копья»? Или… вызов? Может, Ван Дер Зан считает, что он уже достаточно силен, чтобы бросить вызов этому «Смотрителю»?

Она смотрела на эмблему «Архитекторов» на экране. Циркуль и угольник. Инструменты для создания идеальных форм. Но в чьих руках они находятся? В руках творца или тирана?

Теперь она понимала весь ужас своего положения. Она не просто сделала открытие. Она вторглась на территорию могущественной организации, которая decades работала в абсолютной тайне, не брезгуя ничем для защиты своих секретов. Организации, которая видела в реальности не чудо для познания, а плацдарм для завоевания.

«Янус» был прав. Конфликт был неизбежен. Но теперь Селеста знала, с кем ей предстоит столкнуться. Не с безликой корпорацией. С наследниками «Архитекторов». С людьми, которые decades ago решили, что имеют право переписать мир под себя.