28 мгновений весны 1945 года. Иллюстрированная версия

Маршал Советского Союза Иван Степанович Конев тоже свидетельствовал: «Тяжелая обстановка пока не вносила почти никаких поправок в характер действий гитлеровского солдата на поле боя: он продолжал драться так же, как дрался раньше, отличаясь, особенно в обороне, стойкостью, порой доходившей до фанатизма… Говорить о моральной сломленности гитлеровской армии пока тоже не приходилось… Геббельсовская пропаганда пугала солдат, уверяя их, что русские не оставят от Германии камня на камне и угонят в Сибирь все немецкое население, а с другой стороны, на тех же солдат обрушились жестокие репрессии, усилившиеся к концу войны».

Рейхсминистр народного просвещения и пропаганды Йозеф Геббельс обходит строй солдат в городе Лаубан, Нижняя Силезия, ныне Любань в Польше

9 марта 1945 г.

Число дезертиров росло. Но одновременно раскручивался маховик «летучих трибуналов», выносивших смертные приговоры на месте без суда и следствия. Специальные отряды СС и полевой жандармерии вешали всех, кого ловили вне части или кто отступал без приказа. Солдат обязали расстреливать офицеров любого звания, если те отдавали команду на отступление.

В начале апреля Гитлер еще выходил в ночные часы из находившегося недалеко от имперской канцелярии подземного бункера, где проводил все свое время, спасаясь от бомбежек и руководя рейхом. В прогулках по одной уцелевшей дорожке в саду рейхсканцелярии его сопровождал Геббельс. «Понадобился бы драматург кафкианского таланта, чтобы описать эту прогулку по развороченному взрывами саду; едва стоящий на ногах одряхлевший фюрер и его тщедушный и хромой министр пропаганды, рассуждающие о нацистском мужестве и мощи на фоне превращенного в развалины города», – пишет немецкий биограф Гитлера Марлис Штайнер.

Гитлер уже не позволял себя снимать. Последние кадры кинохроники, на которых он приветствовал отправлявшихся на смерть мальчишек из гитлерюгенда, датированы 25 марта. Геббельс убеждал фюрера выступить по радио с обращением к народу. Гитлер отказался. И больше не выступал. «Крепкая глотка», благодаря которой в 1921 году основатель партии Антон Декслер передал бразды правления в НСДАП Гитлеру, уже не могла помочь. Его способности убеждать людей иссякали.

Адольф Гитлер и руководитель немецкой молодежной организации гитлерюгенд Артур Аксман награждают в саду имперской канцелярии членов гитлерюгенда Март 1945 г.

Но Геббельс еще верил в свои способности. 6 апреля он обратился с призывом к войскам: «Фюрер заявил, что уже в этом году должна наступить перемена в судьбе… Истинная сущность гения – это предвидение и твердая уверенность в предстоящих переменах. Фюрер знает точный час их наступления. Судьба послала нам этого человека, чтобы мы в час великих внутренних и внешних потрясений стали свидетелями чуда».

Главнокомандующий группой войск «Центр» Фердинанд Шёрнер 5 апреля был вызван в Берлин. «Мне было объявлено о присвоении звания генерал-фельдмаршала. На этот раз я принял участие в обсуждении планов обороны Берлина. Гитлер тогда выразил уверенность, что с помощью вновь сформированных дивизий из молодежи нам удастся не только сдержать наступление русских, но и осуществить большое контрнаступление против советских войск… Гитлер поставил меня в известность, что в Альпах создается серьезная зона сопротивления, так называемая “Альпийская крепость”, и приказал мне направлять туда из Чехословакии вооружение и продовольствие».

Последним козырем на Западном фронте была еще не укомплектованная полностью 12-я армия под командованием генерала танковых войск Вальтера Венка. Именно она, согласно берлинской радиопропаганде, должна была внести перелом в борьбу против западных держав. «Формирование этой армии было предпринято в начале апреля из последних имевшихся в Центральной Германии людских и материальных резервов с целью сосредоточить ее в Гарце, бросить на Запад на освобождение Рурской области и добиться этим ударом раскола фронта противника, – писал Типпельскирх. – Затем в ходе дальнейшей операции должно было последовать восстановление сплошного Западного фронта… Из постоянного состава пехотных и танковых училищ, частей службы трудовой повинности и командиров всех степеней, которых еще можно было найти во 2-м и 3-м корпусных округах, был создан костяк семи дивизий».

Берлин готовился обороняться. Женщин учили стрелять из пистолета. Бойцов фольксштурма отправили строить баррикады на улицах, загромождать их трамваями и товарными вагонами, наполненными камнями. Копались окопы для стариков и молодежи из фольксштурма, которых вооружали противотанковыми фаустпатронами. Подростков из «Трудового фронта» массово призывали на военную службу. Многих из них заставляли смотреть, как расстреливают, «чтобы приручить к виду смерти». Новобранцы, отправлявшиеся на фронт в пригородных электричках, пытались поддерживать дух висельными шуточками, прощаясь словами: «Встретимся в братской могиле».

День 12 апреля был для Гитлера чудовищно плохим (он еще не знал, что его ждет впереди). Германия только что потеряла одну столицу и уже теряла другую. Столицу Восточной Пруссии Кёнигсберг. И Вену, столицу Австрии, которая стала частью рейха после аншлюса в 1938 году.

Обучение бойцов фольксштурма в берлинском районе Марцан

Апрель 1945 г.

Штурм Кёнигсберга вели войска 3-го Белорусского фронта маршала Советского Союза Александра Михайловича Василевского. После продолжавшейся несколько дней артиллерийской подготовки они прорвали позиции вокруг Кёнигсберга, окружили со всех сторон крепость и седьмого и восьмого апреля устремились к центру уже горевшего во многих местах города. «Просьбу коменданта крепости разрешить гарнизону прорываться из города на запад Гитлер отклонил, – писал Типпельскирх. – Предпринятая в западной части города на собственный страх и риск попытка локального прорыва кольца окружения, на которой настаивали прежде всего местные руководители национал-социалистической партии, стремившиеся спасти свою жизнь, провалилась».

Советская штурмовая группа на улице Кёнигсберга

Апрель 1945 г.

Фотограф:

Дмитрий Чернов

Из фондов РГАКФФД

На острие атаки советских войск шла Земландская оперативная группа войск генерала армии Ивана Христофоровича Баграмяна. Он рассказывал: «Когда А.М. Василевскому на рассвете 9 апреля доложили, что нет никаких признаков капитуляции, он вызвал командующего артиллерией фронта генерал-полковника М.М. Барсукова и приказал ему сосредоточенным огнем всей артиллерии по центральным кварталам города помочь армиям к концу дня завершить штурм Кёнигсберга… К вечеру 9 апреля вся северо-западная, западная и южная части Кёнигсберга были в наших руках. Противник продолжал из последних сил удерживать лишь самый центр и восточную часть города. Наконец комендант Кёнигсберга принял первое за последние два дня боев разумное решение. Он выслал нам парламентеров с сообщением о прекращении дальнейшего сопротивления… В 21 час 30 минут генералу О. Ляшу был вручен ультиматум советского командования». Ляш принял все условия.

В ночь на 10 апреля Москва уже салютовала доблести, отваге и мастерству героев штурма Кёнигсберга двадцатью четырьмя артиллерийскими залпами из трехсот двадцати четырех орудий. Это называлось салютом высшей категории. Но потребовалось еще четыре дня, чтобы добиться капитуляции всего огромного гарнизона Кёнигсберга. Всего в ходе Кёнигсбергской операции потери немецкой стороны составили 42 тысячи человек убитыми, в плен были взяты, по официальным советским данным, 93853 военнослужащих, захвачены 2 тысячи орудий и 128 самолетов.

Гитлер жестко отреагировал на капитуляцию Кёнигсберга. Он заочно приговорил Ляша к смертной казни, а его семью подверг репрессиям. Его жена и старшая дочь были найдены в Дании и брошены там в тюрьму, младшая дочь и зять, которого немедленно разыскали на фронте, оказались в берлинских застенках гестапо. Командующий армейской группой генерал Мюллер лишился своего поста. Командование всеми немецкими войсками в Восточной Пруссии и дельте Вислы Гитлер передал в руки генерала танковых войск Дитриха фон Заукена. «Дело теперь повсюду сводилось лишь к тому, чтобы спасти жизнь раненым и беженцам и насколько возможно эвакуировать их морем». Но время для окруженных стремительно сжималось. В ночь на 12 апреля маршал Василевский предъявил ультиматум фашистским войскам, находившимся на Земландском полуострове, дав сутки на капитуляцию.

Советский катер у берега Дуная.

Австрия

Апрель 1945 г.

Фотограф:

Леонид Бернштейн

Из фондов РГАКФФД

В это время войска 3-го Украинского фронта маршала Советского Союза Федора Ивановича Толбухина и левого крыла 2-го Украинского фронта маршала Советского Союза Родиона Яковлевича Малиновского завершали Венскую наступательную операцию. Три армии немецкой группы армий «Юг» – генералов Веллера, Рендулича и фон Бюнау – отходили от рубежа к рубежу, сдерживая наступление Красной армии, которая к началу апреля вышла к австрийской границе. Малиновский 4 апреля овладел Братиславой и шел на Вену по северному берегу Дуная.

Командующий 11-й гвардейской армией генерал-полковник К.Н. Галицкий и начальник штаба армии генерал-лейтенант И. И. Семенов на одной из улиц Кёнигсберга

Германия, 1945 г.

Из фондов РГАКФФД

Вену обороняли остатки восьми танковых, одной пехотной дивизии, личный состав венской военной школы и 15 отдельных батальонов. Основу гарнизона составляли недобитые в Венгрии части 6-й танковой армии СС. Ее командующий генерал-полковник войск СС Зепп Дитрих, возглавивший оборону, уверял фюрера: «Вена будет сохранена для Германии». 6 апреля Дитриха убили.

Краткая хроника освобождения Вены от начальника штаба 3-го Украинского фронта Семена Павловича Иванова, который начинал Венскую операцию генерал-лейтенантом, а закончил генерал-полковником: «4 апреля войскам 4-й гвардейской, 9-й гвардейской и 6-й гвардейской танковой армий была отдана директива на овладение Веной… 7 апреля 39-й стрелковый корпус 9-й гвардейской армии и соединения 6-й гвардейской танковой армии обошли Вену. На следующий день они достигли центра города, где соединились с войсками армии Н. Д. Захватаева… К10 апреля вражеский гарнизон был зажат с трех сторон… Была разработана и 12 апреля отдана войскам 4-й, 9-й гвардейской и 6-й гвардейской танковой армий оперативная директива, в которой особое внимание обращалось на одновременность штурма… Командующему артиллерией фронта генерал-полковнику артиллерии М.И. Неделину и командующему 17-й воздушной армией генерал-полковнику авиации В.А. Судцу маршал Ф.И. Толбухин приказал организовать подавление вражеской артиллерии до начала штурма и в ходе его».

Сопротивление защитников Вены было сломлено. Типпельскирх признал: «Вена, как и другие города, тоже стала ареной тяжелых уличных боев, но поведение населения, а также отдельных немецких частей… было скорее направлено на быстрое окончание боев, чем на сопротивление».

Весь день 12 апреля Геббельс провел в штабе генерала Теодора Бюссе, командующего немецкой 9-й армией, оборонявшей Берлин с востока и юго-востока. Вечером они сидели с генералом в штабе, и Геббельс, вдохновляя командование армии на подвиги, развивал свою излюбленную в те дни мысль: в силу исторической логики и справедливости ход событий просто обязан измениться, как это чудесным образом произошло в Семилетней войне.

– А какая царица умрет на этот раз? – поинтересовался Буссе.

Геббельс не был уверен.

– Но судьба, – ответил он, – располагает многими возможностями.

Король умер…

Президент Соединенных Штатов Америки Франклин Рузвельт 12 апреля проснулся на своей вилле в местечке Уорм-Спрингс в штате Джорджия. Весна дышала надеждой. День был чудесный, теплый, воздух чистый.

У Рузвельта немного болела голова и затекла шея. Он пожаловался доктору Говарду Брюэнну, который наблюдал его еще с марта 1944 года, когда тот попал в госпиталь в Бетесде. Доктор сделал массаж воротниковой зоны.

За завтраком Рузвельта заинтересовал оживленный разговор на кухне. Президент позвал Лиззи Макдаффи, пышнотелую черную служанку: о чем там разговор?

– Мистер Рузвельт, вы верите в переселение душ? – ответила она вопросом на вопрос.

– А ты? – поинтересовался президент.

– Не знаю, но, если перевоплощение существует, я хотела бы вернуться в этот мир канарейкой.

– Канарейкой! – Рузвельт от души рассмеялся, разглядывая габариты Лиззи.

За столь неполиткорректное замечание в адрес темнокожей толстушки в современной Америке Рузвельту бы сильно не поздоровилось. Но тогда шутка была сочтена веселой. Это были времена расовой сегрегации, и в южных штатах, как в Джорджии, у афроамериканцев не было даже права голоса. Все присутствовавшие за завтраком отметили хороший внешний вид президента.

Последние известия, прочитанные Рузвельтом в утренних газетах, были о том, что между американскими и советскими войсками в Германии осталось всего 150 километров. Его курс на советско-американское партнерство себя полностью оправдывал.

Информация к размышлению

Рузвельт Франклин Делано (ФДР).

63 года.

32-й президент

Соединенных Штатов.

Лидер демократической партии США.

Ф. Рузвельт

Библиотека Конгресса США

Представитель одного из старейших американских родов – голландского происхождения. От отца унаследовал семейное имение Гайд-парк в штате Нью-Йорк, крупные пакеты акций угольных и транспортных компаний. После Гортона, Гарварда и Колумбийского университета Рузвельт работал в крупной адвокатской фирме на Уолл-стрит. Масон. Женился на своей шестиюродной сестре Анне Элеоноре Рузвельт, чей отец был младшим братом президента Теодора Рузвельта. В браке родились шестеро детей, один из которых умер в младенчестве. Избирался в законодательное собрание штата Нью-Йорк, работал помощником и заместителем морского министра в 1913–1921 годах. В 1921 году Рузвельт заболел полиомиелитом и уже не расставался с инвалидным креслом (хотя умело скрывал это от избирателей, что было возможно в эпоху радио). В 1928 году был избран губернатором штата Нью-Йорк.

Стал президентом США в 1933 году на волне разочарования от тягот Великой депрессии. Предложенный Рузвельтом «Новый курс» заметно усилил роль государства в антикризисном регулировании, позволил создать в США систему социального обеспечения, преодолеть массовую безработицу. Проводившаяся США в 1930-х годах политика изоляционизма и нейтралитета объективно способствовала попустительству агрессорам в годы назревания Второй мировой войны и в ее начале. После атаки Японии на Перл-Харбор в декабре 1941 года Рузвельт объявил войну Японии и Германии.

Рузвельт был одним из инициаторов партнерства с Советским Союзом в войне, предоставления ему помощи по программе ленд-лиза. После высадки в Нормандии в июне 1944 года американские войска вели полномасштабные боевые действия против гитлеровской Германии. В ноябре 1944 года был переизбран президентом США на четвертый срок подряд. Рузвельт выступал основным инициатором создания Организации Объединенных Наций. Несмотря на плохое самочувствие, в феврале 1945 года принял участие в Ялтинской конференции, где лидеры СССР, США и Великобритании заложили многие основы послевоенного мира.

С Ялтинской конференции Рузвельт вернулся в Вашингтон совсем разбитый. «Я встретился с президентом через неделю, и меня поразил его внешний вид, – заметил вице-президент Гарри Трумэн. – Запавшие глаза. Прекрасная улыбка пропала с измученного лица. Он выглядел выгоревшим человеком. Поездка в Ялту оказалась для него суровым испытанием».

Несмотря на советы врачей и близких как следует отдохнуть, Рузвельт вновь ринулся в омут бурной американской политики. 1 марта он выступил перед Конгрессом с ежегодным посланием о положении в стране, где высоко оценил достигнутые в Крыму договоренности и предложил позитивное видение будущего:

– Мир, который мы строим, не может быть американским и британским, русским, французским или китайским миром. Он не может быть миром больших и миром малых стран. Он должен быть миром, базирующимся на совместных усилиях всех стран… Конференция в Крыму, я надеюсь, была ключевым моментом в нашей истории, так же как и в истории всего мира.

Сразу после окончания выступления Трумэн встретился с президентом и отметил его «чрезвычайно утомленный вид».

– Как только мне удастся, – сказал президент, – я отправлюсь отдохнуть в Уорм-Спрингс. Две-три недели там снова приведут меня в порядок.

Однако в США начинали дуть уже иные ветры. Война с Германией и Японией была еще далека от завершения, но на повестку дня в Америке все более весомо вставал вопрос об отношениях с Советским Союзом.

В годы войны во внешнеполитическом истеблишменте США противоборствовали три направления, по-разному представлявшие себе СССР и характер отношений с ним. «Оптимисты», к числу которых относился сам Франклин Рузвельт, его предыдущий вице-президент Генри Уоллес и ближайший помощник Гарри Гопкинс считали, что СССР может быть партнером и в битве с фашизмом, и в послевоенное время, участником «семейного круга» великих держав.

«Реалисты», которые имели наиболее сильные позиции в Объединенном комитете начальников штабов (ОКНШ) во главе с Джорджем Маршаллом, понимали решающую роль СССР в разгроме Германии и, возможно, Японии и готовы были ему в этом помогать. Вместе с тем они не исключали превращения Советского Союза после войны в потенциального противника и концентрировались на выстраивании глобальной системы обеспечения национальной безопасности США.

Что же касается «пессимистов», то их позиции были особенно сильны в Государственном департаменте и военной разведке. По их мнению, любое усиление СССР представляло собой угрозу для Соединенных Штатов, а поэтому Москву нужно «остановить», вплоть до прекращения поставок по ленд-лизу. К числу «пессимистов» принадлежал и действовавший вице-президент Гарри Трумэн.

Пока тон задавал Рузвельт. В его стратегическом видении будущего Советский Союз рассматривался как партнер Соединенных Штатов по контролю над новой мировой системой – вместе с Великобританией и Китаем (идея «четырех полицейских»). Когда в 1944 году президента попросили прокомментировать начавшиеся разговоры, будто русские намерены овладеть контролем над всей Европой, Рузвельт ответил: «Я лично не думаю, что это мнение имеет под собой основание. У них достаточно дел в самой России, чтобы многие годы заниматься внутренними проблемами, не беря на себя дополнительную головную боль». Союз военных лет виделся им основой взаимодействия в послевоенном мире, где следует признавать справедливость обеспокоенности Советского Союза обеспечением собственной безопасности. Рузвельт понимал неизбежность новых сфер влияния великих держав, надеясь в то же время сохранить советскую сферу влияния открытой для американских капиталов, товаров и пропагандистского воздействия. Он никогда даже не обсуждал возможность силового противодействия СССР.

У курса на продолжение советско-американского сотрудничества была серьезная общественная поддержка. В марте 55 % американцев верили в готовность России сотрудничать с США после окончания войны. Число не удовлетворенных партнерством в «большой тройке» не превышало 15 %.

Но предложения ужесточить курс в отношении Москвы звучали уже с самых разных сторон. Успехи левых сил в освобождаемых Советским Союзом странах Восточной Европы, выход советских войск к Вене, Праге и Берлину усиливали оппозицию рузвельтовскому курсу, пресса подогревала температуру. Помимо традиционных обвинений в российском экспансионизме (на Западе так и не научились говорить об СССР, по-прежнему нашу страну куда чаще называли Россией) и полного неприятия идей и практики коммунизма, основными непосредственными камнями преткновения в отношениях с Москвой выступали два. Первый – Польша. В Ялте было решено пополнить созданное Москвой правительство в Варшаве представителями сидевшего в Лондоне эмигрантского правительства. Но с тех пор шли безостановочные и ни к чему не приводившие дебаты. В общих чертах: Кремль не устраивали предлагавшиеся западными партнерами антимосковски настроенные кандидатуры, союзников не устраивало чрезмерное представительство в будущем правительстве просоветских политиков.

Второй – «Кроссворд». В начале марта – с санкции Рузвельта – в Берне начались контакты между резидентурой американской разведки – Управления стратегических служб (УСС) – и германскими военными по поводу капитуляции немецких войск в Италии. Проводивший эту операцию резидент в Швейцарии (и будущий директор ЦРУ) Аллен Даллес подтверждал: «С конца февраля 1945 года, без лишней огласки, возглавляемая мною миссия Управления стратегических служб в Швейцарии и немецкие генералы в Италии обменивались эмиссарами и посланиями. На протяжении двух решающих месяцев командующие сцепившимися в схватке противоборствующими армиями поддерживали секретные сношения через мой офис в Берне в поисках возможности закончить бои на итальянском фронте, надеясь, что это послужит прологом к общей капитуляции нацистов в Европе. Мы дали этой операции кодовое название “Восход” и лишь позже узнали, что Уинстон Черчилль, который пристально следил за всеми событиями, уже назвал ее “Кроссворд”». В ходе этих контактов речь шла о «спасении западной цивилизации» путем открытия фронта перед наступающими англо-американскими войсками.

Было решено информировать Москву, которая все равно узнала бы об этом. 12 марта эту информацию передали наркому иностранных дел Вячеславу Михайловичу Молотову. В тот же день он дал согласие на проведение таких переговоров, но попросил подключить к ним представителей СССР. И здесь нашла коса на камень. Упорное нежелание союзников видеть советских представителей на переговорах с генералом войск СС Карлом Вольфом воспринималось в Москве крайне негативно. Сталин и Молотов отметились серией гневных посланий, в которых содержались такие оценки, которые в Лондоне и в меньшей степени в Вашингтоне были расценены как оскорбительные обвинения в нарушении союзнических обязательств.

Всегдашние критики внешней политики Рузвельта, лидеры республиканцев – Герберт Гувер, Роберт Тафт, Артур Ванденберг и другие – все громче заявляли, что были правы, изначально протестуя против оказания американской помощи Советскому Союзу.

Не сильно от них отставало американское посольство в Москве, где сам посол Аверелл Гарриман, его заместитель

Джордж Кеннан и представитель военного командования США Джон Дин подталкивали Государственный департамент и окружение президента к жесткому разговору с Москвой. «Я не помню, чтобы испытывал восторг по поводу окончания войны в Европе, – напишет Кеннан в воспоминаниях. – Как все, я радовался прекращению кровопролития и разрушений на полях битв. Но я абсолютно не верил в возможность трехстороннего сотрудничества в управлении послевоенной Германией».

Посол США в СССР Уильям Аверелл Гарриман (второй справа) и представители американского и советского командования на встрече американского бомбардировщика В-17, вернувшегося после бомбардировки Румынии, на авиабазе под Полтавой 1944 г.

Аналитики из того, что сейчас принято называть «глубинным государством», уже выстраивали новое видение мировой ситуации, во многом альтернативное президентскому. В документе ОКНШ «Оценки советских послевоенных возможностей и намерений», датированном 11 января 1945 года, главной стратегической задачей США и Великобритании на послевоенный период называлось «предотвращение контроля над ресурсами и людской силой Европы и Азии со стороны поднимающейся державы – СССР (в случае если такая попытка будет предпринята)».

Не прошло и трех месяцев, как УСС подготовило доклад «Проблемы и цели политики Соединенных Штатов», где Советский Союз изображался уже почти состоявшимся «евразийским гегемоном», способным в силу имманентно присущих ему «экспансионистских устремлений» «стать для США самой зловещей угрозой из всех известных до сих пор». При этом СССР истощен войной, значительно уступает США по своему потенциалу и «в течение следующих 10–15 лет будет избегать еще одной крупной войны». Этот период предлагалось использовать как передышку для создания противовесов «советской экспансии» в Европе и Азии. В Европе это должен был быть «западноевропейско-средиземноморско-американский блок» с опорой на Великобританию, «сильную Францию» и западные зоны Германии.