
Полная версия:
Журнал «Парус» №80, 2020 г.
Когда б на свете не было беды?
Как струи мёртвой и живой воды,
Глаголет время нашими устами.
Акромагистрал
Глаголет время нашими устами,
Ему что мёд, что дёготь – всё одно.
Оберегай, спрягай, меняй местами
Род или вид – не пощадит оно.
Где слово? – На иудиной подставе,
И молча бродит или пьёт вино.
Юродивинка наша, ты давно
Излишня, как божок на пьедестале.
В поэзии не мера полорота,
А перебор приёмов записных.
Не через губы возникает стих —
Он движется сквозь времени ворота,
Высвобождаясь из потуг своих,
Уверенный, что обретёт кого-то.
Пересаженные цветы
Майрудин БАБАХАНОВ. Синий камень
Перевел с лезгинского Евгений Чеканов
***
Чуть-чуть макушкой неба не касаясь,
Идешь вперед походкой деловою
И шею держишь прямо. Но запомни:
Родился ты, как все, – вниз головою…
***
Дни детства.
Сельский клуб.
Сидит народ.
Седой мужчина лекцию читает
Про бомбы,
Что весь мир испепеляют.
Одно я понял:
Если вспыхнет свет
И я увижу в небе после вспышки
Огромный гриб, —
То надо падать наземь
Ногами в сторону гриба:
Уж лучше ноги
Пускай сожжет…
Тем летом, помню,
Три дня гулял я
В шерстяных носках.
***
Пред тем, как мы покинули село,
Переселяясь,
Мама повела нас
К отца могиле —
Камень там лежал
Без надписи, обычный синий камень.
Не укажи нам мама на него,
Едва ли б мы нашли отца могилу.
Стояли молча рядом с камнем мы.
По лицам мамы и сестры струились слезы.
Потом назад пошли. И отошли
Уже далеко в сторону села,
Когда я вдруг обратно побежал —
И, яростно бросаясь голышами,
Неровный край у камня отколол…
«С ума сошел ты, что ли?» – так сестра
Откликнулась на это – и, поймав,
Отшлепала меня.
Я горько плакал,
Но не от боли. Плакал просто так,
Не зная, отчего… Уже полгода,
Как я работаю. Давно хочу отцу
Могильную плиту я заказать…
Его могилу
Теперь без матери легко я отыщу —
По камню синему с отбитым мною краем.
***
Руку матери держу
И на кисть руки гляжу:
Вены с тыльной стороны
Громоздятся, как хребты.
Отчего-то – не подскажешь ли мне ты? —
На ладошку не взглянуть
Без маеты…
***
Поезд тронулся. Прощай, мой сельский лад!
Я стою, просунув голову в окно.
Встречный ветер бьет в лицо – и заодно
Мне откидывает волосы назад.
Край родной я покидаю, но назад
Несговорчивые волосы летят…
***
Пришел я к другу, но впервые в жизни
Ворот навстречу мне не отворили.
Позвал его… Невиданное дело:
Свет на дворе и в доме не включили.
Пошел я прочь, утешиться стараясь:
«Нет друга дома, вот и дверь закрыли…»
Но сердце не обманешь – сердце плачет:
Ворота изнутри закрыты были.
О, други милые! Люблю я вас всем сердцем
И потому молю: не обижайте.
Коль вы решите запереть ворота,
Хотя бы их снаружи запирайте.
ТОЩАЯ КУРИЦА
Было время на дворе —
Тяжело жилось Кюре:
Кто владел ей,
Тот и грабил, как хотел.
И пришла к народу мысль
Ехать с жалобой в Тифлис:
Пусть наместник разберется
С кучей дел.
Но расскажет кто ему?
Ведь в Кюре ни одному
По-грузински и по-русски
Не сказать…
Кто ж поведает о нас?
И решили в тот же час
Куру тощую поймать —
И ощипать.
Ощипать ее живьем:
«Вот и все мы так живем!»
Так решили,
Ощипали вмиг ее,
Повезли в Тифлис —
И тут
Губернатору на суд
Передали сообщение свое.
Но наместник важный тот
От ворот дал поворот
Тем посланникам
Измученной земли:
«Вы, такой проделав путь,
Хоть подумали б чуть-чуть!
Куру тощую
В подарок привезли!»
МАТЬ
1
В дом родной приехал я,
Сел у печки и сижу.
И заботливо, как прежде, смотрит мать.
Пот струится иль слеза?
Что-то льет нещадный жар —
То ли печка,
То ли матери глаза…
2
Маме голову помыть
Помогаю: воду лью,
Лью, задумавшись…
– Ну, хватит уж, сынок.
– Белой пены я не смыл,
Не смывается никак.
…Вспоминаю вдруг:
Ведь мама же седа…
3
Был у матери сундук.
Что хранил надежный ключ?
Нет, не золото,
А бязь на саван ей.
До сих пор сундук стоит,
Но давно уже он пуст…
***
Когда гостим, приходится порою
В гостях подзадержаться поневоле.
Ведь дети прячут обувь за игрою,
Желая, чтоб гостили мы подоле.
О, люди, все дворы я обошел бы,
И вашу обувь спрятали б не дети
(Я сам ее унес бы, в жажде чуда).
Так мало погостив на этом свете,
Босыми вы уходите отсюда…
Художественное слово: проза
Людмила НАЗАРЕНКО. Соседка
Рассказ
Общежитие именовалось «Гостиницей длительного пребывания». Вначале Нонне здесь даже понравилось. В первую неделю ее, Нонниной, жизни в столице ей вообще всё нравилось. И парк за окнами, и дребезжанье трамвая на повороте за углом, и шум по утрам на остановке, и даже толпа в продуктовом магазинчике возле самого общежития. Это потом она стала ото всего уставать. Работа оказалась тяжелой и совсем неинтересной. Да и то сказать, кто бы предложил ей комнату в общежитии, если было б легко и просто. Хотя дали даже не комнату, а койко-место в пенальчике на двоих, просто соседку к Нонне до сих пор не подселили.
Комнатка была крошечная, в ней с трудом помещались две узкие кровати с прикроватными тумбочками, небольшой письменный стол у окна и шкафчик-малютка у двери. Умывальника не было, сантехнические удобства располагались в общей секции на четыре комнаты. Тем не менее техника была новенькой, кафель – белоснежным, горячая вода текла из кранов круглосуточно, с шумом и пузырьками от напора. Совсем не так, как у них в старой пятиэтажке в Моршанске. В первые дни Нонна с трудом заставляла себя закрыть сверкающие полированным металлом краны и выйти из душа после часа попеременного плесканья в горячих и холодных струях прозрачной воды, совершенно не пахнущей хлоркой. Да и теперь после одуряющей смены в цеху душ примирял ее с жизнью, в которой выдавалось не так уж много приятных минут.
Нонне было одиноко: подруг у нее здесь не было, писем из дома никто не писал. Соседки по секции весело бросали ей на ходу: «Привет!» – и бежали дальше по своим девчоночьим делам. Все они были моложе, гораздо моложе ее.
– Добрый вечер, – устало кивнула Нонна дежурной на вахте, бесцветной немолодой женщине с потухшими глазами. Вот и она, Нонна, лет через десять станет такой же увядшей старой девой. Хоть бы работу найти интересную к тому печальному времени.
– Добрый, – с готовностью ответила вахтерша. – От двадцать второй ключ уже взяли. К вам соседку подселили.
Вахтерша обрадовалась неожиданной теме для разговора, улыбнулась и чудесным образом помолодела, даже будто чуточку похорошела.
– Веселая такая девушка, симпатичная, – продолжала информировать вахтерша, по-прежнему улыбаясь нечаянной собеседнице. – Анекдоты рассказывает смешные, да на разные голоса. Чисто артистка. Ларисой зовут.
Отчего-то тоска отступила. Нонне стало любопытно, показалось даже, что с появлением новой жилички что-то в жизни обязательно должно измениться к лучшему. Да и день был сегодня не такой утомительный, как обычно.
Новая соседка, в самом деле, оказалась симпатичной: открытое, чуть смугловатое лицо, большие серые глаза, ямочки-смешинки на щеках. Она перекладывала белье из небольшого чемоданчика на свободную полку в шкафу. Нонна шагнула в комнату и негромко поздоровалась. Девушка немедленно отложила очередную вещичку, протянула руку и как-то очень по-домашнему улыбнулась.
– Лора, – голос у нее оказался звонкий и приятный. – Меня к вам подселили. Будем теперь вместе жить – всё веселее.
– А я Нонна. – Девушка пожала протянутую теплую ладонь. – И впрямь вдвоем веселее. Я уж начала немного скисать тут одна.
– Нон-на! – пропела Лариса. – Красивое имя, певучее.
Сама Нонна считала его старомодным и тяжеловесным. Но похвала новенькой была искренней и оттого особенно приятной.
– А у меня пирог домашний есть, – сообщила Лора. – Мама называет его кулебякой. Вкусно очень. Даже в холодном виде. Садись-ка ужинать.
За ужином Нонна украдкой разглядывала новую соседку. Та была крупной, статной и румяной. Просто красотка с рекламы витаминов! Рыжеватые волосы тугими волнами ложились на плечи. Большие серые глаза со смешинками в уголках, густые и длинные светлые ресницы, спокойный и теплый взгляд из-под ресниц.
Кулебяка с капустой действительно была очень вкусной, и Нонна усердно жевала, предоставив бойкой Лоре вести застольную беседу. Новая соседка проглотила кусочек пирога, стряхнула крошки с губ указательным пальцем левой руки и спросила:
– Ты работаешь или учишься?
– А разве здесь селят студентов? – удивилась Нонна.
– Ой, я и вправду балда, – спохватилась Лора, смешно округлив глаза и замахав руками. – Меня же сюда брат поселил, через кого-то знакомого. Он у меня уже пять лет как москвич. Я-то работаю совсем недавно, оператором на машиносчетной, на полставки всего. Но и то хорошее подспорье. Сама знаешь, какие сейчас стипендии… Ой, я такая нахалка, сама все болтаю, а тебе и слова вымолвить не даю.
Лора встала, сладко потянулась и подошла к окну. Прямо под окнами общежития раскинулся парк: сосны, липы, белки-попрошайки на ветках, аккуратные дорожки и старушки на скамеечках в хорошую погоду. Вот и нынешний вечер был тихий и теплый. Через открытое окно доносился легкий шелест листвы, пахло свежестью и едва распустившейся сиренью. Лора села на подоконник и опасно высунулась наружу, чудом сохраняя равновесие. Испугаться Нонна не успела: девушка уже повернулась к ней и проговорила:
– До чего жить приятно в такие вечера! Хочется петь и веселиться… Послушай, опять я, бестолковая, важное забыла: у меня на завтра флаерсы в ночной клуб. В институте осчастливили. Два наших парня в концерте участвуют: группа «Темный путь», акустический рок. Ты как, пойдешь?
– Да можно бы, – нерешительно ответила Нонна. Она никогда не была в ночном клубе и переживала, что будет чувствовать себя неловко на шумной молодежной тусовке: будет одета не так, как теперь одеваются, не сумеет танцевать, как другие девчонки. В свои двадцать четыре она чувствовала себя старой и выбившейся из современного ритма жизни.
– Не просто можно, а нужно-пренужно, – всё так же весело заявила Лора. – Решено и подписано – идем!
– А что нужно надеть по такому случаю? Я и не знаю, в чем можно пойти.
– Всего-то и проблем! Джинсы есть, а сверху что-нибудь приладим.
– Там ведь танцуют, а я ни разу не видела за последние два года, – чуть слышно сказала Нонна, чувствуя, что краснеет, – как это делают нынешние девочки…
– И мы с тобой – нынешние. Так что приспособимся потихоньку, – заявила Лора. – Для начала возьмем себе пиво и понаблюдаем за другими. Ты ведь не против пива?
– Не против, конечно. Но там еще что-то нужно заказывать? Это ведь должно быть дорого.
– Пивом с чипсами обойдемся, у меня тоже с валютой не особо… Да ты не думай, я и сама в первый раз. Как раз удачный случай для начала. Ну, с этим концертом то есть.
***
Клуб назывался «Запасник». До концерта оставалось еще довольно много времени, но народу в двух залах толклось порядочно. «Это даже хорошо, – подумала Нонна: в толпе не будет так заметно, что они здесь впервые и не знают, как нужно держаться».
Она чувствовала себя здесь какой-то чужой, совсем деревянной. Лора же не потеряла своей обычной живости и с интересом разглядывала посетителей и затемненное нутро странного длинного помещения, в котором они оказались. Судя по небольшой сцене в самом светлом углу, именно здесь и должно было состояться действо, названное в глянцевых листочках-флаерсах концертом «The best of Tiomny Putt». Вдоль стен тянулись длинные деревянные скамейки и широкие перила, видимо, служащие неким подобием стола. Сквозь невысокий проем в противоположном конце зала было видно еще одно помещение, более светлое и просторное. Оттуда посетители приносили пиво и тарелочки с орешками и сухариками, пристраивались возле доски-стола и разговаривали, громко и оживленно, время от времени прихлебывая пиво из высоких стаканов.
Лора вышла в соседний зал, бросив подруге на ходу:
– Подожди меня здесь!
Скоро она вернулась с двумя стаканами пенящейся золотистой жидкости: теперь, с пивом, подруги были как все остальные. Нонна уже немного освоилась и с любопытством оглядывалась по сторонам. Вокруг действительно было много девчонок в джинсах, в каких-то чудных брюках, лохматых кофточках. Изысканные одежки Нонне в глаза не бросились. Зато кругом мельтешили какие-то ленточки, тесемки, целые килограммы крупных пуговиц, цепи и цепочки – всё это мелькало, звенело и подпрыгивало вместе с хозяйками и хозяевами. Пойти попрыгать со всеми девушки как-то не решились. Они сидели за узким столиком, бережно держа в руках по стакану с пивом, – будто высокие стеклянные сосуды были разрешением на их присутствие в этом интересном, хотя и весьма необычном для них месте.
Наконец на сцене появились музыканты: четыре молодых человека, довольно лохматых, одетых в живописные пестрые балахоны, и аккуратная девушка с короткой стрижкой, в высоких сапожках и очень короткой юбочке. Музыканты деловито двигались по крошечной сцене, что-то расставляя, передвигая и прилаживая. Худой юноша со светлыми патлами установил микрофон и произнес в него неожиданно громко: «Зацвел огород, раз, два!» Тут звук сорвался, по залу прокатилось нечто странное, визгливо подвывающее, и закончилось металлическим звоном. Микрофон наладили, потом поставили еще один, чуть сбоку.
– Это для скрипачки, – со знанием дела пояснила Лора. – Скрипка – она нежная, если не усилить, гитаристы и ударник ее глушить будут.
Публика в зале немного поутихла, слегка развернулась к сцене, приготовилась слушать. Первые такты песни прозвучали под аккомпанемент хлопков и топот каблуков. Слушатели реагировали довольно бурно, синеволосая девица рядом с Нонной всё норовила подпеть.
Вдруг погас свет. На мгновение зал затих, слышны были только приглушенные голоса гитары и скрипки и совсем негромкий – вокалиста. Композиция закончилась, после минутной тишины раздался гром аплодисментов. Тут и там вспыхивали огоньки зажигалок, девица по соседству оглушительно завопила:
– Давай, Леха, давай веселей!
Свет зажегся только к концу третьей песни. Музыканты сделали небольшой перерыв. Тяжело, наверное, выступать в таких условиях. Нонна от ужаса умерла бы сразу, будь она на их месте. Ну, в крайнем случае, онемела бы совсем. А Леха этот, смотри-ка, не растерялся, исключительно стойкий оказался парень…
– Этот Леша у них главный? – спросила Нонна.
– Ну да, он всем руководит. И музыку – тоже он. А тексты Галя сочиняет вместе с Андрюхой, гитаристом, – объясняла Лора, постукивая донышком стакана по доске.
Тут возле них и оказался сам Леша. У Нонны перехватило дыхание: так близко видеть настоящего музыканта, даже можно сказать, певца, ей еще не приходилось.
– Привет, Лоркин! – голос солиста «Пути» без песни казался каким-то странным, бледным, что ли. – Пришла-таки поддержать товарищей по борьбе с наукой? Благодарим, однако. А с подружкой-то познакомь!
Парень явно рисовался. Но девушки не показывали, что они это заметили.
– Знакомься, Нонна, это Леха Волков, мой однокурсник и реальный устойчивый хвостист. В свободное от учебы время, – то есть всегда! – сочиняет песенки для голоса с гитарами и алюминиевыми тарелками. Изредка из этого выходит кое-что стоящее.
– Очень музыкальное у тебя имя, Нонна, – похвалил Волков, не обращая внимания на Лорины дружеские колючки. – Девчонки, продержитесь до конца выступления! Ну, мне пора к своим. Ребята уже готовятся.
Пока «Tiomny Putt» в лице всех своих пятерых участников готовился окончательно сразить поклонников и поклонниц, Лора и Нонна разглядывали зал уже совсем снисходительно: что с этой публики взять, дети еще, потому и обвешиваются игрушками. Не то что они, вполне уже серьезные девушки, ведь даже Лоре давно исполнилось двадцать. Еще год пролетит – и несолидно им будет с такими мелкими тусоваться.
– Леха что-то слишком уж тщательно настраивается. Не иначе, собирается сразить тебя наповал, – заметила Лора.
– Почему это именно меня? – Нонна почувствовала ощутимое тепло на шее и щеках. Интересно, покраснела она сейчас или нет?
– Она еще спрашивает… Даже тупым невооруженным взглядом видно, что мальчик на тебя запал. Но имей в виду, что он совсем легкомысленный парнишка. Хотя с ним не соскучишься. Иногда. Предупреждаю просто потому, что Леха определенно будет тебя клеить, – Лора взглянула на подругу, отхлебнула пива из стакана и одобрительно кивнула то ли Нонне, то ли качественному напитку. – Можешь им немного повосхищаться, – я имею в виду концерт. Тогда нам будет железно обеспечено халявное пиво.
Нонна сочла за лучшее промолчать, тем более что уже прозвучали новые аккорды. «А что, – подумалось ей, – с этой новой соседкой совсем не скучно. Хорошо, что она появилась в жизни так вовремя, незадолго до наступления тоскливой и безнадежно тихой старости».
Судовой журнал «Паруса»
Николай СМИРНОВ. Судовой журнал «Паруса». Запись пятнадцатая: «Время колдунов»
Вы замечали, что в полиции, в зале суда и прокуратуре и в других казенных местах большинство посетителей чувствуют себя как-то не по себе, угнетенно? Совсем другие ощущения, например, в библиотеке или в церкви. Но это чувства обыденные.
А вот образчик – страха необыденного, «самого сильного в жизни», как уверял меня один пожилой человек, переживший белую горячку похмельной ночью, когда с потолка спускаются черные, плоские существа с фосфорно горящими дырами глаз. И тебя будто бетонной стеной приваливает…
Разных страхов и тревог в последние десятилетия прибыло. Но корень у них – один.
Его попробовал определить наш, ярославский земляк, академик Алексей Алексеевич Ухтомский, живший подолгу в Рыбинске. Он окончил кадетский корпус, Московскую духовную академию, а затем естественное отделение физико-математического факультета Петербургского университета, где с 1922 года заведовал кафедрой. Его дневники и письма были опубликованы лишь недавно. Там немало сказано о сатанинских и содомитских сторонах нашей жизни. Как ученый, он пытался исследовать, что же чувствует душа, столкнувшись с дьяволом. В письме к близкому другу Ухтомский признается:
«Еще в Петербурге, как помните, у меня было чувство страха перед улицей и перед собранием народа. А теперь все чаще начинаю понимать состояние наших старообрядцев-странников, ощущение реально, что антихристом наполнена земля, осквернена вода, заражены поселения, загрязнен и самый воздух над нами».
Любопытно, что несколько раньше похожее чувство в очерке «Хороший русский тип» описал человек совсем другого мировоззрения, представитель народнического крыла русской словесности Глеб Успенский. Трое – сам автор, крестьянин и интеллигентная старушка – случайно оказываются в одном вагоне петербургского поезда. Заводят разговор, в котором выясняется, что все они бегут от неприятного чувства страха и беспокойства из Петербурга. Но и на глухой станции, и в деревне автора, от лица которого ведется рассказ, встречает тот же видоизмененный, но необъяснимый страх и тревога, предощущение какой-то беды: «Скверно, нехорошо, скучно, но это не разврат. Нет! Это именно падение души. Душа остановилась, не действует, точно как часы остановились и стоят». «Душа остановилась как часы»! Как это точно сказано и… страшно!
Лет через сорок Георгий Чулков, приятель Александра Блока, его иногда попросту называют собутыльником поэта, написал небольшую повесть о таком страхе, опубликованную лишь в годы перестройки. О том, что не от НКВД ужас исходил в сталинское время, а от невидимо втеснявшегося все глубже в жизнь антихриста. Так трактовал этот страх еще при царе побывавший за революционную деятельность в ссылке литератор. В наши же дни, когда люди в городах выйти вечером на улицу боятся, эта тема стала еще ближе.
«Я ощущал огромную опасность, будто на земле попал в ад. Я не мог пошевелиться, убежать, закричать. Я лежал, точно труп, а душа исходила муками. Все, что там творилось, было мерзким и чудовищным, гадким и зловеще мрачным». Так в популярном издании рассказывал о своем контакте с пришельцами из иных миров один из современных свидетелей, американец… Правда или газетная выдумка? Но вспоминается, что это почти слово в слово повторяет описания из старинных житий святых, рассказывающих о бесовских наваждениях.
Но не будем уходить в старину, потому что, как ни странно, именно в двадцатом материалистическом, советском веке участились такие встречи «с неведомым». Так, старец Сампсон, умерший в Москве в семидесятые годы века минувшего, вспоминал, что он за свою жизнь не раз сталкивался со смертью. В 1918 году его расстреливали, и он, раненый, чудом уцелел под грудой трупов. После войны тонул: на его мертвое тело был уже составлен протокол участковым. Тело повезли на тряской телеге – легкие от воды очистились, и он опять ожил. И все это было не страшно. Страшно ему стало лишь один раз, когда в Александрово-Невской лавре во время болезни его одинокая келья наполнилась обезьянами, огромными кошками и цыганами. Он догадался, что это бесы, и закричал, призывая монахов. Это был невыносимый ужас – все то же переживание ада на земле.
О том же рассказывает и его современник, известный старец Силуан с Афона. В двадцатых годах прошлого века, став монахом, он много молился. И порой его посещали необычные видения. Келья наполнялась светом, от которого даже тело становилось призрачным – можно было видеть, как работали внутренние органы. В этом свете появлялись бесы и рассказывали о некоторых событиях из будущего. То есть, как теперь иногда толкуют знатоки, у человека «раскрывались биоэнергетические каналы». Это была граница, на которой слабому духом грозит безумие. Но старец Силуан преодолел искушение, и устрашающие явления прекратились. В старинном нашем языке для них существует свой термин: «страхования».
А священник из мышкинского села Охотина, отец И. как-то рассказал мне, как приехал к нему молодой человек, увлекавшийся йогой, а затем перешедший в православие и готовившийся поступить послушником в монастырь. В охотинский храм тогда нередко наведывались воры. Будущий послушник предложил посторожить – переночевать в кладбищенской сторожке. Вдруг после полуночи он с выпученными глазами будит отца И. и не может слова произнести от ужаса… «Они» стали его пугать…
«Кто – “они”? – переспросил я. – “Как кто? Хвостатые!”» Я изумился: «бесы?» – «Ты что? Разве можно это слово употреблять? – остановил меня отец И. – Я тебе не советую. Вот и он, мой гость, научился при помощи йоги вызывать их, а защитой от них еще не овладел. А для человека видеть их невыносимо».
«А которых алкоголики видят – они реальны?» – спросил я. «Да, это все одни и те же», – кивнул священник.
И затем рассказал вкратце, как однажды в молодости побывал в Латвии у известного старца и получил на время возможность видеть то, что скрыто от обычного глаза. Это было нечто непередаваемое. Всюду, как тени, кишели «они». От старца из Латвии он тогда поехал к другому высокому духовному лицу в Москву. И стало ему невмоготу. Особенно много «их» было на вокзале. Пока дожидался поезда – стоял рядом с детьми. Там было «почище», как он выразился. Епископ, едва глянув на гостя, сразу понял, что с ним творится. Благословил – и «все это снял». Хорошо, что мы не видим обитателей этой воздушной сферы, говорил охотинский священник, иначе бы жизнь на земле стала невыносимой.
В последнее время о таких случаях все больше и больше появляется рассказов. О том, как «они» внедряются в наш земной мир. Не отсюда ли растущее чувство страха и неуверенности в жизни, разные катастрофы, пожары и кризисы?..
Философ Владимир Соловьев предсказывал, что в конце ХХ века бесы в открытую вторгнутся в наш мир, можно будет их видеть и слышать их голоса. Встречи с НЛО, примитивный оккультизм, неоязычество, а то и воинствующее антихристианство, или просто шарлатанство того же пошиба, кажется, подтверждают это предсказание. Ему, как ни удивительно, вторит и «наука». В книгах о пережитой клинической смерти приводятся случаи, как сразу же за гранью земного мира душу обступают светящиеся фигуры и обязательно куда-то влекут ее. Причем часто эти образы подкупают дружественным расположением, теплотой. Если душа свободна, зачем же ее влечь и куда? Скорее всего, туда, в свою область духов тьмы, открывшуюся старцу Силуану еще при жизни.