Сказание от Сатаны

Сергей перебил:

– Ну, это, так сказать, нижняя часть проблемы. Но есть и более сложная. Как, например, наша РПЦ отнесется к рекламе хотя и братского, но все же чужого товара. Тоже ведь наш клиент. И серьезный.

– Простите… Сергей, что ты имеешь в виду? И что такое РПЦ?

Саша и Сергей засмеялись.

– Да это сокращение – Русская Православная Церковь. Все более могущественный институт власти в нашей стране, – продолжая улыбаться, ответил Саша. – Почти что вторая КПСС – прибавил Сергей.

– Но вы же светское государство. Да и… многоконфессиональное. У вас же и мусульман, и буддистов много, – растерянно заметил Витторио. – Впрочем, у нас теперь тоже, – тихо добавил он.

– Если бы эту книгу мулла написал или буддистский монах, то и проблемы не было бы. А тут близкие братья по вере. Электорат один. Мало ли… Могут и переметнуться к «Высочайшему престолу», – назидательно стал объяснять Сергей.

– Но вы же независимые, светские люди… – начал было Витторио.

– Вот за это давай и выпьем, – хотя и твердо, но уже явно под хмельком, ответил ему Сергей.

Саша вовремя отвел его руку с бутылкой от своего пластикового стаканчика.

– Вы, в Европе, как дети. Многого в нашей жизни не понимаете. Для вас законы – как надпись, выбитая на скале. Однозначна и… на века. У нас сложнее. Чиновник – будь то налоговая служба, пожарная безопасность или санитарная служба, я уж не говорю о силовиках, это классика, – правит нами как ему заблагорассудится. Или в строгом соответствии с указанием еще большего чиновника. Какой-то антиестественный отбор идет в это «государево войско». Пусть ничтожные, но послушные и услужливые пробиваются туда. И цепко держатся за свою должность. Профессиональную квалификацию они теряют быстро. В прошлом инженеры, врачи, учителя, они через год-другой уже не годятся для работы по своей профессии. Да и сами не стремятся к этому. А зачем? Вовремя поддакивай начальству, изображай бурную деятельность. И даже без взяток, на одних бонусах и премиях можно жить припеваючи. А уж если выстроишь вокруг себя предпринимателей – частников и дружественные тебе фирмы, то жизнь превратится в сказку. В восточных деспотиях сатрапы всегда ценились высоко. Пока они обласканы вышестоящим царедворцем, и потому при власти. Ты говоришь: суд? – обратился Сергей к Витторио. Хотя тот молчал и во все глаза смотрел на Сергея. Уже слегка заплетающимся языком, но еще внятно тот продолжил: – Не смеши! Именно там сейчас главные взяточники и послушные исполнители. Они, как фокусники-эквилибристы, жонглируют статьями размытых скользких законов. Любого могут подвести и как будто законно осудить, дабы наказать непослушных. И напугать остальных. В общем, весь состав наш, вся страна, загоняется в путевой тупик. Не нужны умные, профессиональные… Востребованы только послушные. И у нас есть молодежные организации. Да они все возле властного престола кружат, как мухи. Каждый свою крошку отщипнуть хочет.

– Но при чем здесь церковь? – спросил Витторио, явно озадаченный откровениями Сергея.

– А? Что? Ах, церковь… Вот пусть он объяснит… – Сергей кивнул головой на Сашу.

– Да не слушай ты его, Витторио. Не все так уж плохо у нас. Ну, есть отдельные случаи. Но с ними пытаются бороться…

– Вот именно – пытаются… на словах. Власти нужны послушные. Пусть лживые и корыстные, трижды глупые, но послушные угодники, – тяжело вздохнул Сергей.

– Это в нем обида говорит на отдельных «товарищей», – Саша тепло посмотрел на Сергея. Вот уж не ожидал от этого осторожного и сухого управленца такой сочной реакции на наезд налоговиков. Тем уже мало обычных взяток. Придумывают новые. Вот где таланты, с креативным мышлением!

– Так при чем здесь церковь? – вновь повторил Витторио.

Саша улыбнулся:

– Да в общем-то ни при чем. Только очень часто стала прибегать к помощи административного ресурса. Ваши кардиналы, или как их там, книжки пишут. Пытаются словом разбудить сердце и вразумить голову. А наши проще: отключим газ, если будешь ерепениться.

Витторио, совсем уже потерянно:

– Так церковь ваша теперь уже и в «Газпроме» начальствует?

– И в «Газпроме» тоже, – пробормотал почти уснувший Сергей.

Саша засмеялся:

– Серега, да не пугай ты нашего гостя. Это метафора такая. Из одного старого забавного фильма. Там управдомом – менеджер-распорядитель многоквартирного дома – заставляет жильцов делать то, что они не хотят и не обязаны, угрожая лишить их привычных благ цивилизации, – пояснил он.

Сергей встрепенулся:

– Если всего лишь пару десятков лет назад атеизм и коммунизм были у нас официальной религией, то теперь к власти приходят официозное православие и олигархизм. А чиновник наш, как верная собака, служит не закону, а тому, кто ее кормит. Все от вырождения духа и совести, – он тяжело вздохнул. – Ты извини, что мы вместо деловых переговоров посиделки за столом устроили. Да только я час назад вспомнил, что у меня сегодня день рождения. Не тот, что в паспорте, – мы его два месяца назад отпраздновали.

Саша улыбнулся:

– Весело было. Сергей вообще-то артист по натуре своей. Умеет увлечь и развлечь.

– Так сегодня у меня настоящий. Вот уже тридцать четыре… А чего достиг? Что впереди? – почему-то грустно продолжил Сергей.

Витторио улыбнулся:

– Вот по этому поводу и выпьем.

Теперь он взял бутылку виски, открутил винтовой колпачок. В наступившей тишине у того с хрустом оторвалось контрольное кольцо. Разлил по стаканчикам. Саша поставил перед собой новый, пустой. При этом предупредил:

– Мне чуть-чуть. Только для соучастия.

Витторио встал:

– Поздравляю тебя, Сергей. Хотя мы почти незнакомы, но голос крови не обманешь. Он объединяет лучше любых слов. Мне хорошо с вами, ребята. Вы такие… широкие, размашистые, хлебосольные, бесхитростные. Трудная, тяжелая история у нашего народа. А ведь живем. Не только здесь, в России, но во многих странах, как будто гордимся своим происхождением. Словно скрыта в нас великая тайна, вложенная в наших предков Господом Богом. Придет время, и мы откроем ее всему миру. На благо всем народам. А сейчас и здесь, хотя много страданий и испытаний посылает вам судьба, не сомневаюсь, выдержите! Весенняя распутица закончится. Грязь подсохнет. И вновь солнце, безоблачное синее небо и зеленая трава будут радовать людей в вашей стране.

Сергей улыбнулся:

– Ты оптимист. Скорее ударят морозы. Осень на дворе…

– Мы народ живучий. Приспособлены и к зиме, – засмеялся Саша.

Сергей тем временем продолжил:

– Спасибо, Витя. Можно я так буду называть тебя? – обратился он к Витторио.

– Конечно, конечно. Да и фамилия моя настоящая – Ковалев. Просто, когда отец, давно, еще до моего рождения, перебрался из Франции в Италию, там ее в полиции при выдаче документов изменили. Сказали, что так легче будет жить. Он спорить не стал, – с готовностью ответил Витторио.

А Сергей все с той же грустью продолжал о своем:

– Только почему ты использовал слово «опять»? Как будто были уже у нас весна и лето. Здесь постоянно либо осень, либо зима. Иногда бывает оттепель. Но редко. И быстро заканчивается.

Саша с укором посмотрел на него:

– Да не стращай ты нашего гостя. Не так уж все плохо и здесь. Просто никто не знает, что надо делать, чтобы остановить подгнивание людей. Оно не только у нас. Во всем мире. Можно подумать, что если ты получишь абсолютную власть, то что-то изменится. Лизоблюды лукавые быстро засахарят и тебя, своими восторгами и сладкими речами. Так что ни сверху, ни снизу надо лечить общество, а всем вместе. Рецепт прост. Давно уже прописан. Да лекарство горькое и неохота его принимать. Выдави из себя раба! Перестань подличать и юлить, обходя законы Бога и Природы. Вот тогда появится шанс на выздоровление. Иначе так и будешь рассерженно брюзжать и надеяться. Как будто новый правитель придет и все исправит. Властители… приходят из небытия. И туда же возвращаются. Не надо быть наивным. Пора взрослеть. Самим начать строить жизнь, начиная с себя. С души своей, – каким-то не своим, но полным вдохновения голосом, неожиданно сказал Саша.

Сергей молча, с любопытством, хотя и хмельными, но осмысленными глазами посмотрел на него. Потом ответил:

– Вот для этого и нужна церковь. Она помогает построить мир в душе человека. Навести порядок в мозгах, поставив высшим судьей очищенную совесть. Да только сама она, церковь, болеет сейчас. Как врач инфекционной больницы. Потеряла иммунитет и осмотрительность. Забыла извечные законы гигиены и потому заразилась от нас… сребролюбием и гордыней. А мы сердимся. Не знаем где и у кого просить помощи и совета. – И тут, будто спохватившись:

– А о рутинной работе, как всегда, в последнюю очередь. Это тоже по-нашему… О душе, вере, политике, вселенских идеях – часами будем говорить. А о бизнес-плане – «как-нибудь потом». Однако пора и за него взяться. Давай в понедельник разработаем проект договора, набросаем финансовую схему. Ну и все остальное.

– Не получится. Завтра утром я должен вылететь в Лондон, – каким-то изменившимся, серым и скучным голосом ответил Витторио.

– Да плюнь ты на этот Лондон! Полетишь во вторник. Не велика беда, – усмехнулся теперь явно захмелевший Сергей.

– Нет, нет! Меня там ждут тоже по делу. Не хочу подводить, – испуганно Витторио посмотрел на него.

– Это действительно нехорошо – поддержал его Саша.

– Но сейчас, на пьяную голову, мало ли что взбредет. Тогда давай по электронной почте начнем переписку и согласования, – тяжело вздохнув, сказал Сергей. Потом улыбнулся: – А про Великую тайну… Это ты, Витя, здорово сказал. Приятно слышать.

Саша, словно в поддержку:

– Заставляет посмотреть внутрь себя. Вдруг что-то блеснет там. Неужели сам придумал?

Витторио засмеялся:

– Нет. Это Ирэн, бабушка-француженка. Как-то показала на карту мира… «Видишь, внучек, какая Россия огромная. Господь Бог такую обширную и богатую часть земной тверди случайному народу не доверит. Так что все еще у вас впереди». Я ей: Ирэн, но я даже и народ свой не знаю. Был там всего лишь пару раз. А она мне: раз язык знаешь, культуру классическую впитал в себя, но, главное, кровь в тебе их – значит, и ты с ними. Удивительная была бабушка. Некоторые родственники считали ее полоумной. Но это оттого, что умом своим были гораздо ниже и приземленнее, чем она. Поэтому и не понимали ее восторженности и как будто неадекватности. Да только умерла она недавно, – Витторио замолчал. И почему-то внимательно посмотрел на Александра.

– Ну, что же. Помянем хорошего человека за добрые слова и надежду на нас, – почти не отдавая себе отчет, Саша открыл бутылку водки и налил по полному стакану. При этом, не глядя ни на кого пробормотал: – Такси вызову. Отвезет и Витю в отель, и меня домой.

Остатки закуски дожевывали молча.

Наконец Саша, словно выйдя на минуту из пьяного полусна, неожиданно с воодушевлением, хотя и заплетающимся языком, сказал:

– Представим так… Я о рекламе книги твоего, Витек, архимандрита, или кардинала, или как его там… Представим так, что черная масса духовной грязи наползает на коллективное подсознательное людей. Если не хочешь утонуть в ней, стать изувеченным животным или бессмысленным насекомым, вспомни о вечных ценностях. Что и в тебе частица Бога. Будь достоин ее!

Витторио внимательно, без улыбки посмотрел на Александра.

– Оказывается, и реклама иногда говорит правду, – тихо сказал он.

– Да это я так просто… Образ пришел на ум, – словно оправдывался Саша.

– Не переживай. Все равно не поверят, – засмеялся Сергей. – Этим, потребителям… сладкая ложь куда как приятнее пресной, а то и горькой правды. «Политические погремушки» – современные властители – вовсю используют это. – И продолжил: – Основное внимание уделим молодежи. Когда-то же станут взрослыми? Но книги они в основном читают по принуждению. Как донести рекламу? Газеты, журналы? Так они там только фотографии и картинки рассматривают. Телевидение? Дорого. Не оправдывает затрат. Интернет и радио, где побольше музыки, – вот область для работы. Поэтому, Витя, нам нужны наиболее ярко звучащие, запоминающиеся фразы из той книги.

Саша добавил:

– Название хорошее. Поможет в рекламе. «Изгнание Святого Духа». Его можно обыграть как вечную борьбу Света и Тьмы, Жизни и Смерти, Духа и Плоти.

– Я подумаю. Наверное, выберу с десяток, а то и больше таких фраз. Пришлю по электронной почте. Да только молодой человек сейчас чаще всего – скорее комический персонаж. Продукт массовой поп-культуры. Сможет ли понять и почувствовать? Хотя – для того мы и здесь, чтобы в толпе людей отыскать человека, – Витторио вновь пристально взглянул на Сашу. Потом, сделав паузу, добавил: – Да мне вот этот живой разговор важен. Общение прямое, которое никакая электроника не передаст. И не переврет.

Александр невольно вздрогнул. Где-то он уже слышал о толпе людей и человеке… Личности в ней. Но где? Не может сейчас вспомнить. Кажется, от Анатолия Ивановича. Да неважно это сейчас.

Сергей улыбнулся:

– Мы тебе невесту хорошую подберем. Из наших… Так что восстановишь кровь предков полностью. Парень ты видный. Поэтому надо подыскать такую же половинку. Может быть, потомство ваше, красивое, откроет миру тайну русской души? Девки у нас замечательные. Не избалованные. Хозяйственные и домовитые. Нет у них спеси и самолюбования. Не то, что там…

Витторио возразил:

– Да и в Европе еще не все потеряли женскую природу. Это в Америке с ума сходят. Женский терроризм развели. Запугали мужчин вконец. «Ах! Он ко мне притронулся. Хотя и извинился. Сказал, что случайно. Но я подозреваю, что неспроста. А два года назад он же посмотрел как-то необычно. Похоже, похотливо. У меня после этого сон нарушен и мысли разные блуждают. Мешают сосредоточиться на работе. Требую через суд материальной компенсации», – шутливо воспроизвел он монолог очередной «жертвы» сексуальных домогательств.

Все дружно рассмеялись.

Саша, улыбаясь, продолжил:

– Это оттого, что у них избыток юристов-бездельников. Расплодились как тараканы. А заработать хочется. Вот и открыли для себя и таких «жертв» золотую жилу. И стряпчий сутяжничеством заработает. И ей на панель не надо идти. Да только мужиков их жалко. От страха импотентами становятся. Так что соглашайся. С нашими не пропадешь.

Витторио опустил глаза:

– Не знаю… Я, может быть, целибат приму. Католическим священником стану.

– А почему не православным? Оно ближе к нашему народу, – удивился Александр.

– Я с детства в католической среде. Она мне ближе. Да и неважно это… Православный, католик или еще кто. Главное – Свет Христа нести в мир.

– Верно говоришь, Витя. Хотя почти все мы, современные люди, – атеисты в глубине своей. Но смерти боимся. Потому и продолжаем посматривать по сторонам – вдруг что-то новое для души отыщем. – усмехнулся Сергей.

– А не лучше ли оглянуться назад? Там надежная скала. А на ней святой престол, – внимательно посмотрел на него Витторио.

Саша улыбнулся:

– Ну вот. Уже начал миссионерскую деятельность. Но вряд ли преуспеешь. Мы хотя и нерадивые, но верные прихожане… Православные. Тоже ведь с детства закладывается. А святой престол всякий бывал. Одни катары в той же Франции, вернее, Лангедоке чего стоят. Море крови было пролито невинной. «Убивайте всех! Бог разберет своих» – так, кажется, легат папы Иннокентия, да вот забыл, какого по счету, призывал рыцарей-разбойников Симона де Монфора, когда те пришли в тот благодатный южный край подавить инакомыслие альбигойцев. А после этого была учреждена инквизиция. В то время ее называли «святой». Как будто издеваясь над этим словом.

– Но папа, Иннокентий Третий, не хотел крови. Да и не он начал резню. Ведь несчастье пошло с убийства его легата, полномочного представителя, – почему-то испуганно и быстро начал говорить Витторио.

– Стоп, стоп, ребята! Эту пыль веков поднимайте в другом месте. Наверное, уже всем пора по домам. Я еще останусь здесь. Жена не любит, когда прихожу выпивший. Посплю немного в кресле. Глаза слипаются, – страдальчески взглянул на Витторио и Сашу Сергей.

Уже сидя в салоне такси, отстаивая в небольшой дорожной пробке, Витторио тихо спросил:

– Это, наверное, Анатолий Иванович тебя, Саша, так просветил в истории средневековой Франции.

У Александра хмель как рукой сняло:

– Что ты сказал? – спросил он, чтобы удостовериться, что ему не показалось.

– Говорю: это дядя твой просветил, про альбигойцев?

Саша вздохнул от неожиданности. Затем выдохнул:

– А откуда ты знаешь о нем?

– Еще одна причина моего приезда сюда. И, может быть, главная – познакомиться с тобой. Твой дядя и моя бабушка Ирэн дружили. Ты же и сообщил на мою электронную почту о его смерти. Через два дня и она умерла. Мы уже подъезжаем к отелю. Давай поднимемся в мой номер. Там и поговорим серьезно за чашкой кофе, – внятно и трезво, хотя и тихо предложил Витторио. Саша лишь молча утвердительно кивнул.

Теперь все понятно. Когда мать, с заплаканными глазами сообщила, что дяди Толи больше нет с нами, она передала ему два листка, исписанные рукой Анатолия Ивановича. На одном был список тех, кому надо сообщить о его смерти, с их электронной почтой. На другом – те, кому надо переслать книгу.

– Дядя Толя сказал, что ты знаешь какую… – и опять заплакала.

Уже после того, как они с относительным комфортом расположились в уютных мягких креслах возле небольшого журнального столика. В обычном, ничем не примечательном номере отеля бизнес-класса, в котором остановился на сутки Витторио. И временный хозяин этого номера, поколдовав немного с электрокипятильником и какой-то особенной кружкой, начал разливать по пластиковым стаканчикам ароматный кофе, Александр с трудом сдерживал себя от вопросов про Ирэн и дядю Толю. Где, когда, каким образом познакомились? Что общего между ними могло возникнуть? Вот это, пожалуй, было самым удивительным, зная, каким закрытым человеком в последние годы жил дядя Толя.

А Витторио все говорил о каких-то пустяках:

– Мне часто приходится уезжать из дома по делам нашей молодежной католической организации. Просыпаюсь очень рано. Во многих отелях кафе еще закрыты. Вот и наловчился сам готовить неплохой кофе. Правда, пришлось овладеть кое-какими секретами, – словно издеваясь над нетерпением Саши, говорил Витторио, улыбаясь. – Могу открыть…

– Как-нибудь в следующий раз. А кофе и в самом деле замечательный. – Александр пристально взглянул на Витторио. – Но мне все же хочется услышать подробности о неожиданной новости – дружбе твоей бабушки и моего дяди, – наконец улыбнулся Саша.

– Да мне самому многое не ясно. С твоим дядей я не был знаком. А Ирэн, моя бабушка по отцу, мама его, была личностью неординарной.

Витторио встал. Подошел к кожаной сумке, стоящей возле прикроватной тумбочки. Покопавшись в ней, вынул фотографию и передал ее Александру.

На него взглянула царственная старуха. Впрочем, это волевое, выразительное лицо женщины не хотелось называть старушечьим. Иных прожитые и пережитые годы только украшают. Это уже не молоденькое красивое личико пустоватой девчушки. И не тщательно ухоженная внешность кокетливой женщины, стремящейся неопределенно долго пребывать в «элегантном возрасте». Но суровое, по-своему красивое лицо, без грусти оставившее свою гендерную принадлежность и наконец-то ставшее просто человеческим. Но ее внешняя суровость и холодность ума все же имели изъян – глаза. Они выдавали теплое и сострадательное сердце. Смотрели пронзительно и будто спрашивали: «Так ты все сделал, что должен?»

Витторио стоял рядом с Сашей, пока тот, сидя в кресле, рассматривал фотографию. Смотрел на нее же и через минуту с теплотой в голосе сказал:

– У Ирэн была мудрая доброта. Внешне суровая в годы благоденствия, но самоотверженно деятельная в лихое время бедствий и испытаний. И не подумаешь, что ей здесь уже девяносто три… В прошлом году, как всегда, в сентябре я приехал к ней погостить. Тогда и сделал этот снимок.

– А где это? – спросил Саша. За спиной этой статной женщины с волевым и немного высокомерным выражением лица видны фруктовые деревья, обвешанные желтыми грушами. А вдали какие-то холмы и церковь на одном из них.

– Это Лангедок. Юг Франции. Недалеко от границы с Испанией. Бабушка… Ирэн, – поправился он, – гордилась тем, что почти никогда не уезжала из этих мест. «Здесь дух наших предков. Не забывай, что и в тебе течет кровь Раймундидов – графов Тулузских», – много раз напоминала мне. Лишь во время Второй мировой войны она была в Париже. Как медицинская сестра и подпольщица, участвовала в движении Сопротивления. Она тоже была «макú». Имела награды за боевые заслуги. Там и познакомилась со своим единственным мужем – русским эмигрантом, из дворян. Но он погиб в конце войны. А плод их любви – мой отец.

– Но что-то ты очень молод для сына того, кто сам появился во время еще той войны, – с недоверием Саша взглянул вверх на Витторио.

– Я поздний ребенок, от… второго брака. Уже в Италии. Отец влюбился в молоденькую служащую своей фирмы. А он, несмотря на возраст, всегда был удивительно обаятельным. Ну… и она не устояла.

Оба рассмеялись.

– Но все же мой главный воспитатель – Ирэн. Каждый год я приезжал к ней погостить. И каждый раз она чему-то меня учила. Как правильно ухаживать за цветами или фруктовым садом. Как оказывать первую медицинскую и психологическую помощь страждущим. Бабушка… Ирэн, – опять поправился он, – после войны окончила медицинский факультет университета. Стала врачом. Хорошим врачом. Так что во всей округе знали и благодарили ее. А последние годы она была просто помешана на благотворительности. Когда я, перед тем как приехать к ней, звонил и спрашивал, что ей привезти в подарок, тут же следовал длинный список вещей, явно не для нее предназначенных. Уже приехав в ее тихий и уютный загородный дом рядом с Каркасоном, я же и разносил привезенные вещи и пакеты с продуктами по разным адресам. Там жили те, кому, как она считала, требуется помощь. Какие-то семьи эмигрантов, с бесчисленными детьми, не говорящими по-французски. Какие-то одинокие старухи или просто бездельничающие молодые люди. «И о них надо помнить. Это одинокие, незрелые души. Им нужны не столько вещь или еда, сколько участие и сострадание», – говорила она мне, отправляя по очередному адресу. Но более близкое знакомство с проживающими там доказывало, что она не права. Их интересовала в первую очередь еда и иные материальные составляющие благодеяния. Спорить с Ирэн было бесполезно. Она давно оторвалась от реальности. И пребывала в только ей известном полуфантастическом мире. Мне же все внушала, что это не им – чаще всего бездельникам, привычно жалуясь на судьбу, выпрашивающих милостыню, – а мне необходимо делать добрые дела. «Ты развиваешь себя духовно. Подавляя в себе приземленное животное, взращиваешь крылья», – с пафосом начал цитировать ее Витторио. – О себе лишь говорила: «А для человека на излете лет главный подарок – внимание. Так что благодарю, что не забываешь свою несносную Ирэн»

Витторио ласково посмотрел на родное лицо, смотрящее с фотографии.

– Хотя… – как будто что-то вспомнив особенно приятное, Витторио улыбнулся, – один раз все же приняла от меня подарок. Я, еще мальчишкой, не спрашивая, привез ей маленькую кошечку. Ирэн вначале даже немного рассердилась. «Теперь глаз да глаз за зверьком нужен! Чего доброго, начнет мягкую мебель царапать. Да и лужи где попало делать…» Но потом успокоилась. Кошечка была понятливая и ласковая. Ирэн привязалась к ней. И уже через год, когда я вновь приехал в ее славный дом, это были лучшие подруги. Так они и жили долгие годы – тихо и счастливо. Так и старели вместе – бабушка и кошка. Но кошка умерла раньше. А бабушка только недавно. Природа у них разная. Как и срок отпущенной жизни. Но обе от старости. Ирэн было девяносто четыре… Виктор замолчал, наверное, охваченный воспоминаниями.

Искренность и доверие всегда вызывают симпатию. Тем более когда речь идет о таком деликатном, почти интимном чувстве, как любовь к близкому, родному человеку. Вот и Александр тепло, с благодарностью посмотрел на Витю.

Тот продолжил:

– Конечно, и среди людей у нее были подруги. Но те тоже умирали раньше. А Ирэн все жила и жила. Несколько лет назад она сказала мне, смеясь, что не уйдет из этого мира, пока не передаст что-то очень важное кому-то. – Витторио вздохнул. – А теперь ее нет. Во время моего последнего телефонного разговора – не по скайпу, а обычного, Ирэн была неисправимой традиционалисткой, – она сказала, что теперь душа ее успокоилась и готова вернуться туда, откуда пришла. Я ей: Ирэн, но все ли ты осуществила? Не рано ли? Она мне: этот русский профессор, Анатолий Иванович, прислал мне прощальное письмо. Он скоро умрет. Но просил не переживать по этому поводу. Перевод тех древних документов он выполнил. Остается все собрать в единое целое. Он этим занимается, но если не успеет, то есть надежный человек… Речь шла о тебе, племяннике Саше.