Тайна двух лагерей

– Я понимаю вас, Артем Михайлович, – с готовностью закивал Гуров. – Тут дело такое, что в лепешку расшибись, а выполни. И вовремя откройся, и не допусти никаких ЧП.

– Вот всяких ЧП начальство в администрации боится больше всего. Тут, знаете, реакция по принципу чугунной сковородки. Свой зад бы прикрыть, а дальше трава не расти. Вот и крутимся мы на местах в таких вот организациях и предприятиях как можем. И рисковать ради дела часто приходится. Так я вам вот что скажу, Лев Иванович, не уверен я, что Тихомиров от сердечного приступа скончался, ох не уверен.

– Вы знаете, что ему угрожали, он ввязался в какое-то криминальное дело?

– Нет, не знаю я такого, но мне и знать не надо. Это же очевидно. Или долг не отдал, или узнал много лишнего, а может, и помешал кому-то.

Гуров бился около часа с директором лагеря, но тот так и не смог объяснить, какие же такие причины могли быть у преступников, чтобы убить директора «Росинки». Скорее всего, это были только фантазии и страхи самого Касаткина. Но он так убежденно говорил о них, что поначалу сыщик и правда поверил. Но даже результаты вскрытия однозначно показали, что причиной потери сознания руководителя «Росинки» был сердечный приступ. В чем был прав Касаткин, так это в том, что работа у них была «на износ».

Безруков приехал после обеда. Выглядел лейтенант уставшим и понурым. Поздоровавшись с Гуровым, он уселся на лавку и замолчал. Порадовать своего шефа ему явно было нечем. Да, подумал Гуров, глядя на молодого оперативника, в молодости так и бывает: небольшая неудача, не срослось, не получилось, как планировалось, и сразу сомнения в своих силах, способностях. В молодости хочется всего и сразу. И только с возрастом понимаешь, что достигается все трудом, работой. Гуров сел на лавку рядом с Безруковым и заговорил, вроде бы и не обращаясь к молодому напарнику, а так, размышляя вслух.

– Мне тут как-то в поезде попалась книженция. Так, детективчик, который кто-то забыл в вагоне. Вроде и неплохой, и не скучный. Правда, читать мне его было неинтересно. Если судить по этой повести, то вся работа уголовного розыска – это перестрелки, погони, схватки с преступниками. И, что любопытно, у каждого опера, а то и целой оперативной группы одно-единственное дело, которому они посвящают все свое рабочее и личное время. А ведь начни писатель рассказывать, как по-настоящему протекают будни оперативника уголовного розыска, то и читать будет не о чем. Да и писать тоже. Ведь если начать описывать, сколько времени у нас уходит на написание плана работы на следующий день, отчета для планерки о выполненной работе, сколько времени мы тратим на написание рапортов, которые надлежит подшить в то или иное розыскное дело, умом тронешься. И, самое главное, это большая роскошь – одно дело у оперативника. Но в реальности такого вообще не бывает. Каждому отписано начальником по пять, шесть, восемь дел. И всеми ими надо заниматься, причем одновременно. У тебя сколько сейчас дел, Тимофей?

– Одиннадцать, – пробурчал лейтенант.

– Вот! – назидательно поднял указательный палец Гуров. – В книгах и фильмах в работе оперативника столько романтики и геройства, а в реальной жизни рутина, рутина и еще раз рутина. Но есть два положительных момента, Тимофей! Первое – ты приносишь пользу людям. И каждое раскрытое преступление, каждый пойманный преступник – это чья-то спасенная жизнь, это реальная помощь кому-то, кто попал в беду.

– А второй положительный момент? – с интересом посмотрел на полковника Безруков.

– А второй положительный момент в том, что никто не видит нашей работы со стороны, и это просто здорово. Никто не видит погонь и перестрелок, мы работаем незаметно. Это в фильмах погоня по городу со стрельбой – признак геройства, а в реальной жизни за это выговора лепят и погоны снимают. Это непростительная халатность и дилетантство, если тебе пришлось гоняться по городу, создавая опасность для окружающих. Это непрофессионально, этим нельзя гордиться.

– Ну да, – кивнул лейтенант, – наверное, вы правы.

– Конечно прав! – уверенно заявил Гуров. – Я не страдаю от ложной скромности. Мне приятно, когда я прав и когда меня за мою правоту хвалят. Любой человек любит, чтобы его хвалили, и нечего тут стесняться. Давай, Тимофей, делись новостями, а я тебя буду хвалить. Ну, что ты там нарыл нового?

– Можно сказать, что без толку все, – с неудовольствием пожал Безруков плечами. Даже не пожал, а нервно дернул, как капризный мальчишка. – Столько перелопатил, и ни одного пересечения.

– То есть круг общения обоих погибших рабочих в обоих лагерях никак не пересекается? – уточнил Гуров.

– Ни по работе, ни в быту, ни по линии жены, потому что оба не женаты. Друзей общих тоже не нашел.

– И ты считаешь, что потерял бездарно время? – удивился Гуров.

– Хотите сказать, что отрицательный результат – это тоже результат?

– Почему отрицательный! – возмутился Гуров. – Ты же доказал одну из версий – что обе смерти никак не связаны одна с другой. Доказал же?

– Ну, получается, что доказал, – не совсем уверенно ответил оперативник.

– Только ты упустил один очень маленький нюанс. Ты его знать не обязан, потому что у тебя очень маленький жизненный опыт. Ты еще этого не знаешь, а я знаю. Рабочие сами по себе на объектах не появляются. Ни один современный руководитель не станет сам нанимать рабочих по одному со стороны. Это делая ремонт дома, так можно поступать. А при таких объемах, которые имеют место при подготовке лагеря к сезону, нанимают прораба или бригадира, а уж он сам решает, сколько и в какое время ему нужно человек на объекте. Ты выяснил, кто нанимал, кто приглашал рабочего Максима Смирнова на объект «Детский лагерь «Страна чудес» и кто приглашал на работу рабочего Вячеслава Андреева в «Детский лагерь «Росинка»?

– А… – Безруков посмотрел на полковника, открыл было рот, но не нашел, что ответить.

– С прорабом я сам поговорю, благо он сегодня возвращается с дальнего объекта сюда. А ты, Тимофей, постарайся по душам поговорить с матерями обоих погибших рабочих. Один, кажется, жил с матерью вместе, а другой отдельно. Но найти их надо, и поговорить с женщинами тоже надо. Как жил, с кем дружил, что беспокоило, чем делился с матерью. Понимаешь?

Да, помощничек, вздохнул Гуров, посмотрев на часы. Парню еще учиться и учиться. Хорошо еще, что он стал воспринимать советы правильно, а в первый день их знакомства Безруков вел себя как непререкаемый авторитет. Ладно, до встречи с прорабом оставалось меньше часа. Надо еще вернуться в «Росинку». Хорошо бы, конечно, вызвать прораба в кабинет и допросить его по всем правилам. Включая и психологические. Ни для кого не секрет, насколько подавляюще действуют стены здания полиции на большинство людей. Особенно на тех, у кого совесть нечиста. Но в данном случае нужен разговор по душам, доверительная беседа. Нужно, чтобы человек многое вспомнил, о многом поразмышлял.

Лев Иванович часто пытался представить себе внешность человека, с которым он лично не был знаком, но только что поговорил по телефону. Голос, интонации, какие-то дефекты речи, манера общения, ну и словарный запас, соответственно все это создавало в голове некий образ. И очень интересно потом при встрече проверить, насколько удалось «угадать человека». Разумеется, это не было праздным развлечением для сыщика. Подобный опыт очень часто имел и практическую ценность – узнать человека среди других, при условии, что ты слышал лишь его голос, часть какого-то разговора.

Прораб Алексей Толвинский был, судя по голосу, человеком деловым, с железной хваткой, резкими суждениями. Он терпеть не мог пререканий, любил беспрекословное подчинение и требовал его не только на строительной площадке, но, судя по всему, и в повседневной жизни. Такие черты характера, которые бросились Гурову в глаза во время телефонного разговора, вряд ли действуют только на работе. Скорее всего, это чувствуют на себе и близкие люди, родственники, семья. Но была в характере Толвинского и определенная гибкость. Уметь «нагибать» своих рабочих – черта полезная, но прорабу общаться приходится и с заказчиками, и с поставщиками материалов, у которых он мог получать скидки. Общаться ему приходилось и с другими прорабами и строительными начальниками по самым разным вопросам. И часто свой гонор приходилось убавлять.

С полковником Гуровым Толвинский разговаривал на всякий случай вежливо, стараясь не употреблять ненормативную лексику, что, по-видимому, удавалось ему с определенным трудом. Но и настороженность чувствовалась в разговоре – все-таки с прораба никто не снимал ответственности за несчастный случай на строительной площадке. И когда Гуров увидел прораба на территории лагеря, приехав на встречу с ним, то с удовлетворением отметил, что чисто внешне он Толвинского примерно таким и представлял.

Высокий мужчина в возрасте около сорока лет был худощав, порывист в движениях. Его длинные руки с широкими лопатообразными ладонями постоянно жестикулировали. Самыми приметными чертами его внешности были большой орлиный нос и выпирающий кадык. Прораб шел по лагерю и отдавал приказы рабочим, что-то осматривал, за что-то отчитывал. Увидев Гурова в костюме и при галстуке, Толвинский сразу понял, что именно этот человек ему звонил и с ним они договаривались встретиться на территории «Страны чудес» для беседы.

Поздоровавшись и обменявшись крепким мужским рукопожатием, мужчины уселись в детской беседке, в тени и в стороне от посторонних глаз. И все же Толвинский нервничал. Это Гуров заметил сразу. Все в облике прораба выдавало его беспокойство по поводу ситуации, из-за возможности личной ответственности за гибель рабочего. С этого сыщик решил и начать разговор. Чем более нервное состояние собеседника, тем легче его смутить, тем легче поймать его на эмоциях. Каждый опытный оперативник сам себе «детектор лжи». Он без датчиков и приборов видит и отмечает тончайшие реакции собеседника на тот или иной вопрос, на ту или иную информацию. Тем более на вопрос, заданный умело, и на информацию, вброшенную аккуратно и в нужный момент.

– Что, трудно выпутываться? – поинтересовался Гуров.

– Трудновато, – согласился прораб. – Формально я и не виновен в гибели Смирнова. Да и вообще, я стараюсь на таких объектах соблюдать все правила: у меня и договор с каждым рабочим, и его подпись на правилах техники безопасности при производстве работ по его профилю. И котлован этот чертов был огорожен! Но огорожен так, чтобы случайно человек не свалился, а подойти, обогнув ограждение, к краю было можно. Никто и не говорит, что я должен был опутать его колючей проволокой и возвести бетонный забор. Вроде бы все правила соблюдены, но есть такая формулировка, которую не обойти и не переплюнуть. Называется она «принять все меры по недопущению несчастных случаев на объекте». А если он случился, то ты все равно виноват, хотя и не виноват. Значит, где-то не сделал все возможное. И никто пальцем не ткнет в какой-то пункт, не укажет конкретно, чего же я не сделал такого. Каждый за свою задницу, простите, больше боится.

– Чувствую, накипело, – усмехнулся Гуров.

– Накипело! – признался прораб. – А тут еще этот случай в «Росинке»!

– За что могли Андреева в «Росинке» убить? Мы проверили всех рабочих: ни одного судимого, ни на одного и тень подозрения не падает. Вы людей вроде бы хорошо подбирали, абы с кем договора не подписываете. Но человека же убили. Да еще прямо на строительной площадке! Есть у вас соображения на этот счет?

– Ох, сколько мне уже задавали такие вопросы, по пальцам не пересчитать, – со вздохом помотал головой Толвинский.

– Догадываюсь. Мне просто интересно: не появились ли у вас за это время какие-то догадки, подозрения?

– Нет, на этих объектах у меня никаких скандалов и разборок не было между рабочими, да и ко мне у них претензий никаких. Не секрет, что бюджетные деньги получить просто так и в срок не всегда легко. У них часто задержки бывают из-за того, что вовремя кто-то не подписал акт выполненных работ, начальник уехал и не заверил платежку. Обычное дело, а не нравится – не подряжайся на бюджетные заказы. Но я никогда рабочим из-за этого зарплату не задерживаю, у меня всегда есть резерв. Вот и ломаю голову, из-за чего могло это произойти. Может, причина не у меня на площадке, а в личной жизни: И убил не наш рабочий, а тот, кто пришел с улицы и потом сбежал после убийства, а?

– А вы давно знаете Смирнова, Андреева? – вместо ответа задал новый вопрос Гуров.

– Ну, год, может, чуток побольше, – подумав, ответил прораб и пожал плечами. – Как познакомился, я уж не помню. А так, телефоны их у меня есть. Как объект подворачивается, я обзваниваю, зову тех, кто нужен. А где они в другое время работают, я и не знаю.

– А друг с другом они были знакомы?

– Вот все так спрашивают, – горько усмехнулся Толвинский. – Кто б ни допрашивал, обязательно об этом скажут. Откуда же я знаю! Вместе они у меня вроде не работали на одном объекте. Я, конечно, у мужиков потом интересовался, никто толком и не знает, знакомы они или нет. У меня в телефоне этих работяг человек пятьдесят, наверное. И тех, кто давно у меня не работал, я не удаляю. Мало ли когда могут пригодиться. Не знаю, кто из них живой, а кто нет. А мне, кажись, после этого случая дверка в бюджетные хлеба закрылась.

«Итак, что мы имеем, – размышлял Гуров, заходя в лес недалеко от лагеря «Росинка». – Убить мог чужой. Если никто из своих не имел мотива, то мотив мог иметь тот, кого я не знаю. Но чужих в лагере не замечали. Значит, он мог появиться, сделать свое дело и исчезнуть. Забор из рабицы, забранный в раму из стального уголка, – защита, как говорится, от честных людей. Значит, чужой мог наблюдать за лагерем, а в подходящий момент перебраться через ограждение, убить и снова вылезти наружу. Он торопился так сильно, что даже нож в теле жертвы оставил».

Гуров остановился в лесу напротив того места, где на территории был убит Вячеслав Андреев. Вот отсюда было видно, где Андреев на верстаке резал ламинат и уходил в корпус укладывать его на пол. Работал он один, и это понятно. Подсобнику платить надо, а если сноровка есть, то в скорости ты не теряешь, но получаешь за весь объем работы сам. И вот здесь, возле верстака, рабочего Андреева нашли лежащим на земле с самодельным ножом в спине. Удар был нанесен сзади точно в сердце. Ну что же, вывод ясен – быстро и умело. И никакой ссоры, лишь подготовка и совершение убийства. «А не рано ли я делаю выводы», – остановил себя Гуров и стал осматриваться.

Май месяц. Трава зеленеет и заполняет все вокруг, как будто радуясь, что земля прогрелась, освободилась от снега и лишней влаги. Она еще низкая, но уже густая. И кустарник распустил листочки. Пока еще не стоит стеной, но уже сплошь зеленый. А вот листва деревьев вполне «взрослая», и крона скроет человека, если он будет прятаться за деревом. Нет, дальше к лесу от забора отходить не стоит. Тот, кто следил за рабочим, должен стоять близко, чтобы успеть добежать, перелезть. «Я не фантазирую? Может, я спешу с выводами», – в очередной раз подумал Гуров, и тут он увидел то, что искал.

Окурков было три, и сыщик сразу присел на корточки возле своей находки. Так и есть! Трава расправилась, но не полностью. Человек топтался здесь довольно долго. И местами на рыхлой земле даже отпечаталась подошва кроссовок. След затоптан, но ясно, что это кроссовки. Два окурка человек затушил, вдавливая подошвой в землю. Докурены до конца, до самого фильтра. Дешевые сигареты. А вот третий окурок он раздавил торопливо и не до конца. И докурен он только до половины. Значит, настал подходящий момент и человек прекратил курить. Учитывая, что курить вблизи от лагеря и своей жертвы было опасно, можно предположить, что курил убийца редко. Ну, может, одна сигарета, выкуренная с интервалом в час или полчаса. Гуров достал из кармана платок, подхватил через ткань большой окурок и поднес к носу. Запах табака еще ощущался. И дождя не было. Да, окурок совсем недавний.

А теперь дорожка следов. Увы, до самой сетки забора ничего примечательного Гуров не нашел. Даже если, перелезая через сетку, этот человек и опирался ногой, то земля уже высохла и осыпалась. Так, а вот теперь бы поискать такое же местечко возле «Страны чудес». И именно в том месте за забором, откуда хорошо виден задний двор кухни и котлован под емкость для солярки. А если он там тоже найдет подобное место с, можно сказать, уликами? Эта мысль настолько поразила сыщика, что он поспешил к машине. «Нужно торопиться, – думал Лев Иванович, – я достаточно уже намелькался здесь, как и Безруков до меня. Если кто-то наблюдает за ситуацией внутри того или другого лагеря, то может насторожиться. Вспугнем преступника, так и не поняв, что он преступник. Надо торопиться, нужно делать выводы, нужна здравая схема, а у меня ее еще и в помине нет».

Оставив машину недалеко от ворот, Гуров поспешил в лес, обходя забор лагеря. Здесь расстояние другое, если двигаться от ворот. Но кто сказал, что преступник, если он сначала наблюдал за своей жертвой, двигался тоже от ворот. Он мог прийти откуда угодно. Гуров спешил и пару раз наступил на мокрую землю, испачкав ботинки. Ничего, это не самое большое из зол. Наконец сыщик добрался до того места в лесу, откуда хорошо была видна задняя стена кухонного корпуса и яма под емкость, куда свалился рабочий.

Да, обследовать придется обширный участок, потому что в этом месте ограждение выгибается дугой и точек для наблюдения вымышленного преступника может оказаться очень много. И все же Гурову удалось отказаться от нескольких участков. Слишком открытая местность, невозможность скрытно уйти с точки наблюдения или просматриваемость этого места с других сторон. Нет, наблюдатель должен быть уверен, что его не видно ни с одной стороны, он должен быть прикрыт деревьями максимально. А значит, таких мест всего три. Гуров обошел их дважды, он обошел даже больше, чем ему показалось важным. И все же ни намека, ни окурка, ни хоть какого-то следа обуви. Что это означало? Собственно, ничего особенного и не означало. Преступник, если он и существовал в природе, мог не успеть выкурить ни одной сигареты. Увидел Смирнова возле ямы, понял, что никого нет рядом и рабочий не виден со стороны кухни. Перебрался через забор, подошел и столкнул его вниз. Всё! Причем это если основываться на гипотезе, что преступник был. А ведь его могло и не быть, это действительно могло быть несчастным случаем. Могло. Но сколько совпадений, нереально много совпадений.

Зря спешил, подумал Гуров. Надо вернуться и хотя бы окурки собрать. Ничего они не дадут, но собрать надо. И след обуви сфотографировать на телефон. Ни одного приметного дефекта на подошве, но сделать снимок все равно надо. Гуров шел вдоль забора «Росинки» к тому самому месту, где недавно он нашел окурки и место, где топтался и курил неизвестный. Все было как-то неправильно и нелогично. Недовольный собой, сыщик шагал по лесу вдоль забора лагеря и пытался снова выстроить в голове непротиворечивую схему.

И тут он совершил непростительную ошибку. Пытаясь разложить в голове по полочкам всю информацию и начать делать выводы, Гуров упустил из вида, что преступники тоже беспокоятся о следах, которые могут привести к ним. Это не бытовая ссора. Тот, кто убил Андреева, действовал не по своей инициативе, за ним стоял заказчик, и этот заказчик узнал, что исполнитель выжидал за деревьями, курил и бросал на землю окурки. И теперь ему было приказано следы убрать.

Все эти мысли и их нюансы пронеслись в голове сыщика за одно мгновение как молния, которая яркой вспышкой перечеркивает небосвод. Он увидел человека, сидевшего на корточках и державшего в ладони окурки. Гуров не сразу увидел мужчину, но тот, видимо, давно заметил незнакомца и сидел не шевелясь, следя за ним взглядом. Преступник явно не знал, что ему делать в такой ситуации, потому что незнакомый мужчина в приличном костюме и при галстуке почему-то шел по лесу недалеко от ограды детского лагеря, а потом свернул к тому самому дереву.

И еще одна мысль мелькнула у Гурова в голове: он был безоружен, а этот человек нет. Невысокий, крепкий, с крутым мускулистым затылком, этот человек был опасен. И на пальцах мелькнули татуировки перстней. И тут же, в подтверждение мыслей сыщика, в руке незнакомца тускло блеснуло лезвие ножа. Бросок всем телом был резким, сильным, но ожидаемым. Сколько схваток с бандитами за свою карьеру в уголовном розыске прошел Лев Иванович. Все и не упомнить. И с оружием, и без оружия. И всегда, с риском для жизни, сыщик пытался закончить поединок без жертв. Это его долг, это его совесть и мировоззрение, если хотите. Преступник должен предстать перед судом, суд должен определить, какова его вина, и вынести свое решение. А работа самого Гурова в том и заключается, чтобы обеспечить явку в суд очередного бандита, афериста, насильника. Ни у кого не должно быть сомнений, что он превысил пределы необходимой самообороны, никто не мог сказать или просто намекнуть, что следы борьбы на теле преступника – это следы пыток, выбивания признаний. Нет, для Гурова любой поединок с преступником – это прежде всего умственный поединок. А если у противника в силу его умственной ограниченности не появилось возможности победить, то это его проблема.

Удар был сильным и с предварительным обманным движением вооруженной руки, но сыщик оказался осторожнее бандита. Рука с ножом пролетела мимо груди полковника, и на какой-то миг противник оказался к Гурову правым боком. Удар ноги под колено преступнику должен был заставить его оступиться или даже опуститься на одно колено. Тем более что удар был бы болезненным. Был бы, если бы Гуров не поскользнулся и не промахнулся. Ботинки на кожаной подошве – не совсем та обувь, в которой стоит вступать в рукопашные схватки на молодой сочной весенней траве и чуть влажной почве.

– Бросай нож! Полиция! – крикнул Гуров, умудрившись не упасть и отскакивая назад.

Но реакция у его противника была просто отличная. Промахнувшись в первый раз, он тут же нанес рубящий удар назад, еще не успев повернуться к сыщику лицом. У этого человека чувствовался опыт в обращении с ножом. Второй удар тоже пришелся мимо, но теперь уже Гуров не стал ждать и сразу бросился вперед, пока рука с ножом у противника была отведена в сторону. Уголовник понял, что вот-вот попадет в захват, и дернул руку на себя и вверх. Но его кисть мгновенно попала в стальные пальцы оперативника. Гуров ударил по костяшкам пальцев своего противника так, что кисть согнулась к предплечью, рука сама собой разжалась и нож вывалился на траву.

Уголовник не стал поднимать нож, он попытался нанести Гурову удар левой рукой в голову, но удара не получилось, потому что правая его кисть находилась в надежном захвате. Но противник сориентировался довольно быстро. Он сделал рукой сильное круговое резкое движение, как будто изображал пропеллер самолета, и вырвал кисть из пальцев Гурова. Поняв, что полицейский опытнее его, да еще, возможно, и ждет подмоги, противник не стал больше пытаться наносить удары. Он просто бросился бежать, виляя между деревьями.

Гуров бросился следом, крикнув: «Стой, стрелять буду!» Но его предупреждение не подействовало. Они бежали, петляя между густо растущими в этом месте деревьями. Но уголовник, видимо, это место изучил хорошо, потому что в какой-то момент резко бросился в сторону. Гуров едва не упал, поскользнувшись на влажной траве. Фигура противника мелькала справа, и он снова бросился догонять. Но когда впереди появилась канава, довольно глубокая и грязная, сыщику пришлось сбавить скорость. Беглец успел сбросить вниз доску – единственный мосток, по которому можно было бы перескочить на другую сторону. Стиснув зубы, Гуров прибавил скорости и на бегу попытался перепрыгнуть канаву. Ему это почти удалось, но, когда его нога коснулась грязного края канавы, она сразу соскользнула вниз, и сыщик животом упал в грязь. Пока он выбирался наверх, уголовник уже исчез.

Ругая себя на чем свет стоит, Гуров пошел назад. В ботинке хлюпала вода, брюки на коленях промокли, пиджак спереди и рубашка были в грязи. В грязи были и руки по локоть. Кое-как двумя пальцами ему удалось вытащить из бокового кармана тонкую упаковку влажных салфеток. Немного вытерев пальцы, Гуров подобрал сухой кленовый лист и сложил в него окурки. Салфеткой он осторожно поднял оброненный уголовником нож и пошел к машине. Вид у него был живописный. Хорошо, что по дороге никто не встретился.

Возле машины удалось кое-как оттереть руки. Пиджак сыщик бросил в багажник, чтобы не пачкать сиденье. Туда же он сложил и окурки с найденным ножом. Гуров стоял, не закрывая крышку багажника, и смотрел на нож. А ведь он очень похож на тот, которым убили рабочего Андреева здесь, в «Росинке». Значит, заволновался преступный мир, про окурки вспомнил. Интересно, кто же заказчик и почему именно рабочий? Можно еще понять, если бы убили директора лагеря, но рабочий кому и чем помешал? Неужели все-таки что-то личное? Безруков «отработал» личные связи погибших, но, возможно, упустил какую-то важную мелочь по неопытности. Придется поговорить еще раз с матерями.