Мишень

Тим умер.

Чудовище во плоти спряталось под маской человека, которого она так любила и любит до сих пор. И этот так называемый муж сейчас издевается над ней, несёт всякую ерунду, никоим образом не связанную с трезвым рассудком и ясностью ума.

«И ещё этот упырь хочет сделать с тобой что-то такое, до чего твоя славная головёнка пока что не додумалась, – заявила родственница».

– Понимаешь, дорогуша?

– Что ты хо… – выдавила из пересохшего горла Кристи, – …хо-о-очешь?

Монстр как то странно на неё посмотрел, будто на миг усомнился в реальности происходящего, или в правильности вопроса, затем растянул рот в жуткой гримасе и выплюнул слова:

– Что? Я? Хочу? – его кровавая физиономия налилась злобой. – Ты ещё спрашиваешь, тварь?

Он вскочил на ноги. Тина подумала, что сейчас как раз самое время заглянуть в гости к «полой подружке», поскольку наверняка последует серия пинков. Но вместо этого Тимур завизжал что есть мочи:

– Такая тварь как ты не заслуживает даже разговаривать со мной! Понимаешь? Ты мерзкое ничтожное создание этого мира, и тебе нет места здесь, как и подобным тебе. Понимаешь? Я уничтожу тебя как букашку! Я разда-а-а… вэ-вэ-вэ… вэ-э-э-э… гэ-гэ-гэ…гэ-э-э…

Включился дефект речи, – отметила Крис. – И когда, вдруг, он стал походить на отрицательного героя эпических лент, выражаясь словами самопровозглашённого сверхчеловека?

В следующий момент монстр взвыл. Он подскочил к дивану, затем к столу, потом к стене напротив и снова к дивану. Складывалось впечатление дешёвой игры актёра, старающегося преподнести роль в ярких красках жанра. Весьма неестественными были его вопли, и, в то же время, выглядели жутковато, поскольку сопровождались корявыми движениями сумасшедшего и резкими ненормальными звуками.

Тимур остановился, приблизился к супруге, бросил на неё дикий взгляд, в тот же миг рухнул на живот возле её ног и замер.

Тина ждала, когда третьесортный актёришка уже, наконец, встанет и продолжит, но здоровяк лежал неподвижно. По иронии судьбы его тело и лицо приняли позу, схожую с той в коридоре, которая на протяжении прошлого дня и ночи играла на нервах женщины. Отвёртка подмигнула ей, а уцелевший глаз, к счастью, был закрыт. От немалого веса (надо отметить, что голова Тимура также была не из маленьких) прижатая к полу щека сместилась вниз и перекосила рот, обнажая нижний ряд зубов. Только когда из открытой полости выползла слюня, Кристину посетила догадка, что муж действительно в отключке.

Выждав несколько бесконечных минут, она решила закрепить свой домысел, слегка пихнув мужчину ногой. Вместо ожидаемого мычания или хоть каких-нибудь, даже самых малых, признаков сознания тело монстра, словно мешок с картошкой, лишь слегка пошатнулось. Через несколько минут Тина попробовала вновь – ничего. Затем ещё, только сильнее – снова никаких признаков пробуждения.

«Какая же ты всё-таки дура! Вместо того, чтобы сидеть и играть, лучше бы подумала о себе! – объявила мама. – Или ты собираешься просидеть здесь до конца своих дней, пока он не вытрясет из тебя душу?»

И, правда, эта мысль отрезвила девушку. И как же она не пришла к ней сразу! Крис метнула взгляд на оковы: верёвка была достаточно туго обвита вокруг запястий и трубы, что практически снижало шанс на освобождение к нулю. Она повертела кистями рук в надежде увидеть сплетённые в узле концы верёвки, и после нескольких манипуляций ей, наконец, удалось обнаружить их. Монстр зачем-то упаковал их в плотное пространство между запястьями и трубой, точно старался, чтобы его работа выглядела не только эффективной, но и весьма оригинальной. Тина ворочала руками, что есть сил, чтобы концы смогли немного выглянуть и позволить ей уцепиться зубами. Попыталась силой вытащить руки из петлей, но верёвка только сильнее впилась в кожу.

Когда, наконец, появился кончик, девушка потянулась вперёд, от чего получила жестокий укол в спину. От неожиданности она только всхлипнула и закрыла глаза. На фоне незатухающего в голове гула возникла вспышка света, и острая боль пронзила поясницу. Вдруг, возвратились неприятная сырость в трусах и хныканье живота, которые не беспокоили её до сих пор, ещё интенсивнее заколотило сердце, и пришла злость.

Тина обратила взор на мужа: с того момента, как тот рухнул у её ног, ничего не изменилось. Он лежал всё в той же неподвижной позе, только слюнявый червячок всё дальше и дальше выползал из его рта, будто старался умчаться прочь.

«Тихо, дорогая, тише, – помогала мама, – терпи, Тиночка! Нужно выбираться отсюда как можно скорее».

Может быть, он умер?

«Не будь дурой! – возмутилась родственница. – Ты в какой раз так думаешь? К чему привели твои глупые мыслишки? И я говорю не только о вчерашнем дне».

Кристи собрала волю в кулак и устремилась к узлу. Пульсирующее пламя обжигало спину, дрожь прокатилась по всему телу и сконцентрировалась на кистях рук. С тысячной попытки женщине всё же удалось ухватить конец верёвки и потянуть на себя. Затем она уцепилась за второй и проделала всё то же самое. Она тянула из стороны в сторону одновременно поворачивая руками, и, казалось бы, должно было получиться. К великому сожалению, Крис обнаружила для себя, что кончики верёвки не только плотно завязаны в узел, но и грамотно переплетены вокруг оков по всей окружности. И как бы ни старалась девушка в последующие долгие и мучительные минуты выбраться с плена, применяя различные методики кручения, ничего не выходило. Она даже попыталась перегрызть верёвку, но после очередного усилия, поняла, что всё бестолку.

Отвёртка улыбнулась шире, когда к Тине вернулись боль и отчаяние. Ужасно болела спина, тормошился ёжик в горле, посинели от натуги кисти. Боже мой, как же сильно хотелось пить! Даже тихий плач девушки теперь сопровождался отсутствием слёз, точно высох источник печали. Оставалось лишь ждать и надеяться, что, очнувшись, монстр сжалится над ней и напоит (может быть, даже отпустит).

«Всё-таки ты дура! – подытожила мама».

Сейчас Кристине захотелось, чтобы она заткнулась, не мешала ей побыть наедине и смириться с судьбой. И родственница, которую девушка с трудом помнит, решила поступить именно так. Она спряталась где-то глубоко в подкорке сознания, замолчала и больше не беспокоила.

Далеко за окном шумела стройка, всё также пробегали автомобили, уже не гоготали детишки, правда, несносное гул, поселившийся в голове не так давно, ничуть не унимался и продолжал нудить. Откликались пульсацией кисти, бешено колотилось сердечко в груди, только уже без причины, поскольку страха и ненависти уже не было. И, конечно, очень уж хотелось пить. Жутко хотелось пить. Подобную жажду Кристине не доводилось испытывать прежде. Подобно зубной боли, унять которую не так-то просто, это страшное ощущение не выходило из головы, казалось, проникло в каждую клеточку организма. Нестерпимое чувство сухости во рту наряду с участившимся сердцебиением повергали в паническое состояние, от которого захотелось закричать.

Закричать!

Опять же, почему стоящие мысли приходят к ней с таким опозданием? Почему она не догадалась раньше?

Потому что он может очнуться, и тогда тебе несдобровать.

Плевать.

Крис постаралась выдавить крик, на что изо рта выплеснулся только хрип. Сиплый звук, пробежавший по комнате, смог бы разбудить разве что только чутко спящего человека. Она попыталась снова, на что её связки откликнулись болевыми ощущениями, напрочь отрекаясь от воли хозяйки.

– Помогите, – сказала Тина и удивилась, насколько её голос поменял привычную форму.

Кристина усердствовала ещё несколько раз, пока в глубине души не шевельнулась тоска. Хандра приблизилась, держа за руку всё ту же «полую заразу», окутала покрывалом безнадёжности и потянула за собой. Девушка не сопротивлялась, напротив – приняла её как родную. Уже не было желания бороться, кричать, сопротивляться неизбежности – остались только боль и страдание. Только ждать и надеяться, что её смерть будет не такой мучительной, как эта несносная жажда.

Непонятно по каким причинам, Тина подобрала ноги под себя и попыталась встать на четвереньки. В ту же минуту девушка забилась в истерике, ударяя головой по трубе и не обращая внимания на яд, который уже будто разъедал поясницу, на руки, которые вывернулись в неестественную форму. Она продолжала хрипеть, трясти телом и головой, в то время как рассудок уже делил ложе с «полой подружкой». Сколько тянулись эти потуги в сопровождении сиплой мольбы, невозможно угадать, но одно известно, наверняка, так было легче. И, если бы не «полая», не видать Кристине завтрашний день.

***

Когда же ей вновь выпал шанс открыть глаза, на дворе уже стемнело. В комнате горел свет – видимо юродивый муж его и не выключал. Поначалу девушке показалось, что она в объятьях сна и ничего на самом деле нет. Но поразмыслив над этим, всё же сделала выводы, что все предыдущие идеи и заключения были ошибочны, поэтому глупо доверяться тем мыслям, которые сейчас лезут в голову, словно назойливые мухи. И, правда, к чему привели её суждения о муже? К катастрофе! К тому, что ей приходится вот так умирать.

Это не сон и никогда не будет таковым.

В полузабытье с медленно плывущими картинами прошлого и настоящего Тина лицезрела мужа, который ничуть не поменял позу, напротив – создавалось впечатление ещё большей сдавленности его могучего тела. С удивлением (может, и нет) она обнаружила для себя, что обеими ногами упёрлась ему в шею, да и Тимур будто бы лежал дальше прежнего. Видимо в тот момент, когда истерика полностью овладела ей, она и пихнула его.

Мужчина не подавал никаких признаков жизни, его шея была ни тёплой, ни холодной. Единственный глаз был слегка приоткрыт, словно мужчина подсматривал за происходящим, чтобы в любой момент вскочить и воскликнуть какой всё-таки он талантливый игрок, что сумел притвориться мёртвым и обмануть жену. Женщина ещё долго всматривалась в его глаз в надежде уличить ложь и, наконец, обнаружить подвох, но, спустя мгновение, решила, что это всё же глупо и не стоит заниматься такой ерундой.

Ни на секунду несмолкаемое гудение приняло довольно-таки приятную форму и сейчас радовало нудным звучанием, успокаивая нервы и убаюкивая разум. Мысли плыли в бестолковой суматохе, перекликались друг с другом, сбивались в кучки, пленили себе подобных и угасали, растворяясь в облака, будто и не было их вовсе. Они унесли Крис далеко от обид и утрат, от зла и ненависти, от страха и безнадёжности. Кружили в танце безумия и, наряду с блаженствующими картинками комнаты, хоть на миг, но смогли помочь ей всё забыть. Девушка окунулась в мир, лишённый привычных человеческих черт, в котором отсутствуют границы бытия, где нет собственных рамок. Ей захотелось вспорхнуть и улететь далеко ввысь, поддаться внутренним иллюзиям спокойствия и наслаждения. Встретить новый свет, широко раскинув руки, будто крылья, и забыть. Забыть! Забыть навсегда!

В столь сладостный миг, когда решение казалось бы явилось само по себе, из внутренних глубинок сковырнулся малюсенький червячок, заявив что всё совсем не так и нужно воспринимать происходящее в буквальном смысле. Так или иначе, женщине не совсем хотелось слушать его. Смерть уже не заботила её. Тина понимала, что умирает, вот только думать об этом в подобном положении весьма некстати. Бороться? Нет. Уж лучше она примет всё как есть, как должно быть, как было всегда. Как и в те минуты, когда сумасбродством наполнялась жизнь и выплёскивала всю мерзость на неё, в те секунды, когда Тим умирал, и по обыкновению своему воскресал вновь. Как всегда, когда она с великим смирением получала от судьбы очередной пинок: «Не хочешь ли ты, дорогуша, стать сиротой? Не хочешь ли ты стать на всю жизнь одинокой? Не хочешь ли ты счастье, которое я с удовольствием тебе вручу, а потом отниму? Не хочешь ли ты умереть? Не хочешь, дорогуша?»

Не хочу?

«Никто тебя и не спрашивает! Ха-ха! Это просто игра. Причём, заметь, не твоя игра! Ха-ха! Ты участвуешь в ней, но на этом твоя роль и заканчивается, поскольку твоё жалкое существование в моих руках! Ты думаешь, можешь управлять соей никчёмной жизнью? Чёрта с два! Растение на твоём подоконнике тоже думает, что может всё и море по колено, но ведь тебе ничто не мешает подрезать ему листики, сломать стебелёк или забыть полить водички? Ничто не мешает без всяких угрызений совести лишить его жизни, в случае, если, например, надоест или плохо будет расти? Ничто, дорогуша?! Ты сдохнешь здесь, как велит карма, и никто не пожалеет тебя, никто не вспомнит о тебе, потому что попросту не кому. Ведь так? Так? Сколько друзей у тебя? Сколько? Ноль! Сколько родных у тебя? Опять ноль! Сколько знакомых и приятелей, которые не просто знают тебя, а готовы выпить с тобой чашечку другую кофе и славно поболтать? В яблочко! Снова ноль. Ты ноль на палочке. Ты сама выбрала такой путь или это я сделала тебя такой? Я – твоя судьба!»

Не хочу.

Кристина вспомнила о маме, которая тот час же не заставила себя долго ждать. На сей раз она не пряталась за спиной, выплёскивая в затылок всякие реплики, а вышла на свет. Она приблизилась к дочери, погладила по голове и положила её на ладони. Из далёких воспоминаний образ матери внезапно воскрес и уже не казался таким дорогим и чужим одновременно. Сейчас её лицо было живое, тёплое и, как никогда, родное. Даже маленькая родинка, которая на чёрно-белых фотографиях практически не видна, сидела на том самом месте справа на верхней губе. И не было никаких сомнений, что она была там всегда, сейчас и в те самые минуты, когда живая мама дарила нежность и тепло своему ребёнку.

– Не надо, доченька, – прошептала она, – ещё не время. Тебе нет места здесь. Ещё совсем рано.

Даже её голос показался Тине реальным, не придуманным, не слепленным из отрывков воспоминаний, а настоящим. Таким, каким был на самом деле, в те счастливые дни детства. Мама была здесь (она всегда была рядом). Кристина обняла её и крепко прижала к себе, воплощая детскую мечту, хотя бы раз сделать это.

Девушка закрыла глаза и с наслаждением упивалась любовью, а когда открыла их вновь, то ничуть не удивилась, что мамы больше нет. Плывущую в забытье комнату озарял солнечный свет, и Тимур лежал на том же самом месте. Медленно кружилась голова, и свербели многообразные звуки за окном, которые уже утратили былую окраску. Крис не чувствовала рук, и в пояснице на удивление было чрезвычайно комфортно. Да и зачем думать об этом? Ни к чему. Не беспокоит и ладно.

– Он умер. Теперь уж точно, – посмотрев на мужа, подумала Кристи и опустила веки вновь.

А, когда ей всё же удалось разлепить глаза, Тимур к тому времени уже стоял на четвереньках и вертел головой. Движения были настолько глупыми, что рассмешили девушку, правда, прочесть радость на лице было практически невозможно: губы скукожились, лицо слегка посинело, как и руки, а приоткрытые в виде узкой щелочки глаза из-за слипшихся век просто не могли позволить себе большее. Монстр лёг, потом вскочил, потряс головой, будто силился спихнуть надоедливую отвёртку, и, по-видимому, убедившись, что ничего не выйдет, сел на пол и завис.

Ранее Тине не приходило в голову, почему муж не мог извлечь посторонний предмет (орудие его несостоявшегося убийства) сразу же? Ведь совершенно не стоило труда сделать это. Как знать, может быть, он и постарался, когда она была в отключке, но испугался, что это вызовет мгновенную смерть? Или же попытка завершилась мучительной болью, которая остановила его? Так или иначе, но рукоятка находилась на том же самом месте. И сейчас Тимур сидел и смотрел на диван, точно с усердием разглядывал что-то, затем, спустя каких-то пять минут или час, может и два, повернулся к жертве и улыбнулся.

Кристину развеселили подобные несуразные действия мужа. Она радовалась каждому движению мужчины, словно разглядывая диковинное животное в зоопарке. Было смешно и комфортно, ничего не болело, не вызывало раздражение или страх, боль или обиду. До чего же глупо он сейчас выглядел! Снарядить изображение звуками гиббона и будет готов сюжет в самый раз для передачи «ССР».

Здоровяк улыбнулся вновь и медленными движениями великомученика подполз к девушке, протянул к губам Крис слюнявый рот (нужно отметить, что отвёртка не позволяла приблизиться достаточно близко, чтобы, к примеру, полноценно выполнить поцелуй) и рыгнул. По крайней мере, ей так показалось. Тина ощутила колебание воздуха на лице и услышала странный звук, похожий на отрыжку. В данный момент так называемый гиббон вёл себя, как и подобает. Он отскочил в сторону, встал на задние лапы и помчался из комнаты.

Кристина посмеялась ещё и позволила себе ненадолго опустить веки, чтобы вскоре открыть их вновь. В минуты бескрайнего забвенья она лицезрела монстра вновь. Он то убегал из комнаты в ночь, то возвращался снова, что-то без умолку говорил и приближался к её лицу, чтобы опять-таки произнести странный звук. Уходил в угол комнаты, безмерное время стоял там, поворачивался и улыбался, скалил зубы и вертел рукоятку торчащей из башки отвёртки. Затем гиббон возвращался снова, чтобы поскакать по дивану и столу, смести всё на своём пути, растолкать мелкие предметы по сторонам и потрясти мордой. Завершив бешеный забег, уступал место монстру и менялся с ним местами. Тот же, в свою очередь, точно провинившийся ребёнок, не упускал ни один угол, чтобы не постоять там, уткнувшись лбом. Стоял долго и терпеливо, изредка поворачивался, строил гримасу и вертел отвёртку. Выходил из комнаты в темноту, выбегал оттуда, как угорелый, и падал на пол, чтобы через мгновение снова пригласить гиббона.

Так продолжалось вечность, которая, ко всему прочему, стала осязаемой и уже успела познакомиться с «полой», чтобы войти с ней в тесный контакт. В промежутках полусознания полусна полужизни Кристина смогла увидеть, как Тимур, вдруг, полностью разделся. Бережно сняв трусы и сложив одежду в одну стопку (в этот миг Тине показалось, что разум мужчины всё-таки смог, пусть и ненадолго, одержать победу над безумием), монстр замер. Долго стоял неподвижно, затем высоко подпрыгнул и начал выплясывать, причём какими бы нелепыми и дурацкими не выглядели танцевальные па, выходило весьма оригинально. Движения складывались в отдельные диковинные эпизоды, переходили в другие ещё более замысловатые, половые органы болтались из стороны в сторону, в точности повторяя такт. Одновременно с этим мужчина в буквальном смысле подпевал какую-то несуразицу, никоим образом не относящуюся к танцу. Что-то типа «тру-ля-ля, тру-ля-ля». Тру-ля-ля на языке, а на деле буги-вуги.

Когда же Кристина в очередной раз провалилась в сон, здоровяк подскочил к ней и укусил за щёку, да так больно, что во всех красках напомнил девушке, что она всё ещё жива. От неожиданности, правда на очень короткий миг, вернулась ясность рассудка. Этого было достаточно, чтобы в полной мере осознать то, что случилось дальше. Тимур выпрямился, схватил отвёртку и без особых усилий извлёк её. Ни один мускул не дрогнул, в то время как из глазницы тут же хлынула кровь, обезображивая и без того уродливое лицо монстра. Он опустился перед жертвой на колени, приблизился к её лицу и протянул губы. Крис ощутила солоноватый вкус живительной влаги на губах и во рту, почувствовала оживший язык, с радостью впихивающий спасительную жидкость внутрь, испытала дрожь, пробежавшую по всему телу.

Как поймёт она позже, то был последний поцелуй угасающей жизни, и, в то же время, то был финальный миг её настоящей собственной. Осознание придёт тогда, когда будет уже совсем поздно.

В какой-то момент Тимур притих, обмяк и навалился на женщину всей своей массой, унося её собой в страну грёз и сладостных воспоминаний.

***

Сквозь пучину дрёмы отдельными эпизодами она увидела чужих людей, как её проносят по коридору, обнаруживает себя в белой комнате, пропитанной лекарствами. Каким-то странным образом девушке удалось запомнить всё, пусть и такими весьма редкими отрывками действительности. Сейчас Крис могла предположить, что же на самом деле с ней произошло, могла задать себе подобный вопрос и получить ответ. Она узнала многое из произошедшего, но одному случаю всё же не вышло прикоснуться к ней. Казалось бы, сломанную цепочку событий уже не так-то просто соединить, и история должна была завершиться на ней, но, увы. Откуда Кристине было знать, что нарушить этот ход решиться некто иной, как Павел. И, как знать, может быть у него и получилось бы, но не в этот раз.

В силу обстоятельств и по воле страха он не смог бы поступить иначе. Грахов Павел Николаевич за свои сорок с хвостиком лет мог похвастаться богатым опытом патологоанатома и гордиться количеством выпитого в органах (правоохранительных, конечно), но сейчас он чувствовал себя разбитым, наряду с диким страхом, поселившимся в его сердце. Судмедэксперт мчался прочь по заснеженным улочкам города и бормотал одни и те же слова. Он ещё не решил, кому расскажет об этом, но одно знал наверняка, это нельзя оставлять в тайне, которая, как ему изначально показалось, будет самым верным, идеальным вариантом, и которая понудила его в привычной форме написать отчёт, без каких-либо излишеств. Мужчина сделал то, что должен был, как и сейчас стремился выполнить свой долг и поделиться секретом.

Ноги несли его вперёд подальше от работы, от этого безумия, которое никак не укладывалось в умной голове. Только мысли вертелись в сумасшедшем вихре, напоминая ему, что он видел то, что видел и ничего другого. А ведь в этом деле, как сказал майор Тронин, было сразу множество всякой белиберды, масса несостыковок и неясностей. Когда соседи почувствовали трупный запах в подъезде и вызвали милицию, они совсем не ожидали обнаружить в квартире, принадлежащей молодым влюблённым, лежащего в коридоре мужчину с отвёрткой в голове с явными признаками разложения, как и были удивлены находкой живой девушки, которая была на грани жизни и смерти. Но добропорядочным и, нужно отдать должное, весьма бдительным соседям были неизвестны все тонкости. Они же не знали, что женщина была прикована к трубе, а смерть её мужа наступила мгновенно, что подтвердило вскрытие, будь оно неладно. И, если девушка в списке подозреваемых, то каким таким образом она, вдруг, оказалась прикована? Она бы не смогла убить и связать себя, или же он сделал это сам, что вообще выходит за рамки разумного. В дело напрашивалась корректировка о неком третьем лице, но и тут какая-то лажа. Дверь была закрыта изнутри на засов, что создало немало проблем при вскрытии, а пластиковые окна закрыты. Если учесть, что преступник вышел из окна, то какая-нибудь створка непременно должна быть в открытом положении.

Безумие? Когда майор подвергнулся достаточно смелой догадке, метнулся вскрывать все шкафы и двери, в надежде обнаружить там вероятного убийцу, то поначалу ничуть не смутился, что в квартире больше никого не было. Он удивился позже, когда Павел Николаевич, заявил ему о мгновенной смерти мужчины, исключающей женщину из списка подозреваемых. Но Тронин, конечно же, не знал самого страшного, о чём познал судмедэксперт.

Павел бежал вперёд, совершенно не ведая, куда влечёт его тревога. Он ещё не думал о том, как преподнести невероятную информацию, но уже твёрдо решил, кому расскажет обо всём. Невысокий лысоватый мужчина даже не надел шапку, второпях забыв её на вешалке лаборатории. Он проклинал себя за то, что решил покопаться глубже, и, как никогда, метод Шора сыграл с ним злую шутку. И, кажется, теперь он начал понимать истинную суть произошедшего в той квартире. Злые догадки выстраивали картины событий, раз за разом подвергая мужчину в ещё больший шок. Как же такое возможно? Если в причинно-следственную связь приписать американцев, будет глупо. Они хоть и не совсем тупые и благо средства позволяют им выделывать всякое, но такое не смог бы сотворить даже Эйнштейн. Только богу доступно подобное, и только он способен сделать это. Напрашивается вопрос: «Зачем?»

Может быть, природа, наконец, нашла в себе силы вытворить паразитирующего её человека с земли и создала такое? Но ведь у неё есть силы сделать всё намного проще путём катаклизм и стихийных бедствий или пандемии. Опять-таки, зачем именно так, а не иначе?

Миллионы вопросов копошились в голове Грахова. И чем дальше он углублялся в суть, тем страшнее ему становилось. Будто обезумевший, Павел ускорял бег, до предела выжимая все силы из организма, который, к сожалению, утратил былую молодость и здоровье (не без участия алкоголя). Под звуки неистового ритма сердца он, вдруг, упал ничком в сугроб. Когда к мужчине поспешили прохожие, его кровоснабжающий органы мотор уже остановился, тогда как губы ещё какое-то время продолжали шептать: «Живые».

Откуда Кристине было знать, что нарушить этот ход решиться Павел, но у него не вышло. Тина не ведала об этом, однако, в глубине души могла догадываться и верить, что уж эту работёнку выполнят другие. В тот самый миг, когда душа Грахова отсоединилась от тела, уголки рта девушки слегка поднялись.