Путь Белой Лебедицы. Искусство саморегуляции народов Внутренней Азии и Саяно-Алтая

Тотемные образы обожествленного Лебедя (Лебедицы) и Гуся, с точки зрения религиозно-мифологической символики тесно взаимосвязанные друг с другом, являются наиболее архаичными в мировоззрении народов Евразии и своими корнями уходят к автохтонным доиндоевропейским мифам, верованиям и культам. Стойкие архаические сюжеты, связанные с тотемными птицами, в особенности с Лебедями и Гусями, обнаруживаются во всех частях Евразийского суперконтинента. Так, на Полтавщине 6 – 5 в. до н. э. археологи раскопали зольники – остатки культовых огневищ, окаймленные вырезанными из земли и раскрашенными в белый цвет (!!) двухметровыми фигурами Священных Лебедей.

Среди археологических находок в местах расселения западных славян обнаружены также Солнечные колесницы, запряженные Лебедями и хорошо знакомые по культу Бога Солнца Аполлона. При раскопках знаменитых Пазырыкских курганов на Алтае 5 – 3 вв. до н.э., в погребальной камере были обнаружены изображения тотемных Лебедей из войлока. Все это свидетельствует о том, что, как утверждает Н. Чистякова (Ярославова), «Гиперборейская Лебединая символика охватывала огромные пространства Евразии и распространялась на многие разноязычные народы на протяжении многих тысячелетий» (см. персональный сайт в Инете).

Как справедливо полагал Д. С. Дугаров, культ Лебедя (Лебедицы) возник и локализуется именно в Центральной и Внутренней Азии, в Юго-Западной Сибири, и уходит своими корнями еще ко времени палеолита (Дугаров Д. С., 1983, с. 34). У бурят-монголов Саяно-Алтая, Транс-Саянии и Циркум-Байкалии генеалогические предания о Лебеде-Прародителе тесно связаны с их этногоническими легендами о Прародине всех тюрко-монголов Эргунэ-Хун // Эргенекон и с общим для всех народов Евразии тэнгрианским духовно-культурным наследием, одним из самых древних, «корневых», центральных, базисных и основополагающих локально-региональных вариантов которого и является «Белая Вера» Ак-Дян (Лебедев, 2017, с. 20). О глубокой древности культа Белой Лебедицы и его связях с культом обожествленных героев свидетельствует и зачин героического эпоса Гэсэр, в котором говорится, что время повествования этого древнейшего памятника устного народного творчества восходит к периоду, когда «исполинская Лебедь была, словно слабый галчонок мала».

Поскольку «Белая Вера» скифо-ариев оказала решающее влияние и на формирование родственной ей (можно сказать, «дочерней») Солнечно-Небесной тэнгрианской религии автохтонных народов Внутренней Азии (Горный Алтай, Транс-Саяния, Хакасия, Горная Шория, Циркум-Байкалия), которая стала национальной, государственной и народной религией всех тюрко-монголов Центральной и Северо-Восточной Азии, а затем и всей Евразии, став воистину мировой религией и достигнув феноменального, небывалого расцвета в эпоху Чингис-Хаана, тотемистические культы «Белой Веры» и прежде всего – обожествление Белой Солнечно-Небесной Птицы-Лебедь как Тотемной Прародительницы – стали важной составной частью бурят-монгольского тэнгрианства.

В частности, у восточных хори-бурят и других родственных им племен Солнечная Лебедица (бур.-монг. Хун-Шубуун) заняла центральное место в божественном пантеоне наряду с Небесным Волком, тотемным первопредком Чингис-Хаана (Бортэ-Чино) и Божественным Прародителем-Быком (Буха-нойон-баабай). Генеалогические предания о Лебеде (Лебедице) Прародительнице есть и у западных бурят – аларских и тункинских хонгодоров, а также у родственных им хотогойтов Монголии, которые считаются выходцами из Транс-Саянии; название «хонгодор» этимологически связано также с личными, племенными и родовыми именами «Конгар» // «Хунгар» – «Хунгират» // «Конгират» – «Хунгария» и древним названием Хакасии – Хонгорай // Хонгурей, которое в древности распространялось на всю гуннскую империю.

Бурят-монгольское название тотемной Лебедицы «Хун-шубуун» связано и с названием легендарной Прародины всех тюрко-монголов Эргунэ-Хун, и с понятиями «человек» (хун) и «солнце», что объясняется этимологической связью петроглифов «человек» и «птица» и наличием смешанного образа – петроглифа «человек-птица» // «птице-человек», и под понятием «птица» в этом симбиозе подразумевается, в первую очередь, «Белая Птица» (Сагаан-Шубуун), т.е. «Белая Лебедица», но может подразумеваться и тотемный Гусь, название которого напрямую связано с именем Гэсэра, который в религиозно-тотемистическом смысле является как бы символическим двойником Лебедя (ср. гас // кас // каска // хас // хасха // хакас // хагас // аз // гус // хаш и т.д.). При этом с Гусем связана и хас-тамга (свастика), одним из самых архаических вариантов которой и была «гусиная» (или «лебединая») хас-тамга.

«Гусиная» хас-тамга 1

«Гусиная» хас-тамга 2

Вот почему мы считаем, что саяно-алтайское тэнгрианство можно назвать «Белым Путем Белой Птицы» – «Сагаан-Шубуунии Саган-Заяа», а протохакасский Гэсэр-Хан является «родным» братом алтайской Царевны-Лебедь и тотемно-мифологическим старшим братом бурят-монгольского Абай-Гэсэра, а также «прадедом» тибетского Лин-Гесара, поскольку реальные исторические «люди Гэсэра» этногенетически были типичными саянидами из разных родов и племен гусей и лебедей единого Солнечного «народа Хор // Хонгорай // Хоорай» (по Чагдурову С. Ш.) явно пришли с Севера (т.е. из Саяно-Алтая и Циркум-Байкалии), сохранив в своих южных названиях (Верховья Хуанхэ, Восточный Тибет – пров. Амдо и Кам, оз. Кукунор) древне-скифский и хакасский этноним Хор – «страна Солнца», «народ Солнца», «Дети Солнечной Матери-Лебеди» (например, восточно-тибетское племя горлоков) и другой этнотопоним хакасского происхождения, ставший названием всего государства, созданного в Верховьях Хуанхэ воинами Гэсэра – Хашин (от восточно-хакасского топонима Качинск, вероятно этимологически связанного также с бурятским Качугом на территории этнической Бурятии в Иркутской области).

В процессе взаимодействия саяно-алтайских культов Лебедя и Гуся с очень популярным в Тибете и Китае культом Дракона произошло соединение этих тотемных культов, в результате чего образовались смешанные тотемные образы, представляющие собой симбиоз двух тотемов (наподобие «кентавра», соединяющего в себе образы лошади и человека), в которых произошел синтез самостоятельных тотемных божеств, трансформировавшихся в целостный образ – «Лебедь-Дракон», «Драконо-Лебедь», «Гусь-Дракон», «Драконо-Гусь» и т. д. При этом особый интерес представляет архаическая связь Лебедя и Гуся, как тотемных божеств, с различными видами крылатых змеев, которые одновременно образовывали симбиозы с Драконами.

В связи со скифским культом Лебедицы и общим для всех народов Центральной и Внутренней Азии почитанием Гэсэра, в качестве тотемного Гуся, интересно также то, что в некоторых языках скифо-сарматского круга этносов название Лебедя точно соответствовало обозначению змея – «гуй». Название «змей-гуй» до сих пор существует в языках мордвы (эрзя, мокша), а несколько восточнее это слово обозначает лебедя, что, видимо, является отождествлением длинношеей птицы со змеем, но одновременно может указывать и на общую связь тотемных Гусей и Лебедей со всем классом мифологических Змеев-Драконов.

Точно так же популярные во Внутренней и Центральной Азии тотемные предки Медведи и Волки соединились в целостные образы «Волко-Медведей» (или «Медведе-Волков»), сочетающих в себе черты и биологического волка, и медведя, а наш тотемный Волк, соединившийся с Драконом, у славян превратился в оборотня-волкодлака («вурдалака»). Так, в Драконьих тамгах народов Саяно-Алтая часто встречаются тамги «Дракон-Лебедь», как и «Волко-Дракон», в чем нет ничего необычного или странного, поскольку такие «кентавроподобные» существа символизируют обычные экзогамные брачные пары из родов, имеющих разных тотемных предков. У сибирских скифов-саков тотемная Лебедица в первую очередь была связана, конечно, с их главным тотемным божеством «Солнечный Олень Золотые Рога», в результате чего «лебединая», «змеиная» и «драконья» символика соединилась с «оленьей» и появились «Олене-Лебеди» и другие симбиозы тотемных птиц с разными животными (например, мифическая птица Симаргл в болгарской и древнерусской мифологии, сочетающая в себе черты крылатого Льва или Собаки).

Очень своеобразный «Волко-Орел», у которого голова была орлиная, а туловище – волчье появился якобы в хакасской мифологии среди племени «семи волков» (четти бюр), позднее он стал главным тотемным предком рода «Борсэ-Шоно» из семи волчьих родов бурятских эхиритов и заложил основы своеобразного «Волчьего стиля» бурят-монгольской школы боевого единоборства Шонын-баша, в котором собственно волчьи приемы сочетались с ударами «крыло Беркута». Впоследствии этот боевой стиль был взят на вооружение монголами Чингис-Хаана вместе с именем тотемного предка Борсэ-Шоно, которое по-старомонгольски (т.е. уйгурским письмом) писалось «Бортэ-Чино», и именно под этим именем мифический предок Чингис-Хаана стал известен миру. В Туве недавно была обнаружена статуя самого Тэнгри-Хаана, соединяющая в себе образы сразу нескольких тотемных божеств – Медведя, Волка, Змея-Дракона, Горного Козла.

Еще один важный вывод из вышеизложенного – тотемный культ алтае-хакасской Царевны-Лебедь и героический эпос Гэсэр являются двумя важнейшими первоисточниками и краеугольными камнями сначала протоалтайской Белой Веры, а затем и всего евразийского тэнгрианства. В трудах многих авторитетных ученых – Дугарова Д. С, Чагдурова С. Ш., Михайлова Т. М., Бурчиной Д. А. и др. отмечается, что героический эпос бурят, в первую очередь Гэсэриада, объединившая многие народы Центральной и Внутренней Азии (тибетцев, тангутов, монголов, тувинцев и др.), главным персонажем которых был Гэсэр, стала основным источником тэнгрианской религии, особого религиозно-философского и этического учения «тэнгризма», которое в саяно-алтайском варианте мы и называем «Белой Верой» (алт. Ак-Дян // AkJang; xaк. Ак-Чаяан), или «Белым (Светлым) Путем» (бур.-монг. Сагаан Заяа – букв. «Белый Путь», «Белая Дорога» 1.

Другой неплохой вариант названия этого Учения на монгольском языке – Тэнгриин Заяа – «Небесный Путь», а также «Бурхан Заяа» – «Божественный Путь», «Священный Путь» (ср. яп. «Синто» – то же самое, что и «Священный // Божественный Путь» буквально). Вариант названия этой религии, данный Д. С. Дугаровым – «Белое шаманство», по существу, правильно отражает «светлое» содержание этой религии, но неверно в корне уже потому, что ЧЕРНОЕ ТУНГУССКОЕ ШАМАНСТВО ЗДЕСЬ ВООБЩЕ НЕ ПРИЧЕМ, хотя в принципе это название все же немного лучше совсем уж варварского пежоративного названия «бурханизм», от которого веет колониальным дискурсом и пережитками империализма, каковым, кстати, является и пресловутый «шаманизм», который на самом деле является древнейшей ветвью скифо-арийской эзотерической традиции «бродячих монахов-жрецов» (санскр. саманера), позднее, в период возникновения буддизма распространившейся в Древней Индии и превратившейся в отдельную антибрахманистскую оппозиционную еретическую секту.

Поэтому лично я, сравнив все наиболее общепринятые варианты названия «Белой Веры», пришел к выводу, что, во-первых, методологически наиболее правильным (как и во многих других случаях, когда речь идет о названиях других иноэтнических конфессий является, употреблять в первою очередь самоназвание этой религии, т.е. в данном случае – «Ак-Тян», причем с максимально приближенным к аутентичной традиции переводом – «Белая Вера» («Светлый Путь»).Во-вторых, для Монгольского Мира и монголоязычных читателей вполне приемлемыми и адекватными представляются варианты «Сагаан Заяа», «Тэнгриин Заяа» и «Бурхан Заяа» (вариант перевода последнего на русский язык – «бурханизм» уже не приемлем, учитывая реальные исторические и религиозно-философские связи «Белой Веры» с Северным буддизмом Экаяны, в контексте которого вообще все ветви тэнгрианства в Саяно-Алтае следовало бы называть «тэнгри-яной», в чем мы полностью солидарны с Р. В. Лебедевым2.

Когда мы говорим «источник» этого религиозно-философского учения, по своей форме имеющий на данный момент мифологическую или фольклорно-сказочную форму, как, например, сказка А. С. Пушкина о царе Салтане (т.е. о Царевне-Лебедь) или богатырский эпос, то имеем в виду не только письменный «первоисточник», т.е. свод священных текстов или канонических произведений (как, например, Библия, Коран, буддийские сутры и трактаты, произведения Лаоцзы и Чжуанцзы), большинство которых излагает философию своего Учения в письменной форме, а имеем ввиду, прежде всего, характерную для тэнгрианства своеобразную эпическую форму устного народного творчества.

И такая форма изложения религиозных идей полностью соответствует сугубо народному характеру и духу этой религии и ее специфической мифопоэтической форме, содержащей в себе и адекватно передающей слушателю мощную энергетику «Небесной» религии, которую, как и эпос Гэсэр, создал не какой-то Великой Учитель или проповедник, а сам народ, выразивший свои думы и чаяния о высшей справедливости и счастливой жизни, о мироздании и универсальной духовной силе Небесного Бога Тэнгри.

Иначе говоря, эпос Гэсэр, как и алтайский Джангр и многие другие эпические произведения, а также народные предания и легенды, является и Библией, и Кораном этой сугубо народной религии, которая была теснейшим образом связана с народным бытом и с окружающим ландшафтом, ключевыми элементами которого были священные горы и источники, реки и озера.

Героический эпос всех монголоязычных «лесных народов» был непосредственно связан с их тэнгрианской религией и представлениями о сверхъестественной силе (зада) тэнгрианских божеств, которой, вместе с тем, наделяется и сам эпос, и его исполнитель (джангарчы). Так, известная калмыцкая исследовательница Э. П. Бакаева в связи с анализом религиозно-мифологических основ эпоса Джангар отмечает, что Хормуст-тэнгри, мог поражать «громовой стрелой», а Белый старец отвечал за дождь, и поэтому его молили о дожде и продолжении потомства, и что Джангар можно рассматривать как магическое средство «вызывания дождя» (Бакаева, с. 26).

При этом автор, делая важный вывод о религиозном характере эпоса Джангар, имеющий отношение и к другим видам героических сказаний как монгольских, так и тюркских народов (например, саха-якутский Олонхо), отмечает, значение как имени Джангар, так и одноименного цикла сказаний в смысле «зада» означает обращение к первоначальному смыслу последнего термина «волшебство» (магия, «белая магия»); и такая символика вполне согласуется со значением «jang» – вера (т. е. «Белая вера» саяно-алтайских народов Ak jang, Ак-Дян, Ак-Чаяан, называемая также «бурханизмом» – Н. А.); эпос Джангар и есть «сохраненное в форме богатырских сказаний эзотерическое наследие древней веры» (Бакаева, с. 26).

В данном случае особенно важно подчеркнуть, что «Белая Вера» алтайцев и хакасов, этногенетически и этимологически ПО САМОМУ СВОЕМУ НАЗВАНИЮ связана с так называемой «религией ариев» (кстати, это словосочетание буквально так и переводится «белая вера», поскольку корень «ар» во всех тюрко-монгольских языках имеет значение «белый», как и слово «арий», «арья» в древнеиндийских), которую можно рассматривать как еще один локально-региональный вариант Евразийского тэнгрианства как мировой религии и, соответственно, ее более архаичного прототипа – Ак-Дян.

О саяно-алтайском местоположении первоначального праобраза Священной Мировой горы Сумэру существует множество версий, согласно которым она первоначально локализировалась в мифической Гиперборее, т.е. в Юго-Западной Сибири. А это еще раз подтверждает саяно-алтайскую версию о происхождение мифологемы Мировой Горы Сумэру, которую древние индоарии представляли как обитель богов, райскую Прародину, расположенную в центре мира, но географически локализировали ее на севере от Индии и Тибета, т.е. конкретно в Саяно-Алтае и Внутренней Азии. Поэтому и горы Восточного Саяна, в частности его самую высокую вершину – Мунхэ Сарьдак следует считать не просто частью Мировой Горы Сумэру, но ее «близнецом», т.е., по большому счету, она и есть сама Мировая Гора Сумэру, но большей частью расположенная на ее восточных склонах. Иначе говоря, Восточный Саян, как и Хан-Алтай и Белуха, а также Сумбэр-Уула в Западной Туве в Сутхольском кожууне (Сут-Холь – букв. означает «Молочное Озеро»), является настоящей Мировой Горой Сумэру.

При этом интересно отметить, что и алтайские, и саянские варианты этой Мировой Горы имеют, согласно древне-арийской мифологии, «Молочное» Море или Озеро Белого Молочного цвета у своего подножия. Действительно алтайские и саянские варианты Сумэру имеют такие озера, большие или маленькие, которые можно считать «морями» и именно Байкал (тюркск., уйгурск. «Бай-холь» // Бай-куль), древнее название которого означало в переводе с тюркских языков «Богатое», «Священное» и «Белое» Озеро // Море. Получается, что именно Байкал соответствует мифологическому описанию этого «Молочного Озера», поскольку отроги Восточного Саяна спускаются прямо в это озеро.

Героический эпос Гэсэр также является неопровержимым свидетельством, во-первых, связей религии скифо-ариев и тюрко-монголов с архаическими тотемными культами Гусей-Лебедей и с не менее древним культом священных гор, в частности с почитанием Мировой Горы Сумэру, во-вторых, еще одним доказательством саяно-алтайского происхождения как культа Сумэру, так и религии ариев (в том числе и Белой Веры) и тюрко-монгольского тэнгрианства в целом. Так, в зачине Гэсэриады говорится, что действие эпоса начинается во время, когда «была еще легкой пылью наша твердая Мать-Земля, а могущественная змея („Мировой Змей“ Абарга Могэ – Н. А.) безобидным была червяком; а Сумбэр-гора – бугорком, грязной глины жалким комком… Океан, что бушует кругом, что волшебным богат молоком, Был ничтожной лужей тогда» («Гэсэр», пер. Семена Липкина).

Анализ тотемных генеалогических и этногонических мифов народов Саяно-Алтая тоже свидетельствует о том, что историческая родина сибирских скифо-ариев и тюрко-монгольских народов одновременно является и Прародиной «Белой Веры» Ак-Дян (Ак-Чаяан), и ее местоположение тесно связано с мифологемой об Эргунэ-Хун // Эргенекон и о тотемном предке Лебеде (Лебедице), а также с мифологемой Священной Мировой Горы всех ариев – «Трехглавой Сумэру». Р. В. Лебедев отмечает, что интерпретация топонимов, гидронимов, эндемиков, этнонимов Саяно-Алтая, а также прочтение текста «геокультурного пространства» бассейна реки Ку // Лебедь на Севере Алтая говорит о древности и общности тюрко-монгольских этносов, единстве их исторического развития, целостности мировоззренческих тэнгрианских, а значит и Ак-Дянских представлений в рамках единого сакрального центра Саяно-Алтайской горной системы; объединяющим религиозно-мифологические представления этих народов стало «эндемичное для Саяно-Алтая слово-знак-понятие – Хем // Кем» вошедшее в состав первичного антропонима – Кемер, распространившееся впоследствии на этноним киммерийцы (прото-тюрко-монголы), в дальнейшем на гидроним – Улуг-Хем («Драконья река» // «Река народа Дракона» // «Великая Река» и просто Река с большой буквы (Лебедев, 2017, с. 27, с. 26).

Все вышеизложенное о Саяно-Алтайской Прародине «западных» (причерноморских) скифов подтверждается их легендарной родословной, которая, с одной стороны, соответствует этногоническим и генеалогическим мифам тюрко-монголов, а с другой – древнеславянской этногонии, в частности этногоническим мифам древнерусского племени полян. По генеалогическим легендам причерноморских скифов, записанным Геродотом, их первопредком был Таргитай, от которого и родились три родоначальника всего скифского народа: старший – Липоксай, средний – Арпоксай, младший – Колаксай.

Согласно древнеславянским легендам и мифам, восточные славяне (поляне) произошли от четырех прародителей: Кия, Щека, Хорива и их сестры Лыбедь. По древнемонгольским же источникам известно, что прародителем царского рода Чингис-Хаана был Киян (т. е. Кий), основоположник рода Кият-Борджигин, а мифический Щек соответствует, по нашему мнению, древнетувинскому этнониму чик // чак // сак // саг // жак и др. Хорив – это не что иное, как собирательное наименование тюрко-монгольских народов Саяно-Алтая – «хор» (ср. Гор).

«Лебедь» – это, как отмечалось, так же и название центрально-азиатского рода кууларов (куулар – лебедь; ср. «кубачинцы» – «лебединцы» Горного Алтая, а также знаменитые куманы – «половцы» русских летописей). Все эти названия этносов восходят к их мифической Прародителю Куу (Царевна-Лебедь), которая в мужской ипостаси у славян и ряда других индоевропейских народов тоже является символом Солнца. В связи с вопросом об общей Прародине скифо-ариев и тюрко-монголов (туранцев) большой интерес представляет мифологическая, «сакральная» «география» скифов, согласно которой их страна имела форму правильного квадрата, причем все реки в Скифии текут с севера на юг. По-видимому, на представления причерноморских скифов о том, что территория их страны носит прямоугольную форму, наложились космологические представления народов Центральной, Восточной Азии и Южной Сибири о том, что Земля вообще представляет собой квадрат, который является наиболее общим символом Матери-Земли, а Небо – круг или полусферу. В традиции монгольской метаэтнической общности квадрат также ассоциируется с Землей, правда связующим звеном между Небом и Землей выступает Гора.

Таким образом, культ Солнца, как и культ священных гор древних скифо-ариев и «туранцев» (тюрко-монгольских и финно-угорских народов), тесно взаимосвязаны в тэнгрианской сакральной триаде «Небо-Земля-Человек», в которой Земля-Гора воплощает в себе «средний мир», представляющий собой место обитания «живых существ» и духов этой сферы мироздания, а сама гора является жилищем духов «среднего мира», и территория вокруг нее является сакральным «эко-домом» конкретных родов и племен (Абаева, 1992, c. 16—21). В то же время именно на гору спускаются духи «верхнего мира» – тэнгрии-небожители, хаты, буумалы и др., которые выполняют функции мифологических культурных героев и становятся прародителями тех или иных аристократических родов, в частности «царских» (каганских, ханских), а также воинских и жреческих родов, которые образуют так называемую древнеарийскую триальную этносоциальную организацию (Абаев Н. В., 2009).

Связь космологической системы «трех миров» с триальной организацией древних ариев, в том числе сибирских скифов (точнее, племен сака), подтверждается генеалогическими мифами скифо-сакских племен, связанными и с генеалогическими преданиями и легендами как прототюрков, так и прамонголов (Абаев Н. В., 2004). Согласно скифо-сакской мифологии, первым царем Скифии стал Колоксай – младший из 3 сыновей предводителя скифов Таргитая, брат Липоксая и Арпоксая, прародитель рода паралатов (Herodot, IV, 5—7). Это имя трактуется как «Солнце-царь», что в контексте имен других братьев приобретает космологическое звучание и позволяет видеть Колоксае воплощение верхней зоны мироздания.

Единственный из трех братьев – Колоксай сумел овладеть упавшими с неба золотыми воспламеняющими предметами с неба: плугом и ярмом, секирой и чашей, олицетворяющими три сословно-кастовые группы скифского общества (рядовых общинников, воинов и жрецов), вследствие чего стал первым скифским царем и разделил Скифию между своими сыновьями на три царства, в крупнейшим из которых сохраняется почитаемая золотые реликвии. Ведущий происхождение от Колоксая род паралатов (бур.-монг. «бар арад»; соответствует др. иранск. «предустановленные, поставленные впереди») занимал высшее положение в трехчленной структуре скифского общества (цари и военная аристократия); в скифской цветовой символике им соответствует огненно-красные атрибуты Колоксая (ср. хакасский род Хызыл – красный). Как уже было установлено Ж. Дюмезилем, символическим цветом варны воинов был красный или золотисто-красный цвет огня. Это дает веское основание полагать, что Колоксай, младший брат, ставший царем, был кшатрием, т.е. воином.

Поскольку белый цвет у всех индоевропейских народов был цветом варны жрецов, то Авх, или Липоксай, имевший седые волосы, был брахманом, а на долю среднего брата Арпоксая остается производство материальных благ, т.е. пастухом-аратом, стало быть, вайшья, а само этносоциальное понятие «арий» и соответствует понятию «арат» в кочевническом обществе. Арпоксай, в скифской мифологии средний из трех сыновей Таргитая, брат Липоксая и Колоксая, прародитель скифского рода катиаров и траспиев (Herodot, 5—7). Это имя трактуется как «владыка глубин», что в контексте имен других братьев приобретает космологическое звучание и позволяет видеть в Арпоксае, воплощение нижней зоны мироздания. При социальном толковании природы членения скифского общества на возводимые к Апроксаю и его братьям роды, по мнению некоторых ученых, в потомках Апроксая следует видеть рядовых общинников, что подтверждается положительным толкованием их названия: «катиары и траспии» – «земледельцы и коневоды» (Д. С. Раевский, «Мифология», с. 63).