Михаил Горбачев: «Главное – начать»

Леонид Васильевич Никитинский

Михаил Горбачев: «Главное – нáчать»

© Никитинский Л.В., 2024

© Фонд поддержки социальных исследований, 2024

© МИА «Россия сегодня», иллюстрации, 2024

© Международный Фонд социально-экономических и политологических исследований имени М.С. Горбачева (Горбачев-Фонд), иллюстрации, 2024

© Фонд «Президентский центр Б.Н. Ельцина», иллюстрации, 2024

© Ставропольский государственный историко-культурный и природно-ландшафтный музей-заповедник имени Г.Н. Прозрителева и Г.К. Праве, иллюстрации, 2024

© Государственный архив Российской Федерации, иллюстрации, 2024

© Российский государственный архив социально-политической истории, иллюстрации, 2024

© Политическая энциклопедия, 2024

Научный консультант серии «Страницы советской и российской истории» А.К. Сорокин

* * *

Основные события биографии М.С. Горбачева

Михаил Горбачев родился 2 марта 1931 года в селе Привольном Ставропольского края. Отец, Сергей Андреевич Горбачев, русский, участник Великой Отечественной войны, – механизатор машинотракторной станции. Мать, Мария Пантелеевна, урожденная Гопкало, – украинка, колхозница.

Горбачев окончил начальную школу в Привольном, прервав обучение на период оккупации Ставропольского края в 1942–1943 годах, затем с серебряной медалью (четверка по немецкому языку) – среднюю школу в районном центре Молотовское (ныне – Красногвардейское). В школе много занимался общественной работой, во время летних каникул помогал отцу-комбайнеру в уборке урожая, за что в 1949 году был награжден орденом Трудового Красного Знамени. В конце 10-го класса в 1950 году был принят в качестве кандидата в члены ВКП(б).

В 1950 году Горбачев направил документы на юридический факультет МГУ и был зачислен «с предоставлением общежития». Во время учебы возглавлял комсомольское бюро курса, был заместителем секретаря комитета комсомола факультета, окончательно принят в ряды КПСС в 1952 году.

Осенью 1951 года Горбачев познакомился со студенткой философского факультета Раисой Титаренко, которая стала его женой в сентябре 1953 года.

По окончании юридического факультета в 1955 году Горбачев был направлен на работу в Прокуратуру Ставропольского края. Однако сразу же по приезде он получил открепление и устроился работать в органы ВЛКСМ, где его помнили еще по прежним временам.

В течение 1955–1968 годов Горбачев занимал различные посты сначала в органах ВЛКСМ, а затем КПСС, дорос до должности секретаря горкома КПСС г. Ставрополь. Параллельно он заочно окончил Ставропольский сельскохозяйственный институт по экономической специальности, а Раиса Горбачева, работая там же на кафедре философии, в 1967 году защитила диссертацию по социологии на материале исследований о быте колхозников края. В 1957 году в семье родилась дочь Ирина Горбачева (Вирганская).

Собственно, та карьера, которая вывела Горбачева на вершины власти в СССР, началась с должности второго, а затем первого секретаря Ставропольского краевого комитета КПСС (соответственно 1968 и 1970 годы). Став членом ЦК КПСС в 1971 году, Горбачев лоббировал интересы края, а также подготовил для рассмотрения ЦК записку о состоянии сельского хозяйства в СССР. Важную роль в карьере Горбачева сыграли встречи с членами Политбюро ЦК КПСС, отдыхавшими на курортах Кавказских Минеральных Вод, в первую очередь с Юрием Андроповым.

Горбачев несколько раз отказывался от перевода в Москву, в том числе министром сельского хозяйства СССР, но после скоропостижной смерти в 1978 году секретаря ЦК по сельскому хозяйству Федора Кулакова (который до перевода в Москву также был первым секретарем Ставропольского крайкома КПСС) Горбачев был избран на его место и переехал с семьей в Москву. В 1979 году он стал кандидатом, а в 1980-м – членом Политбюро ЦК КПСС.

11 марта 1985 года, после кончины одного за другим Брежнева, Андропова и Черненко, Горбачев был избран Генеральным секретарем ЦК КПСС в возрасте 54 лет. Деятельность Горбачева на этом посту подробно описана в этой книге, как и его деятельность с марта 1990 года на посту президента СССР.

Горбачев подписал указ о сложении с себя полномочий президента СССР 25 декабря 1991 года, после того как лидеры бывших союзных республик, собравшиеся в Алма-Ате, объявили о прекращении существования СССР.

После отстранения от власти Горбачев руководил Горбачев-Фондом, который занимался и продолжает заниматься исследовательской и благотворительной деятельностью, написал несколько книг мемуаров, много ездил по миру, выступал с многочисленными статьями в прессе и в отдельных изданиях.

Горбачев скончался 30 августа 2022 года, похоронен на Новодевичьем кладбище в Москве.

От автора. Для чего эта книжка

Не бойтесь хвалы, не бойтесь хулы,

Не бойтесь мора и глада,

А бойтесь единственно только того,

Кто скажет: «Я знаю, КАК НАДО!»

Александр Галич

Осенью 2012 года у нас в редакции Михаил Сергеевич Горбачев подписывал для всех желающих книгу воспоминаний «Наедине с собой». Народу пришло много, но он отверг предложение просто ставить автограф и каждого подолгу расспрашивал, прежде чем что-то написать. Дождавшись конца очереди, я взял из остатков стопки две книжки и сел напротив. Мы были знакомы, но он устал и не знал, что мне написать. Тогда я рассказал, как в феврале 1985 года – ровно за месяц до того, как большинство советских людей запомнило имя-отчество Горбачева, умирала моя бабушка, а я сидел рядом и ей завидовал.

Тут этот рассказ я повторять не буду, скажу лишь, что до прихода к власти большевиков, чьим наследником в 1985 году еще считал себя Горбачев, а бабушка относилась к ним просто, как к данности, ее жизнь обещала быть куда более счастливой, чем после. Но, примеряя на себя китайское проклятье «чтобы ты жил в эпоху перемен», я часто вспоминаю бабушку: по сравнению с ее поколением небо над нашим до последнего времени было практически безоблачным. Когда она уходила, мне было 32 года, и я завидовал ей такими словами: «Но это была жизнь!.. А я сижу в каком-то говнище, которое – Никогда! Никуда! Не сдвинется!..» («Это было навсегда, пока не кончилось», – так передал это ощущение в названии своей книги антрополог Алексей Юрчак).

Горбачев подписывает свою книгу для журналистов (очередь пришедших не из редакции уже закончилась)

Октябрь 2012

[Фото Юрия Роста, личный архив]

«Так это же я, Михаил Сергеевич, накликал тогда перестройку, – закончил я свой рассказ. – Вот и думаю теперь: может, зря?..» Горбачев не ответил, только посмотрел внимательно и стал что-то писать на титульном листе. Жаль, там ничего нельзя было разобрать, а сейчас, спустя десять лет, та книга с его автографом куда-то запропастилась, и его ответа я так и не знаю.

Вторую книгу я попросил подписать для дочери, которой тогда было четырнадцать. В тот же вечер я ей позвонил, чтобы обрадовать: сам Горбачев тебе книжку подарил! Дочь, выросшая в доме, где на кухне не умолкало «Эхо Москвы», вежливо откликнулась: «Спасибо, пап… А кто это?»

Я адресую эту книжку в первую очередь ее поколению – тем, кто родился при президенте Ельцине, чуть раньше или чуть позже, а сознательную жизнь начал уже при президенте Путине. В эти времена имя Горбачева редко упоминалось в школах и вузах, а содержание его реформ, по сути, было вытеснено штампом «лихие девяностые» и вычеркнуто из истории страны. Но не из общественного сознания – тут фигура Горбачева превратилась в своего рода чучело: в музее коллективной памяти мы проходим мимо, не поворачивая головы. На экспонате висит ярлык, который одними уже прочитан как «могильщик великой державы», а другими как «великий реформатор», но так или иначе это уже как-то классифицировано и никому неинтересно.

На самом деле поколение, за которым завтра, о Горбачеве и его недолгой эпохе мало что знает и понимает. Да и мы, старшие, утратили ощущение масштаба того, что нам довелось пережить, а помним больше очереди за водкой. «История учит лишь тому, что она никогда ничему не научила народы», – отчеканил Георг Гегель. Но «народы» вообще не умеют думать – это делают всегда только отдельные люди. Иногда они даже становятся главами государств, но тут больше шансов у тех, кто, в отличие от Горбачева, особенно не рефлексирует.

Итак, мы имеем два вопроса: 1) не напрасно ли мы с Михаилом Сергеевичем все это затеяли, когда, сидя у постели бабушки, я накликал его, словно джина из бутылки? и 2) кто он такой, откуда он взялся во главе великой державы со своими деревенскими «нáчать» и «углýбить»?

Источники и инструменты понимания

Горбачев и сам в течение 30 лет после ухода из Кремля пытался найти ответы на эти вопросы. Но при внимательном чтении его мемуары производят впечатление написанных разными людьми. Погружаясь в прошлое, он как бы становится тем, кем был там и тогда, и автор главы о работе на Ставрополье не тот же самый, что вспоминающий работу в ЦК или путч 1991 года. Пытаясь «наедине с собой» сложить свою жизнь как цельное, он не находит сквозной линии – за таковую поздний, как бы последнего издания Горбачев принимает любовь к жене, что по-человечески понятно, но вряд ли целиком верно.

На разных языках мира о Горбачеве написаны уже сотни книг. Немало рассказали его соратники – в первую очередь его ближайший помощник Анатолий Черняев в удивительном дневнике, который мы будем часто цитировать. Воспоминания оставили также Александр Яковлев, Андрей Грачев, Павел Палажченко и другие. Фонд Горбачева опубликовал интереснейшие сборники документов, в том числе записи, которые его помощники вели на заседаниях Политбюро ЦК КПСС. Много фактов приводится и в воспоминаниях тех, кто оказался в лагере оппонентов Горбачева – делая поправку на субъективное отношение авторов к перестройке и по возможности сверяясь с сохранившимися документами, свидетельствами как его сторонников, так и противников, мы не будем пренебрегать.

Однако многочисленные биографы так и не нашли в действиях и в самих изменениях личности Горбачева какой-то единой логики. Это удивительно, но ее пытались отыскать только те, кто объясняет перестройку происками мировой закулисы – но даже с поправкой на то, что международная обстановка существенно влияла на его решения, такое объяснение слишком убого.

Самой полной и непредвзятой стала монография американского политолога и историка Уильяма Таубмана «Горбачев, его жизнь и время», изданная на английском языке в 2017 и на русском – в 2019 году. Таубман готовил книгу много лет, перелопатил архивы не только в России, но и в США и провел множество интервью в середине нулевых, когда еще жив был и сам Горбачев, и многие знавшие его люди. Мне тоже удалось обнаружить в процессе работы кое-какие до сих пор не известные детали его биографии, но в целом с фактической стороны все главное сказано, за биографами нам не угнаться, да это и не является задачей этой книжки.

Получив предложение написать ее осенью 2022 года для серии о главных персонажах российской истории ХХ века, я оказался в положении грибника, пришедшего в лес последним. Я начал работать не раньше, чем прочел многое из уже изданного и понял, где искать то, что пропустили мои предшественники: придерживаясь в основном биографической канвы, мы попытаемся извлечь из известных фактов новые смыслы.

Для этого мы будем использовать инструменты, которыми Горбачев и те, кто работал с ним или действовал против него, в полной мере не овладели или не владели вовсе: в СССР, где мы росли и учились, они считались чуждыми «марксизму-ленинизму», вплоть до перестройки оставались практически недоступными, а после ее начала активным ее участникам стало уже не до рефлексии.

Свою книгу Горбачев диктовал стенографистке Ирине Вагиной, а затем вносил правку от руки

2011

[Архив Горбачев-Фонда]

Поздний СССР занимал передовые позиции в космосе и удерживал паритет с США в области ядерного оружия, были здесь и высокие достижения в области литературы и искусства, но что касается гуманитарного знания, это была выжженная земля – если не считать отдельных исключений, к числу которых, кстати, принадлежали однокурсники Раисы Горбачевой – Мераб Мамардашвили и Юрий Левада. Поэтому, не соглашаясь в оценке Горбачева, например, с идеологом перестройки Александром Яковлевым, знавшим его очень близко, я, разумеется, не считаю себя умнее и проницательней него. Мы просто испытаем здесь иной подход: займемся тем, что называется концептуализацией – поиском смыслов в том, что уже «дано».

Человек, обладающий чувством истории и своего места в ней – а к таким людям в высшей степени принадлежал Горбачев – старается найти в ней (или придать ей) какой-то смысл. Мы можем восхищаться мужеством Альбера Камю, который последовательно утверждал, что человеческая жизнь, а следовательно, и история – это абсурд, но человеку рефлексирующему жить внутри бессмысленной истории совершенно невыносимо.

Warning!.

Историк Рейнхард Козеллек, с которым мы ближе познакомимся в главе 2, где его судьба, возможно, на миг пересечется с судьбой Горбачева, издал многотомную энциклопедию исторических понятий, в которых историки разных государств и эпох осмысливали историческую материю, и результат получался всякий раз другой. Оптика понятий, или «концептов», меняет и то, что мы видим: замечаем или проходим мимо. Без обновления инструментов невозможно рассмотреть новое, которое чаще всего вроде бы то же самое, но увиденное по-другому (а мы, напоминаю, «пришли в лес» последними!).

Но некоторые концепты, которые мы будем использовать как инструменты понимания, сами по себе для понимания довольно сложны. Работая над этой книжкой, советуясь с читателями ее рабочих вариантов, мы вместе думали, что с этим делать – но так ничего и не придумали. Была мысль выделять труднопроходимые места другим шрифтом, чтобы тот, кому интересней факты, а не их интерпретация, могли эту заумь просто пролистывать. Но факты и смыслы, если они извлекаются, всегда переплетены, они так не «экстрагируются».

Но возможно, мы и преувеличиваем эти сложности. Читатели, которым я адресую эту книжку, уже проходили в институтах, а может, и в школе то, что под покровом упрощенного и тем еще более дремучего «марксизма-ленинизма» прятали от нас. Зато мы много читали – у нас еще не было Ютуба. Будем исходить из того, что человек, который в наше время социальных сетей, стримов и коротких роликов взял в руки книжку, готов к определенным усилиям. Старая дедовская книжка ведь хороша тем, что в ней какие-то места можно прочитать дважды или трижды, можно отложить ее и подумать, сделать на полях пометку, чтобы потом вернуться. Именно так читали и думали Горбачев и другие персонажи этой книжки, и в этом тоже есть свои прелесть и преимущества.

Единственное, что я постарался сделать – разбросал «заумь», перемежая ею биографические факты и рассказы о советском житье-бытье, более или менее равномерно по разным главам, чтобы сразу вас всем не грузить. Я также составил и поместил в конце словарик тех терминов, может быть, для кого-то новых, которые будут выделены по тексту вот так: жирным шрифтом. Но я не буду слишком упрощать и облегчать вам жизнь. Она ведь и сама по себе непроста и нелегка – если это жизнь со смыслом, называемая в философии также бытием.

В словарик можно заглянуть (преимущество книги!) и прямо сейчас: так вы, во всяком случае, сразу увидите круг тех затруднений, которые нам с вами вместе придется освоить и преодолеть, чтобы понять личность и реформы Горбачева (в моей версии – но это ведь моя книжка). Возможно, вам больше захочется ее прочесть, а может быть, наоборот: если вы еще в магазине, вы в ужасе вернете ее на полку. Горбачев ведь был противником принуждения – и я тоже.

Личность в истории

Основной вопрос философии Фридрих Энгельс сформулировал так: определяет ли бытие сознание или наоборот? Поставив телегу впереди лошади, на второй (но тоже «основной») вопрос: познаваем ли мир в принципе, марксизм отвечал решительным «да». Новейшие достижения науки, в которую шестидесятники, а к ним в конце жизни относил себя и Горбачев, верили как в Святое Писание, убеждают нас, что скорее нет. Но и бытие отдельно от сознания вообще никак нельзя и некому помыслить – это просто какая-то каша.

Если бы мы ответили так на экзамене преподавателю философии Ставропольского сельскохозяйственного института Раисе Горбачевой году в 1966-м, она была бы обязана влепить нам пару. Между тем вопрос о «первичности» вовсе не празден в рассуждении о роли личности – конкретно, ее мужа Михаила Сергеевича – в истории. Была ли перестройка обусловлена его личными качествами и усилиями (тогда первичен «дух»), или она стала следствием экономического тупика, в котором оказался СССР (тогда «материя»)?

Своим знаменитым «Главное – нáчать» Горбачев по-своему обозначил Событие перестройки как «новое начало» (см. главу 3) и свою роль в нем. Ничто не начинается с нуля, всегда что-то уже было, а «новое» означает, что из знакомого зерна вдруг вырастает совсем не то, что мы привыкли видеть раньше.

В истории, я думаю, неверно искать «причины», предопределяющие те или иные перемены так, как разлетаются бильярдные шары. Но можно исследовать условия, которые сделали так, что те или иные перемены «назрели», то есть стали не необходимыми, но и не невозможными (см. «контингентность», глава 3).

Одни условия сложились с другими, и возникла так называемая зона бифуркации – шаткая неопределенность, в которой «мышка бежала, хвостиком махнула, яичко упало и разбилось». Но поскольку мы говорим о Горбачеве, нам важно, что он – в конце 80-х еще твердый материалист по убеждениям – действовал как романтик, стремясь переопределить «духом» – сознательными реформами сверху – косную «материю» экономических и социальных отношений.

В рамках материализма нельзя задать вопрос «зачем?», а только «почему?». Тут нельзя поставить проблему смысла, а в таком случае эту книжку не было бы смысла мне писать, а вам читать. Поэтому, рискуя получить еще одну пару от доцента Горбачевой образца 70-х, мы встанем на позиции так называемого идеализма, чаще задавая вопросы не «почему?», а «для чего?».

Горбачев заслужил себе памятник, который до сих пор поставлен лишь в Германии, не только тем, что он сделал, но и тем, чего он не сделал: он не обратился к насилию ради сохранения власти. Рассказывая о том, что сделал Горбачев, мы сможем опираться на более или менее твердые факты. Но говоря о том, чего он не сделал, нам придется объяснять это индивидуальными особенностями его личности. Поэтому так важны ранние этапы биографии Горбачева, когда черты его личности только формировались, а особенностям было позволено проявляться ярче, чем будет возможно в равняющей всех под одну гребенку обстановке Кремля и Старой площади.

Еще один лист рукописи воспоминаний М. Горбачева с правкой

2011

[Архив Горбачев-Фонда]

Погрузиться в контекст нам помогут фотографии и факсимиле документов, которые у издателей этой книги есть возможность располагать не сплошными вклейками иллюстраций, а по отдельности в соответствующих местах текста. Качество многих фотографий с сегодняшней точки зрения покажется плохим: они были сделаны, когда смартфон невозможно было себе даже представить, фотоаппараты были не у всех, да и канителиться с проявкой пленок и печатью фотографий было не так много желающих. Но именно любительские фото дадут нам почувствовать дух времени, как, впрочем, отразит его, хотя и по-другому, и кондовый советский официоз.

Работая в Международном фонде социально-экономических и политологических исследований им. М.С. Горбачева (Горбачев-Фонде), я с помощью его сотрудников обнаружил множество записей, сделанных Горбачевым и его помощниками от руки, а также машинописных листов с их правкой. Часть из них – такие как рукописные наброски Горбачева к пленуму ЦК, обсуждавшему в конце марта 1988 года знаменитый «антиперестроечный манифест» Нины Андреевой (см. главу 14), или неоконченные заметки к статье, работу над которой в Форосе Горбачев был вынужден прервать из-за августовского путча 1991 года (см. главу 28) – до сих пор не публиковалась. Почерк у Михаила Сергеевича был торопливый и неразборчивый, но кое-что помогла разобрать его бессменная стенографистка Ирина Вагина.

Важны будут не только факты биографии Горбачева, но и более широкий контекст тех времен, в которых он жил и действовал: экономический, политический, международный и, разумеется, социальный: без воссоздания обстановки партсобраний, магазинных очередей, воодушевления искусства 60-х и скептицизма интеллигентских кухонь 70-х мы не поймем, «откуда он такой взялся».

Пояснение к эпиграфу

Оттуда, из интеллигентских кухонь 70-х, прилетело и четверостишие из «Поэмы о Сталине», которое я взял в качестве эпиграфа к книжке: «…бойтесь единственно только того, кто скажет: „Я знаю, КАК НАДО!“» Александр Галич выделил последние два слова, но мы сосредоточимся на «я знаю».

Знание связано с властью гораздо теснее, чем кажется – наберитесь терпения, об этом мы будем подробно говорить в главе 9. Горбачев, как отмечают все биографы, всегда и чрезвычайно стремился к знанию. Обретение знания в определенном смысле толкало его к власти: зная, КАК НАДО, он из лучших побуждений хотел устроить всем людям на свете счастливую и мирную жизнь. Это совершенно большевистский подход, но его методы не были большевистскими: он старался убеждать, а не принуждать.

Но есть и искушение знанием. Ведь мы имеем в виду обычно истинное знание, но твердо «знать» можно и то, что ложно. Много тысяч лет люди жили, зная, что Солнце вращается вокруг Земли, а тех, кто всего-то лет 400 назад впервые высказал догадку, что все наоборот, эти знающие жгли на кострах. Это даже не мешало людям создавать цивилизации, но такие же казавшиеся очевидными ложные знания, например, в медицине, стоили многих жизней.

Для нас центральным будет вопрос, насколько опасно ложное знание об обществе. Какую угрозу несет тот, кто «знает, КАК НАДО», если он оказывается у власти? Был ли Горбачев, в чем многие его обвиняют, «нерешительным политиком»? Или он был просто честен в своем незнании? Зачем он все время перечитывал позднего Ленина, и что он оттуда вычитал?

Об «объективности» в истории

Среди тех, кто осознанно прожил перестройку, нет никого, кто относился бы к Горбачеву иначе, чем личностно – в диапазоне от восхищения до ненависти. Я тоже не буду, да и не сумел бы, отказываться от личной симпатии к нему.

Требование объективности, предъявляемое обычно к журналистам и историкам, на самом деле до конца невыполнимо. Мы всегда ангажированы как минимум своими взглядами и убеждениями, которые сложились под влиянием исторических обстоятельств: места и времени рождения, воспитания, образования, самообразования и осмысления происходящего. Последние два (самообразование и мышление) позволяют эти взгляды корректировать и даже менять, что не раз, к своей чести, делал Горбачев. А добросовестность историка и журналиста состоит в том, чтобы отдавать себе отчет в собственной ангажированности, пользоваться, по возможности, разными источниками информации и приводить также другие точки зрения, отличные от своей собственной.

На протяжении всей перестройки, как и в последовавшие за ней времена, я был журналистом. В этой книжке я примериваю роль историка, но журналист и историк, по сути, выполняют одну и ту же работу. Оба заняты поиском, подтверждением, описанием и интерпретацией исторических фактов – начиная с решения вопроса о том, заслуживает ли тот или иной факт внимания.

Журналист, в отличие от историка-ученого, делает это прямо в потоке времени, и отсутствие дистанции не всегда позволяет ему все правильно оценить. Но для будущего историка, который получит преимущество отстраненности, журналистские репортажи, всегда более или менее субъективные, станут важнейшими источниками – подчас более ценными, чем документальные архивы. Работа журналиста рискованней: тот, кто обладает властью сегодня и закладывает фундамент истории на завтра, часто старается уничтожить противоречащие его версии «источники» прямо на корню.