Хранитель Астролябии

– Доверься мне, – ее голос стал мягче. – Или оставайся здесь и жди, пока лес снова закричит.

Он зажмурился. Темнота, смешанная с пробивающимися сквозь веки цветными пятнами, тут же усилила все остальные чувства. Он услышал собственное прерывистое дыхание, стук крови в висках. И музыку. Она была здесь, никуда не делась. Тихая, фоновая, но она была. Тот самый нежный перезвон, что он услышал в самом начале.

– Перестань слушать свои мысли, – раздался рядом голос Нии. – Твоя голова полна шума. Представь, что ты – пустой кувшин. И музыка леса вливается в тебя. Не пытайся ее понять. Просто позволь ей быть.

Элиан попытался. Он сосредоточился на звуке. И впервые заметил, что он не был монотонным. Он состоял из сотен, тысяч разных нот. Одни кристаллы звенели высоко и чисто, другие гудели низко и протяжно. Какие-то вибрировали быстро, какие-то – медленно. Это была не просто мелодия. Это был язык.

– А теперь… – прошептала Ния, – найди среди всех этих голосов тот, что молчит.

– Молчит? – не понял Элиан, не открывая глаз. – Как можно услышать молчание?

– Это не тишина. Это покой. Нота, которая не дрожит. Она просто есть. Она как стержень, на который нанизаны все остальные звуки. Найди ее.

Он вслушивался так, как никогда в жизни не вслушивался в отчеты путешественников. Он продирался сквозь звуковое многоголосие, отбрасывая резкие ноты, игнорируя сладкие, манящие переливы, которые, как он теперь понимал, и сводили его с ума. Он искал покой.

И нашел.

Это было даже не нота. Это была… вибрация. Очень низкая, почти на грани слышимости. Она не звенела и не гудела. Она просто была. Ровная, постоянная, надежная. Как линия горизонта над спокойным морем. Она шла откуда-то справа от него.

– Я… кажется, я ее чувствую, – прошептал он, боясь спугнуть ощущение.

– Вот. Это и есть Тропа Шепота, – сказала Ния. – Она не на земле. Она в воздухе. В самом лесу. Теперь открой глаза и иди на нее.

Элиан открыл глаза. Ничего не изменилось. Вокруг был тот же хаос кристаллов. Но теперь у него был ориентир. Внутренний компас, который указывал не на север, а на эту ровную, спокойную вибрацию. Он сделал шаг в ее направлении. Потом еще один. Он все еще спотыкался, но теперь в его движениях появилась хоть какая-то цель.

Они шли так несколько часов. Элиан изо всех сил концентрировался на «тихой ноте», и это отнимало у него все силы. Стоило ему отвлечься на боль в ноге или на мысль о том, как далеко еще идти, как стержень пропадал, и на него снова обрушивалась какофония. Ему приходилось останавливаться, закрывать глаза и снова искать покой в этом звуковом шторме.

Ния шла впереди, не оборачиваясь, но он чувствовал, что она знает о каждом его усилии, о каждой неудаче. Она не торопила и не подбадривала. Она просто давала ему возможность научиться.

К вечеру они вышли к месту, где лес становился другим. Кристаллы здесь были тонкими и плоскими, как лезвия, и росли так близко друг к другу, что образовывали узкий, извилистый каньон. И звук здесь был иным. Он отражался от гладких граней, многократно умножаясь. Песня леса превратилась в оглушительный, дезориентирующий хор.

Элиан почувствовал, как к горлу подступает паника. Это место было похоже на эхо того ужаса, что он пережил. Его «тихая нота» утонула, захлебнулась в этом реве.

– Я… я не могу, – он попятился. – Здесь слишком громко.

Ния остановилась и положила свою ладонь на один из кристаллов-лезвий. Тот завибрировал, отвечая на ее прикосновение.

– Здесь тропа сужается. Песня становится сильнее. Лес проверяет, усвоил ли ты урок.

– Я не усвоил! – в отчаянии воскликнул он. – Я ничего не слышу!

– Тогда не слушай. Делай, – она подошла к нему и взяла его за руку. Ее ладонь была грубой и теплой. – Я пойду первой. Просто иди за мной. Шаг в шаг. Не смотри по сторонам. Смотри только на мои следы. Доверься моим ногам, если не доверяешь своим ушам.

Она повела его в звенящий каньон. Звук бил по ушам, как молот. Голова снова начала кружиться. Призрачные голоса зашептали на краю сознания. Элиан вцепился в руку Нии, как в спасательный трос. Он заставил себя опустить взгляд и смотреть только на ее мокасины. Левый. Правый. Левый. Правый. Он сосредоточился на этом простом ритме, пытаясь отгородиться от всего остального.

И в какой-то момент, идя за ней, он почувствовал странную вещь. В его сумке, на спине, что-то едва заметно потеплело. Астролябия. Она не светилась, но он ощущал ее тепло сквозь кожу и ткань. И это тепло пульсировало. Тук-тук… тук-тук… И этот ритм совпадал с ритмом шагов Нии. И с той самой «тихой нотой», которую он потерял.

Он вдруг понял. Астролябия тоже ее слышала. Она отзывалась на истинный путь. Его наука и ее интуиция… они говорили об одном и том же. На разных языках.

Это открытие так его поразило, что он почти перестал замечать оглушающий звук. Он просто шел, чувствуя этот двойной ритм – шаги девушки впереди и пульсацию артефакта за спиной.

Когда они вышли из каньона, уже смеркалось. Они оказались на небольшой поляне, где кристаллы росли реже, и сквозь них было видно небо, окрашенное в фиолетовые и оранжевые цвета. Здесь было почти тихо. Лишь легкий, мелодичный звон висел в воздухе.

Ния отпустила его руку. Элиан стоял, пошатываясь от физического и ментального истощения. Он прошел. Он прошел там, где еще вчера неминуемо бы погиб.

Он посмотрел на свою спутницу. Она уже разводила костер, двигаясь все так же легко и уверенно. Она не сказала ни слова похвалы. Для нее это была просто часть пути.

Элиан молча сел на камень. Он достал из сумки свою карту. Пунктирная линия, начертанная рукой Мастера, больше не казалась ему просто рисунком. Теперь он понимал, что это было не обозначение тропы. Это была нотная запись. Запись той самой «тихой ноты», которую нужно было услышать.

Он посмотрел на Нию, которая протягивала ему корень какого-то растения, поджаренный на огне. Он все еще не доверял ей. Он все еще боялся ее и этот дикий, непонятный мир. Но к страху и недоверию примешивалось что-то новое. Неуверенное, хрупкое, но отчетливое чувство.

Уважение.

Глава 7

Следующие два дня превратились для Элиана в монотонную, изнурительную медитацию. Он шел, ел, спал, и все это время его разум был натянут, как струна, в попытке удержать ту самую «тихую ноту», тот единственный стержень покоя в бушующем океане звука. Это было похоже на попытку переписать сложнейший астрономический трактат, используя вместо чернил воду на раскаленном камне. Ему приходилось постоянно бороться с собственным разумом, который отчаянно пытался анализировать, классифицировать и находить логические объяснения тому, что нужно было просто чувствовать.

На второй день он, пытаясь вернуть себе хоть какое-то подобие контроля, завел разговор.

– Это, должно быть, какой-то природный резонанс, – сказал он, обращаясь скорее к себе, чем к Ние, которая шла впереди. – Кристаллы имеют определенную частоту колебаний. Ветер, изменения температуры, может быть, даже магнитное поле земли заставляют их вибрировать. То, что ты называешь «песней», – это просто сложное наложение этих частот. А «тихая нота»… возможно, это основная, несущая частота, гармоника, которая…

– Ты снова наполнил голову громкими словами, – прервала его Ния, не оборачиваясь. – Ты объясняешь, как работает дождь, но все равно промокаешь. Какая разница, как ты назовешь песню? Главное – не сбиться с ее ритма.

– Но знание – это сила! – возразил Элиан, раздосадованный ее пренебрежением. – Если бы мы поняли природу этого явления, мы могли бы создать прибор, который бы экранировал вредные частоты или усиливал нужную! Мы могли бы сделать этот лес безопасным для всех!

Ния резко остановилась и повернулась к нему. В ее глазах блеснул холодный огонь.

– Безопасным? – переспросила она. – Ты хочешь заткнуть лесу рот, потому что тебе не нравится его песня? Ты хочешь заставить его молчать, чтобы такие, как ты, могли ходить здесь, топая своими железными сапогами, и не чувствовать себя неуютно? Это не сила, городской. Это трусость. Лес не враг. Он просто… есть. И он требует уважения. А уважение – это не строить стены, а учиться ходить без шума.

Она отвернулась и пошла дальше, оставив Элиана одного наедине с ее словами, жалящими, как крапива. Он никогда не думал об этом с такой стороны. Для него, как для любого ученого, природа всегда была объектом для изучения, системой, которую нужно понять, разобрать на части и, если получится, подчинить. Идея о том, что этой системе можно просто «не мешать», была для него чуждой и дикой. Но, идя по звенящей земле и чувствуя, как Астролябия за спиной едва заметно пульсирует в такт «тихой ноте», он не мог отделаться от ощущения, что в ее диких словах правды было больше, чем во всех его умных теориях.

К концу третьего дня в лесу что-то изменилось. Воздух стал плотнее, а музыка – тревожнее. «Тихая нота», которую Элиан уже научился находить почти без усилий, начала дрожать, прерываться, словно в ее спокойное течение вторглось что-то чужеродное.

– Что-то не так, – пробормотал он, останавливаясь.

Ния замерла за долю секунды до него, припав к земле и превратившись в часть пейзажа. Она не спросила, что он почувствовал. Она уже доверяла его новому чутью. Она просто ждала, вглядываясь в калейдоскоп света и теней впереди.

– Вибрация… она неправильная, – пытался объяснить Элиан. – Рваная. Острая. Как… как будто кто-то царапает стекло.

Он закрыл глаза, пытаясь отфильтровать шум. Да, вот оно. Помимо гармоничного гула леса, в симфонию вплеталась новая, отвратительная мелодия. Диссонанс. Нота, полная голода и злобы.

– Оно движется, – прошептал он, не открывая глаз. – Справа от нас. Между теми большими изумрудными кристаллами.

Ния медленно, без единого звука, вытащила из-за спины короткое, но тяжелое копье с наконечником из заточенного обсидиана. Ее лицо стало жестким, сосредоточенным.

– Я ничего не вижу, – прошептала она в ответ. – Оно умеет прятаться в свете.

И тут Элиан его увидел. Вернее, увидел его отсутствие. В одном месте, где свет должен был преломляться и создавать радужное пятно, была пустота. Не тень, а именно искажение, словно кусок воздуха дрожал, как в летний зной. И эта дрожащая пустота медленно смещалась в их сторону.

Из пустоты выступила лапа. Она была сделана из сотен сросшихся кристальных осколков, прозрачных, как стекло. Она двигалась с тошнотворным скрежетом, который почти полностью тонул в общем гуле леса. Затем появилось и все остальное. Существо было похоже на огромного паука или краба, но его тело постоянно меняло форму, грани его панциря сдвигались и перестраивались, идеально имитируя окружающие кристаллы. Оно было почти невидимым, настоящим порождением этого места.

– Стеклянный падальщик, – выдохнула Ния. – Слепой. Охотится на звук и вибрацию. Он услышал твой топот еще полдня назад.

Тварь замерла, поворачивая в их сторону свою безглазую голову, увенчанную несколькими острыми, вибрирующими шипами-антеннами. Она издала звук – тот самый скрежет, который почувствовал Элиан, только теперь он был громким, физически ощутимым.

Страх, который Элиан научился держать в узде, вырвался на свободу, ледяной и парализующий. Он хотел бежать, кричать, но ноги словно вросли в землю. Все, чему он научился, вылетело из головы. Перед ним была не теория, не вибрация. Перед ним была смерть.

– Не двигайся. И не бойся, – голос Нии был ровным и холодным, как лезвие ее копья. – Он чует твой страх. Твое сердце сейчас колотится, как боевой барабан. Успокойся.

Успокоиться. Легко сказать. Элиан попытался сделать то, что делал последние дни – найти «тихую ноту». Но сейчас она была погребена под грохотом его собственного пульса и визгливым скрежетом твари.

Падальщик сделал шаг, потом еще один. Он двигался медленно, но неотвратимо.

– Я его отвлеку, – прошипела Ния. – Когда он бросится на меня, беги. Беги по течению, ты знаешь, как.

– Нет! – вырвалось у Элиана. Мысль о том, чтобы оставить ее одну, была еще страшнее, чем вид монстра. – Оно убьет тебя!

– У меня больше шансов, чем у тебя, – отрезала она. – А теперь молчи.

Но Элиан вдруг понял, что это не так. Она не видела его так, как видела обычного зверя. Она могла сражаться лишь с тем, что видит. А он… он его «слышал».

– Нет, стой, – он схватил ее за руку. – Ты его не видишь. А я… я слышу.

Ния бросила на него быстрый, удивленный взгляд.

– Его звук… он не во всем теле, – лихорадочно шептал Элиан, закрывая глаза и пытаясь сосредоточиться. – Он идет из одного места. Там, где у него должна быть голова. Там самый сильный скрежет. Самый громкий крик.

Падальщик внезапно рванулся вперед. Это был не бег, а скольжение, неестественно быстрое и тихое. Ния оттолкнула Элиана в сторону и выставила копье. Тварь ударила по нему своей острой лапой, высекая искры. Обсидиановый наконечник со скрежетом проехался по кристаллическому панцирю, не причинив вреда.

– Не могу пробить! – крикнула Ния, отступая. – Слишком прочный!

Тварь снова и снова наносила удары, и Ния едва успевала их отбивать. Она была быстрой и ловкой, но это был танец на острие ножа. Рано или поздно она ошибется.

Элиан, прижавшись к кристаллическому стволу, заставил себя сделать то, что казалось невозможным. Он перестал смотреть. Он закрыл глаза и погрузился в звуковой ад. Он отбросил страх, отбросил грохот боя, отбросил даже музыку леса. Он искал только одно – диссонанс. Вот он, мерзкий, визжащий узел боли и голода. Он был маленьким, этот узел, но очень плотным. Он перемещался вместе с тварью, как ее невидимое, но настоящее сердце.

– Ния! – закричал он, не открывая глаз. – Слушай меня! Когда я скажу – бей!

– Куда?! – выкрикнула она, и в ее голосе послышалась усталость.

– Я скажу!

Он следил за звуковым узлом. Вот он качнулся влево, когда тварь замахнулась. Вот он сместился вправо, когда Ния увернулась. Это был самый сложный расчет в его жизни, вычисление траектории невидимой цели в трехмерном пространстве, основанное не на цифрах, а на чистом ощущении.

Тварь замерла на мгновение, готовясь к решающему прыжку. Звуковой узел сконцентрировался, завибрировал с невероятной частотой.

– Ниже! На два локтя ниже головы! – заорал Элиан. – Сейчас!

Он не видел, но услышал свист рассекаемого воздуха. Услышал, как Ния, вложив в этот удар всю свою силу и доверие к его словам, ударила копьем.

Раздался не скрежет. А чистый, высокий звон, как будто лопнула огромная стеклянная чаша. А затем – взрыв.

Элиана отбросило назад ударной волной. Он ударился спиной о кристалл и на миг потерял сознание. Когда он пришел в себя, в лесу стояла оглушительная тишина. Музыка смолкла. Даже ветер затих. На поляне, где только что был монстр, лежала Ния, присыпанная мелкой прозрачной пылью. А вокруг нее не было ничего, кроме этой пыли. Тварь не просто умерла. Она рассыпалась в прах.

Он подполз к Ние. Она села, отряхиваясь, и посмотрела на него. В ее глазах было то, чего он никогда раньше там не видел. Шок. И чистое, беспримесное уважение.

– Ты… – выдохнула она. – Твоя голова… она научилась.

Они долго сидели молча посреди звенящей тишины. Музыка леса возвращалась медленно, нехотя, словно проверяя, ушла ли опасность.

К закату они вышли из леса.

Переход был резким, как линия на карте. Один шаг – и они стояли на мягкой, покрытой травой земле. Под ногами была обычная почва, а не кристальная крошка. Над головой – огромное, открытое небо, чистое и синее. Воздух пах травой и пылью, а единственным звуком был шелест ветра. Тишина после непрекращающейся симфонии леса была почти физически ощутимой.

Элиан обернулся. За их спиной стеной стоял Кристальный лес, переливаясь в лучах заходящего солнца. Он был невероятно красив. И больше не казался враждебным. Он был… учителем. Суровым, безжалостным, но честным.

Он посмотрел на свои руки – все в царапинах, под ногтями грязь. Он посмотрел на Нию, которая с наслаждением вдыхала запах открытого пространства. Они выжили. Вместе.

Он положил руку на свою сумку. Астролябия внутри была спокойной и теплой. Он сделал шаг, ступив на землю нового, неизвестного ему мира. Путь через Кристальный лес был окончен. Но его настоящее путешествие только начиналось. И он уже не был тем человеком, который несколько дней назад в страхе входил под его сень.

Глава 8

Тишина была оглушительной.

После нескольких дней, проведенных внутри звукового котла Кристального леса, внешний мир казался неестественно, пугающе немым. Элиан стоял на краю травянистой равнины, и отсутствие постоянной вибрации под ногами заставляло его чувствовать себя неустойчиво, словно он только что сошел на берег после долгого плавания. Ветер шелестел в высокой, сухой траве, и этот простой, обыденный звук казался ему самым прекрасным и самым громким из всех, что он когда-либо слышал.

Он глубоко вдохнул. Воздух был другим – сухим, пыльным, пахнущим солнцем и чем-то горьким, как полынь. Не было ни озона, ни запаха нагретого камня. Он поднял руку и с удивлением рассмотрел ее в ровном, неискаженном свете заката. Обычная рука, в царапинах и грязи, а не сине-фиолетовый фантом. Он был свободен.

Рядом с ним Ния опустилась на землю, вытянула ноги и закрыла глаза, подставив лицо последним лучам солнца. На ее лице была написана такая глубокая, первобытная радость от встречи с открытым пространством, что Элиан невольно залюбовался ею. Здесь, под бескрайним небом, она казалась еще более дикой и в то же время более гармоничной, чем в тесных пределах пещеры или кристальных коридоров.

– Ты никогда раньше не была в степи? – спросил он, нарушая их общее молчание.

– Была, – не открывая глаз, ответила она. – Но не в этой. Каждая равнина поет свою песню. Эта – поет о ветре и одиночестве. Спокойная песня.

Элиан прислушался. Его новый, обостренный слух все еще был с ним. Но здесь он работал иначе. Он не слышал музыку кристаллов, но он чувствовал… движение. Он чувствовал, как ветер бежит по траве, как подземный ручей, невидимый глазу, пробивает себе дорогу глубоко под землей, как стая птиц, летящая далеко на горизонте, создает едва уловимое возмущение в воздухе. Мир больше не был для него набором статичных объектов. Он стал системой потоков, течений и вибраций. Это было ошеломляюще и немного пугающе.

– Нам нужен привал, – сказала Ния, открывая глаза. – И вода. Идти ночью по открытому месту – глупо.

Она поднялась с той же кошачьей грацией и начала осматриваться. Элиан же, по старой привычке, достал свою сумку, развернул карту и компас. Стрелка компаса, к его огромному облегчению, замерла и четко указывала на север. Он вздохнул так, словно встретил старого друга. Он провел несколько линий, отметил на карте край Кристального леса и примерное место их выхода. Это было бессмысленно – он наносил на карту то, что уже было позади, – но это простое, знакомое действие успокаивало его.

Ния подошла и заглянула ему через плечо.

– Твоя голова все еще любит рисовать линии, – сказала она без прежнего презрения, скорее с любопытством.

– Это помогает мне понять, где мы, – ответил Элиан. – И куда нам идти дальше. Парящие Рынки должны быть где-то на юго-востоке. Если мы будем придерживаться этого направления, то дойдем за…

Он замолчал, взглянув на бескрайнюю равнину, уходящую за горизонт. Его расчеты, основанные на масштабах карт, казались здесь смешными.

Ния хмыкнула. Она наклонилась, сорвала длинную травинку и принялась ее жевать.

– Твои линии не показывают, где прячется вода. И не говорят, где лучшее место для ночлега, чтобы нас не было видно за три лиги.

Она повернулась лицом к западу, туда, где уже не было солнца, но небо еще хранило его тепло. Она закрыла глаза и долго стояла неподвижно, втягивая носом воздух. Элиан молча наблюдал за ней. Он видел, как она делает то же самое, что и он в лесу – слушает. Только не ушами.

– Туда, – наконец сказала она, указав на едва заметную низину в паре лиг от них.

Они пошли. И через час пути, когда уже совсем стемнело, они действительно вышли к пересохшему руслу ручья. В самом низком его месте, под корнями старого, корявого дерева, сохранилась лужа мутной, но пригодной для питья после кипячения воды. Здесь, в складке местности, ветер действительно стихал, и можно было развести небольшой костер, не боясь, что его пламя заметят издалека.