скачать книгу бесплатно
– Это слабость. За триста лет вы не усвоили урок, – пальцы любовно огладили трость, и в этот момент Сен-Жермен подумал, что она на удивление хорошо смотрится в руках Мелькарта, так, словно с начала своего сотворения предназначалась ему. – Людей с рождения учат, что они никчёмны. Обезьяны, рабы… Всё могущественное им кажется опасным. Недопустимым. Их заставили верить, что деньги – зло, что власть – это испытание, а не награда, что знания следует держать на замке, молча. Сколько изобрели мифов! Плоть человеческую назвали греховной, грязной, хотя по-настоящему она совершенна – настолько, что не имеет аналогов. Абсолютно ко всему, что им видится лучше, чем они сами, люди жестоки. Из-за этого истребили целые популяции – вепрей, мустангов, волков; сжигали произведения искусства и убивали творцов. Всё из-за страха. Из-за ошибочного понимания своей природы. Вместо того чтобы двигаться вперёд, ходят по кругу. Потребляют что дадут и бездумно плодятся. Тех же, кто не следует схеме жизни, изгоняют из стада: в давние времена предпочитали казнить на публике, в назидание, так сказать, а сейчас ограничиваются косыми взглядами и оскорблениями. Хотя оскорбления бывают страшнее открытого нападения, они сводят с ума. Люди так поступают, потому что ненавидят себя самих. Они знают, что отличаются – отличаются больше, чем кто бы то ни было в этом мире, – и устраняют всё отличительное. О, граф, вы прекрасно понимаете, что я прав. Ведь иначе не стали бы тем, кто вы есть. Однако…
Мелькарт покачал головой будто бы в разочаровании.
– Однако, живя среди этих животных, уподобились им. Рассуждаете как они. И смотрите на величайшее достижение ума глазами никчёмного грязного раба… глазами дарвиновской обезьяны.
– Рейга говорил то же самое, – тихо вымолвил Сен-Жермен. – Когда боролся за сохранение Грааля.
В глазах Мелькарта блеснуло торжество.
– Грааля? – завороженно переспросил.
– Вам известно, чем занимались агенты Анэнэрбе. Да и не только они. Наука в двадцатом веке сделала гигантский скачок, и в частности археология. Старинные тексты, манускрипты, скрижали стали доступны не только кругу учёных, но и бизнесменам, политикам, коллекционерам… лицам, заинтересованным в древних артефактах. Когда немецкие исследователи вышли на след Грааля, мы вместе приняли решение уничтожить его. Любой ценой. В Иерусалиме эта вещь устроила переполох мирового масштаба, а ещё раньше в Египте. В мире и так царил хаос, и я имею в виду не войну. А опыты. Первые испытания бомб, насильственное вмешательство в генотип, использование живых людей – детей! – в качестве подопытных крыс… Не знаю, Тессера, кто страшнее: религиозные фанатики или фанатичные учёные. Быть может, наука обратилась в религию; во имя её изобрели оружие массового поражения. Оружие, направленное на то, чтобы сотворить Апокалипсис, – Сен-Жермен прикрыл глаза, усмиряя пробудившуюся в груди горечь. – Мы боялись Грааля как огня. Фламели считали, что Иисус творил чудеса, потому что испытал на себе его силу. Грааль мог сделать простого человека особенным. Даже бессмертным – как мы.
– Дайте угадаю: Виктория и Рейга нашли Грааль, но не отдали?
– Более того, украли его. Ситуацию усугубили ядерные взрывы в Японии, начавшаяся за этим свистопляска между державами… Если бы Грааль попал не в те руки…
– Вы думали, в военных целях могут создать совершенное существо?
– Работы над подобным проектом уже велись. И в Совете Девяти не хотели рисковать. Рейга был хорошим парнем. Хорошим… вот только изучал принцип работы Грааля. Он был единственным, кто знал его секреты.
– И эти секреты должны были умереть вместе с их хранителем?
– Виктория пыталась всё исправить. Выкупить жизнь в обмен на возвращение артефакта. Она не понимала, что сделка невозможна, – Сен-Жермен глубоко вздохнул. – Ей просто хотелось спасти сына.
– Что ж, одного сына она спасла. И будьте уверены, этот сын отплатит ей преданностью, – губы тронула кривая улыбка. – Лучший наставник – наша жизнь. Я помню, как меня замуровали в склепе. Помню своё отчаяние. А вместо того, чтобы оказать помощь, вы вознамерились меня убить. Я был слаб, беззащитен… не мог даже шелохнуться. И, надо сказать, я ещё долго, очень долго верил, что это самое кошмарное происшествие. Пока не влез в катакомбы.
Взгляд плавно опустился на трость.
– Я потерял зрение и не знал, вернусь ли обратно. Жезл найти удалось – с трудом, огромным трудом, – вот только последствий я не просчитал. Луч был ярким… он выжег мне глазное яблоко. Я плакал кровью.
– Но всё же вам удалось…
– Я отринул всё человеческое, – пояснил Мелькарт. – Это оружие старше Неизвестных, старше самых древних богов. Наследие погибшей цивилизации Атлантов. Атрибут глашатая, что пришёл к неприятелю с вестью. И я не жалею о том, что остался без глаза: многие ясновидцы были слепы, иногда их даже специально лишали зрения – чтобы те пребывали в обоих мирах. Таково уж поверье. Символично, по-моему.
– Вы самоубийца…
– Я еду на войну, – жёстко оборвал тот. – Сделаю то, чего никто и никогда не сможет – уничтожу Неизвестных. Моя духовная мать, Калиостро, Рейга – все они положили головы, веря в погибель вечных господ. Их надежды воплотились во мне. Неужели вы до сих пор не поняли? Эра бессмертных на исходе. Я положу конец их правлению.
И вот мальчик вырос в Дракона.
Сен-Жермен ощутил страшную духоту, воздух стало невозможно глотать. Сидящий перед ним мужчина выглядел так, словно обрёл своё подлинное «Я»: от заветной цели он находился уже недалеко, и всё шло по его плану. «Виктория прокляла Неизвестных, – хрипло отозвался граф. – Когда ей сообщили о Рейге… она проклинала их снова и снова. На всех языках мира, на древних и новых, пока не сорвала горло. В тот день Виктория поклялась на крови, что её собственная смерть станет причиной их гибели».
Лицо Мелькарта потемнело.
– Вот почему я боролся за её жизнь. Я знал, что вы – то чудовище, в котором она так нуждалась и ради которого готова была умереть.
– Она. Любила. Меня, – произнёс тот с расстановкой. – Других причин нет.
– Да, любила, – пришёл уставший ответ. – Не буду лгать: я вам завидую. Я понятия не имею, каково это – быть любимым ею. Меня утешает другое…
Граф позволил себе ухмылку.
– У вас не будет моих воспоминаний о ней… и о чудесных временах, когда она была особенно прекрасна.
Ни мрачные коридоры, ни многочисленные повороты, ни скользкие ступени не сбили Избранника с толку. Сосредоточенный, он не обратил внимания даже на стороживших арку горгулий. Сен-Жермен, понурив голову, проник в густую тьму зала. Он не раз здесь бывал и знал – их окружали Неизвестные, которые пристально наблюдали за незваными гостями, скорее всего, начав уже сознавать, кто перед ними предстал. Сен-Жермен всерьёз полагал, что в такой темноте с Мелькартом расправиться удобнее – вряд ли тот сумеет выстоять, не видя, что происходит. Тьма в зале Совета была подвижной, живой, первобытной. Она не имела ничего общего с ночью или отсутствием света, она задушила бы свет, если бы он вдруг возник.
Сфера померкла ещё в арке.
«Этого следовало ожидать», – подумал граф и засмеялся. Если даже владеющие философским камнем за тысячелетия не погубили Девятерых, неужели такое удалось бы смертному? Он обернулся, желая заглянуть в разочарованное лицо противника, однако мужчины рядом не оказалось.
Мелькарт исчез во тьме.
– Что? – ошарашенно воскликнул алхимик.
Жезл не горел. Вокруг стояла мёртвая тишина. Зыбкая реальность ускользала.
«Что происходит?»
И, словно ему в ответ, раздался сильный стук чего-то тяжёлого о плиты. стены окропились пламенем. Горячая волна, похожая на поток крови, распространилась в считанные секунды. Мелькарта, оказавшегося в центре зала, со всех сторон обступали Неизвестные.
Каждый из Девятерых покинул свой трон и с пьедестала взирал на осквернившего их храм демона. Закутанные в полотна ткани, они одновременно вытянули в его направлении руку и указали на врага костлявыми пальцами.
Сфера как никогда ярко полыхала в Жезле, и ожившие змеи танцевали вокруг неё.
– Я пришёл, дабы вступить во владение своим троном и обрести величие, ибо мне принадлежало всё, что было до вашего прихода, богов; подвиньтесь и станьте после меня, ибо я маг, – произнёс на чистом древнеегипетском Мелькарт, не глядя ни на кого из бессмертных.
Сен-Жермен отступил назад. Только что древнейшим предложили признать власть пришедшего. Мелькарт и вправду не ведал страха, если решился произнести такое.
– Ты не Тот Атлант.
– Ты не мудрец, не нерождённый.
– Ты Тёмный Брат.
– Ты одержим войною.
– Кровью…
– Ты сеешь смерть.
– Дитя насилия.
– Страх плодишь.
– Преступник.
Суровые голоса острием кинжалов разрезали пространство. Неизвестные вынесли приговор. Но это ничуть не смутило мужчину. По-прежнему не предпринимая попыток на них взглянуть, он отдал ровный, чёткий ответ на древнеегипетском:
– Я не Тот Гермес Трисмегист, не Трижды Величайший, не Универсальный Ум. Меня зовут Мелькарт Тессера. Плотью я рождён от обычной женщины, дух же мой от огня, что разрушает мрак для одних и несёт погибель другим. Явился я, дабы ознаменовать конец старому миру и стать светилом новому, провозгласить Закон, ибо Закон есть залог свободы.
Неизвестные не шевелились, но Сен-Жермен заметил, как их пальцы легонько подрагивали. С голов соскользнула ткань, обнажая черепа, обтянутые кожей и мышцами. В нос ударил зловонный запах, словно десятки тысяч мертвецов разлагались неподалёку. Сен-Жермен спрятал лицо в ладонях, защищая глаза, которые начали слезиться. Мелькарт же остался неподвижен.
Он находился в центре воображаемого круга, освещённого сферой, и когда путы метнулись к нему, лучи Жезла молниеносно сожгли их.
Его душа полностью совокупилась с разумом, чувства притупились. Мелькарт заранее знал, если начнёт озираться, если посмотрит на Неизвестных, то попадёт под воздействие их чар. Чистый освобождённый разум направлял и контролировал силу Жезла. И если бы он нарушил эту гармонию, круг растворился, тогда ничто бы его не спасло. Полотна ткани разошлись, как щупальца осьминога, взлетели в жарком воздухе и вновь пересекли грань, норовя достать жертву, скрутить, удушить. И снова обратились пеплом под вибрациями сферы.
Девять не собирались сдаваться. Сен-Жермен, предчувствуя катастрофу, отступал всё дальше и дальше к выходу, но внезапно наткнулся на стену. Арки позади не оказалось. Не понимая, куда проём мог исчезнуть, он стал выискивать его взглядом, однако всюду попадался лишь камень. А спустя мгновение увидел, что тьма медленно сползает вниз. Кишащая жизнью, она извивалась, шептала какие-то слова и вступала в поединок с огнём. Пламя дёргалось, отбивалось, но всё же уступило. Зал вновь погрузился во мрак, и только Жезл продолжал служить источником света – пусть неверным, невероятным, но единственным спасением.
Неизвестные стали меняться. Один занимал место другого, переносясь со скоростью, так что невозможно было распознать, кто из них кто и где находится. Шёпот потянулся от стен по полу, задвигался. Сен-Жермен оглядывался, пытаясь поймать источник, а затем посмотрел на Неизвестных и заметил, как искривляются их девять ртов. В шёпоте узнавались языки, коими человечество владело во все эпохи существования: язык Ахурамазды, арамейский, санскрит – вперемешку. Тьма смеялась.
Он поражённо взирал на идеально прямую спину Мелькарта. Тот стоял впереди, и алхимик не мог видеть, что творилось у мужчины с лицом. Со слепого глаза сошла былая пелена, кровь заполонила внутренность. Мелькарт не моргал: не слышал зов плоти о помощи, не чувствовал боли. Тело играло роль пристанища освобождённого, обнажившего всю полноту своей мощи сознания. И какими бы средствами ни пользовались Неизвестные, оно отражало любую атаку. Разум Мелькарта было слишком велик для них.
Напряжения накопилось столько, что шёпот перерос в громкий ультразвук. Сен-Жермен схватился за уши в страхе, что ему вот-вот разорвёт перепонки.
Мелькарт перекинул Жезл в другую руку и, ударив им о плиты, резко присел на одно колено. Свет пылающей сферы молниеносно прокатился по залу. Исчез ультразвук, стих шёпот. Сен-Жермен зажмурился, а когда открыл глаза, бессмертных уже не было.
Там, где они только что стояли, зияли пятна: смертоносные лучи Жезла полностью уничтожили богов, не оставив победителю даже останков. Мелькарт сидел на полу, опустив голову. Способность воспринимать окружающее, наконец, возвратилась к нему, и мужчина почувствовал себя опустошённым. Как будто сквозь него пропустили электрический ток. По щеке скатилась слеза. Мелькарт осторожно вытер её и взглянул на влажные пальцы – кожа измазалась кровью. Правый глаз жутко болел.
Опираясь на Жезл, Мелькарт с трудом поднялся. Результат деяний не просто ошеломлял – он едва верил, что выжил и исполнил предначертанное, совершил очередной шаг к своей цели.
Девять выжженных на полу пятен, девять разрушенных тронов.
Тьма удалилась из зала, с позором обратившись в бегство.
Верховный Орден навеки прекратил своё существование.
Никому в тот день не открылось, что Мелькарт почти не держался на ногах, был слишком уязвим, а все мысли занимали боль и усталость, поэтому он без зазрения совести, без упоминаний о чести и бесчестии, без сомнений и сострадания обеспечил единственному оставшемуся в живых противнику скорую кончину. Чуть позже Мелькарт подумает, что мстить человеку, пока тот лежит в полубессознательном состоянии, неправильно – он любил, когда враги умирали с оружием в руках. Однако утешил себя тем, что Сен-Жермен не преминул бы возможностью расправиться с ним самим.
Он велел сравнять замок с землёй сразу же, как только выбрался наружу. Зал Совета вместе с огромными впечатляющими статуями, мраморными колоннами и горгульями сгинули под обломками, не став ни достоянием человечества, ни предметом памяти. Мелькарт знал, что своим поступком подвёл черту. Уходила прежняя эра, изжившая себя, обезумевшая от несовершенства.
Он не замечал, что полностью вымазан в крови, пока из-за Альп не прорезался солнечный свет, напоминая, сколько жизней легло и ещё должно лечь в угоду необходимости перемен, а может быть, прихоти.
Глава 5. Бессмертные
Он не надеялся на радушие, хотя и считал при этом, что как минимум признания достоин. Встреча с бессмертными для Мелькарта представлялась решающей. И неважно, сколько преград было воздвигнуто между обладателями философского камня и им, человеком тридцати трёх лет, назвавшимся Избранником Тота; даже совершив невозможное, он по-прежнему оставался для них чужим. Непонятным и опасным. Со дня, когда Неизвестные сгинули во веки веков, Мелькарт тщательно готовился к встрече. Приём он организовал в лондонском поместье Виктории, предпочтя разделить триумф с призраком прошлого. После возвращения в Англию Мелькарт долго обдумывал слова Сен-Жермена, заодно вспоминая, как обещал Виктории раскрасить мир в красные оттенки.
Их действительно связывало тёмное начало, сидящее глубоко внутри. И любовь в их случае представлялась тёмной. Мелькарта не оставляли мысли, как бы развивались их отношения. Гордилась бы им Виктория? Хотела бы она его теперь, как тогда, тринадцать лет назад? Порой его мучили страхи, каким смешным он выглядел в стальных глазах фрау Морреаф, со своими далеко идущими планами, уверенностью в предназначении и желанием делить с ней мир. Но многое изменилось, и большую часть мечтаний ещё предстояло воплотить, несмотря на то, что Жезл уже удалось добыть, а Совет уничтожить. Такую огромную власть непросто удержать в руках. Если бы с ним была Виктория, ему пришлось бы вполовину легче…
На мгновение Мелькарт представил, как черноволосая женщина лежит на диване, курит сигарету и пролистывает новости, подыскивая что-нибудь занимательное для своего алчного ума. Мелькарту всегда нравился её горбатый нос, изящные линии бровей, ровная кожа, до которой хотелось дотронуться. К сожалению, мужчине нечем и некому было платить за удовольствие увидеть фрау Морреаф вновь, услышать хрипловатый смех, почувствовать на себе внимательный взгляд, в котором любопытство соединялось с нежностью. Виктория была мертва. Даже если его воображение судило об обратном.
Отражение зеркала показывало человека замкнутого, решительного в своих действиях, но жалеющего о чём-то, чего объяснить он не мог. Годы борьбы ожесточили характер, и эта жестокость изменила лицо, стала неотъемлемой маской. Поэтому Мелькарт с детства не любил зеркал: все они твердили, что он чудовище. Потеряв глаз, он лишь сильнее уподобился демону. За непроглядным слоем мрака одна Виктория распознала в нём подлинного Мелькарта Тессера. И с её гибелью спрятался сам подлинник; больше никто не в силах был уговорить его появиться.
– Первый гость прибыл, – сообщила миссис Говард, встав у него за спиной.
– Кто?
– Сказал, его зовут Раймунд Луллий.
– Ах, – радостно улыбнулся Мелькарт. – Золотая легенда!
– Я проводила мистера Луллия в гостиную.
– Подайте нам чай.
– Хорошо.
Мелькарт прихватил трость и неспешно спустился по лестнице вниз. Незнакомца он обнаружил у главного камина; тот делал вид, будто разглядывал замысловатую лепнину. Стоило Мелькарту войти в комнату, как мужчина заговорил:
– А я поначалу не верил.
Мелькарт не отвечал, предлагая гостю продолжить.
– Только теперь убедился.
Раймунд Луллий повернулся к хозяину дома. Обоим потребовалось время, чтобы тщательно друг друга осмотреть и прийти к выводам. Мелькарт отметил, что Раймунд ничем особенным не выделялся: небритый, с большими карими глазами на выкате, тонкими волосами мышиного цвета, слегка выпирающим брюхом – такая внешность могла принадлежать любому.
– Я рад, что мы, наконец, познакомились, – поприветствовал Тессера, наблюдая за тем, как прыткий взгляд гостя скользит по трости, поднимается к белёсому глазу и возвращается обратно к предмету.
– Вы меня не разочаровали, – добавил Раймунд. – Эта штука в вашей руке… Это ведь Жезл Жизни?
– А Сен-Жермен не догадался.
– И я бы не догадался, если бы не знал, что вы сделали. Пока ехал сюда, всё думал, кого здесь увижу, действительно ли вы таков, каким вас представляют?
– И кого же вы искали?
– Мессию.
Уголки рта Мелькарта дёрнулись.
– О, боюсь, эту роль я не потяну, – иронично ответил он.
– Напротив. Я наслышан о вашей политике. Многие пытались сломать систему, удавалось это единицам. Никто не пошёл бы за вами, будь вы как все, но поддержать идеи наследника Трисмегиста посчитает за честь любой, кто захочет шагнуть в будущее.
– Речи поэтов я всегда находил несколько туманными, – Мелькарт не чувствовал в голосе гостя ни уважения, ни похвалы; отчего-то показалось, что Раймунд пытается снять с него маску, в игре докопаться до сути. – Впрочем, вы правы: мои возможности велики. Полагаю, вы догадываетесь, почему я пригласил в свой дом всех бессмертных, заинтересованных в перестановке сил? Мир нельзя оставлять без внимания, бросать на произвол судьбы. Теперь, когда нет Верховного Ордена…
– Это было трудно? – резко спросил Раймунд. В выпуклых глазах блеснула жадность.
– Трудно ли мне было расправиться с Советом Девяти?
Мелькарт задержался с ответом. Мог ли он объяснить, как на протяжении невыносимо долгих тринадцати лет готовился к этому событию, как мучился кошмарами, пытаясь вообразить Неизвестных, как тайно путешествовал по экзотическим странам, набирался опыта, посещал богом забытые места, языческие храмы и капища, налаживал контакты с изолированными племенами, входил в доверие их вождей ради получения тайных знаний, как вконец решился на свой последний поход – в чрево Земли, древний город-лабиринт, где провёл несколько недель без неба и чистого воздуха, преследуя одну-единственную цель, что стала важнее жизни и смерти… Как обнаружил Жезл, когда уже перестал мыслить себя без темноты. Как смотрел на пылающий артефакт, ощущая, что привязан к нему больше, чем к любому живому существу, что сам является частью Жезла. Как выскользнувший из сферы луч ударил по правому глазу и выжег его, как кричал он до хрипоты, рыдая кровавыми слезами. Как схватился за ствол Жезла, ища в поразившем его оружии спасение. Как выбрался из лабиринта безвольно, бессознательно, не помня ни пути, ни выхода. Как вышел на свет обновлённым, совершенным. Как вернулся в Англию повзрослевшим и сильным, достойным наследия Виктории Морреаф.
Мог ли он объяснить, что столкновение с Неизвестными длилось не один час, а почти всю его жизнь, и что сама встреча лишь подвела итог? Мог ли он передать словами, что там, в зале Совета, произошло его полное воссоединение с Жезлом, что свежее человеческое сознание, подкреплённое древнеегипетской магией, превзошло силы Девяти?
– Не труднее, чем родиться, – уверенно произнёс Мелькарт.
От неудобного момента мужчин отвлёк мягкий запах чая. В гостиную проникла миссис Говард с подносом в руках. Мелькарт пригласил Раймунда к столу, а вскоре объявились новые гости.
