Мастер сновидений

скачать книгу бесплатно

– Мамедов. Али Султан Мамедов. Это двоюродный племянник со стороны моей жены. Ну, так узнаешь? – Гейдар переложил трубку в другую руку. – С ребятами будешь говорить, хоть узнай, что он там рассказывает про то, что там натворил, хорошо?

– Ладно, сейчас узнаю и тебе перезвоню, – неохотно сказал Тофик. – Давай, пока!

– Ну, пока, – сказал Гейдар и повесил трубку. Встав, он подошел к окну и, прижавшись лбом к холодному стеклу, посмотрел на свой сад и виноград, сплошным ковром затянувший вешала. Неяркий свет, падавший из окна, смутно освещал мокрые ветви деревьев, на которых шумела, мотаясь под порывами ветра смешанного с дождем, листва. А Тофик, широко зевнув, вылез из-под одеяла, поёживаясь прошлёпал на кухню и поставил чайник на плиту. Дождь барабанил по окну и сиротливо мокли сонные машины во дворе.

В это же время Стас стоял в коридоре гостиницы там, где огромные витринные стекла сходились углом, и тоскливо смотрел на безлюдные улицы, оранжево подсвеченные фонарями, которые отражались в мокрой мостовой. Дождь, который встретил Стаса в аэропорту, здесь, в городе как-то спрятался среди многоэтажных зданий и не был столь пугающе неукротим, как там, на побережье, где сквозь грохот авиационных турбин доносился ровный неумолчный шум прибоя, и тянуло свежим запахом моря, смешанным с запахом авиационного керосина. Странная получилась поездка у Стаса. Перед вылетом из Москвы, уже когда была оформлена гостевая виза в азербайджанском посольстве, к Стасу домой приехал некий Алимхан, доверенное лицо тех людей, к которым обратился за содействием Храмов и сказал, что Стаса в Баку будут встречать. Какой-то там то ли Гейдар, то ли Гаджи, в общем, кто-то из местных. Никаких проблем возникнуть вроде бы не должно, потому что встречающая сторона берет на себя все заботы о Стасе и за всё проплачено. Но в аэропорту Стаса никто не встретил. Тогда Стасу пришлось на свой страх и риск уехать на такси в город, за пятьдесят километров от аэропорта и там уже устраиваться в гостиницу. Спасибо, что хоть были свободные номера, правда, баснословно дорогие. В планы Стаса не входило оплачивать свое проживание где бы то ни было, и теперь он с тревогой подсчитывал оставшиеся у него деньги, потому что если возникли какие-то осложнения, Стасу могло хватить только-только, в самый обрез, на обратную дорогу. О том, что он будет говорить Храмову, если не выполнит порученное дело и бесславно вернется к себе домой, Стас старался не думать. Он прекрасно отдавал себе отчет, что вот так, на ура, проникнуть в горы и отыскать там, среди тысяч квадратных километров вздыбленных скал и непроходимых лесов Мари Кристман ему вряд ли удастся. Его должны были встретить и передать тем людям, которые обеспечили бы ему возможность выполнения той работы, ради которой он, собственно говоря, и прилетел на Кавказ. И если что-то пошло не так, как первоначально планировалось, то у него, у Стаса, положение становилось затруднительным. Оказаться вот так, одному, в абсолютно незнакомом городе, в который и прибыл-то он, можно сказать, почти инкогнито…«Вот так и бывает всегда», – с тоской подумал Стас, глядя с высоты четвертого этажа вниз, на пустые ночные улицы, по которым, изредка отблескивая лучами фар в лужах, проносились, разбрызгивая воду, автомашины. – «Всегда, что плохо начинается – и продолжается плохо». Почему-то Стасу не хотелось сидеть в номере, окна которого выходили на парк. Ему казалось, что, стоя здесь, в коридоре, около огромных, сходящихся углом окон, он как-то сможет разобраться во всей этой неразберихе, о которой он и не подозревал, когда шел на посадку, и что если он будет продолжать здесь стоять, то вот-вот из-за угла коридора выйдет человек, который, подойдя к нему, весело улыбнется и скажет: «Стас? Ну, наконец-то! Я чертовски рад тебя видеть…» Но, увы, все это было не более чем просто приятные мечты. Нет, конечно, он мог с утра отправиться в аэропорт и улететь обратно. А вот этого Стас вовсе не хотел делать, ибо в противном случае ему пришлось бы признать, что он просто-напросто не в состоянии выполнить поставленную перед ним задачу.

Задумчиво почесав затылок, Стас, бросив прощальный взгляд в окно, повернулся и пошел по коридору в свой номер. Войдя и плотно закрыв за собой дверь, он уселся, не раздеваясь, на кровать и, раскрыв свою дорожную сумку, с тоской осмотрел ее содержимое. К сожалению, он был так беспечен и так полагался на обязательность тех, кто должен был встретить его, что в его сумке, кроме вещей и аппаратуры, не оказалось ни крошки съестного. Стас взглянул на наручные часы, которые он еще в аэропорту перевел на местное время. Стрелки подбирались к половине третьего ночи, а в такое время надежда на то, что бар на первом этаже еще работает, была очень слаба. Тем не менее, Стас, почувствовав, что он не на шутку проголодался, решительно встал и вышел из номера. Пройдя по коридору к лифту, он несколько раз нажал кнопку лифта, впрочем, безуспешно и пошагал вниз по уже затемненной лестнице.

На первом этаже было тихо. Портье дремал за стойкой, положив на скрещенные руки голову, а полицейский, охранявший вход, дремал на диванчике, подложив под голову маленькую подушечку и накрывшись форменной тужуркой. С большим трудом Стиву удалось разбудить портье, который спросонья долго не мог понять, чего хочет от него этот странный парень, а когда понял, то на его лице расплылась широкая улыбка. Портье, беспрерывно повторяя почему-то «Айн момент», нагнулся куда-то под стойку и, подобно фокуснику, извлек из ниоткуда пакет с помидорами, кусок холодной вареной баранины и початую бутылку с изображением московского кремля. Потом, оттуда же, на свет божий появился относительно чистый стакан, заварной чайник, тарелка и нож. Быстро и ловко портье нарезал помидоры и, плеснув в стакан чуть больше чем на палец прозрачной жидкости, пододвинул все это Стасу, предложив выпить за здоровье его какого-то родственника, у которого вчера был юбилей, с коего портье и прибыл на работу, чисто случайно прихватив с собой этот джентльменский набор. Стас, глубоко вздохнув, влил в себя обжигающую жидкость и какое-то мгновение сидел весь побагровевший, не в силах перевести дух, а когда, наконец, обрел дар речи, то портье весело объяснил ему, что его родственник работает на спиртзаводе, откуда и обеспечил застолье по поводу своего юбилея дармовой выпивкой. Охранник тоже проснулся и, помявшись немного, присоединился к ним, а спустя полчаса он уже рассказывал о своих студенческих похождениях и со слезами на глазах вспоминал о том славном времени, когда учился в Губинке.

Приехав в управление, Тофик оставил машину около входа, рядом со служебными машинами и, небрежно козырнув дежурному на входе, прошел к себе в отдел. Оперативник, попавшийся ому навстречу в коридоре, сказал, что сопроводиловки лежат на столе у дежурного следователя, и Тофик, буркнув что-то нечленораздельное, быстро прошел в кабинет, в котором было жутко накурено, и на колченогом столе возле дивана стояли грязные чашки из-под чая и заварной чайник с треснувшей крышкой.

Брезгливо оглядев это непрезентабельное убранство, Тофик взял со стола папку с протоколами и начал быстро просматривать бумаги, беззвучно шевеля губами. Найдя нужный протокол, он отложил его в сторону, а все остальное убрал в папку. Протокол был уже зарегистрирован, и это несколько осложняло дело, если бы Тофику надо было отпустить этого парня, поэтому Тофик, приняв деловой вид, вышел в коридор, ища дежурного следователя. Из соседнего кабинета доносились оживленные голоса, изредка прерываемые взрывами здорового жизнерадостного смеха. Тофик, с деловым видом приоткрыв дверь в кабинет, переступил порог и остановился в сразу наступившей тишине.

– Всем привет, – бодро произнес Тофик, небрежно взмахнув рукой.

– Здравствуйте. Здравствуйте, Тофик Вагифович! – вразнобой отозвались голоса. Тофик, поманив дежурного следователя, вышел в коридор. Тот, выйдя следом за ним, уставился на него с выражением ожидания на лице.

– Слушай, Тагир, – проникновенно сказал Тофик, – где у тебя этот, как его, Мамедов, ну, которого из аэропорта привезли?

– Какой Мамедов? – недоуменно переспросил Тагир, – А, Мамедов… По убою который проходит? В седьмой камере, в одиночке.

– Ты с ним говорил? – небрежно спросил Тофик. – Чего он тебе плел?

– Ай, Слушай, Тофик Вагифович, – возмущенно развел руками Тагир. – Когда мне с ними работать, дай принять, да зарегистрировать, да с бумажками этими разобраться. Вот рабочий день начнется, сам раскинешь. Кого мне, кого Мирзоеву… Успеем еще с этими уродами побеседовать. А с этим Мамедовым и говорить не о чем. Отмороженный он какой-то. Старика там бездомного забил насмерть! О чем с таким говорить?

– Да уж, действительно, – сочувственно проговорил Тофик. – Ладно, я в своем кабинете, если понадоблюсь. Хорошо?

– Ага, – согласно кивнул Тагир и нырнул в дверь кабинета, а Тофик, пройдя чуть дальше по коридору, аккуратно снял печать с двери и, достав из кармана ключи, начал свой рабочий день. Настенные часы показывали пять часов тридцать минут утра. Подумав, Тофик протянул руку к телефону и набрал номер Гейдара. На том конце трубку взяли сразу. «Ждет Гейдар, волнуется», – усмехнулся про себя Тофик, – «видать зацепило его сильно». Ну да ладно, не его, Тофика, это дело. Попросили узнать, узнал, теперь послушаем, что еще от него нужно.

– Гейдар? – спросил Тофик. – Ты слушаешь?

– Да! – голос Гейдара был раздраженным. – Почему так долго не звонил?

– Извини, дорогой, – Тофик зевнул. – Ты мне устроил начало рабочего дня на четыре часа раньше, чем обычно.

– Ничего, переживешь, – сказал Гейдар. – Что скажешь?

– А что я скажу? – пожал плечами Тофик, – ничего интересного. Согласно протоколу, в аэропорту его взяли с поличным на месте преступления!

– Я понимаю, что он не леденец там облизывал, – со злостью сказал Гейдар. – Не тяни!

– В общем, на нем убийство! – Тофик был холоден, как айсберг. – И если ты хочешь, чтобы я его вытащил, то из этого ничего не выйдет. Протокол задержания есть, в нашей документации он уже зарегистрирован, правда, этого Мамедова еще не допрашивали. Я вот сейчас сижу, думаю, кому его подсунуть, ну, я имею в виду, из следователей. А что ты хочешь?

– Я ничего не хочу, – сказал Гейдар. – Я, дорогой мой, ничего не хочу. У меня все, что мне надо, есть. И меньше всего я хочу неприятностей из-за этого наркомана. Ты меня понимаешь, Тофик? Когда у него начнется ломка, он твоим операм и следователям расскажет то, что было и чего не было. Недалеко и до беды от такого говорливого. Он ведь и про тебя может сказать…

– Откуда он… – начал Тофик и не докончил фразу. – Ты хочешь сказать, что он про меня знает? Ну и г… же ты, Гейдар!

– Не трещи, – спокойно проговорил Гейдар. – Я не могу тебе гарантировать, что он не в курсе этих дел, поэтому, дорогой мой, в твоих же интересах сделать так, чтобы никто, никогда, ты слышишь, никогда, не смог допросить его. Ты меня понял?

– Понял, – сказал Тофик и облизал враз пересохшие губы. – Да, я тебя понял…

– Ну, вот и отлично, – Гейдар улыбнулся. – Сделай это, и я твой должник по гроб дней моих. Шучу, шучу! На пяти штуках сговоримся?

– Семь, – хрипло выдавил Тофик. Людям надо дать будет…

– Ну, семь, так семь, – спокойно согласился Гейдар. – Вечерком позвонишь мне? Из дома. Ну, давай, пока, – он положил трубку. Тофик услышал короткие гудки отбоя и, положив трубку на рычаг, вытер дрожащей рукой враз вспотевший лоб. «Ладно», – сказал сам себе Тофик и бросил короткий взгляд на часы. Надо было поторапливаться. Когда начнется рабочий день, и все соберутся в отделе, он уже не сможет сделать так, чтобы этого Мамедова не трогали. На оперативке начальство обязательно потребует отчета обо всех происшествиях, задержаниях и о том, распределил ли он задержанных по следователям. Отвертеться не удастся. Поэтому, если уж он решил что-то делать, то, делать это надо сейчас, не откладывая. Решительно хлопнув ладонью по колену, Тофик встал из-за стола и, выйдя из кабинета, тщательно запер за собой на ключ дверь. Держа свернутый в трубочку протокол задержания, Тофик спустился на первый этаж и, зайдя в дежурку, огляделся, небрежно козырнув в ответ на приветствие прапорщика, сидевшего за столом с селектором.

– С кем дежуришь сегодня? – спросил он, подойдя к расписанию на стене и внимательно изучая его. – Так, так! Подполковник Гафизов… – Он обернулся к прапорщику и, весело поглядев на него, спросил: – Сержант Нефедов в твоей смене?

– В моей, Тофик Вагифович, – ответил, потягиваясь, прапорщик. – Он сейчас внизу, там, где камеры с задержанными. Он что, нужен?

– Да нет, не сейчас, – небрежно ответил Тофик. – Это уж когда сменится. Ты ему тогда скажи, пусть ко мне зайдет. Оперативка в девять начнется, так что успеет, ну ладно, пойду я!

– Ага! Хорошо Тофик Вагифович, – быстро проговорил прапорщик, протягивая руку к телефонной трубке, потому что в этот момент резко и требовательно загудел зуммер вызова. Выйдя за дверь и плотно прикрыв ее за собой, Тофик чуть-чуть задержался, прислушиваясь к разговору дежурного и решительно направился к лестнице, ведущей в подвал, туда, где были камеры.

Выйдя из дежурки, Тофик повернул к лестнице, ведущей вниз, в подвал, туда, где были камеры предварительного заключения. Здание Управления было старым, и обшарпанные стены, с кое-где облупившейся до самого кирпича штукатуркой, поросли какими-то белесыми махрами, то ли соль выступила, то ли плесень пробилась. Но Тофик лишь скользнул по этому зрелищу упадка и развала привычным взором, весь погружений в свои мысли. Нефедов был, с точки зрения Тофика, парень неплохой. Во всяком случае, выгоду свою чувствовал издалека и никогда ее не упускал. Такие люди Тофику нравились. С ними можно было иметь дело. Хотя и опасны они были по-своему… Но опасности пока от Нефедова Тофик не видел, к тому же Нефедов был многим обязан Тофику. Пару лет тому назад, когда начались чистки в рядах защитников правопорядка, Тофик отмазал Нефедова из-под сокращения и при случае не упускал возможности напомнить ему об этом. Понятно, что Нефедову это не нравилось, и он потихоньку начал скалить зубы, а Тофик, как тонкий психолог, доведя Нефедова до того момента, когда он уже был готов вцепиться ему, Тофику, в горло, тихо и доверительно переговорил с ним и предложил партнерство. И убил сразу двух зайцев. Нефедов счел, что он напугал Тофика и предложенное сотрудничество принял, как само собой разумеющееся, а, замазавшись, уже сам стал бояться разоблачения, и Тофик, взяв его под свой патронаж, приобрел верного человечка. Конечно, не один Нефедов был у Тофика в прихвате, для разных дел ведь разные люди нужны, но Нефедова Тофик ценил. За те годы, что вместе они проработали в органах, Нефедов приучился беспрекословно выполнять те распоряжения, что отдавал ему Тофик. А уж дураком-то Тофик никогда не был. Каждую операцию планировал тщательно, до мелочей. И если уж подставлял кого, то только не своих людей. Своих людей Тофик берег как зеницу ока, вплоть до того, что и в быту заставлял их вести себя прилично. Хороший офицер был Тофик, умный. Знал, где лизнуть, а где и гавкнуть. И благодаря этому сам по службе шел и людей своих за собой тащил…

Спустившись по железной, громыхающей под каблуками, лестнице, в подвал, Тофик громко крикнул: «Нефедов!» – и крик его гулким мячиком скакнул по коридору. «Нефедов!» – еще раз крикнул Тофик сквозь решетку, и откуда-то из-за угла коридора от туалетов донеслось недовольное: «Ну, здесь я, здесь. Чего орать-то?»

– Не орать тебе надо, а из пушки стрелять, – недовольно проговорил Тофик, дождавшись, когда из-за угла появится кряжистая, с головой, вросшей в тяжелые борцовские плечи, фигура в пятнисто-стальной форме. Толстые ноги в берцах ступали чуть косолапо, а руки были такой длины, что, казалось, свисали ниже колен. «Ну и горилла» – неприязненно подумал Тофик, но вслух деловито произнес: «Привет!»

– Приветствую, Тофик Вагифович, – увесисто сказал сержант Нефедов и широко, во весь рот, зевнул, дыхнув на Тофика запахом перегара и какой-то трупной гнили. Тофик едва заметно поморщился.

– Зубы по утрам чистить надо, – наставительно произнес Тофик. – Ты же все-таки лицо закона! – он усмехнулся. – А то урки о тебе плохо подумают…

– Мне их думы по фенечке, – повел плечами Нефедов. – Кого надо-то?

– Да отмороженного одного, – спокойно сказал Тофик, – ты дверцу-то мне открой!

– А? Да-да, сейчас. – Нефедов забренчал ключами. Замок клацнул. – Сейчас, – Нефедов зашел в свою дежурку и нажал кнопку открывания. Реле щелкнуло, и Тофик, толкнув дверь, вошел в коридор.

– Ты один что ли, – спросил он Нефедова. – Напарник-то где?

– Дрыхнет, – равнодушно ответил Нефедов. – Да я что, маленькая девочка, что ли? Меня караулить незачем.

– Инструкцию нарушаешь… – Тофик погрозил ему пальцем, – Нехорошо! Почему напарник спит?

– Да черт бы с ним, пусть проспится, – махнул рукой Нефедов. – Баламут, пить не умеет, а туда же…

– Можно подумать, – усмехнулся Тофик, – что кто-то пить умеет. Любой человек, когда пьяный, дураком становится, кто в большей, кто в меньшей степени. – Он тяжело вздохнул. – Ты сам-то как? Никого спьяну тут не задавил?

– Нет, к сожалению, – вздохнул Нефедов, – хотя порой очень хочется. Они, уроды эти, у меня в печенке сидят!

– Вот-вот, – подхватил Тофик. – Мы тут корячимся, на пули лезем, а как до суда доходит… Сидят эти чистоплюйчики, кобенятся! Вы, дескать, улики притянули, признание выколотили, адвокаты тоже, дерьмом нас поливают! Как работать, а?

– И не говори, Тофик Вагифович, – сочувственно поддержал его Нефедов. – Совсем плохо работать стало! Совсем! – Он помолчал, потом спросил. – Ну, кого доставать-то?

– Да вот, привезли ночью одного, – Тофик замялся, – Мамедов вроде… Он у тебя в каком номере?

– В персональном, – хохотнул Нефедов, – в семерке. А что? Мне опера сказали – на общак ни-ни, вроде убой на нем!

– Правильно сказали, – Тофик ласково взял Нефедова под локоть. – А знаешь кого он грохнул?

– Да кто его знает, – пожал плечами Нефедов, – я особо не интересовался. А кого?

– Деда какого-то, да и дед-то так, случайно на глаза ему попался, – веско сказал Тофик. – И при этом, когда его брали, кричал, что всех кончит! Понял? Он тут как, не орал? А то в аэропорту он всем грозил, что за него есть кому заступиться, что он всех нас поимеет, разгонит и со службы поувольняет.

– Вот сучонок! – возмущенно сказал Нефедов. – Чего ж мне опера сразу не сказали, а? Эта тварь отмороженная у меня бы до самого утра белочкой по камере прыгала!

– Не стоит, – пробормотал Тофик. – Его с поличным взяли, свидетелей – шквал. Даже видеозапись есть. Признанку из него выбивать не надо. Тут в другом дело…

– Короче! – Нефедов искоса взглянул на Тофика и обвел рукой вокруг шеи. – Так?!

– Вай, слушай, Нефедов, что мне в тебе больше всего нравится, так это то, что ты умный! – восхищенно сказал Тофик. – Все что надо, сам понял!

– Э, Тофик Вагифович, – махнул рукой Нефедов, – мы ведь с тобой не первый год вместе служим. Раз надо…

– Да, дорогой мой, надо! – сказал Тофик. – Люди позвонили, попросили. Не нужен им он. Две штуки дают!

– Местных? -недовольно спросил Нефедов.-Я чего, лох?

– Каких местных? – возмущенно сказал Тофик. – Меня что, попросили водительское удостоверение вернуть?

– Слушай, Тофик Вагифович, – пристально взглянул ему в глаза Нефедов. – А не мало ли

две-то? Все-таки не подушку выбить…

– За подушку тебя жена поцелует, – спокойно сказал Тофик. – Это тебе что, президент что ли? 3а этого наркота на большее и не рассчитывай. Давай-ка, лучше дело сделаем! Но по уму, понял! Наркоман он, неуравновешенный! Ну и все в этом духе.

– Конечно, понял, – спокойно сказал Нефедов и, воровато оглянувшись, быстро закрыл решетку на замок. – Ты тут побудь, в дежурке, – сквозь зубы пробормотал он и тяжелой развалистой походкой направился в сторону камеры номер семь.

Всякое бывало в короткой жизни Али. Всего напробовался, все повидал, еще с малолетки начиная. Рос он пацаненком шебутным, хулиганистым. Да и чего можно было ждать от шпанца, рожденного в Черном городе, у подножия Нагорного парка, где еще в старые добрые времена и сходняки устраивались, и стрелки набивались. Вот и впитывал подрастающий Али всю эту романтику, а потом и сам таким романтиком стал. Пока мал был, подворовывал по мелочам; как постарше стал, к воровству мелкий рэкет прибавился, а там и пошло и покатилось. Смотрел Али на своих сверстников, что от мам-пап жалкие копейки на мороженое выклянчивали, и искренне недоумевал. Деньги-то, вот они, прямо под ногами, бери, не хочу. Только сильным надо быть, прогнать прочь от себя слюнтяйство, пусть тебя боятся, а не ты! Погруженный в свой, сумеречный мир, недоступный никому, кроме таких же как и он сам, краем глаза видел, как тяжело приходилось матери и отцу, вечно озабоченным тем, где взять денег на жизнь, но не сочувствовал им, а презирал их за бесхребетность, слюнтяйство, неумение взять быка за рога. Себя же считал парнем фартовым. Не понимал Али, как можно жить на такие бабки, что он за вечер на развлечения тратил, целый месяц, как можно, приходя с работы, лечь спать полуголодным… Не понимал Али такой жизни, хоть убей его, не понимал. Да и не хотел понимать. Воспитанный на волчьих законах улицы, Али рано понял, что этим миром правит страх. Тогда и обзавелся он ножичком. Ходил, сжимая рукоятку в кармане потной ладошкой, ходил и ждал случая пустить его в ход. На рожон лез, желая самоутверждения, признания своей силы и лихости желая. Посверкивая желтоватым волчьим огоньком в глазах, чуть что выхватывал свое перышко и радостно видел, как взрослые, серьезные мужики испуганно опускали глаза. Страх правил миром, страх! Ни разу ему еще отпора никто не дал, серьезного такого отпора, чтобы понял он, что на его волчью злую силу есть и другая сила, которая может сломать его и исковеркать. Вот и доигрался Али ножичком… Полоснул мужика какого-то, да и ни за что полоснул, просто так, бахвальства ради. На этом все и кончилось, или же наоборот, началось… Взяли опера его быстро, да он и не скрывался, гоголем по улице ходил, упивался всеобщим страхом, что ясно читался в глазах окружающих, а тут «воронок». В отделе обработали его так, что лучше и не вспоминать. Все он тогда подписал, в полную признанку пошел, лишь бы не били. Ну и дали ему тогда, по совокупности, четыре года. Ушел на малолетку шпанец Али, а вернулся уже матереющий волчонок, годовичок. И зубки окрепли и коготки. Многие из тех, кто с ним срок первый мотал, испугались, раскаялись, слюни пустили, за красные повязки да за актив были готовы хозяину все вылизать, но не таков Али был. Не согнуть его было. Не слюнтяй! Топтал зону, щерился, а своё на уме держал. Четыре года от звонка до звонка отбыл, на компромисс с гражданами начальниками не шел, но, правда, и буром не пер. Вышел вчистую. Характеристика у него была не ах, поэтому на воле за него сразу взялись, под колпак посадили. Но не мог Али, не мог принять ту жизнь, что навязать ему пытались. Не та натура у него была. Через полгода его опять посадили, теперь уже семерик сунули. Так вот и получилось, что вышел Али на волю когда уже в полный рост новая жизнь шла, и вышел не тем сосунком, что был когда-то, а матерым волчищем уже вышел. Свел знакомства, какие надо, готовился не повторять прежних ошибок, поумнел! Поумнел-то поумнел, да времена другие настали. Блатные все в легальный бизнес подались, понабрали себе быков из чистеньких, не свеченых… Из студентов, ментов опальных, другая, одним словом, жизнь поперла. И оказался Али временно как бы не у дел. Все стороной проходило, а в руки не шло. Плохую шутку жизнь с ним сыграла. Теперь та репутация, которой он гордился, ему ходу и не давала. Следующую высоту жизнь перед ним ставила: стать волком среди волков, волком, который другим волкам глотки рвет! Но выбиться так, по-простому; было невозможно. Надо было или свою группировку создавать или же в чью-то идти. К кому-то, кто его знает, и не на последнюю роль. И пока разбирался он что почём, вел себя тихо, не борзел, как когда-то. Сидел себе дома сиднем, а мать из сил выбивалась, сыночка кормила. Отец-то из жизни ушел, еще когда Али первый срок мотал. На работу Али не брали, прежним корешам он теперь не по масти был, но не зря Али сам себя фартовым парнем считал. Встретила его мать как-то на базаре свою двоюродную сестру, Валиду, да и поплакалась ей в жилетку, а через день ему дядя Гейдар позвонил, сказал куда прийти… С того дня и началась нормальная жизнь. Делал Али что говорили, снятые бабки все до копейки отдавал, ничего себе не брал, но дядя Гейдар его не обижал, и через полгодика Али было и не узнать. Отъелся, силу обрел и вес определенный, «БМВ» себе купил, цепочки золотые, там цацки всякие. В общем, на человека стал походить. А вот норов свой дурной так не смог в узду взять. Как был волчарой, так им и оставался. Что надо делал, а свое в уме держал. Ждал часа своего, чтобы дело в свои руки взять, чтобы по-своему игру повести.

Замок в двери камеры щелкнул тихо-тихо, даже не щелкнул, а шепнул с присвистом. Али поразился этому. Везде замки лязгают, как стальные челюсти капкана, а здесь, словно он в больничном покое оказался, тихонько шептали что-то свое. Из коридора в камеру вошел огромный, гориллообразный детина в форме. Али открыл рот, чтобы спросить у него, скоро ли его позовут к следователю и, может, и сигарету спросить, потому что опера сигареты у него отобрали, и в тот же момент, получив сокрушительный удар в лоб открытой ладонью, полетел во тьму. А детина, протянув руку, словно пружина выстрелила, ловко схватил Али за ворот, не дав ему упасть и удержал его на весу. Аккуратно уложив Али на пол, сержант Нефедов довольно ухмыльнулся и потянул из своего кармана узенький поясной ремень, но, подумав, отвернул пояс спортивных брюк Али. Интуиция его не подвела и на этот раз. С внутренней стороны пояс, помимо резинки, был стянут плетеным синтетическим шнурком. А шнурки эти выдерживали вес под сотню килограмм. Нефедов это знал очень хорошо, потому что не так давно на тренировке в спортзале на таком же точно шнурке, на спор, зубами, поднял стокилограммовую штангу. Быстро выдернув шнурок из пояса, Нефедов привязал его к идущей под потолком трубе, с которой посыпалась на пол сочащаяся влагой ржавая окалина. Потянув за шнурок, он убедился, что труба выдержит и, сделав на свободном конце петлю, легко, как ребенка, приподнял Али с пола одной рукой и засунул его головой в петлю. А потом легонько потянул его вниз. Шнурок натянулся как струна и задергался, когда Али бешено засучил ногами и захрипел. Руки его взметнулись вверх, к горлу, разорвать шнурок, освободить дыхание, но было уже поздно. Али показалось, что голова его взорвалась, а потом, как бы вознаграждая его за смертную муку, природа послала ему миг небывалого счастья. Умирающий мозг произвел огромное количество эндоморфина, и испытав небывалый, чудовищный по своей силе оргазм, Али умер!