скачать книгу бесплатно
Удар с фронта осуществляли всего-навсего 5 батальонов пехоты и 2 эскадрона гусар при 4 орудиях Милорадовича.
При этом 5 батальонов и 5 эскадронов гусар оставлялись под началом генерала-лейтенанта А. А. Эссена 2-го в городках Штейне и Кремсе.
Имея большое численное превосходство, русские не смогли правильно его распределить и обрушить всю свою мощь на немногочисленного врага.
В результате, пехота Милорадовича будет брошена в лобовую атаку на вдвое превосходившую ее дивизию Газана! К тому же, она, будучи в непосредственной близости от французов, пойдет на них в 7 утра, а обходные войска двинутся по маршруту лишь в 9-ом часу утра!
…Кстати, до сих пор остается неясно, почему многоопытный Кутузов, допустил принятие такого схоластического плана, в котором совсем не учитывались важнейшие нюансы: возможные сбои на марше, особенности маршрута, качество дорог и прочие привходящие обстоятельства!?.
Атаковав у деревни Унтер-Лойбен Газана с фронта, солдаты Милорадовича, оказались втянуты в тяжелый бой: враг планомерно вводил в дело все новые и новые батальоны, а обходная колонна Дохтурова, куда-то запропастилась!
Бой уже шел 3 часа, а 90% русских сил застряли в горах!
В конце концов, Милорадовичу пришлось оставить деревеньку и начать медленно пятиться назад – под прикрытие сил Эссена 2-го.
Наконец с гор «свалился» Штрик со своими солдатами, но и его сил хватило лишь на то, чтобы отсрочить отход Милорадовича назад к Штейну. Только тут им пришла на помощь часть сил Эссена 2-го и Мортье наконец остановили. Силы обеих сторон истощились, перестрелка ослабевала, и около 16 часов бой прекратился вовсе. Вскоре должно было начать темнеть и противники стали думать об обустройстве биваков. Результат боя был явно ничейным, что, впрочем, определялось и примерно равной численностью сражавшихся сторон.
Дохтуров со своими силами участия в том бою так и не принял!
Еще в самом начале боя Мортье отправил ординарца к дивизии Дюпона, чтобы поторопить их на помощь Газану. Но Дюпон не приходил, и маршал лично помчался назад выяснять причины задержки.
По пути выяснилось, что Газана отрезали русские: это наконец спустилась с гор часть обходной колонны Дохтурова!
Мало того, что колонна Дохтурова ушла на задание с огромным опозданием – вместо 2 часов ночи только в девятом часу утра, когда Милорадович уже давно истекал кровью в речной долине Дуная, так она еще и двигалась словно черепаха – 1 км/час! А ведь ей полагалось пройти всего лишь 9—10 км, чтобы оказаться в тылу у Газана. Правда, так было по карте, а на самом деле «дорога», по которой шли русские, оказалась… тропой – узкой и крутой и чуть ли не по колено в грязево-снежном месиве. Кроме того, пошел сильный дождь.
В немалой степени это позволило авангардной дивизии наполеоновского военачальника избежать полного разгрома, а ему самому – позорного плена.
Солдатам Дохтурова пришлось идти по двое в ряд, а кавалерию с пушками и вовсе пришлось бросить на полпути. Видя, что скоро наступят сумерки, Дохтуров, действуя по обстановке, срезал путь. Он пошел не в направлении предписанной ему деревеньки Вайсенкирхен, а на – Вадштейн, да еще оставил в горах часть замешкавшейся пехоты.
Только к 16 часам по полудни, т.е. когда бой между Газаном и Милорадовичем окончательно затух, передовые силы Дохтурова в составе всего лишь 9 батальонов смогли выйти в тылы Газана.
Именно в этот момент на них и налетел Мортье со своим драгунским эскортом, несшийся к Дюпону за помощью для Газана, увязшего в жарком бою с Милорадовичем и Эссеном 2-м.
Пришлось маршалу Франции стремительно развернуться и столь же прытко скакать назад к солдатам Газана, которые уже собирались обустраивать после тяжелого боя бивак и готовиться к ночи.
Свои небольшие силы Дохтуров разделил: два батальона Вятского полка под началом подполковника Гвоздева он послал на запада вдоль берега Дуная в качестве заслона от Дюпона, а остальные семь бросил в тыл Газану. Из этих семи батальонов три с генерал-майором Уланиусом пошли на врага вдоль горных склонов, а остальные под руководством самого Дохтурова двинулись параллельно, по речной долине.
Около 17 часов Уланиус обрушился на Дюрренштейн, в котором на тот момент была лишь пара сотен французов и без промедления взял его: враг не ожидал внезапного удара с тыла. Мортье тут же попытался было отбить его назад, но у него ничего не получилось: пехота и драгуны, изрядно «помятые» в предыдущей схватке с Милорадовичем, быстро отхлынули назад. Ситуация усугублялась еще и тем, что услышав звуки разгоравшегося боя, Милорадович со своей стороны мог предпринять нападение и тогда потрепанная дивизия Газана вынуждена была бы вести бой в окружении.
Так или иначе, но она оказалась в… клещах и на этот раз русские были настроены весьма агрессивно!
Рассчитывать Газану и его начальнику маршалу Мортье приходилось лишь на свои силы и на… сгущающиеся сумерки! Ночь давала им шанс более или менее благополучно выскочить из ловушки, которую русские хоть и с грехом пополам, но, все же, захлопнули!
Мортье принял единственно верное решение: попытался под покровом темноты прорваться назад к Дюпону. Наиболее боеспособные части были выстроены в колонну на дороге и под началом самого маршала штыковой атакой проложили себе путь. Около четверти часа в быстро сгущающихся сумерках шла страшная резня: противники яростно наматывали друг другу кишки на штыки!
В конце концов, якобы Дохтуров приказал своим солдатам расступиться, дав французам «золотой мост» в сторону Дюпона.
Тем временем, сам Дюпон, еще в районе 16 часов пополудни услышал, что звуки напряженного боя на востоке от него окончательно затихли (это Газан с Милорадовичем завершили свой дневной бой!) и перестал торопиться, полагая, что «брат по оружию» сам справился с русскими и ему нет необходимость спешить тому на помощь. Солдаты Дюпона остановились и стали разбивать бивак.
Как вдруг гусарские разъезды принесли тревожную весть: впереди русские и они идут на французов!
Это были те самые два батальона Гвоздева, которые Дохтуров бросил на заслон против дивизии Дюпона. Французский генерал первым кинулся в атаку, на острие удара оказался прославленный еще со времен Маренго 9-й легкий пехотный полк. Но на этот раз ему не удалось отличиться: два батальона Вятского полка дали французам такой отпор, что они покатились в тыл, теряя убитых и раненных. Тогда вперед выдвинулся 32-й линейный полк – еще более знаменитый своей доблестью! Его солдаты покрыли себя славой еще в начале знаменитой Итальянской кампании Бонапарта в 1796—1797 гг. Они дружно ударили в штыки!
Уже в сгущавшихся сумерках завязалась такая кровавая потеха, что как потом писал Дюпон «твердость русских равнялась мужеству французов».
Почти час противники беспощадно резались!!!
И все же, силы были не равны – пара батальонов русских не смогла остановить порыва французов и дивизия Дюпона проложила дорогу навстречу отступавшим силам Мортье и Газана. (Правда, кое-кто из сугубо патриотически настроенных отечественных историков – не будем всуе перечислять их имена – склонен интерпретировать этот бой по-другому: не имея артиллерийской и кавалерийской поддержки, потеряв целый батальон вятчан,50 пленных и два знамен, пехота Дохтурова вынуждена была пропустить остатки отступавшей головной дивизии Газана.)
Так или иначе, но потрепанные французы отошли назад, а рано утром следующего дня принялись переправляться на различных лодках и плавсредствах на другой берег Дуная под защиту главных сил Великой армии.
…Между прочим, рассказывали, что идя во главе прорывавшейся назад дивизии, Мортье, которому услужливые адъютанты предлагали бросить корпус и спастись, переплыв Дунай на лодке в одиночку, обложил их отборной руганью и собственноручно саблей прокладывал себе кровавый путь, преследуемый гренадерами Милорадовича. Видя большое личное мужество Мортье, и зная, что им отступать некуда, окружавшие его французы отчаянно бились врукопашную. Не без помощи дивизии Дюпона, но Мортье, все же, прорвался…
Оценивать результаты Кремского боя отнюдь непросто.
С одной стороны, русские смогли нанести французам сильный удар и заставили их ретироваться на противоположный берег реки, но в тоже время им так и не удалось реализовать свое численное превосходство.
Вступая в бой по частям (у Милорадовича набралось не более 5—6 тыс.; у Дохтурова – едва-едва насчитывалось 3,5—4 тыс., а у Гвоздева – меньше 2 тыс.), они не смогли разгромить французов, у которых приняло участие в бою не более 10 тыс. человек.
Французы потеряли (по их данным) – от 2.500 до 3.000 чел., пять пушек и даже три орла (знамени), тогда как русские (опять-таки по их сведениям) примерно столько же – 2.500—3.500 чел. (Любопытно, но, как это водится испокон веков, противники по-разному оценивают не только свои, но и чужие потери. Так вот, по русским данным – французы потеряли более 5 с половиной тысяч убитых, раненых и пленных; по французским – русские, естественно, больше – 4 тысячи.)
Если у французов попал в плен по собственной то ли трусости, то ли нерасторопности генерал Грендорж, которого потом судил военный трибунал, то у союзников – … автора обходного маневра Дохтурова, доверенное лицо австрийского императора, генерал-квартирмейстера Шмидта первый же вражеский выстрел уложил наповал.
Нельзя не признать, что с тактической точки зрения русской стороной бой был организован крайне неудачно, а ход сражения свидетельствовал, что французские генералы очень умело использовали особенности местности, создавали численный перевес (в целом имея намного меньше войск) на главных участках боя, проявляли большую инициативу. Несмотря на свойственную русским солдатам отвагу, результаты боя нельзя признать действительно удовлетворительными. Русское командование в минимальной степени смогло использовать открывавшийся шанс для полного разгрома отдельного французского корпуса, что и дало возможность противнику уйти от полного поражения.
Русские генералы и сам Кутузов в рапортах представляли Кремскую баталию как победу, и это действительно можно назвать успехом. Правда, достигнутые результаты, все же, явно половинчаты, а ведь могли бы быть гораздо внушительнее – все-таки русским противостоял не самый лучший наполеоновский маршал и, тем более, не он сам, да добыть их следовало бы не со столь большими жертвами.
Впрочем, так бывает или jedem das seine…
Так или иначе, но в отечественной литературе принято считать «побоище» под Кремсом большой удачей и первой победой русских над наполеоновской армией, правда, под началом маршала Мортье.
Пора дешевых побед Бонапарта, как это порой пишут отечественные историки, прошла.
…Кстати, за вклад в победу под Кремсом Дохтуров получил орден Св. Георгия сразу III-го, минуя IV-й, класса – явление по тем временам весьма редкое, особенно если учитывать, что в начале своего правления Александр I очень привередливо присматривался к военным-гвардейцам: помнил кому обязан «смертью от апоплексического удара своего батюшки»! К тому же, по положению об этом самом престижном военном ордене Российской империи это не полагалось…
Потом было неудачное Аустерлицкое сражение, в котором Дмитрий Сергеевич командовал 1-й колонной (сведения о его силах сильно разнятся: 7.752—13.600-13.800 чел. с 64 орудиями) левого (ударного) крыла русско-австрийской армии под началом печально известного своей нерасторопностью генерала от инфантерии и графа (все – милостью императора Павла I), прибалтийского немца Федора Федоровича (Фридриха Вильгельма) Буксгевдена (1750 – 1811), начинавшего военную службу еще при Екатерине II.
Дохтурову и двум другим левофланговым колоннам союзников генералов А. Ф. Ланжерона и И. Я. Пржибышевского полагалось нанести главный удар по правому флангу противника. Затем, продолжая действовать в духе «косой атаки» легендарного Фридриха II Великого, им всем следовало пересечь Гольдбахский ручей между Тельницем и Кобельницем, повернуть на север, выйти Наполеону в тыл и отрезать его от сообщения с Веной и дальними тылами. При этом 1-й колонне Дохтурова следовало взять Тельниц, податься вправо, поравняться со второй колонной Ланжерона, которая перейдет ручей между Тельницем и Сокольницем, и – с третьей Пржибышевского у Сокольницкого замка. Затем авангардным частям всех трех колонн надлежало продолжить движение в сторону прудов у Кобельница.
После 8.30 «дохтуровцы» появились на поле брани. Они сходу вступили в бой, но их 7-й егерский и Новоингерманландский мушкетерский полки встретили плотным огнем вражеские стрелки-егеря, залегшие на покрытых виноградниками склонах деревни. И все же, неприятеля выбили из Тельница.
Французские конные егеря Маргарона оказались не в силах вернуть деревню назад, о чем их командир немедленно сообщил отвечавшему за правый фланг Наполеона маршалу Даву. Тот мгновенно среагировал на эту тревожную новость, и выслал на Тельниц-Сокольниц 108-й линейный полк Эдле (не более 800 чел.), вольтижеров 15-го легкого (ок. сотни) и 1-й драгунский полк Менара (120 всад.) из дивизии Клейна. В густом, темном от пороховой гари тумане они кинулись в штыки на союзнические части – австрийцев из Секлерского полка, русских из 7-го егерского и Новоингерманландского полков…
Французы бились отчаянно и умело. Это была настоящая резня: все вокруг было завалено окровавленными трупами!
После того как обе деревни окончательно оказались в руках союзников, показалось, что за этой их первой победой последует и планируемый обход правого фланга французов, и прорыв в их тыл!
Но так легкомысленно прогнозируемой австрийским штабистом Вейротером «увеселительной» прогулки по вражеским тылам – через Тельниц и Сокольниц – у союзников не получилось!
Враг очень умело оказал им такой отпор, что первые три колоны союзников принялись топтаться на месте, не решаясь продолжить свой «грандиозный» обходной маневр. Тем более, что 4-я колонна Коловрата-Милорадовича, которой предписывалось наступать справа от 2-й и 3-й колонн, все еще не обозначила своего участия в сражении!?
Более того, в тылу первых трех колонн послышался… орудийный гул!
Это Бонапарт начал контрудар на прорыв центра австро-русских войск и союзникам уже было не до захода в тыл к Даву.
Согласно приказу Буксгевден все же выбил неприятеля из местечка Тельниц и Сокольницкого замка, но после катастрофы в центре остановил наступление и вместо того, чтобы ударить со всей своей немалой силой во фланг корпусу Сульта, рвавшемуся на Праценские высоты, стал топтаться на месте… до полудня.
И дождался, когда покончив в центре на Праценских высотах с австрийцами Коловрата и русскими Милорадовича, французский маршал Сульт, быстро установил там 42 пушки и при их поддержке ударил во фланг и тыл, все еще топтавшемуся перед умело оборонявшимся Даву, Буксгевдену. Особенно пострадали колонны Пржибышевского и Ланжерона.
В общем, Буксгевден, проявил инертность и оказался не готов к принятию кардинальных решений, но благополучно покинуть поле боя, все же, успел.
Пока французы громили и пленяли остатки 3-й колонны Пржибышевского и «топили» в мелком пруду (а вовсе не глубоководном озере!) Заачан остатки «ланжероновцев», 1-я колонна Дохтурова и австрийский авангард Кинмайера, оставив сдерживать в заслоне от драгун Бурсье и подоспевших гвардейских конных егерей Жюно с Дальманем (вместо погибшего Морлана) Брянский, Московский и Вятский мушкетерские полки под началом генерал-майора (11.3.1799) Фед. Фед. (Фридриха) Левиза (6.9.1767, Гаспаль Эстляндской губ. – 16.4.1824, пом. Зелен Вольмарского у. Лифляндской губ.), поспешно покинули Тельниц и пошли на север.
Отчаянно прикрывая отход своих «братьев по оружию», русские «300 спартанцев» возглавляемые выходцем из Шотландии выполнили свой воинский долг до конца, но и им из-за угрозы окружения и плена пришлось отступить вслед за уже ушедшим вперед Дохтуровым.
Решительный и хладнокровный Дмитрий Сергеевич – после «благополучной» ретирады своего начальника Буксгевдена именно он остался старшим командиром на левом фланге русских – уводил свои войска на юго-восток к очень узкой дамбе-плотине (одновременно могли пройти по ней лишь два человека и, к тому же, половина ее находилась подо льдом!) между Сачанским (Саганским, Заачанским) и Меницким озерами, которая уже находилась в руках французов.
Прикрывать отход со стороны Ауэзда от «вандаммовцев» (24-го легкого Шинера, 4-го и 28-го линейных Фере, 46-го и 57-го линейных Кандра) он выделил гессен-гомбургских гусар генерал-майора графа фон Ностица-Ринека и донских казаков Мелентьева 3-го и Сысоева 1-го.
А от уже надвигавшихся со стороны Сокольница солдат Фриана и Даву (15-й легкого, 3-го, 33-го, 48-го, 108-го и 111-го линейных полков) выставил Секлерских (Шеклерских) гусар генерал-майора, князя Морица Лихтенштейна и шеволежер полка «О`Рейли» австрийского генерал-майора барона фон Штуттерхайма.
Приблизившись к дамбе, передовые отряды русских дрогнули и затоптались на месте из-за шквального орудийного огня: Наполеон, как всегда показал всем, что он – артиллерист От Бога, сумев очень быстро сосредоточить на этом направлении сотню орудий. Подъехавшего Дохтурова, адъютанты пытались удержать, напомнив о жене, детях. «Нет, – ответил генерал, – здесь жена моя – честь, дети – войска мои». Проявив столь присущее ему большое личное мужество, Дохтуров обнажил полученную на войне со шведами 1789-1790-х гг. редкую в ту пору золотую шпагу с надписью «За храбрость» и крикнул: «Ребята, вот шпага матушки Екатерины! За мной!» Это был призыв к тем, кто еще помнил победы русской армии при Екатерине II, это было напоминание о славных походах непобедимого Суворова, неоднократно бившего французов в Италии и Швейцарии.
Последними по дамбе успели проскочить казаки, австрийские гусары и шеволежеры.
Порываться через плотину пришлось под плотным огнем артиллерии противника и потери были очень тяжелыми, в частности, Московский пехотный, погиб почти полностью. Получив категоричный приказ «железного маршала» Даву: «Чтобы ни один не ушел!», французы немилосердно добивали раненых, не беря пленных…
Когда колонна Дохтурова, потерявшая половину своего состава (6.359 человек), с огромным трудом догнала русскую армию, ее уже считали погибшей.
Мужество полководца сделало его имя известным всей России и за ее пределами, как Багратиона и Милорадовича. (Время масштабного Ермолова, героического Раевского, азартного Н. М. Каменского 2-го, методичного Барклая, суворовских племянников братьев Горчаковых и других подлинных героев той поры еще не пришло!) За Аустерлиц, где мало кто из генералов доказал свою боеспособность в критической ситуации неизбежного поражения, Дмитрий Сергеевич был удостоен ордена Св. Владимира 2-й ст.
С началом русско-прусско-французской войны 1806 – 1807 гг. 7-я пехотная дивизия Дохтурова доблестно действовала при Голымине (где она вместе с дивизией Д. Б. Голицына была в авангарде) и Янкове (Ионкендорфе).
В сражении под Прейсиш-Эйлау под аккомпанемент бушующей метели полки русских гренадер Дохтурова, разгоряченные двойной (!) порцией водки (350 грамм на брата), сплошной лавиной двинулись вперед, опрокидывая, отработанными до автоматизма ударами штыками остатки корпуса Ожеро, добрались до кладбища в Прейсиш-Эйлау, где был штаб Бонапарта и чуть не пленили его!
Сам Дмитрий Сергеевич получил тогда серьезное ранение осколком в правую ногу. Но он, что было присуще ему, не покинул поля боя, даже после того как Мюрат в ходе своей легендарной кавалерийской атаки на центр русской позиции разрезал ее пополам!
Д. С. Дохтуров оказался награжден во второй раз золотым оружием, что случалось не часто (!), поскольку царь в ту пору (тяжелых поражений от Наполеона!) не очень-то был щедр на награды.
Затем он отличился в боях под Гутштадтом (отразил натиск корпуса Нея) и Гейльсбергом, был снова ранен, но опять не покинул поля боя!
Такая манера поведения на поле боя уже была присуща многим русским генералам,но лейб-гвардеец преображенец Дохтуров здесь был впереди всех!
В драматическом сражении под Фридляндом мало того, что две его дивизии противостояли сразу двум французским корпусам Ланна и Мортье, так еще ему опять выпала самая неблагодарная задача – прикрывать отступление русских войск через р. Алле. Ему – генерал-лейтенанту – пришлось рисковать жизнью, налаживая переправу через им же найденный брод, для одного из замешкавшихся под плотным огнем врага полков. Благодаря его личному мужеству – Дмитрий Сергеевич Дохтуров, дивизионный командир, переправился одним из последних – паники не возникло и истерзанная русская армия ушла-таки из-под обстрела.
За доблестно проведенную войну он был удостоен сразу трех орденов: Св. Анны 1-й ст., Св. Александра Невского и прусского ор. Красного Орла. Бесстрашие генерала, его раны, ровное и неизменно доброе отношение к людям снискали ему высокий авторитет, солдаты были готовы идти за своим «Дохтуром» на смерть.
…Кстати сказать, сам Дмитрий Сергеевич Дохтуров никогда не был богатым помещиком и в основном жил на казенное жалованье, так как крепостных у него числилось всего лишь 200 душ крестьян в Ярославской губернии…
Именно после этих двух неудачных для русских войн с Бонапартом за «Дохтуром» сложилась репутация мастера прикрывать армию после больших неудач, спасая ее от полнейшего истребления. Его даже сравнивали с блестящим мастером арьергардных боев Багратионом и они дружили между собой.
В тоже время известный в российской армии правдолюб и человек, знавший о войне все или почти все, А. П. Ермолов все же ставил Багратиона выше: «Холодность и равнодушие к опасности, свойственные сему генералу, не заменили, однако же, Багратиона. Не столько часто провождал Дохтуров войска к победам, не в тех войнах, которые удивляли вселенную славою нашего оружия, сделался он знаменитым, не на полях Италии, не под знаменами бессмертного Суворова утвердил он себя в воинственных добродетелях».
А затем случилась хотя и пикантная, но не самая приятная (или, наоборот?) во всех отношениях страница в яркой биографии заслуженного, боевого генерала Дмитрия Сергеевича Дохтурова.
Она связана с назначением Александром I военным министром генерала от инфантерии М. Б. Барклая-де-Толли.
Реакция Дохтурова была почти что враждебная: не любил он Барклая!
Он хоть и был почти одного возраста с Михаилом Богдановичем, но генерал-лейтенантом, все же, стал раньше (24.10.1799), а не 9.4.1807, как Барклай! Правда, потом тот вырвался вперед: получив 20.3.1809 генерала от инфантерии!
Как и очень многих среди российских генералов русского происхождения его задело то, что «проскочивший от генерал-майора до военного министра всего-навсего за 4 года» «немец» из Лифляндии Михаил Богданович обошел большую группу видных генералов от инфантерии: в «списках по старшинству», где был 61 генерал-лейтенант, его фамилия стояла «лишь» на… 47 месте! Подобным «скачком» он нарушил так называемое «старшинство» в жесткой армейской касте, где чинами и славой делиться не принято во все времена вплоть до сегодняшнего дня, поскольку она замешана на смертях «бес числа» и море крови – чужой и своей.
Так, по принятому тогда в армии счету, «старее Барклая в чине» оказался такой выдающийся военачальник как Петр Иванович Багратион!
Во-первых, Барклай находился в подчинении старшего по званию Багратиона в кампанию 1806—1807 гг. Во-вторых, Багратион, хотя и не намного, но все время опережал Барклая в получении очередных чинов: так он стал полковником 13 февраля 1798 г., а Барклай почти месяц спустя – 7 марта 1798 г.; чин генерал-майора Багратион получил 4 февраля 1799 г., а Барклай – снова месяц спустя после него, 2 марта 1799 г. Багратион стал генерал-лейтенантом 8 ноября 1805 г., а Барклай проходил в генерал-майорах еще целых два года и получил следующий чин только 9 апреля 1807 г. И хотя генералами от инфантерии они стали в один день (правда, в царском рескрипте фамилия грузинского князя стояла выше, чем лифляндского «немца»! ), но именно этот «прыжок» Барклая в полные генералы настроил против него большинство генералитета, которое увидело в этом нарушение армейской традиции производства в чины по старшинству.
Взлет Барклая на вершину власти – в военные министры – не мог не раздражать армейскую касту, где всегда все было замешано на… море крови и смертях «бес числа»!!!
Обойденными оказались такие военные авторитеты генеральской касты России, как Б. В. Голицын 2-й, С.Н.Долгоруков 2-й, А. И. Остерман-Толстой, Д. М. Волконский 2-й, А. Ф. Ланжерон, фон Остен-Сакен, Е. И. Марков 1-й, И. Н. Эссен 1-й и др., причем все князья и графы, а Михаил Богданович в тот момент родового титула не имел!
Задетым оказались самолюбие и что самое страшное для военных – армейская честь людей заслуженных, не жалевших живота своего при защите Отечества!
Дело дошло до того, что в знак протеста против нарушения пресловутого порядка «старшинства» некоторые из «обиженных» генералов даже подали в отставку, в частности, самые высокородные из них князь Голицын, князь Остерман-Толстой и… наш с Вами герой – Дмитрий Сергеевич Дохтуров.
Некоторые из них в свое время являлись начальниками для военного министра и вряд ли могли предполагать, что в скором времени попадут к нему в подчинение. И вот теперь он стал их полноправным начальником, выше которого был лишь царь-государь Вся Руси. Вполне понятно, что самолюбие многих не только носителей генерал-лейтенантского чина, но и даже полных генералов оказалось цинично уязвлено.
С враждебным «демаршем» Дохтурова вышла любопытная история.
Царь ознакомился с прошением об отставке и «сделал ход конем»: передал его… военному министру на рассмотрение! Барклаю пришлось решать очень скользкий вопрос: и раздраженному «генеральскими взбрыками» царю угодить, и «собратьев по оружию» не обозлить до смерти!? Надо отдать ему должное он вышел из крайне щекотливой ситуации очень достойно, заявив, что такими военными авторитетами как Дмитрий Сергеевич разбрасываться негоже. Дохтурову отправили с нарочным царский приказ об отказе в увольнении!
Дмитрий Сергеевич был не дурак и понял, что настаивать не надо.
Более того, очень скоро (19.04.1810) его жалуют генералом от инфантерии и вопрос об отставке отпал окончательно…
Совершенно особая страница в богатой на военные перипетии биографии генерала от инфантерии Дмитрия Сергеевича Дохтурова началась с вторжения Наполеона в Россию в 1812 г.
Отечественную войну 1812 года он встретил в составе 1-й армии… столь «приятного» ему Барклая-де-Толли (!), командиром 6-го пехотного корпуса, которым он руководил с окт. 1809 г. А его любимая 7-я пехотная дивизия оказалась под началом хорошо известного ему генерал-лейтенанта П. И. Капцевича, бывшего до того и.о. дежурного генерала у… военного министра Барклая.
Его 15-тысячный корпус (вместе с 3-м кавалерийским корпусом генерал-майора графа П. П. Палена 3-го в Лебедях и 84 пушками), находился в Лиде (Гродненская губ.) и был отрезан от главных сил. Но после форсированного марша на Ошмяны по бездорожью, под проливными дождями, отбиваясь от сидевшей у него на хвосте кавалерии Нансути и Пажоля, делая по 50 километров в сутки, на семнадцатый день он все-таки примкнул к Барклаю-де-Толли в Кобыльниках.
А ведь в какой-то момент всем показалось, что конница Мюрата – тогда в самом начале войны еще очень резвая (!) – успеет замкнуть окружение, но боковой авангард полковника барона К. А. Крейца ценой своей жизни, прикрыл основные силы Дохтурова и дал им проскочить опасное место у Михалишек (Ошмян), «придержав» наседающего врага. Столь же успешно прошла и ретирада 3-го кавкорпуса удальца Палена 3-го – одного из лучших кавалерийских генералов в российской армии той поры.
Людские потери дохтуровцев во время отступления оказались немалые – почти 2 тысячи солдат и офицеров.
Впрочем, «на войне – как на войне» (там сантименты не в цене)…
…Между прочим, раздосадованный Бонапарт, счел возможным списать успех Дохтурова на причуды русского климата: «Тридцать шесть часов подряд шел проливной дождь; чрезмерный жар превратился в пронзительный холод; от сей внезапной перемены пало несколько тысяч лошадей и множество пушек увязло в грязи. Сия ужасная буря, утомившая людей и лошадей, спасла корпус Дохтурова…»…
