Странные истории

Он вышел из себя: «Да в самом деле!» Он стиснул зубы и перевернул несносную машинку, намереваясь, раз и навсегда, разобраться в этом невероятном явлении. Одна пружина, похоже, была не в порядке, и он ткнул в нее пальцем.

– Ой! – завопил Фердинанд. Потому что тележка внезапно отскочила от его щупающего пальца, а следы в тех местах, где шестерни задели плоть, выглядели, как маленькие царапины! Когда он впился в нее взглядом, инструмент начал постукивать и бунтарски зазвенел: «В самом деле! Как ты думаешь, что я за пишущая машинка?»

Именно в тот момент Фердинанда осенила правда о всей этой ужасной ситуации. Повеление джинна сбылось! Его пишущая машинка влюбилась в него!

Любовь, в любом случае, опасная игрушка, но такая любовь…

В течение следующих двух недель дела шли все хуже и хуже. Пишущая машинка Фердинанда, будучи созданием с развитой речью, захотела выразить свою привязанность и сделала это в полной мере. Она не испытывала чувства стыда и стало существом, от которого постоянно отказывались.

Она писала записки Фердинанду. Безумные записки. Он старался держать бумагу подальше, но она с дьявольской изобретательностью проникала в ящики письменного стола и шкафы. И каждое утро, приходя в свой офис, Фердинанд обнаруживал на своем письменном столе аккуратные стопки корреспонденции, добросовестно, и с любовью, выстуканные за ночь печатной машинкой. Текст этих заметок был, мягко говоря, раскованным, ведь Фердинанд был автором любовных романов.

Каждое утро ему приходилось первым приходить в офис, потому что если мисс Смит когда-нибудь увидит хоть одну из этих записок…

И пишущая машинка свято верила в то, что его новая привычка приходить пораньше – это знак привязанности. Как только он входил, она радостно выстукивала «Доброе утро!», а потом, как ни странно, спрыгивала со стола к нему на колени. Ей нравилось сидеть у Фердинанда на коленях и позволять ему гладить клавиатуру. В этот момент она позвякивала своим колокольчиком и издавала медленный, довольный звук «мммммммм».

Более того, она ревновала его к мисс Смит. Она печатала записки в адрес секретарши, которые Фердинанд тщательно уничтожал каждое утро.

За все это время Фердинанд похудел и выглядел изможденным. Его нервы были на пределе, на лице было постоянное затравленное выражение. Его производство уменьшилось и, наконец, остановилось совсем.

Что-то нужно было делать. Наконец, он решил найти джинна и заставить его повторить приказ. Фердинанд обыскал Пятую авеню вдоль и поперек, но никаких джиннов не обнаружил. Он попробовал прочесать Бронкс, там тоже джиннов не было. И вот, однажды, к нему пришло вдохновение. Только одна вещь могла бы привлечь джинна – шоу девушек!

***

– Я хочу, чтобы объявление было большим, мисс Смит, – сказал он. – По крайней мере, десять футов в ширину и тридцать футов в высоту. И убедитесь, чтобы реклама была во всех газетах.

Мейбл Смит с удивлением уставилась на своего работодателя. Он вел себя странно уже почти три недели. Совсем на себя стал не похож и совсем перестал работать. И она пару раз видела письма, разбросанные по офису. Письма эти, очевидно, писала ему какая-то женщина. И такие письма! Только наглая потаскушка осмелилась бы сказать то, что Мэйбл заметила… ну, она просто просматривала…, вы сами понимаете…

А теперь еще и это…

Она сказала, как и предполагалось, ледяным тоном:

– Я не уверена, мистер Пратт, что мне следует оставаться вашим секретарем. В конце концов, я не ожидала, что…

– О, тише, прошу вас! – раздраженно сказал Фердинанд, что говорило о взвинченном состоянии его нервов. Еще несколько недель назад он и подумать не мог, что заговорит с Мэйбл в таком тоне. – Просто сделайте так, как я говорю!

И он вышел прогуляться. В кабинете его ждала пишущая машинка, и у него не было ни малейшего желания нажимать на клавиши, даже «пробел».

Мисс Смит задумчиво взялась за работу. Она была крайне встревожена, но все же разместила объявление в газетах и заказала плакат. Он был огромным, написанным яркими красными буквами. В нем говорилось следующее: «ПОСМОТРИТЕ НА ЖИВЫХ МОДЕЛЕЙ! ПРИХОДИТЕ, ПРИХОДИТЕ ВСЕ! 100 самых красивых девушек в откровенных платьях!»

Это стоило Фердинанду солидных денег, больше, чем он мог себе позволить. Но это был единственный шанс вытащить джинна из Бронкса с его отдыха.

К половине третьего следующего дня его кабинет и те, что находились по обе стороны от него, были забиты до отказа женственными манекенщицами, которых нанял Фердинанд. Здесь были девушки всех размеров и типов: блондинки, брюнетки, рыжеволосые, высокие и низкорослые, стройные и пухленькие. У них была только одна общая черта – красивые изгибы тела.

Мейбл Смит посмотрела на эту стайку красавиц и была потрясена. Это, сказала она себе, было последней каплей! Из всех людей в мире именно мистер Пратт превратился в развратника! И он, должно быть, совершенно ужасен, если способен на такое! Она никогда раньше не видела его в истинном свете. А эти девушки… – Она задумчиво расправила свое облегающее платье спереди и сзади и фыркнула. В некотором смысле это было действительно оскорбительно… то, что он игнорирует ее, планируя такую оргию здесь, в офисе!

Пишущая машинка Фердинанда трещала без умолку. Она снова и снова повторяла: «Фердинанд, ты просто прелесть! И ты делаешь все это ради меня, бедной крошки!»

Назначенный час приближался, и Фердинанд подошел к окну. День был ясный и теплый. Не было видно ни облачка, не говоря даже о маленьком, черном тумане. Он вздохнул и обратился к своим моделям.

– Ну хорошо, юные леди, – сказал он, – готовьтесь к Шоу. Наденьте купальники, которые вам дали.

– Мистер Пратт, на окнах нет штор, – пожаловалась одна из моделей.

Это не имеет значения, вы на пятом этаже, – сказал Фердинанд. Но, спеша к пожарной лестнице, он надеялся, что это будет иметь значение. Все это – огромная полотняная вывеска, реклама, шоу – было задумано не для зевак, глазеющих с улиц внизу, а для одного-единственного человека, для которого высота не была препятствием, для Джинна.

Он присел на пожарную лестницу и стал ждать. Десять, пятнадцать, тридцать минут. Ничего не произошло. То есть, ничего такого, на что он мог надеяться. В офисах произошло много событий. Девушки неторопливо раздевались, надели купальники и стояли вокруг, разговаривая. Они болтали, смеялись и позировали. Они сравнивали костюмы вслух и фигуры в мыслях.

Но на подоконнике так и не появилось черное облачко. Прошло еще четверть часа, девушки начали беспокоиться. Фердинанд услышал, как одна из них сказала:

– Это самая безумная вещь, которую я когда-либо делала и если этот забавный маленький утенок сейчас же не вернется и не скажет нам, что делать дальше, я уйду домой.

А Джинна все еще не было. Фердинанд вздохнул и начал подниматься. Это был провал. С таким же успехом он мог бы вернуться и расплатиться с девушками, отправив их по домам.

И вдруг он ахнул! У окна, стояла девушка, которой не платили за работу моделью! И что это была за девушка! Медленно кружась перед зеркалом и под изумленным взглядом Фердинанда в самом коротком и дерзком из всех купальных костюмов, которые он взял напрокат, была сама Мэйбл Смит!.. И: «Ух ты! Вот это я понимаю малышка!» – раздался знакомый хриплый голос. Фердинанд бешено развернулся, но ничего не увидел и закричал:

– Ты! Где ты, Джинн?!

– Здесь я, – ответил самодовольный голос за его спиной. – Я все время был рядом. Ты же не думал, что я собираюсь пропустить это? И я, наконец-то, смог разобраться со своей невидимостью, видишь?

Фердинанд лихорадочно схватился за пустое место и закричал:

– Я вижу! То есть, я не вижу, поэтому я должен увидеть. Послушай, мистер Джинн, ты должен отменить свой приказ! Ты допустил ошибку! Ты заставил мою пишущую машинку влюбиться в меня, вместо моей машинистки. Это сводит меня с ума!

– Боже, – с сожалением произнес Джинн, – прости, приятель. Я даже не подумал… – Послышался едва заметный блеск и свистящий звук. – Черавоэксивле – глапу! Да, это так, но. Теперь все улажено! К чему вся эта спешка?

Но на этот раз Джинн обращался к пустому месту, а Фердинанд в бешенстве пробирался в здание, через холл, к своему кабинету. Он ворвался внутрь, не обращая внимания на оскорбленные крики полуодетой женщины, бросился к своему столу и посмотрел на пишущую машинку.

Ничего не произошло. Он дотронулся до нее. Опять ничего. Он смело взял ее в руки и потряс. Она была тихой и неподвижной, как и положено всем хорошим маленьким пишущим машинкам. Фердинанд закрыл глаза.

Чьи-то сердитые руки схватили его за локоть, а пронзительный голос требовательно спросил:

– Послушайте, что все это значит, умник? Нам заплатят за работу или как?

Фердинанд ничего не ответил и просто упал в обморок.

Позже, он пришел в себя, почувствовав мягкие, ласкающие руки на своем лбу и ощутив запах сладких, знакомых духов. Он открыл глаза и увидел перед собой глаза Мэйбл Смит. Память вернулась к нему, и он пробормотал, заикаясь

– А Девушки?

– Я заплатила им и отправила по домам, – сказала Мейбл, а потом с упреком добавила, – Знаешь, это было не очень любезно с твоей стороны! Тебе не следует так поступать больше!

Фердинанд виновато покраснел:

– Мисс Смит, я думаю, вам следует знать…

– Мэйбл, – мягко поправила его девушка, – для тебя, Фердинанд… ну, то есть, если ты хочешь… И, конечно, тебе придется прекратить это ужасное распутство. Я бы не стала выходить замуж за мужчину, который не сидит дома со своей женой, а устраивает Публичные Шоу.

Фердинанд с трудом поднялся, и как только он это сделал, низкий, грубый голос хихикнул ему в ухо: «Извини, приятель, я что-то напутал, но, видимо, все это уже не имеет значения, не так ли?»

– Ты что-то сказал, дорогой? – спросила Мейбл. Но это был риторический вопрос. Как женщина, она хотела бы знать несколько вещей и самая важная из них:

– Я тебе понравилась в этом совершенно шокирующем купальнике? Конечно, я бы не осмелилась его надеть, но все же…

Фердинанд поступил очень мудро, промолчав.

Хозяин Котсуолда

Много странных вещей случается,

когда на землю опускается тьма…

Наименьшее из них – смерть!

Брэннок был прав. Полностью, безукоризненно, до абсурда прав. Я должен буду написать ему и сказать об этом. Когда он впервые предложил Глостершир, я отнесся к этой идее скептически, подумав, что английская сельская местность, как и все остальное, уступила натиску современной цивилизации, что она была проглощена жадной пастью этого проклятого машинного века.

– Кантри, Брэннок? Ты с ума сошел! – Воскликнул я. – "Кантри" больше не существует. Городки, деревушки пытаются выглядеть как поселки, даже сельские перекрестки – это просто уменьшенные копии Пятой авеню и Сорок второй улицы. Покажите мне маленькую ферму, и я покажу вам пристройку к Бродвею, где по радио звучит последняя танцевальная мелодия, по линиям электропередач подается электричество, которое позволяет доить коров, мыть посуду и убирать в доме. Жена фермера, которая пользуется лосьоном для мытья рук, чтобы сохранить их белоснежными, и носит репродукцию "Скиапарелли", распространяемую по почте за 14,95 долларов.

Брэннок зевнул:

– В Америке – да. Видишь ли, Питер, эта твоя великая нация на самом деле вовсе не нация. Это гомологический атавизм. Возврат к городам-государствам древних греков. Снимите кожуру с жителя Нью-Йорка и найдите жителя Канзаса или шведа из Миннесоты. За метеорологическим бахвальством калифорнийца чуткий слух может уловить акцент уроженца Айовы. Америка слишком велика, слишком просторна. Это пробуждает тягу к путешествиям у подобных ему обитателей. Их непрестанно движущиеся ноги превратили его в один огромный город, ядром которого является Нью-Йорк, а пригороды расположены так же далеко друг от друга, как Вашингтон, Техас и Флорида.

– Если тебе здесь не нравится, – раздраженно начал я, – почему бы тебе не вернуться туда, откуда ты пришел? Туда…

– Не пойми меня превратно, Питер. Мне здесь действительно нравится. Вот почему я отрекся от своей преданности братской стране и сделал Америку своим домом. Но мне хочется покоя и умиротворения, мира и уединения. Этого нельзя найти здесь, в Америке, но это все еще можно найти в Англии.

– Где именно в Англии?

– В нескольких местах. Дорсетшир. Чилтернс или Уэст-Райдинг. Котсуолдс… – Он задумчиво помолчал, затем кивнул. – Да, я знаю это место. Небольшой район, известный как Котсуолд-кум-ли. Вот, я покажу тебе…

Он взял атлас с моего книжного шкафа и мы вместе стали изучать его. Наконец он ткнул пальцем в крошечную точку.

– Вот оно. До ближайшего поезда четырнадцать миль. Когда я был там в последний раз, соединяющая их дорога еще не была заасфальтирована, но, думаю, у тебя не возникнет проблем с тем, чтобы добраться до нее. Ты сможешь взять напрокат машину или нанять извозчика.

Я задумчиво сказал, что это похоже на ответ:

– Мне нравится, как это звучит, и мне действительно нужны тишина и покой. У меня на уме роман, но я не могу писать его здесь, в Нью-Йорке, когда под боком каждые пятнадцать минут звонит телефон.

Брэннок рассмеялся:

– В этой глуши тебя не будут беспокоить телефонными звонками, Питер. Люди, которые там живут, не бросают слов на ветер. Иногда мне даже кажется, что они, общаются с помощью телепатии. Это просто замечательное место, за исключением… – Тут он заколебался и выглядел смущенным, – Наверное, это немного глупо…

– Продолжай. За исключением чего? Только не говори мне, что ты только что вспомнил, что это место – колония прокаженных.

– Нет, ничего подобного. Но, видишь ли, ходят слухи, что Котсуолд-кум-Ли немного… ну, я бы сказал, зловещий.

– Что имеешь ввиду?

– Ну, есть такая легенда. Что-то о расе старых богов или что-то в этом роде. Жители деревни верят в это всем сердцем. Конечно, в этом нет ничего особенного…

Я ухмыльнулся:

– Конечно, нет. Но поздравляю, Брэннок. Ты прекрасный продавец!

– Правда? – он выглядел удивленным.

– Мистический подтекст, – сказал я. – Котсуолд-кум-ли без привидения был бы весьма скучным, но с затаившейся на заднем плане злой силой – ну, и как скоро я смогу получить лодку?

Брэннок встревоженно сказал:

– Послушай, Питер, не будь таким легкомысленным. Я знаю, что большинство этих старых историй – чушь собачья, но в то же время, насколько нам известно, могут существовать странные силы, странные существа…

Но я уже не слушал его и разговаривал по телефону, где на другом проводе клерк сонным голосом сообщил мне, что "Айл Рояль" отплывает в следующий вторник.

И вот я здесь, в гостинице в крошечной деревушке Котсуолд-кум-ли. Переезд занял всего пять дней, а поездка по железной дороге из Лондона – еще один. И все же, сидя здесь перед открытым камином и делая пометки в блокноте, я чувствую себя так, словно прошел по туннелю времени на три или четыре столетия назад. Мой домовладелец – персонаж из "Тристрама Сбенди": пухлый, категоричный, заботливый. Возможно, он тоже немного подозрительно относится к этому чокнутому американскому "артуру", который остановился в его гостинице.

Но меня это не волнует. Я наслаждаюсь ощущением древности, которое окутывает меня, проходит сквозь меня, прикасаясь ко мне почти осязаемыми пальцами. Ощущение, которое, кажется, исходит от шершавых, грубо обтесанных стропил этого восхитительного дубового потолка; от оконных рам с выдувным стеклом, которые сейчас дрожат от порывистого дыхания сурового мартовского ветра; от старых полов и хрипящего дымохода, тускло поблескивающего оловянного прибора на каминной полке тот самый запах жизни, смерти и ненависти – любви, роста и разложения, который так странно здесь перемешан. У меня странное чувство присутствия предвидения. Я чувствую, что здесь, в этой самой комнате, люди когда-то с криками убегали от какого-то ужасного зрелища или униженно прятались в самых темных углах, надеясь избежать непристойного видения этого ужаса…

Но это, конечно, смешно. Как и предсказывал Брэннок, я поддаюсь мистическому влиянию невероятно древнего поместья. Поместье? Интересно, чье?

Завтра мне нужно будет поискать агента по аренде. Где-нибудь поблизости должен быть коттедж, который я мог бы арендовать.

Котсуолд-кум-ли, 17 марта.

Ну, я везунчик!

Когда три дня назад я записал в своем блокноте о том, что надеялся найти какой-нибудь коттедж в аренду, я и понятия не имел, какая задача передо мной стоит.

Эти котсуолдцы – вы бы назвали их котсуолдцами? – явно не верят в бум на рынке недвижимости. Они строят свои дома для себя, для своих детей и для детей своих детей, во веки веков, аминь! Когда я стал расспрашивать местных жителей о том, где бы мне поселиться, на меня смотрели с таким изумлением, будто я просил разрешить мне открыть склеп его деда и выкопать их кости для трофеев. В течение трех дней мои поиски были безуспешными. И вот сегодня удача улыбнулась мне. Я нашел жилье всего в трех милях от центра города. И что это за место!

Разве я говорил, что ищу коттедж? Энстон-Холлоу – это далеко не просто коттедж. Это усадьба, в которой жили потомки феодалов, когда у них отобрали замки. Огромное старинное каркасное строение с крыльцом, колоннами и куполом в стиле рококо. Необработанные окна, которые смотрят на вас с немигающей настойчивостью монстра без век. Сейчас он серый и неприглядный; остро нуждается в покраске, новых ставнях и двери и какой-нибудь заплатке на крыше.

Я знаю, что рисую его не слишком красивым местом, но это именно такой дом. Такой уродливый, что кажется почти красивым. Хогарту бы он понравился. Мне он уже понравился. Это полная противоположность всему, что я когда-либо видел в своей жизни.

У этого дома есть обширная территория! Широченные акры газона, которые каскадом спускаются от самого дома к дороге. Справа от дома, если смотреть прямо на него, растет роща из лиственниц, вязов, осин и еще каких-то деревьев, названия которых я не могу определить. Роща, как и сама лужайка, теперь чахлая и неухоженная.

Но вскоре я найму кого-нибудь, чтобы это исправить. Под сорняками и слоем сухой, шершавой листвы будет мягкая, нежная зеленая трава.

Северная часть моего поместья – видите, я начинаю по-хозяйски гордиться этим местом – наименее привлекательна. В этом районе есть залежи мела, и когда-то здесь добывали этот белый материал. В результате я стал не слишком гордым владельцем заброшенного известнякового карьера.

Это стало весьма неприглядно. Я бы даже сказал, в некоторой степени, опасно, поскольку между домом и крутым стофутовым обрывом всего около двухсот ярдов лужайки. Сам карьер грязный, в крапинку, у основания покрыт лужицами воды. Я думаю, что попрошу кого-нибудь установить ограждение по краю. Ограждение от червей было бы одновременно защитным и удивительно простым. Позже, возможно, я посажу кустарник вдоль забора, отгораживая карьер от поместья.

Я был вне себя от радости. Нежелание, с которым я столкнулся со стороны агента по аренде, было типичным для этого необычного района. Он, похоже, не хотел, чтобы я взял Энстон Холлоу в аренду. Представьте себе!

Я сказал:

– Послушайте, мистер Пибоди", – он произносит это слово как "Пибити", и каким-то образом умудряется произнести его так, словно оно состоит всего из одного слога. – Почему вы не показали мне это место раньше? Если бы я случайно не вышел прогуляться, если бы я сам не заметил, что там никого нет, я, возможно, до сих пор искал бы себе дом.

Он сказал извиняющимся тоном:

– Ну, видите ли, вы спрашивали о коттедже, мистер Чандлер…

– Но арендная плата, которую вы мне назвали, – сказал я, – не превышает того, что я мог бы заплатить за небольшое помещение. Девяносто шиллингов в месяц! Что ж, это вполне разумно. Это место нельзя назвать современным, – намекнул он. – Здесь нет ванной комнаты, и она в плохом состоянии.

– Тогда мы установим ванну, – рассмеялся я, – и приведем это место в пригодный для жилья вид. Если уж я готов внести свою долю, вы разделите со мной расходы пятьдесят на пятьдесят?

– Полагаю, что да, – печально сказал он. Казалось, он был на грани того, чтобы сказать мне что-то, чего не следовало говорить, но в конце концов он кивнул. – Да, пятьдесят на пятьдесят.

– Очень хорошо", – сказал я. – Я быстро съезжу в Лондон и куплю кое-какую мебель. Пока меня не будет, пришлите сюда плотников и сантехников. Двух недель им будет достаточно?

– Я на это рассчитываю. – ответил он. Затем несчастным голосом добавил, – Очень хорошо, сэр. Две недели…

Это было все, что я смог из него вытянуть. Ремонтники должны приступить к работе завтра. Я выезжаю в Лондон десятичасовым поездом. Это будет мой первый опыт в сфере домашнего декора. Я чувствую нетерпение о норов, как жеребенок.

27 марта "Лондон Армз"

Осталось всего четыре дня жизни в этом отеле, а потом я вернусь к себе домой, в свою собственное поместье в Котсуолде. Дилер, у которого я купил свою мебель, сообщил мне, что она была установлена в целости и сохранности.

Как обычно, я уехал из Котсуолда, ни о чем не подумав. На прошлой неделе до меня дошло, что я забыл обратиться за помощью по дому. Экономка-кухарка и мужчина, который помогал бы мне по хозяйству. Я написала Пибоди, но он довольно кратко ответил, что не смог никого найти в Котсуолд-ком-Ли. Думаю, я ошибалась насчет Пибоди. По сути, он такой же, как любой американский риэлтор. Его интерес к собственности и ко мне резко пропал, когда я стал арендатором. Мне придется самому искать себе помощников, пока я здесь, в Фоггитауне-на-Темзе.

Лондон Амс,

30 марта.

Моя удача уже на исходе. Сегодня утром в агентстве по трудоустройству я нашел именно то, что искал – семью из трех человек, которые будут работать у меня прислугой в Энстон Холлоу.

Их зовут Долфин. Его отец, Джош Долфин, был старшим сержантом Британской армии во время мировой войны. Когда-то он был конюхом, но с тех пор, как Великая депрессия положила конец эпохе дорогих конюшен, удача отвернулась от него. Он сильный, румяный и способный. Из него получится отличный садовник и мастер на все руки, если я хоть что—то знаю о человеческой натуре – а я думаю, что знаю.

Его жена Марта – пухленькая, симпатичная женщина лет сорока, обладающая острым умом и острым язычком. Она будет экономкой и поваром, а дочь Белл будет выполнять обязанности горничной. С Белл могут возникнуть небольшие проблемы. Она симпатичная девушка и, боюсь, слишком живая для сельской жизни. Она любит танцы и мюзик-холлы и энергично протестовала против решения своего отца переехать со мной в деревню. Но он во многом глава своего дома и заставил ее замолчать одним резким словом и поднятой рукой.

Сегодня вечером они едут на поезде, чтобы открыть дом и подготовить его к заселению. Мне еще нужно кое-что сделать. Если у меня получится, я хочу взять диктофон. Кроме того, есть несколько вещей, которые я хотел бы найти в Лондонской библиотеке, прежде чем страна закроет для меня внешние источники информации, и я окажусь замурованным в кругу своих собственных мыслей.

Энстон-Холлоу

31 марта

Я поражен! Поражен, очарован и весьма доволен. С самого начала я знал, что Энстон-Холлоу – это ответ на все мои желания, но только когда я приехал сюда сегодня утром и увидел его в обновленном виде, я осознал, насколько это прекрасно!

Крыша была перекрашена в темно-зеленый цвет, который великолепно сочетался с прилегающей рощей. Двери и ставни были выкрашены в соответствующий цвет, а остов дома – в яркий, жизнерадостный белый.

В маленькой комнате для гостей был сделан ремонт и установлена современная сантехника. В моей комнате установлен душ 20-го века, в котором до сих пор слышно, как плещутся чайники с горячей водой, наливаемые в деревянную бочку.

Еще одна ванна поменьше была установлена в комнатах, отведенных для Долфина и его семьи. Я мог позволить себе быть расточительным в отношении пространства. На первом этаже усадебного дома восемь огромных комнат, шесть спален и две ванные комнаты наверху, а также просторная мансарда. Я предоставил Долфину в полное распоряжение трехкомнатный номер в задней части дома. Моим единственным требованием к нему было, чтобы он хорошо обслуживал меня, содержал территорию в надлежащем порядке и не беспокоил меня во время работы.

Что касается хорошей работы, то, если я когда-нибудь привыкну к тому, что я "землевладелец", я буду работать в библиотеке. Там широкие окна с большими створками, с видом на зеленый участок, который является моим личным "лесом".

Когда я подошел к дому, то увидел, что там собралась толпа, – самое необычное зрелище в этом спокойном, лишенном любопытства, районе. Долфин, быстро освоившись, уже работал на лужайке с совком для травы, и я заметил, как Марта прикалывает занавески на окне второго этажа. Расплатившись с таксистом, я направился к дому.