скачать книгу бесплатно
Голос курносой девушки звучал искренне. Что-то, видимо, есть такое в характере лучшего ученика барда Мурашова, что мешает ему бросаться с дубиной на прохожих в лесу просто от того, что поссорился с приятелями и крыша поехала.
Значит, мальчик, который бегал по тропинкам в мокром лесу, – ни при чём?
Хороший и умный человек не убивает просто так. Но умный человек может задумать преступление заранее. У умного человека может быть мотив. И этому мотиву может быть и десять, и двадцать лет.
– А кто-нибудь из вас его песню про муравейники слышал от начала до конца?
– Ну, я слышал, – сказал Левин без особого восторга. – Так, конечно, наизусть не вспомню… Там ребёнок… Ночью почему-то выходит со старой дачи… И ему страшно, и он бежит в лес… А за ним гонятся, конечно… Нет, вернее, пристально следят, и это страшно… Песня как песня, ничего особенного…
– А кто пристально следит, ты не помнишь? Хозяин дачи? Сосед? Родители, может быть?
Майя засмеялась и на миг стала похожа на своего Мишеньку. Наверное, он всё-таки увезёт её за пределы Родины.
– Александр, вы это серьёзно? Вы думаете, что Витя сегодня ночью снова встретил своего знакомого маньяка и на всякий случай убил? Это… Это…
– Голливудский ужастик. Так не бывает, – сказал Миша и тоже презрительно улыбнулся.
Да не маньяка он убил… Не было никакого маньяка. Было преступление десятилетней давности, мёртвый деревенский почтальон, которому в лесу голову проломили. У старых преступлений остаются свидетели. Остаются виновники, которым не нужны свидетели. Остаются родные погибших.
Хотя правы эти циничные дети. Всё это наверняка случается. Но без дубины, брошенной в лужу, без кепки, обмазанной кровью и кинутой в кусты, без подожжённого муравейника. Произошедшее ночью смотрится как если бы некий идиот выучил наизусть новую песню Виктора Светлова и пошёл убивать первого встречного «просто, чтоб было похоже».
Вот именно таких идиотов и не бывает.
– Майя, ты ночью крики в лесу слышала?
– Я спала, Александр. Очень сладко спала.
– И ты меня ночью не будила? За плечо не трясла?
– Вы шутите, что ли?
– Я не шучу. Меня ночью в палатке разбудила девушка и сказала, что в лесу кто-то кричит. Таня этого не делала. Девушек в палатке было не так уж и много.
Майя оглянулась на Таню. Покосилась на Мишу Левина. Потом облизнула губы и посмотрела на Брославского с непонятной просьбой в глазах.
…Это значит, что она сейчас не скажет, она мне потом скажет, когда сочтёт нужным. Отлично! Отлично! Одна из девчонок говорит неправду. За каким дьяволом? Кого они хотят спасти от подозрений? Таня – Брюса? Майя – Левина? Ведь понятно же, что не девчонка забила насмерть того мужика у моста. И не тщедушный Вадя Марецкий. Добродушный бородатый Толя физически способен разбить голову дубиной, он и без дубины может шею кому угодно свернуть. И как нарочно, именно он сидел у палатки в те секунды, когда кто-то истошно орал в лесу.
А, может быть, убийство в лесу произошло без единого крика? Может, кричали уже потом? И неизвестная девушка разбудила меня специально, чтобы я услышал эти вопли, похожие на дурной сон?
Это даже не голливудский ужастик. Это детектив. Низкопробный детектив, с обложкой, обёрнутой в газетку, и зачитанный до дыр. Ты правда поверил, что один из этих самодельных окуджав обеспечивает другому алиби на время убийства?
А не ты, что ли, прикидывал вчера весь вечер, как они друг друга поубивают? Хотел позабавиться. Думал, что с тобой, крутым скалолазом, этим недотёпам ничего не грозит. Так забавляйся! Недотёпы пока все тут, кроме главного, но он благополучно ушёл на шоссе, поймал попутку и смотался в город. Никто за нами не следил, никто не подслушивал у костра. Отсюда – простейший вывод. Один из тех, кто шагает рядом по лесной тропе к Чухонским Оселкам, сегодня ночью впал в беспричинную ярость, набросился на незнакомого селянина и безжалостно забил его до смерти дубиной.
Зачем?
Это бред, но давайте прикинем. Кто тут у нас убийца?
Толя шагал по дороге легко. Можно над ним иронизировать сколько угодно, но был он сейчас, с двумя тяжелыми рюкзаками за спиной, прекрасен, как преодолевающий пустыню двугорбый верблюд, как могучий зверь. Зверь ломится через валежник и не обращает внимания ни на сучья, ни на ухабы, ни на надоедливого овода, который всё вьётся над ухом и растолковывает:
– Это совсем не английское имя… Это просто так произносится на английский манер… Меня так называл настоящий японец, которому я экзамены сдавал… В японском языке просто нет звука «эр». И поэтому нет иероглифа, который обозначал бы «русский». Но я же – русский. И мой сенсей сказал, что на моём поясе будет вышито «Рюс» или, вернее, «Брюс». Потому что такой иероглиф – есть… Так я и прошу всех меня называть…
Нужно обладать поистине богатырским терпением, чтобы всё это выслушать, с уважением подумал Брославский. Но Толя не выглядел утомлённым. Он даже умудрялся что-то отвечать смелому мальчику в военной рубашке, шли они в ногу, словно два гренадера, и догнать их, чтобы задать пару вопросов, оказалось не так легко.
– Товарищи! – окликнул их Саша. Брюс прервал свою бесконечную болтовню, а Толя поглядел как-то через плечо, и уже без того почтительного уважения, что было позавчера, когда он забыл в турклубе свой компас. В глазах могучего бородача поблёскивало что-то вроде горестного торжества. Ну ещё бы. Предчувствия его не обманули.
– Вот вы обращаетесь «товарищи», Александр, – прогудел он укоризненно, – а знаете, наверное, кто так говорил? Так большевики говорили. Те, что столько горя принесли!
– Как стихи, получились?
– Что за стихи?
– Ну ночные. В блокноте. Ты же песен не пишешь…
Толя остановился. И Брюс остановился. Толя встряхнул лямки на плечах, а Брюс полез за куревом.
– Стихи написал, – строго и коротко сказал Толя – вид у него был такой, как будто Брославский выдал при всех врачебную или даже государственную тайну. Тем лучше.
– Может, прочитаешь? Не сейчас, а пока автобуса будем ждать.
– Прочитай, конечно! – обрадовался Брюс новой теме для разговора, с наслаждением затянулся и начал было: – В стихах главное что?..
– Нет! – решительно обрубил Толя, одним движением руки вытащил изо рта собеседника сигарету и уронил в жёлтую пыль на дороге. Без видимой связи пояснил: – Стихи написал, получилось плохо. Утром перечитал и в костёр кинул. Погляди, какая природа кругом! Разве можно её поганить?
Природа кругом была роскошная: справа мох и сосны, слева мох и сосны, посреди – дорожная пыль. Но Толя уже снова шагал вперёд, и язык не поворачивался спросить у него, что он считает покушением на красоту природы – курение или сочинение стихов.
Впереди всех по-прежнему маячил Марецкий, семафоря рыжей башкой в наушниках. Он убегал всё дальше. Двужильный он, что ли, этот нездоровый человек?
…Да очень всё просто! Толя тоже пошёл погулять ночью в лес. Увидел пьянчугу из деревни, который забавы ради поджёг муравейник. И, не стерпев издевательства над природой, просто сбросил негодяя с откоса. Да так швыранул, что тот укатился аж за мост и голову себе об дерево разбил по дороге. Или Брюс после неудачного свидания встретил на ночной тропе монаха из соседнего шаолиньского монастыря? Вызывал на поединок, выплюнул хабарик. Хабарик упал в муравейник, а незадачливый противник был уже мёртв. Куда ж он с голыми пятками и топором против синего-то пояса…
Смешно, да не до смеху. Раз уж я предполагаю невероятное, вспомним, что «никто не убивает просто так, потому что псих или злой. Причины должны быть, причины!». Так считает рыжий нездоровый любитель «Наутилуса Помпилиуса». И вообще-то, он прав.
Любое убийство начинается с конфликта. Чего-чего, а этого добра вчера хватило. Кто первый начал? Марецкий. Кто подначивал Светлова? Марецкий. Кто Светлову завидовал? Да тот же Марецкий, и уже давно, кажется. Он притащил Брюса. Он устроил спор о маньяках, сам первым обиделся и запретил петь под гитару. Хотя нет. Это я, если уж быть точным, запретил. Но всё остальное сделал Марецкий, уверявший всех, что он нездоровый психопат, намекавший, что его «Наутилус» пострашнее любого «Сжигателя Муравейников», а муравьёв он сам в детстве тысячами уничтожал. Даже не очень важно, правду он говорил или врал. Будь он хоть тысячу раз садист и маньяк, он полжизни своей недолгой пролежал на диване у телевизора, и дубину эту двумя руками не поднимет. Ему с муравьями воевать, а не с мужиком у моста. Или внешность обманчива? Вон как бодро вышагивает!
А самый сильный тут – это, конечно, Толя. Это он полчаса бродил по болоту и притащил в лагерь две увесистые дубинки, а потом вырезал из них узоры, чтобы никто не спутал с другими палками. Злым Толю представить себе сложно, но его мысли заняты высокими идеями, а за идею можно и убить. Ещё Толя очень любит природу. И конечно, очень жалеет муравьёв. Одно непонятно – зачем Толе брать в руки палку, когда он может голыми руками… Правда у того мужика был с собой топор… У мужика был с собой топор… Рядом с трупом лежал топор. А у нас все топоры на месте.
Брюс и Левин – ребята не шибко сильные, но хотя бы шустрые. У Брюса, конечно, тот ещё пояс синий, а может, и фиолетовый, но в какую-то секцию он, наверное, ходил. А Левин точно ходит, и не в секцию, а в тренажёрный зал. Достаточно посмотреть, с какой лёгкостью школьник-программист поднимает рюкзак и как без одышки и усталости шагает по дороге, заботясь о подруге. Это Майя, наверное, его обязала. Ей хочется, чтобы здоровый дух её Льва обитал в здоровом теле.
Ну хорошо, это физические данные. Физических данных мало, чтобы стать убийцей. Как у нас с психологией? Смелость Брюса сегодня проявилась во всей красе, когда слабосильный Марецкий морально уничтожал их с Таней, а Брюс, оглядываясь по сторонам, шептал: «Вадим, это непорядочно!». А ведь Светлов ночью наорал на Брюса куда сильнее и куда страшнее. Светлов орать-то умеет. Да мальчик, одетый в зелёное, просто убежал бы от него в палатку и стал выдумывать очередные истории, как он врезал кому-то «прямо по кадыку», чтобы было что рассказать за завтраком. Попробуйте вырвать сигарету у заядлого курильщика из зубов! Но Толя смог, и в ответ не звука, потому что мальчик в военной рубашке откровенно труслив. Пришёл в дикую ярость и пошёл убивать кого-то? Брюс? Да не смешите вы меня!
Миша Левин тоже не впадает в ярость – слишком уж умный школьник. Хотя, секундочку! А вчерашняя тарелочка из фольги? Тогда эта такса готова была вцепиться в горло самому Толе, потому что Майя порезала пальчик. И хотя пара мотков бинта вокруг пальцев всё исправила, осадочек, как говорится, остался. Если на секунду представить, что ночью рядом с развалинами финского дота, незнакомый мужик из деревни Оселки за каким-то дьяволом напал бы на весёлую курносую блондинку Майю, чтобы сделать с ней что-то плохое, тогда…
Но Майя утверждает, что всю ночь сопела в палатке. Она не просыпалась. Или она проснулась и растолкала меня как раз когда в лесу кого-то убивали, но пока не может в этом признаться? А когда сможет?
Вообще, наверное, если человек убил кого-то в лесу, пусть даже защищая девушку, выехать на ПМЖ в Израиль после этого становится несколько труднее? Не правда ли?
Про кого я ещё не подумал? Про Таню. Про Таню Таволгину, которая всё-таки стёрла себе ноги и ковыляет теперь позади всех с таким видом, как будто у неё не рюкзак отобрали, а вообще всю одежду. Она мне очень нравится. До самого конца поездки я должен вести себя с нею нагло, развязно и по-хамски. А выяснять для неё мотивы, способность и возможности к жестокому убийству я, уж извините, не стану. Эта золотая лошадка даже кошку ногой пнуть не смогла бы. Обязательно бы промахнулась…
…Чухонские Оселки производили странное впечатление, особенно по сравнению с Оселками Верхними. Там – милый дачный посёлок, разноцветные домики над речным обрывом, магазин на одном холме, водокачка на другом. Чухонские Оселки казались чужды этого легкомыслия. Населённый пункт тянулся вдоль шоссе. По одну его сторону, там, где болталась на столбе жёлтая табличка автобусной остановки с траурной надписью «ПОСАДКА», теснились довольно симпатичные, но совершенно вымершие на вид деревянные одноэтажные избушки деревенского типа. Стены из брёвен, ни один дачник в таком домике не поместится. А по другую сторону торчала ужасающего вида панельная пятиэтажка. Одна-одинешенька.
– Совхозный многоквартирный дом, – экскурсоводческим тоном пояснил Брославский и добавил: – Надо бы посмотреть расписание. Тут автобусы ездят ещё реже.
Шустрый Миша Левин вприпрыжку побежал к остановке, похожей на мачту вросшей в землю пиратской шхуны с жёлтым флажком, где забыли нарисовать череп и кости. Вообще-то, жёлтый флаг на кораблях поднимают, когда кого-то вешают. Словно опасающийся этой участи Марецкий уже мрачно сидел в тени совхозной многоквартирной уродины, держа гитару перед собой как оружие обороны. Таня, чтоб быть подальше от него, да и от всех, вцепившись в чей-то частный забор, рассматривала теперь огород с дотошной пристальностью безработного шпиона. Что ж, все при деле.
– А таксофона тут нет? – поинтересовалась Майя.
– Должен быть, раньше за этим домом был, – припомнил Саша. – А зачем тебе?
– Виктор Сергеевич уже дома у себя, скорее всего. Позвонить ему надо. Сказать, что всё у нас нормально. Он же за нас волнуется.
Какая заботливая девочка. На самом деле она хочет поговорить со мной так, чтобы никто больше не услышал. Ладно, пойдём позвоним.
– Можете считать, Александр, что это я вас разбудила.
– Считать я могу овец, когда не сплю. Будила ты меня или нет?
– Будила.
– На часы посмотрела?
– Нет.
– В лесу кричали?
– Кричали.
– Кто?
Майя остановилась, потому что увидела, что у телефона-автомата, привинченного прямо к стене дома, уже стоит Брюс. Майя подумала, что сказать. Уточнила:
– Кто в палатке был? Лев. То есть Миша.
– Тогда почему ты разбудила меня, а не его?
Майя снова не ответила, и Брославский, вручив монету, пропустил девушку к таксофону. Брюс стоял молча, как обычно, с сигаретой в зубах. Посмотрел, как таксофон сглотнёт, и протянул другую монетку, покрупнее, сообщив:
– Здесь тариф другой.
Какой заботливый мальчик.
Майе пришлось ждать недолго, не больше пары гудков.
– Алё! Виктора Сергеевича можно попросить? Нет, это Майя. Это Майя из «Бригантины». Здравствуйте. Не вернулся ещё? Нет, что вы, я в поход не пошла, у меня обстоятельства. Я потому и звоню. Думала, они уже приехали в город. Да вы не волнуйтесь! Нет, там ничего не случилось. И у меня всё в порядке, просто не смогла пойти в поход. Что вы. Не за что…
– Это кто у Светлова дома такой заботливый?
– Это у него папа, – сказала Майя печально. – Он старенький совсем и очень волнуется всегда, когда я звоню. Он всегда спрашивает: «Это кто, это Танечка?».
– Автобус через полчаса, – угрюмо сказал Брюс. У него вдруг пропала охота трепаться.
– Это ещё по-божески, – утешил Брославский. – Считай, идеально подошли.
Если бы Светлов оказался дома, если бы он взял трубку и сказал Майе, что все мы сволочи, можно было бы успокоиться. Не видел я этой дубины у моста. Померещилось. Кепку он потерял и не смог найти в темноте. Деревенский мужик кепку подобрал и примерил. Деревенского мужика убил ночью другой деревенский мужик, по своему деревенскому поводу. Не поделили канистру с самогоном, например. А муравейник ночью загорелся потому… Потому что потревоженный пионерской байкой маньяк на секунду встал из могилы и щёлкнул своей призрачной зажигалкой. Бывают в жизни совпадения…
И тогда найдут менты через полдня розысков брошенное становище на поляне и придут к выводу, что в лесу останавливалась банда опасных туристов-почтальонов, Сжигателей Муравейников. Все как один старые, страшные, в коричневых шляпах. Ну и пускай ищут этих злодеев до скончания века, благо недолго осталось…
…Но Виктора Сергеевича Светлова дома нет. Прошла ночь, прошла уже часть дня, двадцать раз можно было доехать до города на электричке. Но его пожилой и нервный отец полагает, что сын в походе, близ бывшей их дачи в посёлке Верхние Оселки. Той самой, где некогда отец позволял сыну бегать кроссы по лесным тропинкам, снабдив наручными часами…
Если верить Майе и Левину, Светлов хороший и умный человек. Майя уверена, что «Виктор Сергеевич за нас волнуется». А он и правда волнуется хоть за кого-нибудь? Может хороший и добрый человек бросить в лесу семерых друзей и нарочно не звонить домой, дожидаясь, пока позвонят другие? Чтобы уж точно у старенького папы инфаркт был.
Может. Он ведь творческая личность, бард. Поэт и романтик. Он родителей скорее до инфаркта доведёт, чем сознается, что поехал в лес своего детства с друзьями и с Танечкой, а вернулся совершенно один. Родители станут сочувствовать и задавать неприятные вопросы. Они, почитай, тоже романтики.
А если с Витькой по дороге домой всё-таки произошло что-то непредвиденное? Настолько плохое, что дома его не дождутся?
У Толи не было повода убивать Виктора Светлова. Чтобы это случилось, Светлов должен был бы у старого дота, в лесу, где ни зги не видно, каким-то невероятным образом продать Веру, Царя и Отечество. Во всех остальных случаях Толя просто обхватил бы приятеля могучими руками и предложил бы спеть пару песен Мурашова.
Таню Светлов крепко обидел. И будь Брюс рыцарь-заступник, он мог бы догнать Светлова на мосту и вызвать на дуэль. Но что это за дуэль, когда Виктор Сергеевич Светлов удирает сломя голову двести метров по откосу от малолетнего труса и болтуна, да при этом ещё и диким голосом орёт? Воля ваша, но не было такого, не было!
Кто остаётся? Умненький Миша Левин? Или любитель «Наутилуса Помпилиуса»?
Брославский вспомнил длинный оттиск в липкой грязи у моста: отпечатки подошв, ладони и кулака. Следы кед. Витька сидел у костра в стоптанных кедах, он же бедный и честный. А вот на убитом обуты сапоги, резиновые, старые, с короткими голенищами, один почти сполз с ноги лежащего в траве у взгорка. Следы сапог, отпечатавшиеся в грязи, я тоже видел.
Обе пары следов направлялись на тот берег, где стоит посёлок Верхние Оселки. Светлов, понятное дело, шёл от палатки. Убитый, стало быть, – вот отсюда, из Чухонских Оселков. Хотя в такое время в гости обычно не ходят. Скорее, из гостей возвращаются.
Кто сказал, что ночью у моста встретились только двое? Может быть, и убитый, и Светлов удирали вдвоём, от того или тех, кто гнался за ними из леса? Одного догнали у моста. А Светлов, видевший то, что произошло, бросился за помощью? И бежал, конечно, в посёлок, а не к палатке, где не на подмогу звать впору, а думать о спасении женщин и детей.
Мы не видели Светлова мёртвым у моста. Но с ним могли расправиться на шоссе, в одном из домов посёлка, сбросить с электрички или столкнуть под поезд метро уже в городе.
Ведь домой-то он так и не пришёл.
Саша Брославский обвел глазами пейзаж, как бы пытаясь угадать то окно, за которым могли бы опознать убитого в лесу, или то, за которым может жить убийца. Окна бревенчатых домов наглухо закрыты – немудрено, хозяева, уходя на работу, опасаются воров. Скучные стеклянные прямоугольнички в многоэтажке, наоборот, отражали солнце под разными углами, некоторые бесстыдно колыхались, выставляя напоказ давно нестиранные занавески.
Жаркий летний будний день в посёлке, тщетно пытающемся выглядеть кусочком города в лесу, невероятно скучен. Деревья и дома не отбрасывают тени, и даже собаки не бегают.
Те, кого отец Светлова до сих пор считал «друзьями, с которыми он пошёл в поход», сбросили рюкзаки в пыль и отдыхали, каждый по-своему. Брюс осторожно бил кулаком по фонарному столбу. Толя вырезал что-то карманным ножиком из подобранного сучка. Таня, держась за планки штакетника, пыталась угадать, из какого сарая несётся глухое, фальшивое кукареканье сельского петуха, по которому бульон плачет. Майя с Левиным культурно сидели на скамеечке и шептались, а Марецкий опять куда-то делся.
Через двадцать минут по шоссе приехал пыльный усталый автобус жёлтого цвета такой же выгоревший, как табличка на столбе. Водитель сумрачно посмотрел на ораву из семи человек, собирающихся ехать десять километров к железной дороге, и потянулся за пачкой «Беломора». Шофёр наслаждался тем, что его будет ждать столько народу сразу.
Марецкий…
Рыжий, хилый и самолюбивый Марецкий, который постоянно куда-то девается, а потом появляется в последний момент. Который знает Витю Светлова давным-давно, который умеет делать вид, что слушает музыку, хотя кассета в плеере не крутится…
Зачем бы Марецкому поджигать муравейник? Так ведь «один его знакомый» с детства успокаивал нервы, поджигая муравейники.
Что бы делать Марецкому в лесу? Таня же сказала, он подсматривал, как они с Брюсом целовались. Может, от вида красивой девушки, которая целуется с другим, Вадиму срочно требуется успокоить нервы уже чем-нибудь покруче дохлых насекомых? Такое бывает, такое, говорят, и сил придаёт. Не нужно даже быть таким крутым спецом по маньякам, как Вадя, чтобы знать – такое бывает.
Дальше – ночная палатка. Марецкий крепко и дольше всех спал в ней утром, но ночью входил и выходил, никто теперь не вспомнит, когда точно это было. Ему снились кошмары, как в видеоужастиках, которые он так любит. В таких кинокартинах сплошь и рядом человек думает, что спал, а на самом деле ходил по улицам с ножом и перерезал полгорода. Это Вадя ночью воровал у всех одеяла, это он храпел в углу, это он не хотел, чтобы пели песню про старую дачу.
Человек-то он «нездоровый». И уж точно – хам, эгоист и мало кого любит.
