Обителей много

Словно в ответ Колькиным мыслям издалека раздался нарастающий рев двигателя.

Мальчик вскочил. Неужели… мотоцикл? Точно, мотоцикл.

Он еще мгновение с надеждой прислушивался, а потом нос его сморщился, а подбородок дернулся вперед: нет, это не отец Дмитрий. У того двигатель звучал совсем иначе: без надсадного кашля, без хрипотцы, да и едет он со стороны Чапаева – наверное, Василь Дмитрич на базар собрался. И точно, спустя несколько секунд над холмом показался голубой мотоцикл с коляской и проехал мимо мальчика, с коляски приветственно махнули рукой.

Колька помахал мотоциклу вслед и вздрогнул: жук! Перевел взгляд на дорогу и с облегчением расправил плечи. Жучок преодолел уже больше половины расстояния.

Пора и ему двигаться домой.

Маленькое тельце без души, погибнет – что останется в вечности? А что останется от него, Кольки? А от Дины? От Дины останутся восхитительные постройки и еще более восхитительные и смелые планы будущих проектов. Кольке захотелось заорать в голос: с чего это он думает о Дине так, словно ее уже нет в живых?! Есть она, есть, и теперь его, Колькина, задача добраться до чертова места, где она застряла, и помочь ей выбраться обратно.

Что скажет мама, когда он расскажет про Дину в том сне, который вовсе не сон?

Он уже точно решил, что расскажет.

Потому что он не врет – это раз. Колька знал, что врать плохо, и не только потому, что есть заповедь про «не ври». Просто если врать, в тебе что-то будто ломается, какие-то механизмы начинают хуже работать, не так безупречно, как раньше. Колька это сам давно понял, еще до всяких заповедей и даже до первой нормальной исповеди. А смолчать о том, что он, Колька, знает, где находится Дина, – это почти вранье. Ну и что, что мама не поверила ему в прошлый раз. В этот раз всё по-другому, и если Дину не найдут в Одессе (а Колька почти не сомневался, что не найдут), то он будет единственным, кто знает хоть что-то.

И два – мама и папа точно что-нибудь придумают. Они самые-самые. Когда он болел гриппом четыре года назад, он горел так, что казалось, стены спаленки запылают вместе с ним. У него были бредовые видения – ничего общего со снами, просто перегретый организм вытаскивал из подвалов подсознания всякую подолбень. Мама три дня держала его на руках, а папа то убегал, то прибегал и клал ему на лоб прохладную тряпку. Именно голоса родителей вытаскивали Кольку из жара и мрака. Сейчас он снова скатывается в жерло вулкана – от паники, от беспомощности, от выжигающего внутренности ужаса за Дину, – но мама и папа точно что-нибудь придумают.

Колька почти бегом вывернул с переулка на Придубкину улицу и прищурился. Дымок. Над трубой – дымок. Значит, мама вернулась.

Из дневника Кольки

19 октября 2011 года

Не писал аж месяц, всякое было.

В школе совсем голимо. Мне это слово раньше казалось неприличным вроде ругательных, какие никогда нельзя вслух или даже писать в личном дневнике. Но когда так голимо и говняно, то не остается сил подбирать нормальные слова, хочется хотя бы здесь себе не притворяться. Я пишу, что хочу, это мой личный дневник

(ниже, на всю страницу, жирные большие буквы: ГАВНО)

Я радовался, что мы будем шить. Дурацкая Карцеровна даже это превратит в гавно, даже занятие, которое могло бы мне принести радость и хорошие оценки. Сначала мы зубрили инструкцию к машинке, которая все равно не пригодится, и конечно надо было по очереди отвечать вслух у доски про все эти приводные колеса и ремни, и я плохо ответил. Хотя на маминой машинке я могу шить с закрытыми глазами, я ее на ощупь знаю.

Но в среду нам задали шить иголкой с ниткой на кусочке ткани! Разные швы. Ну это детский сад вообще, и зачем мы зубрили приводы и колеса, и почему мы не можем сшить на машинке что-то полезное. И я прострочил кусок – все эти вперед иголку и назад иголку и другие, а Карцеровна сказала, что я сначала сделал не то, а другое!!! Надо было попорядку, как на доске написано, первый шов, второй, третий… а я пропустил тамбурный и заметил в конце и в конце его добавил. Ну какая разница??? Как можно быть дибилкой, если ты учишь детей, чтобы они просто стали взрослыми и умели жить нормально! Мне кажется, Карцеровна специально пытается сделать, чтобы никто не был умным. Она сказала переделать до конца урока, но я не успел переделать, и двойка.

Сказал маме с папой, папа сказал: потерпи эту дуру, потому что со следующего года будешь учиться в Одессе, а мама в злости сказала: а с чего он должен терпеть? Она пошла к директору, я не знаю, о чем они разговаривали, она вернулась уже не такая злая. А на следующий день Карцеровна ничего мне не говорила вообще. Мы снова шили на кусочках, и она ходила по рядам и придиралась, как кто держит иголку, и только фыркала, как будто можно супернеправильно держать иголку.

Я очень устаю, когда надо делать такое, что не имеет смысла. Иногда я думаю о том, что в аду черти не режут на куски или не жарят в огне, а просто надо вечно делать вещи, которые никому не нужны. В книжке мифов Греции был такой герой Сизиф, он должен был вкатывать огромный камень в гору, а тот катился обратно. И так всегда, бесконечно. Мне кажется, это самый адский ад.

Снилось плохое снова.

Но чтобы были силы записать, я сначала про хорошее напишу. А то я расстроился из-за Карцеровны и из-за Йоси, это я не пишу, что он болел последние две недели и мы не виделись, я приходил к ним, но Йосина мама попросила чтобы я не заходил, потому что он заразный. Я написал ему письмо, там рассказал про школу, про всякое и позвал его на день рождения. У меня же послезавтра день рождения! Я так и не знаю, поправится ли Йося. Ну вот я снова пишу плохое, а хотел себе поднять настроение.

Так вот, Дина приедет, и она сказала, что у нее для меня сюрприз. И такой огромный, что я не поверю даже какой. Она звонила мне и говорила радостно. Сказала, что очень устала, но ждет выходного, чтобы приехать с сюрпризом.

А про плохие сны вот. Сначала был крутой, он мне даже понравился. Такого раньше еще не было. Я был в каменном городе, тоже пустом, но неразрушенном, и там не было ощущения, что всех убило и что есть какое-то зло. Просто очень старый город, как будто все давно куда-то ушли. Я ходил там по ступенькам, но они такие огромные, что я сначала не понял, что это ступеньки. Перелезал с глыбы на глыбу, а потом поднял голову и понял, что я на гигантской лестнице. И там были каменные львы, я трогал их лапы, там только лапа с меня размером, а все остальное совсем большое. Я понял, что это львы, только когда отошел в сторону. А здания совсем огромные. И везде очень тихо и везде жесткие зеленые растения, по стенам, я таких не знаю. Это очень красивое место, но я там себя почувствовал печально, как будто я крошечка такая в мире.

Я отцу Дмитрию потом рассказал, а он говорит: Бог всяких созданий сделал, и маленьких и больших, но он умеет видеть душу каждого, и меня, Коли, в этот самый момент, и я ему важен такой, как я есть. Я не знаю, как Бог может одновременно следить, что происходит во всем мире, а если еще и миров разных куча, как он всё успевает? Но оДм. имел в виду, что размер существа не важен для Бога, и если был где-то мир с великанами, то это не значит, что я незначимый или Бог любит меня меньше великана. Мне нравится думать, что Бог любит меня.

Но потом мне снова снилось то, о чем не хочется писать. Но надо писать, я обещал себе и Дине. В этот раз я зашел совсем глубоко в центр города, и мне показалось, что земля дрожит под ногами. Ритмично, как будто у земли есть сердце и оно может стучать. Раньше такого не было, это как будто что-то спало и проснулось и стало следить, как я подхожу ближе. Это ужасный ужас, я проснулся и покричал в подушку, чтобы не было слышно и чтобы мама и папа не догадались как я ужасно напуган. Потом бегал к оДм., он стал усталый и мрачный. Был день, он уже отслужил утреннюю, но мы с ним пошли в церковь, он зажег свечку и для меня специально послужил маленькую службу. Мы просили для меня защиты у Бога, и оДм. сказал, что он кое-что еще придумает, но ему придется как-нибудь для этого уехать. Но чтобы я обязательно молился перед сном, не забывал.

Вот так.

Но послезавтра мне десять лет. Я очень жду Дину, интересно, какой сюрприз будет и придет ли Йося. Бабушка обещала привезти шоколадный торт.

Одесса, март 2011 года

Встреча с инвесторами должна была начаться ровно в два.

Шиманский был предельно пунктуален, а проект намечался прибыльный, хоть и небольшой: бизнес-центр в самом центре города на месте сгоревшего месяц назад дома.

Дина вспомнила: раньше там стоял двухэтажный домик, она даже во дворе бывала. Двор как двор, в уголке в полуподвальном помещении за покосившейся дверью – копицентр. Дина забегала туда разок сделать ксерокопии нужных документов, еще в студенчестве. Память услужливо подкинула ей неприятный запах то ли слишком резких духов, то ли разлитого в комнатушке лекарства… и стоили странички странно дорого – пятнадцать гривен, что ли, по тем временам неслыханно за одну копию.

Дина мотнула головой: что за дурацкие воспоминания, при чем они здесь? Сгорело и сгорело – случается. Хорошо, никто не пострадал. Обломки стен постояли какое-то время обугленными пеньками, потом территорию расчистили, и заказчик нового здания объявился – тут как тут.

Поговаривали, как это всегда бывает, что пожар не случаен, что кому-то приспичило построиться на лакомом кусочке между Ланжероновской и главной улицей города. Ну да, вздохнула Дина, и такое бывает. Печально известный дом Руссова10 вон сколько лет стоит в лесах, и страшный пожар пережил – что-то успели спасти – и куски от него отваливаются, и кому-то, наверное, так же неймется отхватить здоровенную территорию на Соборной под уродливую стекляшку. Проще, чем спасать.

Шиманский уродливых стекляшек не строил, и Дина знала, что они бережно впишут новое здание в историческое окружение. Что бы ни задумал заказчик, бизнес-центр будет смотреться на Ланжероновской так, словно он там был всегда, – раз, и так, что прохожие будут цокать языком от восхищения, – два.

Дина сглотнула слюну: она внезапно проголодалась, так, как будто в четырнадцать ноль-ноль кто-то зажег внутри нее лампочку, высветившую пустой желудок. Ну дела, удивилась она про себя, с чего вдруг? Наверное, мысленно прошлась по Ланжероновской и вспомнила свою любимую кондитерскую – недалеко от места будущего строительства. Дина ухмыльнулась: ну чисто собака Павлова: пироженку себе мысленно покажи – и слюной пол зальешь. Сейчас, встречу переживем, инвесторов ублажим, и можно будет сбегать на обед. До «Бизе» за пироженками, конечно, далековато, но на Маразлиевской тоже есть неплохая кондитерская.

Дина провела руками по бокам, убедилась, что пиджак не топорщится. Придирчиво осмотрела лицо в зеркале: для этого пришлось подойти к нему вплотную. Руками поправила непослушные патлы, несильно щелкнула по крохотной черепушке, болтавшейся на серебряной цепочке в ухе: давай, мол, на удачу. Череп ухмыльнулся и вроде бы подмигнул. Дина примерила на лицо приветливое выражение и вышла из кабинета.

Посетители как раз входили в офис. Их было двое – коренастый мужичок в шикарном костюме, лоснившемся от стоимости. Огромные часы на руке, казалось, вот-вот должны были перевесить и вынудить мужичка качнуться вперед под тяжестью собственной руки. Следом семенила худенькая узкоглазая дама, похожая на китаянку. Шиманский уже выходил им навстречу, как всегда, с холодной вежливостью протягивая руку для приветствия.

Шифра сидела за своим столом. Не двигаясь, с неприятным удивлением отметила про себя Дина, хотя именно секретарша должна была бы первой вскочить поприветствовать гостей. Шифра смотрела прямо перед собой на абсолютно пустой стол.

Шиманский тоже заметил неподвижность Шифры, но не выказал никакого удивления, ловко обогнул стол и коротко сказал гостям:

– Пройдемте, у нас всё готово.

Он пропустил гостей вперед по коридору в сторону переговорки, быстро и незаметно щелкнул пальцами Дине, мотнув головой в сторону секретарши: приведите в чувство, мол. Дина подошла к столу, оперлась о него двумя руками и попробовала перехватить взгляд Шифры. Бесполезно. Заснула она, что ли, с открытыми глазами? – удивилась Дина. Провела рукой перед теткиным лицом – никакой реакции.

Шиманский тем временем что-то пел инвесторам на полпути к переговорке: нужно срочно идти за ним, а секретарша вообще-то должна в этот самый момент открывать перед гостями дверь и предлагать чай или кофе.

– Шифра Леонидовна, – шепотом позвала Дина. – У нас встреча начинается.

Шифра вздрогнула, колыхнулась всем телом, точно по ней, как по огромной волне, пробежала рябь. Взгляд ее стал осмысленным, она посмотрела на Дину, напрягла слух, обернулась и увидела удалившихся в сторону переговорки директора с гостями.

– Я… ох да, сей секунд, конечно! Иду! – Шифра открыла один ящичек своего стола и тут же резко его захлопнула, потом другой, потом самый нижний… потом вскочила, зачем-то обежала стол и снова открыла ящичек – тот, который проверяла первым. Лицо ее внезапно приобрело землисто-серый оттенок, тронутые помадой губы теперь выделялись на нем особенно странно. Дина не понимала, что происходит.

– Ключ, – прошептала секретарша, – ключ от переговорки.

Дина похолодела. Она в один шаг пересекла холл и заглянула в коридор. Шиманский стоял у закрытой двери переговорки – через матовое стекло были видны очертания офисной мебели, – положив руку на ручку двери, и что-то негромко рассказывал инвесторам. Те стояли рядом. Узкоглазая нетерпеливо притоптывала маленькими ножками, а мужичок с часами почесывал запястье. Шиманский бросил на Дину короткий вопросительный взгляд.

Дина вернулась к столу. Спокойно. Всё в порядке, секундную заминку никто не заметит.

– Где. Ключ?

– Вчера был тут… в этом самом столе, клянусь, всем на свете клянусь, вот тудой положила. – Дину неприятно резануло простецкое «тудой», но сейчас было не до лингвистического воспитания секретарши. Дина наклонилась над столом так, что Шифра отпрянула от нее и вжалась в свое место. Ее лицо окончательно посерело, на лбу появились бисеринки пота. Только бы в обморок не грохнулась, вдруг подумала Дина и оглянулась на приоткрытую дверь своего кабинета… Там, конечно, раскрыто окно, но сюда, в замкнутое пространство крошечного холла, ветер не долетает.

Шифра словно уменьшалась в размерах по мере того, как Дина нависала над ней. Взгляд коровьих глаз плавал туда-сюда, пока не остановился наконец в паре сантиметров от Дининого лица – та не сразу поняла, что Шифра пялится на болтающийся в ухе череп.

– Шифра Леонидовна, – Дина постаралась взять себя в руки и выпрямилась, – проверьте, пожалуйста, и быстро, – на слове «быстро» Шифра моргнула, – все возможные места, где может храниться ключ. И запасной. У нас же есть запасной ключ от переговорки? – Ей вдруг стало холодно, словно порыв ветра из распахнутого окна кабинета наконец достиг Шифриного стола.

По рыхлому лицу Шифры потекли слезы.

Только не это, в панике подумала Дина, куда ее теперь, дурищу, девать. Она обошла стол, сама быстро проверила все ящички – пусто, черт возьми, совершенно пусто, но у секретарши в столе должны лежать важные бумаги там… папки… канцелярские принадлежности… ключи, что еще? Что за хрень вообще происходит, словно этот стол ненастоящий, бутафорский!

Дина метнулась к офисной кофеварке, проверила стол возле нее – на всякий случай. Без особой надежды заглянула в собственный кабинет и быстрым взглядом ощупала все поверхности. У нее на столе как раз не было пусто: там лежали стопки документов на оплату и папки с чертежами… но ключей от переговорки там точно не было. Влетела обратно в холл, зачем-то подергала ручку – всегда закрытой – двери у самого выхода. Что внутри, она не знала, наверное, там подсобка с швабрами и ведрами.

Ключи от переговорки хранились в столе секретарши – так было всегда. Леночка, помнится, вешала на них какой-то красный пушистый брелок с колокольчиком, и когда она открывала ящик стола и доставала ключ, это сопровождалось эротичным позвякиванием. Во всем, что делала Леночка, даже если она просто заправляла кофеварку или приносила боссу папку с документами, было что-то эротичное, некстати подумалось Дине, но эта… корова!!! Куда она дела ключи?

Времени на поиски больше не оставалось.

Дина видела утром, что Шифра подготовила комнату для презентации: на столах стояли бутылочки, лежали папки с материалами. Дина сама дала Шифре флешку, и теперь та, видимо, торчала из ноутбука, подключенного к большому экрану. Но уже неважно, что там, за закрытыми дверями, важно то, что произойдет в следующие мгновения.

Дина рывком подняла Шифру из кресла. Красные щеки секретарши теперь украшали подтеки туши, ресницы справа слиплись в грязный комок. Дина толкнула Шифру в сторону туалетной комнаты и прошипела:

– Две минуты. Через две минуты, умытая, с кофе – ко мне в кабинет.

Шифра послушно заперлась в туалете, и Дина услышала, как та шумно сморкается.

Набрала в грудь побольше воздуха и быстрыми шагами пошла к двери переговорки.

Не дав никому опомниться, она подхватила азиатскую женщину под руку, словно хотела проделать сложное танцевальное па, лихо развернула ее и подтолкнула в сторону собственного кабинета.

– Сейчас мы покажем вам нечто фантастическое, – Дина с энтузиазмом кивнула мужичку с часами и широко улыбнулась. Тот невольно отзеркалил ее улыбку и вдруг стал похож на пятилетнего пацана, которому предложили огромный леденец. – Проходите, пожалуйста, в этот кабинет.

Дина пропустила гостей вперед и помертвела: в кабинете пахло дымом, а в распахнутое настежь окно с улицы врывалось на предельной мощности:

В сауну сегодня приходи – приходи,

Спящего дракона ты во мне разбуди,

Мы исполним то, чего не ожидаешь ты,

Просто наши лучшие хиты.

Блять, подумала Дина, блять. Трижды. Она стиснула зубы и на долю секунды прикрыла глаза. Скорее всего, завтра и она, и Шифра будут безработными, и она навсегда запомнит этот момент: «Поющие трусы» из кафешки под окнами, истерически сигналящие автомобили (одесситы не стоят в пробке как культурные люди, нет, обязательно надо таки показать всем, что ты спешишь), запах талой воды и крепкого курева. Но завтра будет только завтра. А сегодня…

Дина уверенно обошла собственный стол. Инвесторы послушно сели в свободные кресла – их было два – Дина старалась не смотреть на босса, который прикрыл за собой дверь и теперь стоял у стены, скрестив на груди руки. Дина достала из ящика большой блокнот, раскрыла его на чистой странице и взяла остро заточенный карандаш. Секунду помедлила и вдруг впрыгнула на подоконник, скинула туфлю и поджала под себя ногу. Устроилась поудобнее и заговорила:

– Как вы понимаете, существуют общепринятые нормы – планов, застройки и… поведения. Есть те, кто скучно планирует, скучно строит и скучно живет. А есть мы. «Зигзаг» – это как… – она помотала головой, подыскивая нужную метафору, – пилота Скруджа из мультика помните? – Маленькая женщина нахмурилась, зато мужичок снова расплылся в широкой улыбке и с энтузиазмом закивал головой. – Что мы можем вам предложить? То, чего не предложит никто другой. Скучно – не будет. Банально – не будет. Зато будет то, чего до нас не делал никто. Лихие виражи – и невероятный результат.

Дина быстрыми и уверенными движениями чертила на листе бумаги какие-то линии. Затем она дернула воротничок блузки – стало жарко, несмотря на то, что в спину ей дул мартовский ветер, – чуть наклонилась вперед и с хрипотцой в голосе продолжила:

– Я покажу вам, что умеет «Зигзаг». Мы нарушаем правила. Мы действуем вне норм и вне законов физики. И поэтому мы – лучшие.

И Дина повернула рисунок к зрителям.

Она по-прежнему не смотрела на Шиманского, но краем глаза увидела, что тот опустил руки и распрямился. Инвесторы завороженно таращились на чертеж в руках Дины. И в этот момент раздался легкий стук, дверь приоткрылась, и в кабинет вплыла Шифра с подносом в руках. Она, конечно, умылась – разводов на щеках не было, – но лицо еще пылало. Впрочем, на ее лицо никто не смотрел: гости не отводили взгляд от Дины. Шифра поставила на стол бутылки с водой и две чашечки с кофе. Затем она несмело взглянула на босса, видимо, сообразила что-то, вышла в коридор и спустя секунду вкатила в кабинет свое кресло. Шиманский холодно кивнул и сел.

Мужичок наклонился вперед – от сидевшей на подоконнике Дины его отделял стол – и протянул руки. Ладонями он подтянулся вперед, словно хотел заграбастать стол под себя, грудью облокотился о поверхность и поднял на Дину глаза.

– Дина Юрьевна, – заговорил он, – должен признать, это впечатляюще. Если у нас и оставались какие-то сомнения насчет того, что мы сработаемся, то теперь, – он торжествующе оглянулся на свою спутницу, и та кивнула, – их нет. Слышите! – Он внезапно откинулся назад, оттолкнулся ногами от стола и чуть проехал в кресле в сторону Шиманского, залихватски развернулся и подал руководителю бюро мясистую руку. – Я с нетерпением хочу услышать и увидеть подробности, но главное я скажу прямо сейчас: лихие виражи – это то, что надо.

«Поющие трусы» за окном закончили петь про сауну и завели «я хочу, как алла, как алла, как алла».

Шиманский глубоко вздохнул.

Глава 12

Вейск, 12 мая 2012 года

Абрикосы и вишни доцвели, яблони отчаянно доцветали, белые лепестки ковром покрывали землю под деревьями. И белые акации – выстрелили запахом.

Алиса вышла на крыльцо и втянула носом воздух: да, сначала чувствуешь плотный сладкий аромат, словно стоишь перед плошкой свежесобранного меда. Потом запах раскрывается белым веером, обещая бессмертие и вечное лето.

Алиса вспомнила: запахли акации – море прогрелось. В детстве они выскакивали в майское марево одесских улиц, останавливались, огорошенные внезапным ароматом – вчера же еще не пахло! – с криками разворачивались и бежали обратно по домам:

– Мама, папа, водичка уже теплая, уже можно купаться, айда на море!

Никогда не ошибались.

А еще они делали так: брали белое соцветие в жмень, рывком собирали с тонкой цветоножки белые лепестки, а потом бросали горсть вверх и кричали «салют, салют!» и танцевали под ворохом лепестков. Алиса провела в воздухе кистью, словно подбрасывая невидимые лепестки, белый рукав взметнулся вверх.

Она глянула в сторону калитки, не возвращается ли Колька.

Сама она чуть свет побежала к бабТоме. У той, единственной из соседей, был установлен городской телефон, по которому можно было дозвониться в Одессу. Игорь к тому моменту уже ехал в автобусе, мобильный телефон в семье у взрослых был один – и Игорь увез его с собой. Заявление в милицию о пропаже Дины подали еще вчера вечером, и дежурный, конечно, пообещал связаться с ними немедленно, как только что-то станет известно. Но свяжутся скорее с Ханной и Юрием Стояновыми – до Вейска поди дозвонись еще. Поэтому Алиса и побежала звонить маме с отцом – не появилось ли с вечера новостей?

Новостей не было.

Стоянов уже озадачил Петра Абрамкина, и тот поставил на уши всю одесскую милицию. Офис «Зигзага» оказался закрыт, личного телефона руководителя бюро найти никто не смог, все сайты, все источники, в которых упоминался «Зигзаг», давали только городской номер бюро. Дома Дины не было, Стоянов сообщил Алисе, что он еще вчера взял запасной ключ, который Дина отдала им на хранение, и сходил проверил квартиру. Пусто. И чемоданчика нет: Дина в пятницу собиралась пойти с вещами в офис, чтобы после работы сразу отправиться на автовокзал. При попытках дозвониться до Дины по мобильному телефону механический голос упрямо твердил про «вне зоны доступа».

Это так странно, думала Алиса, привыкли, всё рядом – руку протяни, вот Дина, вот ее работа, вот ее дом, не было ни разу такого, чтобы срочно понадобилась – и не достать. И Валера Антонович, ее начальник, приезжал ведь пару раз в гости… не чужой человек. С Колькой они тогда вроде хорошо поладили.

Это был конец октября, вспоминала Алиса, сразу после Колькиного дня рождения. На сам день рождения Дина тоже приезжала и привезла подарок от Шиманского – такой, что Колька визжал от восторга. Медь, которую так трудно было раздобыть тогда в Одессе, без которой Колька приуныл и не мог продолжать свои эксперименты с гальванопластикой. Конечно, для архитектурного бюро не составило труда найти медь для мальчика. Шиманский помог Дине, Дина привезла подарок, и Колька в первый же будний день набрал городской номер бюро и попросил к телефону Валеру Антоновича.

Алиса положила руку на шею, вспоминая, как она удивилась в тот момент: без всякого заикания, без заминки даже, словно всю жизнь держал в руках телефон, ее сын захлебывающимся от восторга голосом благодарил человека, которого до того видел пару раз – и то мельком. Именно тогда он и спросил: «Хотите приехать к нам в гости?» и именно тогда Шиманский ответил: «Конечно, хочу».