скачать книгу бесплатно
– Гуленька, что с твоим здоровьем?
Зоя неожиданно вмешивается в их разговор, вносит суп в тарелке.
– А у тебя здоровье есть? Варежки с утра до ночи шить. Бабуль, я хочу в госпиталь устроиться. Жить-то на что-то надо. С эвакуацией не получилось, может как-то через госпиталь удастся организовать отъезд?
– Зоя! А где мама с Мусей? Сколько времени и никаких известий.
Бабушка вздыхает, садится за швейную машинку и начинает шить, варежки одна за другой ловко выходят из ее умелых рук.
Гуля выворачивает их наизнанку, расправляет вывязанный большой палец, а бабушка Елизавета вздыхает:
– В войну и год не срок. Я твоего дедушку три года с войны ждала и дождалась.
Гуля целует бабушку в щеку, садится за стол, когда входит Зоя с тарелкой морковных котлет. Гуля начинает есть суп, стуча ложкой о тарелку. Бабушка отрывается от шитья, дотрагивается до горящей ярким красным румянцем щеки:
– Ой, ты ледышка…
Зоя коротко смотрит на Гулю и кутается в платок.
– Вот, котлеты из моркови. Как мама делала…
Гуля молча доедает суп, пододвигает к себе тарелку с морковными котлетами, но есть ей почему-то вовсе не хочется:
– Зоя, почему они не едут?
Зоя смотрит на нее, обнимает ее за плечи. Нехорошее предчувствие закрадывается в ее душу, сердце сжимается и колотится мелко-мелко, как у маленькой птички. Гуля неожиданно для себя начинает плакать. Зоя всматривается в морозное окно и будто видит железнодорожную платформу, провинциальный вокзал с часами и толпу угоняемых в Третий рейх девушек и женщин, эшелон, готовый к отправке, который охраняет военная колонна немецких солдат. И свою сестру Марию среди них. Про угоны и отправку на работы в Третий рейх пленных Зоя слышала от соседей по даче. К ним приехала семья из Таганрога, уехавшая из зоны военных действий. По их рассказам, входившие в населенные пункты немецкие части убивали коммунистов, евреев и работников райкома, их расстреливали на месте без суда и следствия. Оставшимся предлагалась регистрация в военной немецкой комендатуре, работа на месте или отправка на работу в саму Германию, где отчаянно не хватало рабочей силы. По заявкам от немецких семей требовались няни, прислуга, домработницы, на заводах – рабочие. Дешевая рабсила из оккупируемой Западной и Восточной Европы была востребована на рынке труда Третьего рейха. Радио голосом Левитана сообщало совсем о другом, передавая, как Красная Армия отважно отстаивала свои позиции на фронте. Однако оставленные города: Можайск, Малоярославец, Клин – упоминались даже в сводках Совинформбюро. Зоя, как взрослый и умный человек, понимала, что оставаться в Подмосковье было опасно и что возвращения мамы с Мусей они вряд ли дождутся в скором времени. Она будто видела Мусю в замороженном окне.
Муся действительно попала в список новой рабочей силы. Ей должно было исполниться 18 лишь весной, она владела немецким языком и быстро попала в список для угона.
Тем трагическим утром она встала очень рано. Взгляд затравленного зверька, раскосые кошачьи глаза Муси были полны слез. Она шла, подгоняемая немецкими солдатами, среди таких же несчастных, потерянных девушек в свой вагон-теплушку. Так как Вера Сергеевна обещала проводить дочь, Муся отчаянно искала ее среди толпы провожающих.
Однако немецкие солдаты, которые оттесняли и отсекали колонну отъезжающих от тех, кто остается, действовали жестко, действуя прикладами, отгоняя родственников подальше.
– Внимание, колонна.
Солдаты с трудом держали оцепление, девушки рвались через сцепленные руки, овчарки, привязанные к забору, лаяли на тех, кто выбивался из строя. Одна из собак даже укусила офицера:
– Черт, они сошли с ума.
– Ты как?
– Они прут как бешеные, надо было ставить нас с собаками.
Офицер трет укушенную руку, смотрит презрительно на толпу. Матери надрываются от крика, выкликая имена своих детей?:
– Пустите, пустите нас…
– Там наши дети.
– Анечка, деточка моя. Анечка.
Офицер машет рукой, призывая солдат к действию:
– Отсекаете матерей!
Немецкий солдат кричит остальным:
– Не подпускайте их к поезду.
К офицеру подбегает щуплый солдат с овчаркой на поводке. Овчарка отчаянно лает.
– Есть, обер-ефрейтор, будет сделано.
– Отсекай.
Овчарка отчаянно лает на проходящую толпу девушек. Они плачут, утирая слезы:
– Держу!
Наконец-то на вокзале появляется Вера Сергеевна. В ее руках пальто Растопчина, она продирается сквозь толпу, бросаясь к решетке на платформе железнодорожного вокзала, пытаясь увидеть Мусю среди угоняемых. Прижимается к холодному и черному металлу:
– Муся! Муся, Муся, Мария!
Муся оглядывается, но толпа подхватывает ее, оттесняя от вокзальной решетки и провожающих.
Матери кричат, протягивая руки сквозь решетку, пытаясь дотронуться до своих детей и дать им еду на дорогу.
– Ваня, еды тебе на три дня хватит.
– Деточка моя, деточка.
– Катенька, кровиночка моя…
– Муся!
Муся оглядывается, наконец-то видит маму:
– Мама! … Мама!
– Муся, Мария.
– Мама, мамочка, не плачь. Мама!
Мусю несет толпа прямо в вагон. Ее толкает какая-то женщина. Рядом навзрыд рыдают две девчушки. Рыжая кудрявая и шатенка с прямыми волосами:
– Мама, я напишу тебе. Мама!
– В какой вагон идти?
Мария машет рукой на второй вагон. В него явно загоняют всех девушек, немецкий офицер подходит ближе, машет рукой, указывая на список солдату:
– Грузите их по вагонам и по спискам.
Солдат бьет прикладом вставшую на его пути деревенскую девчонку.
– Эй, чего встала. Шуруй дальше!
Немецкий офицер передает ему список с именами тех, кого угоняют в Третий рейх:
– Читайте по спискам. Все по спискам.
Солдат углубляется в чтение, а Вера Сергеевна тщетно пытается просунуть сквозь решетку пальто отца Мусе:
– Муся, пальто!
Матери за решеткой начинают рыдать, выкрикивая имена отъезжающих детей:
– Поленька, Поленька!
– Сергей, деточка моя!
Вера Сергеевна наконец-то пропихивает пальто сквозь решетку:
– Муся, Машенька.
Муся подхватывает пальто, бежит к вагону, быстро забегает по помосту внутрь, оборачивается:
– Мам, мамочка, мам…
Матери прижимаются к решетке. Машут руками, прощаясь с отъезжающими:
– Прощай, родная моя! Деточка моя!
По помосту в вагон забегают, подгоняемые винтовками, женщины и девушки:
– Мамочка, мне холодно. Холодно.
Женщина с годовалым ребенком на руках тянет в вагон семилетнего мальчугана. Немецкие солдаты еле сдерживают лающих овчарок:
– Быстрей, быстрей, русские свиньи!
Немецкий офицер греет руки у огромной бочки, в которой горит ветошь, погрузка идет по плану и по списку. Он морщится от крика подчиненных, но одобрительно машет рукой?:
– Заканчивайте погрузку. Эшелон готов к отправке.
Солдаты загоняют последних отбывающих в вагон, отбрасывая в сторону помост, пытаются закрыть дверь на большую металлическую задвижку. Муся в последнюю минуту выглядывает в проем двери. Вера Сергеевна видит ее, двумя руками вцепляется в решетку, кричит:
– Ты вернешься, Муся!
– Мама!
Муся кричит во все горло. Девочки высовываются из-за ее плеча.
– Мама! Мама!!!
Солдат с напором задвигает тяжелую дверь, чуть не прищемляя руку Муси. Она машет матери:
– Мама!!!
Дверь с шумом закрывается на железную скобу. Паровоз призывно свистит, состав трогается с места. Солдаты, возглавляемые герром офицером, строятся в шеренгу и, придерживая овчарок на поводках, двигаются к вокзалу.
Вера Сергеевна беззвучно и горько рыдает, она стоит у высокого столба с вокзальными часами. На часах 7:35. Хмурое утро наползает тучами на провинциальный вокзал с желтым зданием и облупившейся на стенах краской, а также на площадь перед вокзалом, на которой видны мотоциклы с колясками и стоящий у конца решетки грузовик, на котором привезли угоняемых в Третий рейх остарбайтеров. Так будут теперь называться рабочие из СССР в фашистской Германии. Муся будет остарбайтером долгие четыре года, а знак OST будет на груди ее платья и в итоге сломает девушке жизнь.
Глава 3. Дорога в Третий рейх. Декабрь 1941
Убаюкивающий звук идущего на полной скорости эшелона, груженного народом, угоняемым в Третий рейх, действовал на всех усыпляющие. Народ спал на нарах, в углу женщина кормила годовалого ребенка грудью. Рядом, на ее коленях спал семилетний мальчуган. Он дергал мать за рукав, пытаясь согреться:
– Мамочка, мне холодно.
– Деточка, спи! Ехать долго.
Рядом с ней смешно копошились еще два ребенка, отбирая друг у друга кусок хлеба, а их мать, плотная женщина с восточным разрезом глаз и красным платком на голове, пробиралась через лежащих на полу людей, отмечая в списке людей, едущих в вагоне.
Клочок бумаги, выданный ей обер-ефрейтором, был не так уж велик, она с трудом рассматривала фамилии, освещая пространство вокруг себя керосиновой лампой. Фитилек еле теплился, язык казашки быстро почернел от химического карандаша, который она периодически облизывала, чтобы поставить очередную галочку.
– Имя, фамилия, национальность.
– Иванова Татьяна, русская
– Так, хорошо… Иванова Татьяна.
Через какое-то время казашка добралась и до Муси, сидевшей в другом углу вагона. Она подошла к Марии и Розе, вертлявой черноволосой девушке. Та посмотрела быстро на нее своими синими глазами и быстро начала копаться в своем вещмешке.
– Имя, фамилия, национальность.
– Мария.
– Что Мария?
– Мария Растопчина, русская.
Казашка с интересом посмотрела на девушку со звучной, почти дворянской фамилией. Тонкий профиль Муси, высокий лоб, большие глаза, руки с тонкими запястьями, тонкая фигурка явно выделяли ее среди общей массы женщин с безликими и простыми лицами, грубыми, мозолистыми руками, тучными фигурами. Ей подумалось: откуда взялась такая краля в этом вагоне?
Но додумать мысль она не успела, в списке значилось: Мария Растопчина. Казашка поставила галочку и обратилась к соседке Муси, черноволосой, кудрявой девушке с выразительными глазами и носом с горбинкой.
– Имя. Фамилия. Национальность.
Неожиданный ответ казашку удивил:
