Тайная страсть Его Светлости

Проволочки гремели как гром, а не тренькали как обычно, шестеренки крутились, входили в пазы, рычажки сцепились, залипли, и не могли оторваться друг от друга. Одно движение вело за собой другое, все сочлененья были спаяны – невозможно было разъять, хотя каждый работал сам по себе, и все же они цеплялись один за другой и двигались, двигались вместе.

Она чувствовала себя обнаженной и тонкой, просвечивающей насквозь, как металлические позвонки ремингтона. Каждое его прикосновение отпечатывалось на ее коже как след от красящей ленты на листе бумаги. Он писал на ней буквы, которые она не могла прочесть, как ни пыталась – только чувствовала. Что значили эти объятия? Что говорил это жар? Буквы не складывались в слова, но обжигали ее. Быстрее, быстрее, несемся вместе к краю страницы, находя ритм и сбиваясь с него, быстрее, быстрее, буква за буквой, тук-тук-тук-тук-туки-тук-тук ДЗЫНЬ!

Анна очнулась от звука каретки. Она допечатала сегодняшнюю порцию диктовки, даже не заметив этого. Но и лежа в кровати, против обыкновения силясь заснуть, она продолжала слышать это туки-тук-тук-тук-тук… Как они встретятся завтра?

Глава 9

На следующий день солнце сияло, и воздух был теплым, словно не было вчера никакой грозы, не было невыносимой жары до нее и прохлады после. У дома барона Монтегю цветы не были примяты, ветки не были сломаны. Анна входила в дом со странным чувством обманутого ожидания: все должно было бы перемениться после того, что вчера случилось, но вокруг все было совершенно по-прежнему, да и она никаких изменений в себе не ощущала. Как будто прошлый день был главой из прочитанной книги или увиденным ночью сном, который растворяется в памяти тем быстрее, чем больше ты стараешься его ухватить…

В доме тоже все было по-прежнему, безукоризненный Бартлби, как обычно, лично открыл ей дверь и проводил в гостиную. Строго говоря, он не обязан был этого делать, ведь Анна была нанятым работником, как и он, но у хороших слуг свое понятие о рангах в обществе, и ее происхождение, которое он безошибочно определил с первого взгляда, видимо, было для него важнее, чем ее нынешнее положение.

И в гостиной ничто не напоминало о вчерашнем. Леди Поппи занимала свое обычное место на диванчике, фигура барона Монтегю возвышалась у окна, куда Анна, войдя, лишь кинула беглый взгляд – смотреть на него вдруг оказалось ужасно страшно. Она сосредоточила внимание на тете своего нанимателя: в любой непонятной ситуации хорошие манеры – стена, за которой можно укрыться.

– Леди Поппи, как ваше самочувствие сегодня?

– Лучше, лучше. Мне всегда нездоровится в грозу, – отозвалась та бодро. – Но Николас сообщил мне, что она не только не помешала, но даже помогла вашей работе, в чем бы она там ни заключалась – да-да, знаю, мне не полагается этого знать.

– Да, – бесстрастно, как всегда, отозвался подошедший к их чайному столику барон. – Вчерашний день можно назвать очень успешным.

Анна на мгновение подняла на него глаза – это намек? Однако и лицо его оставалось столь же бесстрастным. Неужели все вчерашнее действительно было лишь сном? Ничего для него не значило? Он так показывал ей, что она должна тоже обо всем забыть? В поисках спасения от неясности и неловкости она склонилась над своим ридикюлем:

– И вот новые страницы в качестве доказательства.

– Благодарю, – его светлость взял стопку отпечатанных листов и отошел с ними обратно к столу, оставляя женщин за их ставшим традиционным утренним чаепитием.

Увы, оно не могло длиться вечно, как бы ни хотелось этого сегодня Анне. Хотя барон ничего не говорил и продолжал перелистывать бумаги, она всеми порами ощущала его нетерпение и после пяти минут светской болтовни решительно встала. Она удалялась от леди Поппи и ее чая, словно покидала безопасную гавань, и уселась на свое место, не глядя на барона, стараясь ничем не выдать своего волнения. А сев, внезапно разозлилась. Если он может смотреть на нее этим бесстрастным взглядом, она тоже так может! В конечном итоге, действительно, что изменилось после вчерашнего? Он по-прежнему всеми уважаемый барон Монтегю и к тому же сверхпопулярный писатель Хэмиш МакБрайд, а она по-прежнему его фонографистка, дочь опозоренного полковника Прескотта, оставшаяся без гроша за душой старая дева, которой нужно заработать денег, чтобы выбраться с маленьким братом из трущоб, куда загнала их нужда. И, кажется, она все же сможет это сделать – если они успеют дописать книгу Хэмиша МакБрайда. А они непременно должны успеть, и тогда она пойдет своим путем – а он своим.

Ее размышления прервал голос его светлости, в котором звучала нехарактерная неуверенность:

– Мисс Прескотт, я…

Прежде чем Анна успела поднять голову, дверь внезапно распахнулась, и послышался голос, которого она раньше не слышала:

– Не надо, Бартлби, я объявлю себя сам: его высокопревосходительство, герцог Безделья, граф Тунеядства и барон Многошума из Ничего, лорд Гарри Этвуд к вашим услугам. Не ко всем, но к некоторым.

– Гарри, дорогой! – ахнула леди Поппи.

– А, леди Поппи, божественная моя, я вас разбудил? Ничего-ничего, я тихонько.

Анна обернулась. От дверей на цыпочках, преувеличенно, как в деревенской пантомиме, шел блондин средних лет в ярко-голубом сюртуке. Его лицо и фигура когда-то, несомненно, заставляли девичьи сердца сильнее биться в бальных залах – и совсем не от быстрого вальса. Теперь ему было сильно за 30, и прожитое, съеденное и выпитое излишне округлили его черты. Впрочем, сам он, кажется, этого не замечал.

Анна не знала, что полагается делать в таких случаях. Этот господин, лорд Этвуд – несомненно, близкий друг его светлости, хотя представить их за дружеской беседой было сложно – они были словно ночь и день. Знает ли он о том, кто такой на самом деле барон Монтегю и чем они сейчас занимаются? Должна ли она прятать листки? Смахнуть их под стол, прикрыть рукавом? В поисках ответа она посмотрела на своего нанимателя, но и он как будто застыл – теперь он походил на зверя, застигнутого ярким светом, за которым скрывается то ли охотник, то ли добыча… Его рука сжималась и разжималась на столе.

Лорд Этвуд не замечал молчания друга, наполняя его продолжением собственной речи:

– Я искал тебя в кабинете, Ник, но там было пусто – и Бартлби любезно направил меня в гостиную. Сказал, что ты теперь ведешь свои дела здесь. Ба, как изменился Стивенс!

– Это моя фонографистка, мисс Прескотт, – наконец заговорил барон, делая неохотный жест представления в сторону Анны. – Мисс Прескотт – лорд Гарри Этвуд.

Блондин склонился над ее рукой и чмокнул воздух сантиметрах в десяти над ней.

– Шарман! Неудивительно, Ник, что последние недели ты отклоняешь все приглашения погостить, которые я умоляю прелестных хозяек очаровательных провинциальных поместий выписывать тебе вместе с моими. Мне пришлось приехать за тобой лично!

– Ты мог написать сам, Гарри.

Показалось Анне или барон слегка нахмурился, произнеся это?

– Я и писал, – обиженным тоном протянул лорд Этвуд, – но ты не отвечал ни на письма, ни на телеграммы…

– Я был занят… – неужели барон оправдывался? Испытывал неловкость? Анна вспомнила телеграмму, которую видела на его столе вчера. Неужели именно она довела его до такого состояния? Телеграмма от лорда Этвуда? Что же в ней было? Барон и сейчас совсем не выглядел так, будто рад неожиданному визиту друга – и что-то ей подсказывало, что дело не только в том, что лорд Этвуд отнимает их драгоценное рабочее время.

Вопросы кружились в ее голове, в висках стучало. Сидеть на месте было просто невыносимо, и Анна позволила себе то, что еще не позволяла в доме барона.

– Я отлучусь ненадолго, если позволите, ваша светлость? – сказала она, прервав какую-то фразу лорда Этвуда и, не дожидаясь ответа, решительно встала. Уже за своей спиной она услышала стук отодвигаемого от стола кресла – барон тоже по законам приличия поднялся, подчеркивая ее статус леди, а не работницы.

Выйдя за дверь, она остановилась и выдохнула. Дамская комната находилась этажом выше, и ей уже приходилось ею пользоваться, но нужно ли ей уходить надолго и далеко, или, может быть, прогуляться до кухни и обратно и лишний раз поблагодарить повариху барона Монтегю за ее великолепные сладости и сэндвичи – за прошедшие недели Анна обнаружила, что миссис Тилливер не так строга, какой показалась в первый день, особенно если говорить искренние комплименты ее кулинарным шедеврам.

Пока она медлила у двери в нерешительности, до нее снова донесся голос лорда Этвуда – он, кажется, просто не умел говорить тихо:

– Она же совсем не в твоем вкусе, Ник! Не помню, чтобы тебе нравились такие мышиные мисс. Нет, для своего типа она, конечно, ничего – хотя ей бы не помешало немного поесть – но все же это не Ирэн.

– Не говори мне о ней!

– Ха. Она передает тебе привет. Приглашает в поместье. Она теперь герцогиня Девонская, знаешь.

– Гарри, не нужно быть вульгарным, – голосок леди Поппи врезался в разговор, а Анна отскочила от двери как ошпаренная и поспешила наверх. Речь шла о ней! Это ее сравнивали с какой-то леди Ирэн, это ее назвали мышиной мисс – и его светлость не счел нужным возразить. Она добежала до дамской комнаты и уставилась на себя в зеркало во весь рост. Мышиная мисс. Да, так и есть. Она совсем не в его вкусе. Нет, не так. Она совсем не его круга. Разве она этого не понимает? Но слышать это от его друга было больно – оказывается, вопреки всему, она позволила себе на что-то надеяться. Но вчерашний день был лишь игрой стихий, необычным погодным явлением. Ничем больше.

Анна не знала, сколько времени пробыла наверху, пытаясь успокоиться. Наконец, почувствовав, что кровь больше не стучит в висках, глаза не жжет от сдерживаемых слез, а руки не дрожат, она сошла вниз и с осторожностью приблизилась к двери в гостиную. Но за ней было тихо. Постучав и не дожидаясь ответа, она тихонько проскользнула обратно в комнату – и ощутила дежа-вю. Лорда Этвуда в ней уже не было, а мизансцена была совершенно идентична той, что встретила ее совсем недавно утром: леди Поппи на диванчике с книжкой, барон у окна. При звуке ее шагов он повернулся.

– А, мисс Прескотт. У меня возникли… – его светлость помедлил, – непредвиденные дела. Наш рабочий день на сегодня закончен. Он, разумеется, будет оплачен как полный. Вы можете отдохнуть.

Анне потребовалось все ее самообладание, чтобы не закричать совсем не как леди (а скорее как один известный ей джентльмен): «Но ведь вчера вы боялись, что не успеете! Мы и не начинали сегодня работать!». Вместо этого она сдержанно, под стать ему, ответила:

– Хорошо, ваша светлость.

Его глаза странно блеснули, словно и он не ожидал от нее столь спокойного согласия.

А Анна решила, что действительно устроит себе сегодня настоящий выходной. Они с Тимом пойдут в кафе – и совсем не в Ист-Энде! – и съедят по мороженому. Пора и брату вспоминать, к какому обществу они принадлежат по праву и скоро снова будут принадлежать.

Пока Тим поглощал мороженое с таким видом, словно начисто забыл его вкус и снова открывал с каждой ложечкой, Анна рассеянно ковырялась в собственной вазочке и рассматривала в окно дам, идущих по улице с кавалерами и под ручку с подругой. Тех, кто почему-то остался после окончания Сезона в столице и теперь беззаботно фланировал по ставшим куда просторнее улицам, заходил в магазины, кофейни и модные лавки. Тех, кто, как и они с Тимом, заходил в кафе за мороженым, но, в отличие от них, мог позволить себе это делать хоть по десять раз на дню. Глядя на этих дам, Анна пыталась вообразить ту леди Ирэн, герцогиню Девонскую, которой, по всей видимости, принадлежало сердце дракона. Она не могла бы сказать, как пришла к этому умозаключению на основе двух услышанных фраз, но холод, сковавший ее сердце, говорил ей, что она права. Она представляла себе леди Ирэн такой же высокой и темноволосой, как его светлость. В серебряном шелку – как вон у той дамы, улыбающейся своему кавалеру, который только что поставил вазочку с шариком мороженого на столик перед ней. Ее лицо – о, она прекрасна – как вот эта дама, которая остановилась у окна кофейни, нетерпеливо постукивая по мысу сапожка стеком для верховой езды. Должно быть, она только что каталась в парке и вот собирается зайти и съесть мороженого, ждет лишь своих спутников. У нее прямой нос, высокие скулы, румянец на них и яркие полные губы – без всяких косметических ухищрений (и накидка без дырочек в карманах – добавил зачем-то ехидный голосок внутри).

Если бы Анна не смотрела так внимательно в окно, она наверняка пропустила бы, как по другой стороне улицы проехали верхом два элегантных джентльмена. Если бы она не решила выбраться сегодня назло непонятно кому из Ист-Энда, то не увидела бы, как барон Монтегю и лорд Эдвуд неспешно направляются куда-то вместе, и теперь никто не мог бы сказать, что лорд Монтегю не рад видеть своего старого друга – таким оживленным и открытым было его лицо.

Ну что же.

– Тим, ты закончил сражаться с мороженым? Не зайти ли нам в книжный магазин?

Анна разрешила брату выбрать одну и только одну книгу, и пока он мучился выбором перед полкой с приключенческими романами, она позволила себе провести рукой по корешкам книг Хэмиша МакБрайда. Их было немного, гораздо меньше, чем он написал, но они все время раскупались, как сообщил ей услужливый клерк, предположивший, что леди не может найти именно ту книгу, которую ищет. Пожалуй, так оно и было.

В ответ она попросила у клерка позволения оставить у него на прилавке свою визитку и объявление о том, что молодая леди предлагает услуги фонографистки и ремингтонистки. Совсем скоро ей понадобится новая работа, и по опыту прошлого поиска она уже знала, что его лучше начать как можно раньше. Ведь и в самом деле, – в очередной раз напомнила Анна самой себе. – После вчерашнего дня совершенно ничего не изменилось.