Ветер перемен

В предпоследний вагон электрички её запихнули и сжали так, что не пошевелиться.

«Повезло, ещё, что к стенке прижали, – философски подумала Ташка, обеими руками прижимая к себе рюкзак. Она знала, что ближе к конечной народ рассосётся и можно будет со спокойной душой плюхнуться на сиденье. Хотя, сидеть одну остановку это издевательство. Людей в вагоне становилось всё меньше. Вот уже и сиденья радуют глаз наличием свободных мест. В носу у Ташки засвербело. Она чихнула и полезла за платком в карман джинсов. Попутно рука нащупала вместе с платком какой-то листок. Утерев нос, девушка посмотрела на пожелтевший лист, явно вырванный из тетради. На нём каллиграфическим почерком было написано: «Мне нужна помощь». Схематично изображён какой-то дом, а под ним бисерными буквами написан адрес. Смазанные чернила скрыли первую часть надписи, удалось разобрать что-то вроде «…олово дом 5, Лидия Ивченко» и цифры 1939.

Глава 3. Цензоры времени

Глеб ворвался в гардероб торпедой. Молча выхватил у ухмыляющегося Ильи куртку и потопал к выходу, показав приятелю кулак. Тот сначала офигел, а потом помчался за ним. Карина потрясённо наблюдала эту сцену, прикрывшись учебником, а потом расплылась в ехиднейшей улыбке, кажется, в рядах мальчишек раскол, интересно из-за чего? Ну, да с этим можно подождать, но где её носит, эту Щукину? Что можно делать в их библиотеке так долго? Она слегка поддёрнула рукав куртки и взглянула на маленький циферблат на позолоченном браслете. Половина шестого? Однако!

Одногруппница появилась бледная, краше в гроб кладут. Выслушав её оправдания, Карина успокоилась и даже пожалела подругу, действительно, зубная боль не шутки. Договорившись о созвоне, она распрощалась с подругой и поспешила на метро.

Она бежала так быстро, что, когда пробегала под аркой, не заметила тёмную фигуру, при её приближении метнувшуюся в сторону.

Это был Илья, прикрывавший ладонью нос. Между пальцев капало, и он не хотел, чтобы его кто-то увидел.

Плюха, прилетевшая от всегда покорного робкого одногруппника, его ошеломила. Когда он догнал Глеба, и рванув его за плечо, решил потребовать объяснений, ему в лицо прилетел кулак, остальные удары были по корпусу, бил Глеб неумело, но сильно. Илья изумился и сначала впал в ступор, а потом рассвирепел и пару раз двинул этого невесть что возомнившего щенка ногой. Глеб проехался по грязному снегу, с головы слетела шапка. Боль отрезвила его. Не став больше связываться с приятелем, он кое-как встал и поспешил на автобус.

Проездной, с огорчением понял он, кое-как протиснувшись в салон, и сунув руку в карман куртки, вылетел во время драки. С другого конца автобуса уже пробирался усатый контролёр. Пассажиры недовольно ворчали, но вынужденно подвигались, пропуская вперёд работника автотранспорта. Глеб проинспектировал карман джинсов, в котором после посещения столовой вроде бы оставалась какая-то мелочь, торопливо пересчитал монеты. Уф, повезло! На проезд хватает.

– Готовьте ваши билеты, граждане, – в который раз за день повторил контролёр дежурную фразу и бросив взгляд в сторону Глеба поинтересовался:

– Обилечиваться будем, молодой человек?

– Будем, – кивнул Глеб, и протянул контролёру зажатую в кулаке мелочь.

Оторвав от висевшей на плече бобины билет, тот потопал дальше, заунывно повторяя:

– Готовьте ваши билеты, граждане, готовьте билеты.

Глеб пробился к окну и прижался к холодному стеклу лбом. Оправдания случившемуся он не находил. Что на него нашло? Поднял руку на девушку! Набил морду своему другу! Глеб вспомнил удивлённое лицо Щукиной, когда вывернул ей руку, и застонал. Ну он же совсем не хотел, думал вот, удобный случай поговорить наедине, а получилось? Как по одному из протухших сценариев Ильи, которые тот, с ухмылочкой пересказывал зелёному дружку. А зная характер одногруппницы, обходить её теперь придётся десятой дорогой.

Домой добрался уже когда стемнело. Хорошо ещё родители были в театре, иначе пришлось бы как-то объяснять рваную и грязную одежду. Захлопнув дверь, он стянул с себя куртку и брюки, проверил карманы, скатал одежду в большой ком, загрузил её в стиральную машину и запустил стирку. Войдя в свою комнату, открыл шкаф и стал рыться на полке с одеждой. Мельком бросив взгляд в зеркало на дверце, заметил на бедре большую гематому.

«Хорош, – иронично подумал он, – докатился, сын интеллигентных родителей!»

Стараясь не слишком тревожить больную ногу, натянул новые джинсы и надел футболку. Пройдя на кухню, он увидел на столе записку.

«Сын, мы в Мариинском дворце. Мама изъявила желание послушать «Аиду». Будем поздно. Книги, которые мы с тобой вчера обсуждали, на столе в твоей комнате, завтра доспорим». Ниже была приписка от мамы «Глебушка, котлеты в холодильнике. Обязательно разогрей! Не ешь холодные! Картошка в кастрюле на плите. Лимонад в графине. И хотя бы сегодня не читай до полуночи, береги зрение. В буфете – зефир. Не съедай весь, оставь нам с папой! Целую, мама».

Прочитав записку, сын проигнорировал мамино замечание и, достав из холодильника блюдо с готовыми колетами, стал упоённо жевать, не заморачиваясь с разогревом. Что-что, а котлеты мама умела делать такие, что они и холодными были такими вкусными, что язык проглотишь. После парочки котлет и доброго глотка лимонада в голове у Глеба прояснилось. Он взял со стола мобильник и набрал номер.

Долгое время шли гудки, и он уже хотел повесить трубку, когда вместо приветствия в динамике раздалось:

– Похоронное бюро слушает.

– И тебе добрый вечер, – хмыкнул Глеб. – Шуточки у тебя.

– Кому добрый, а кому и последний, – продолжали ёрничать в трубке.

– Виталь, я серьёзно, помощь нужна.

– Что я слышу? Ты таки поддался на уговоры предков и таки решил поступать на физико-математический? Задачка не сходится?

Глеб засмеялся.

– Нет, родителей я уже переубедил. Маму просто попросил представить мои муки среди возвышенных математиков, а папу… Папу почти… Просто – подсунул ему несколько книг по археологии.

– Тогда я не понимаю, какой помощи ты от меня ждёшь, о, юный падаван, если ты с блеском разрулил сию непростую ситуацию.

– Ну у тебя вроде нет проблем с противоположным полом?

– Вроде на меня пока не жалуются, – признал очевидное собеседник.

– В общем, у меня ситуация… непростая, – решился Глеб и рассказал Виталию о происшедшем.

– И? – голос Виталика стал серьёзным, – от меня-то ты что хочешь? Чтобы я твоему дружку морду набил?

– Не надо, – помотал головой Глеб, – я уже. А вот что мне со Щукиной делать?

– А вот тут я тебя утешать не буду, – помолчав сказал друг, – подожди я в комнату перейду.

В трубке послышались торопливые шаги и наконец поскрипывание дивана.

– Так вот, – продолжил Виталий, – ты влип и крепко. Насколько я понял, от этой девицы ты простым «извините» и конфетками не отделаешься.

Глеб второй раз за день почувствовал, как на него накатывает ярость.

– Она не такая! – прорычал он в трубку.

– Ясное дело, раз ты её до сих пор по имени назвать боишься, – согласился Виталик и тоже зарычал, – охолонись, придурок! Что ты ей сказал перед тем, как вы сцепились?

– Велел, чтобы она не подходила к фотографии, – буркнул Глеб.

– К какой фотографии, кретин? Мне, что из тебя всё клещами вытаскивать надо?

– На втором этаже в техникуме, фотография без стекла, – пояснил Глеб, – она старая, мутная, но разобрать можно. Там студентки нашего техникума что-то сажают. Так вот, я заметил, что некоторые детали на ней меняются. Сначала просто не придал значения, а потом подумал, что этот снимок из разряда тех, о которых ты мне рассказывал.

– Что?

– Точнее, не мне, ты со своим другом беседовал, а я случайно за дверью стоял и всё слышал.

– Голову откручу, – пообещал Виталик совершенно серьёзно. – Так, быстро родителям записку оставил, что у меня ночуешь, и дуй ко мне! По телефону такие вещи не обсуждают, – в трубке коротко запищало.

Глеб огляделся, машинка только что закончила стирку. Быстро развесив вещи, он черкнул пару строк на той же записке, что лежала на столе. Со вздохом открыл стоящую на письменном столе копилку, выгреб мелочь. Предстояло поймать такси.

Через полчаса он был на Горьковской. Виталий жил на Кронверкском проспекте, около Ленфильма.

Дверной звонок не успел затихнуть, как дверь, обитая коричневым дерматином, распахнулась. На пороге возник хозяин в джинсах, чёрной футболке и удобном коричневом кардигане крупной вязки, длинные волосы стянуты резинкой, и молча втолкнул Глеба внутрь.

– Я надеюсь, ты никому не сообщал о том разговоре? – поинтересовался он, пока младший брат раздевался в широкой прихожей, вешая шапку и куртку на вешалку из оленьих рогов.

– Виталь, – потрясённый Глеб оглянулся. Старший брат полюбовался видом кузена, стоящего как цапля на одной ноге и держащего в руках разношенные шлёпанцы.

– Ты чего? Когда я тебя выдавал?

– Так вот, дорогой родственничек! Я тебя по-хорошему предупреждаю: если проболтаешься, об археологии можешь забыть. Ты меня понял? Лично позабочусь, чтобы тебя на физмат засунули, а интегралы по ночам в кошмарах снились!

– Да что я такого… – попытался спросить Глеб, но Виталик перебил:

– Пока ничего, – и выразительно повторил, – пока.

– Ладно, топай в комнату, я сейчас приду. Хорошо хоть, ума хватило мне позвонить.

Глеб, пыхтя как сердитый ёжик, раздвинул занавеску из пластиковых трубочек и прошёл в комнату кузена. Войдя, огромным усилием подавил желание хлопнуть дверью так, чтобы африканская маска со стены сорвалась. Жалко, раритетная вещь, всё-таки. Поэтому дверь он аккуратно прикрыл и стал рассматривать фотографии над диваном. Интересно, зачем Виталию старые материалы из журналов? Вот фотография календаря майя, другая – фото с раскопок в Александрии. На третьем какое-то тропическое растение, а это что? А, точно, мумия Тутанхамона. Судя по приглушённым обрывкам слов, доносившимся из коридора, двоюродный брат с кем-то разговаривал по телефону. Почитать, что ли? Наугад вытащив книгу из книжного шкафа, он присел на диван. Открыл обложку и пропал. В себя он пришёл от громкого хмыка над ухом и разочарованно вздохнул, увидев сумрак Питера. А ведь только-что приходилось щуриться от палящего солнца Египта! Глеб недовольно посмотрел на брата, тот всплеснул руками:

– Нет, вы посмотрите на него, он ещё дуется! Тебе объяснить, что чуть было не произошло?

– Если ты о том, что я подслушал разговор…

– За это я тебе чертей потом дам, – пообещал кузен, взлохматив шевелюру. – Подслушиваешь, так подслушивай до конца. Я о той ситуации со старым снимком, – пояснил он.

Глеб заинтересованно кивнул.

– В общем, если кратко, молодой студент Ленинградского университета Сергей Ивченко страстно увлекался фотографией. А так как он был лаборантом на факультете… Да-да, он был химиком и, думается, весьма неплохим. Если бы не война, возможно стал бы гениальным учёным. Как ты понял, отсутствие проявителей и закрепителей в магазинах для него проблемой не являлось, он мог изготовить их сам, были бы нужные ингредиенты. А купить их в магазине химических реактивов – пара пустяков.

В голосе брата послышалась гордость за давно почившего вундеркинда. Но, очевидно, стоять над развалившимся на диване младшим он не хотел, потому что, оглянувшись, придвинул кресло и с комфортом уселся, положив ногу на ногу.

– Так вот, точные обстоятельства неизвестны, но ему удалось перед войной создать… М-м, необычный проявитель.

– Что необычного может быть в проявителе? – изумился Глеб. – Это же не платок фокусника, а химия!

– Много ты понимаешь в работе иллюзиониста, – хмыкнул Виталий. – Их инструменты тоже с секретами. Не суть. Наш фотолюбитель, скорее всего использовал особый ингредиент, превращающий фотографии во временные червоточины.

Глеб обалдело переварил слова кузена, старательно представив себе этот кошмар.

– Жуть, – поёжился он, – а откуда ты об этом знаешь, братец?

Виталий помолчал.

– Ты знаешь, что такое альтернативная история? – вопросом на вопрос ответил брат.

– Ты про попаданцев или про многовариантность событий? Ну, миры, например, где Крымская война до сих пор продолжается, или сильно развилась техника, как в мирах стимпанка?

– Проникновение через червоточины в прошлое более реально, – задумчиво рассматривая Глеба, ответил брат. – Как думаешь, что случится, если кто-то из будущего попытается повлиять на события в прошлом?

– У него ничего не получится, – мотнул головой Глеб. – Максимум себе навредит.

Виталий печально покивал. У Глеба холодок прошёл между лопаток.

– А что были прецеденты?

– Некоторые «энтузиасты», – скрипнул зубами кузен, – пытались отменить восстание декабристов. Это тот случай, когда страж времени (а наша служба существует почти во всех временах) просто не успел изолировать червоточину. Пятеро горе-студентов с истфака, обнаружили червоточину, ведущую в 1825 год.

– И? – Глеб подался вперёд, решив, что про стражей расспросит позднее.

– И… Знаешь анекдот? Декабристы разбудили Герцена. Герцен разбудил Ленина. Ленин разбудил революцию, и теперь все ходят невыспавшиеся и злые?

– Кто ж его не знает, – хохотнул Глеб, выжидательно смотря на кузена.

– Правильно, эти недоумки решили, что если декабристов не будить, все будут спокойно спать. И не нашли ничего лучше, чем сунуться на Сенатскую площадь, куда стягивались полки. И попробовать поговорить с солдатами Измайловского полка, которые уже все были настроены за Константина и конституцию. Результат – студентам намяли бока, потащили к начальству. Офицеры, послушав бред о будущих временах и грозных последствиях, сдали этих олухов в дурку. Там с ними тоже не церемонились. Однако, к их бреду начали прислушиваться. А вот этого допустить нельзя было никак. И до визита высокопоставленной персоны стражу времени удалось вернуть студентов в их время, разумеется, слегка подправив воспоминания. Правда, без последствий для них это не прошло. Один по контракту ушёл в армию, двое – в монастырь, ну, а остальные с тяжёлым расстройством психики угодили в больницу. Итак, вместо пятерых специалистов имеем то, что имеем.

– То есть получается, что вы, – начал соображать кузен, – что-то вроде специальной службы?

– Цензоры, – кивнул Виталий. – Следим, чтобы не нарушался естественный ход времени. А информация в научных кругах соответствовала бы м-м. Степени готовности общества эту информацию принять. И поверь, те, кто надо, в курсе нашего существования. А что касается случайностей, вроде той, о которой я тебе рассказал, может быть и другой расклад.

– Ну?

– Я тебе что, лошадь? Следи за своей речью, Глеб, – слегка обиделся кузен и продолжил:

– Если червоточину сделали из фотографии, как в случае с нашим талантливым студентом, то получается ровно наоборот. В реальности человек умирает, а его изображение на фотобумаге с частичкой души продолжает жить. И нет, умереть оно не может. Во всяком случае, самостоятельно самоубиться не получится. А вот уговорить кого-то, заметившего изменения на снимке, чуть-чуть изменить историю – это запросто. Поэтому тебе, дорогой мой, крупно повезло, что ты отделался кратковременным, хм, умопомешательством.

И потребовал:

– Я должен взглянуть на эту фотографию, немедленно!

Глеб покрутил пальцем у виска.

– Ночь на дворе, Виталь, какое немедленно?

– До наступления ночи, – кузен посмотрел на часы, – ещё два часа двенадцать минут. Вполне справимся. А если, ты о том, что у учебного заведения бывает охрана, то я как бы в курсе, и это предусмотрено. Так что поднимай свою ленивую задницу и пошли.

– Куда?

– Для начала одеваться, на улице холодно, – просветил его кузен. – А потом ты меня очень обяжешь, если не будешь задавать лишних вопросов.

И рявкнул:

– Вставай!

Глава 4. Абитуриенты

Выйдя из дома, они пересекли двор и нырнули в тёмную арку. Виталий, надевший шляпу и кожаную куртку со множеством карманов, подсвечивал фонариком. Выбравшись на тротуар, где снег уже был более утоптанным благодаря прохожим они, вопреки ожиданиям Глеба, пошли не на остановку, а завернули за угол дома, где их поджидала серенькая «Лада». Виталий открыл дверцу и мотнул подбородком, приглашая садиться. Кузен не заставил себя упрашивать и с удовольствием полез в тёплый салон на заднее сиденье. Виталий устроился на переднем. Широкоплечий водитель, тоже в кожаной куртке, но без шляпы, с капюшоном, жестом попросил подождать и, взяв скребок, пошёл отчищать лобовое стекло от подтаявших капель дождя, смешавшихся с первыми снежинками. Наконец результат его удовлетворил. Кивнув Виталию, он сел за руль. Ехали они недолго, но за всё время пути водитель не произнёс ни слова. Привыкший к болтовне таксистов или хотя бы включённому в салоне радио, Глеб удивился путешествию, прошедшему в почти полной тишине, если не считать шум ночного города, естественно. Кузен молчал, будто воды в рот набрал, даже не смотрел на брата.

«– Ну и пожалуйста», – обиделся Глеб и стал смотреть в окно на заснеженные деревья у трамвайной линии.

Машина затормозила у арки. Водитель выпустил пассажиров и поехал в сторону Московского вокзала, предварительно обменявшись жестами с Виталием.

– Что он сказал? – не выдержал Глеб, когда они шли под аркой. – Он глухой?

– Нет, – рассеянно ответил Виталий на последний вопрос, думая о своём, – Этаж какой?

– Третий, – накуксился Глеб.

– Пошли, хныкать после будешь. Да не ко входу, бестолочь! Иди за мной.

Они обошли техникум с другой стороны. На садовом участке рядом со зданием росли тополя.

– То, что нужно, – с энтузиазмом сказал Виталий. – Полезли и перестань сопеть!

Глеб обречённо вздохнул, облапил дерево и полез. С трудом добравшись до первой развилки, он решил передохнуть. Да и руки от соприкосновения с шершавым мокрым стволом замёрзли.

– Нам выше, – заметил кузен, присаживаясь рядом с ним.

– Сейчас, ещё немножко! – попросил Глеб.

Виталий покачал головой,

– Ты так быстрее замёрзнешь, двигаться надо. Не трусь! Ещё немного осталось.

Потрепав брата по плечу, он встал и легко подтянувшись полез вверх.

– Не отставай!

Когда они были на уровне третьего этажа, Глеб оценил толщину веток, свой вес:

– Я дальше не полезу. Чревато.

– Говорил я тебе, спортом надо заниматься? – беззлобно ругнулся Виталик, доставая из кармана цепочку, и бросая на землю.

На глазах у изумлённого Глеба, словно из-под земли, до их ветки выросла подъёмная платформа с корзиной. Вроде тех, в которых ездят маляры и ремонтники.

– Так, ты это мог с самого начала! – задохнулся Глеб. – Зачем же мы на дерево?

– Разработка ещё сырая, долго не простоит, это во-первых, – пожал плечами кузен.

– А во-вторых, – с подозрением спросил Глеб?

– А во-вторых, как я уже сказал, спорт полезен. Лезь давай!

Дав себе обещание набить морду кузену, как только сможет посостязаться с ним в ловкости, Глеб спрыгнул в корзину. Виталий последовал за ним. Окно было закрыто. Виталий тщательно обследовал старую деревянную раму на предмет датчиков. Затем, прижал к стеклу круглую металлическую блямбу на цепочке.

– Нейтрализатор, – пояснил он, – перехватив взгляд брата. – Шум нам не нужен. Теперь можно открыть окно.

Он провёл ребром нейтрализатора по раме, форточка распахнулась. Виталий сунул руку внутрь, повернул защёлку, затем продел длинный шнурок в цепочку, и закинул прибор в окно. Секунды две ничего не происходило. Затем кузен вытащил нейтрализатор и не развязывая шнурок сунул его в карман.

– Прошу, – сказал он и толкнул раму внутрь.

В пустой аудитории было темно, только лунный свет белым пятном падал из окна на пол. Глеб зажёг фонарик.

– Ох и наследили мы, – вырвалось у него, когда луч выхватил из темноты подоконник, с которого они только что, спустились.

– Ч-чёрт, не подумал! – выругался Виталик. На секунду застыл, кивнул своим мыслям и достал салфетку. Обычную белую салфетку, которых полным-полно в любой столовой. И провёл по подоконнику, возвращая ему первозданную чистоту. Затем поочерёдно протёр подошвы своей обуви и пол.

– Держи, – бросил он салфетку брату, – протри свою обувь.

Луч фонарика метнулся. Глеб подхватил абсолютно чистую салфетку, обмахнул подошвы, увидев, как исчезает грязь, кроссовки стали выглядеть словно только что купленные.

– Настоящее волшебство, – восхитился он.

– Никакого волшебства, – буркнул Виталик, закрывая окно. – Обычные технологии будущего и, кстати, верни салфетку, такие вещи строго подотчётны.

– На, – разочарованно протянул брат. Ему явно хотелось оставить такую замечательную вещь себе.

– Что ж ты тогда их с собой таскаешь, – не удержался он.

– Я их не таскаю, как ты изысканно выразился, – ответил Виталий, прикладывая нейтрализатор к двери, явно послужившей не одному поколению студентов и преподавателей, о чём говорили натёртые до блеска бронзовые ручки. – Мне их выдают, когда в том возникает надобность.

Глеб вспомнил шофёра.

– Водитель, да?

Виталий предпочёл проигнорировать вопрос, распахнул дверь, и вышел в коридор.

– Да здесь у вас целая галерея, – оценил он количество снимков, – который?

– А то, – горделиво хмыкнул подошедший брат, и указал фонариком. – Этот, что без стекла.

– Понял, – протянул Виталик. Присел перед фотографией на корточки. Вынул из кармана два металлических шарика, и приложил их к бокам деревянной рамы. Между шариками появилась искра. Она становилась всё шире и шире, и наконец исчезла. В раме, теперь было такое же стекло, как на остальных снимках.

– Дело сделано, уходим, – скомандовал кузен.

– Опять через окно? Я же дверь захлопнул! – возмутился Глеб.

Виталий полюбовался его мордашкой и хлопнул по плечу.

– Ладно, не ной! Пойдём через главный вход.

Охранника они отвлекли хлопнувшей дверью. Пристроившемуся посмотреть очередной сериал усатому детине пришлось с руганью подниматься наверх, а братья под шумок проскользнули на улицу.

– Метро уже не работает, – заметил Глеб, когда они вышли из-под арки. – Я у тебя переночую?

– Естественно, – кивнул кузен, – но я хочу предупредить…

– Мне никто не поверит, – понимающе кивнул брат. – И я не хочу попасть в дурку. Подозреваю, ваше ведомство с меня теперь глаз не спустит?

– Соображаешь, – похвалил Виталий. – Только в следующий раз, дай договорить, не перебивай.

Он помахал рукой с зажатым в ней фонариком и вскоре к ним подъехал автомобиль с молчаливым водителем.

На эскалатор растерявшуюся Ташку занесла недовольная толпа. Пропустив мимо ушей ругань рядом стоящих, между которых, щедро раздавая тычки и толчки пробирались спешащие пассажиры, девушка доехала до самого верха. Когда она вышла из станции, и посмотрела отсутствующим взглядом на остановку, какая-то часть мозга, не впавшая в прострацию, приняла решение. Девушка перешла дорогу и пошла пешком по направлению к дому. Идти было недалеко, всего-то три остановки, но это быстрым шагом. Сейчас она шла медленно и холодный влажный ветер трепал волосы, норовя пробраться за поднятый воротник пальто. Потерпев неудачу, он с досады швырнул в лицо девушке горсть мокрых снежинок. Получив холодную плюху, та очнулась.

«– Ну, наконец-то! – ожил внутренний голос. – Пришла в себя, барышня кисейная! Развезло из-за какой-то писульки. Можно подумать, это первая странная фотография в твоей жизни.»

«– Не хами! – привычно огрызнулась Ташка. – Лучше посоветуй, что делать?»

«– Я ж говорю, мозги на место встали, – проворчал внутренний нахал. – А делать… Сегодня уже ничего, а вот завтра с утреца, по-быстрому, можно и в архив сбегать».

«– Точно, – вспомнила девушка. – Завтра же всего четыре лекции. Ох, есть то, как хочется!»

Она сглотнула, представив себе тарелку горячего борща со сметаной, свиные котлеты, которые мама обещала навертеть сегодня, и прибавила шагу.

Дома её ожидал сюрприз. Во-первых, с порога она уловила ароматы зимней кухни и с удовольствием поняла, что к настоящему зимнему ужину мама сварила свой фирменный кисель. А во-вторых, на диване лежала новенькая кожаная куртка с отстёгивающимся утеплённым капюшоном. Ташка с удовольствием примерила обновку и покрутилась перед настенным, в четверть её роста, зеркалом. То, что сама куртка внутри тоже была отделана искусственным мехом, добавило ей прелести.

Улыбающаяся мама показалась на пороге кухни. Дочь довольно улыбнулась, махровый халат на молнии, купленный ею со стипендии, маме подошёл идеально.

– Ну что, промёрзшая команда, есть будешь? Всё давно готово!

– Мам, – Ташка обняла родительницу и чмокнула в щёку, – спасибо!

– Вот ещё, телячьи нежности! – довольно сказала мама, стараясь отстраниться, но было видно, что ей приятно.

– Мой руки и марш на кухню.