скачать книгу бесплатно
И казалось, что так будет всегда.
– Как я рад, что ты пришла, Нета, – говорит Митька, и по голосу слышно: да, правда рад. – Смотрел репортаж с выставки. Ты превзошла саму себя.
– Да брось ты.
– Нет, серьезно. Если сравнить с институтскими работами, контраст огромный. Ты очень выросла… Изменилась… Другая…
– Ну, это нормально. Не изменяется только мертвое.
– Ты живая. И это классно. Ты действительно отлично рисуешь.
– Спасибо, Митька. Ты очень добр.
– За что благодарить? Это ведь правда. Ты на курсе была одной из лучших. Трое вас всего и было. Ты, Гришка Беркут да Елисей. И то, что у тебя получается сейчас, это классно. И заслуженно. Я очень за тебя рад.
Я смущенно молчу. Есть у меня такая черта – не умею принимать похвалу. Даже если вроде как хвалят за дело. Не понимаю, как это на это отвечать, что надо говорить, как себя вести.
А еще в голову лезут невольные сравнения с Виком. Вспоминается, как он вел себя на выставке. И после. Зачем я пошла с ним? Для чего?
Никто никогда не делает ничего просто так.
Все живут в своих интересах.
Значит, и мне зачем-то была нужна та встреча…
И он, конечно, не просто хотел услышать мое мнение о последних рисунках…
Тем более что по сути… Вик – эгоцентрик, не меньший, чем я. И чихать ему было на то, что я думаю. В душе я это прекрасно знала.
А вот Митьке действительно было интересно мое мнение. И то, что я делаю. И то, что буду делать. И я сама.
Беда в том, что мне не был интересен он.
Мы продолжаем говорить о выставке, обсуждаем общих знакомых. Их у нас, понятно дело, много. Можно сказать, сплетничаем. Но в этом переборе знакомых имен нет злости. Я в который раз ловлю себя на внутреннем чувстве недоумения от этого странного контраста. Если бы моим собеседником был Вик, тут бы лились потоки саркастических замечаний. Сам воздух стал бы ядовитым от желчи. Но с Митькой ничего такого нет… Если ему кто-то или что-то не нравится, он так и говорит. Не стремясь поиздеваться. Просто говорит то, что думает.
Митька неглупый. Но мысль его не обрамляется почему-то сложной оборкой язвительных кружев. Он добродушен. И люди его интересуют постольку-поскольку. Он может потрепаться со мной об однокашниках, но по большому счету ему на них начхать.
Об искусстве с Митькой поговорить тоже интересно. Он в этом понимает. При этом честно признаваясь, что сам не художник, что поступление в академию было ошибкой…
– Неужели ты ничего не рисуешь? Так вообще бывает?
– Ну… Раз в несколько месяцев… Сны… Или там картинки к текстам… Но мало… Чисто для себя… Я не отношусь к этому серьезно.
– Что ты сейчас пишешь?
– Тебе не понравится.
– Скажи.
– Очередной том детективной саги. «Двуликие тени». Не читай.
– Да. Мне не понравится. Ты прав.
– Ну и ладно. Останешься на ночь?
– Ну, надо думать. Куда я пойду в такое время.
– Ну ты ложись тогда на диване, а я тут, на полу, постелю. Как-нибудь.
Мы устраиваемся, и мне становится жаль его. Жаль, что я пришла. Снова пришла туда, где никогда не останусь.
Я прекрасно вижу, как он на меня смотрит. Мне хорошо знаком этот тоскующий взгляд голодного животного. Но я ничего не могу сделать, чтобы как-то унять митькины страдания. Любая моя попытка помочь ему сделает только хуже. Не надо давать надежду, если не собираешься ее оправдывать.
Митька хороший. Очень добрый, умный и, что ни говори, по-своему талантливый. Может быть, он и художником бы все же мог стать, если бы не бросил.
Но я его не хочу. Совсем. Меня не греет его доброта, мне наплевать на его ко мне отношение.
Почему я не могу так же относиться к Вику, которого ненавижу, которого презираю? Почему чувство к нему меня все еще мучает?
Не только ведь в прошлом дело, нет…
Может, просто мы действительно подходили друг другу? Мы были одинаково злы. И одинаково равнодушны к окружающим.
Ведь у меня есть кое-что поважнее,
Проездной и BDSM.
«Anacondaz»
10. МАЛЬЧИК И ЕГО ИГРУШКА
Возможно, и Митька в итоге пожалел, что пригласил меня, потому что утром он разговаривал со мной как-то сухо и старался вообще на меня не смотреть. А может, это были обычные перепады, характерные для творческих. Я так и не поняла. Предпочла молча позавтракать на кухне и смыться.
В отличие от Вика Митька был действительно «просто другом» – в том плане, что у нас никогда не было секса. Но это не значит, что из нас двоих никто этого не хотел. Не хотела я.
Пересечь же границы френдзоны для Митьки было невозможно – может быть, потому что для меня он был слишком добрым. Слишком мягким, послушным. Слишком ласковым.
И еще потому что я была зациклена на Вике. Раньше, когда мы учились вместе. А потом это так и осталось. Какая-то нездоровая навязчивая привязанность. Любовный невроз.
После Вика было многое…
После Вика был Барков.
Дэн нашел меня сам. Как ни банально, в интернете. Как правило, попытки познакомиться со мной таким образом ни к чему не приводили. Порой я даже вовсе закрывала личку – просто не хотела ни с кем общаться. Но с Дэном получилось по-другому…
Чем-то он меня зацепил.
Может быть, просто красотой. Физическим совершенством. У него было практически идеальное тело – тело спортсмена, боксера, и начинающей кинозвезды. Правда, кинозвездой Дэн не стал, хотя попытки были. У него не было настоящего актерского дара, он не умел играть. Мог только мужественно молчать в эпизодах, куда-то бежать, с кем-то драться. Сложные психологические роли были Баркову не по плечу. Для них он был слишком прямым.
Да и конкуренция, и отсутствие специального образования, конечно, сказывались. Тем не менее хотя на большие, серьезные роли Баркова не брали, в эпизодических он успел засветиться.
Как известно, «даже в самом простом из самых простых есть двойное дно». Нереализованные актерские амбиции Барков воплощал в отношениях с женщинами – ведь нет более благодарных слушательниц и зрительниц, если они влюблены. А влюблять в себя он умел. Половину успеха обеспечивали внешность и харизма, другую – опыт. Эгоистичный, расчетливый Барков умел нравиться. Приятные манеры (до светского льва ему было далеко, но и обычной воспитанности мальчика из хорошей семье вполне хватало), умение поддержать беседу, некая скупая галантность очаровывали неизбалованных, не очень уверенных в себе девушек. Такие Дэну обычно нравились больше: на них не нужно было сильно тратиться, не надо было вкладываться эмоционально. Достаточно было поманить пальцем, намекнуть на интерес… Это была его обычная массовка, привычный хоровод обожательниц. Не то что для всех из них он был любовью всей жизни, конечно, нет, но таких у Дэна всегда было в запасе не менее десятка – девиц, готовых прыгнуть в койку, только позови. Может быть, они тоже повышали самооценку за его счет, а может, искренне верили, что спортивный красавчик вдруг решит остепениться и оставить свое сердце у их ног – бог их знает.
В любом случае я не принадлежала к их числу. В моем случае все получилось не так.
В нашей паре интерес шел с его стороны. Это именно он писал мне целый год, еще в то время, когда я была с Виком, скидывал какие-то дурацкие мемасики, смешные картинки, набирающие популярность хиты. Я долгое время относилась к этому как ни к чему не обязывающему виртуальному общению. Месседжи висели непрочитанными, я забывала ответить, но Дэн не сдавался, напоминал о себе. Наверняка он писал и другим, бог ведает, сколько их было, но ведь роман в итоге закрутился со мной…
Когда интернет-знакомство переросло в нечто реальное.
Сложно сказать, отношения с Виком треснули из-за Дэна, или Дэн появился потому, что с Виком все уже дышало на ладан. Скорее второе, ведь когда все хорошо, третий лишний. У нормальных людей поисковый инстинкт включается только, когда все уже сильно не так. Конечно, есть среди хомо сапиенсов особи, для которых естественно иметь несколько партнеров одновременно, но таких все же меньшинство. Много партнеров требуют и много сил, невозможно дробить свое внимание до бесконечности.
И Дэн изначально не выделялся на фоне остальных виртуальных поклонников. Парень как парень… Ну, красивый… Спортивный… Обаятельный… Сильный, но достаточно банальный типаж: темные, почти черные волосы, карие глаза, твердый подбородок, высокие скулы… Лицо «настоящего мужчины» и грация хищного зверя. Дэн выкладывал в сториз эпизоды тренировок в спортзале: у него было действительно красивое тело. В движении он был интереснее, чем в статике, можно было вволю любоваться игрой мышц, танцами с грушей – всем этим мужским великолепием, которое завораживало меня как художника. Потом, когда мы стали общаться теснее, Барков рассказал, что одно время ему пришлось подрабатывать натурщиком – и что это было страшно скучно. Сидеть на одном месте, не двигаться – еще бы… Но писать с него было наверняка интересно… Не сомневаюсь.
Я и сама потом извела гору бумаги, пытаясь передать очертания этого прекрасного, совершенного тела. Холодную, грубоватую улыбку. Циничный прищур усталых глаз. Все пыталась и пыталась, и пыталась воспроизвести то, что меня так очаровывало. И злилась от того, что образ не выходит полным. Настоящий Барков был не похож на того парня, что выводил мой карандаш.
Я пыталась срисовывать по фотографиям, выводить образ по памяти. Получалось одинаково… не то что даже плохо…
Просто – недостоверно.
Барков был другим.
Не таким, как на моих рисунках.
И от бессилия хотелось кусать пальцы и ломать карандаши – вот тебе, вот тебе! Не берись, если не умеешь. Нечего марать бумагу.
Моя рука романтизировала, возвышала этого героя. Мне все хотелось как-то изобразить его как парня с обложки, отфотошопленным, почти идеальным. В то время как привлекательность Баркова была не просто в скульптурных пропорциях тренированного тела, не в симметричных чертах лица… Но в том, как он двигался, как смотрел, в холодной уверенности в себе, маскулинной энергетике самца, запаянного смеху ради в деловой костюм, внутреннем знании о своей настоящей, всамделишной силе. Уверенность в себе привлекательна не менее красоты как таковой, в Баркове же сочеталось и то, и это…
Он пугал, завораживал даже на расстоянии.
А уж когда отношения вышли в онлайн…
Я и вовсе оказалась к ним не готова. Потому что Барков предложил мне то, чего у меня никогда в такой форме не было. Вернее, не то даже что предложил… С ним как-то получилось все само собой, потому что склонность к садо-мазо была у него в крови. Я не думаю, что попадание в «тему» как-то существенно расширило его горизонты. Он таким был изначально, от природы. «Тема» только закрепила то, что и так в нем жило…
Что так или иначе живет в каждом самце, в каждом мужчине.
Стремление брать, не спрашивая.
И я стала его рабыней, его игрушкой. На время.
Это было так странно, так странно – полностью повиноваться воле другого человека, растворяться в его желании, забывая про себя, словно лишаясь своего «я». И это дарило острое, ни с чем не сравнимое наслаждение – и как ни странно, свободу.
С Дэном было очень легко. С ним вообще не надо было думать.
Он все решал сам. Даже если и ошибался, по поводу ошибок не парился, не рефлексировал.
И, наверное, где-то в душе я этого всегда хотела. Просто подчиняться. Не принимать никаких решений. Не заморачиваться.
Передать всю ответственность другому человеку.
Потому что это было в самой природе женской – следовать за вожаком. За тем, кого женщина, девушка им считает.
И все ему прощать. Вернее, даже не думать, не держать в мыслях, что он может ошибаться. Просто идти без рассуждений.
А потом… Потом что-то случилось.
Наверно, Дэн где-то перегнул палку. Сделал действительно, не понарошку больно и плохо. И не раз. Эти перегибы стали систематическими.
Может быть, в его жизни тогда происходило что-то, что у него, такого опытного и умелого, не хватило чуткости понять, что он делает. Что он перестал почему-то меня чувствовать.
Но все чаще после наших встреч я приходила домой не просто ошалевшая, а по-настоящему расстроенная… обиженная…
И в какой-то момент в моем существе созрела не то что мысль, а именно какое-то инстинктивное знание: да какая я тебе к черту рабыня? Кто это выдумал?..
Я не твоя игрушка.
А может быть, я просто привыкла, притерпелась. Мне надоело, быть может.
И я стала избегать этих встреч. Не специально. Договаривалась, а потом «случайно» забывала. Или происходило что-то, что отвлекало. Хотя в начале нашего романа ничто на свете не отвлекло бы меня от этого чуда из чудес, от этого Мистера Совершенство.
Но наступил момент, когда привычная схема сломалась. Тяга перегорела сама собой.
Барков злился. Не хотел принять. Хотя нельзя сказать, что бегал – я у него была не одна. Но все-таки раздражался и пытался вернуть то, что недавно было его без всяких условий. Просто так. Потому что звезды сложились.
Мой отец сказал:
«Ничего не выйдет»
Но я продолжал,
Хотя был в обиде.
Остап Парфенов
11. БОЛЬШИЕ НАДЕЖДЫ
Вика бесило количество людей в моем окружении. Он, замкнутый интроверт, всегда говорил о том, что мечтает жить в хижине в Тибете. Конечно, совсем без людей и ему было невозможно (так не может никто), но он стремился минимизировать контакты. Общался в основном по работе, с родственниками очень редко. Когда-то очень близко – со мной, а после меня так тесно – ни с кем. Он всегда говорил о том, что в семье его если и понимали, то как-то не так… У него было два друга еще со школьных времен, но и с ними он виделся нечасто. Взрослая жизнь развела всех по разным углам.
Как-то раз, когда я ему сообщила о необходимости очередной встречи с очередной подругой, он обмолвился: «Иногда мне кажется, я тебе завидую. А иногда не очень».
Конечно, завидовал-то он не количеству друзей и приятелей (столько ему было не нужно), а скорее тому, что у меня были на них время и энергия.
Но тут я ничего поделать не могла. Если бы он хотел с кем-то общаться, ради бога, я ведь никогда не препятствовала. Я даже была бы не против, если бы он дружил с другими девушками – как говорится, баш на баш, все должно быть по-честному. Why not? Вик же сам от всех отстранялся, разгонял людей, которые могли бы составить ему компанию. И сделать с этим что-то я была не в силах. Я же не могла влить в него больше энергии, чем у него было.
При этом, разумеется, Вик не был каким-то абсолютным аутсайдером, которому в жизни ничего не светит кроме экрана монитора. Он был умен и по-своему обаятелен. Его сарказм и черный юмор вполне котировался в молодежных компаниях, а при желании он мог даже сыграть роль современного джентльмена. Он умел к месту произнести оригинальный тост, рассыпаться в комплиментах, преподнести необычный подарок, который надолго запомнится – одним словом, проявить себя. С ним никогда не было скучно (из-за чего мы, собственно, и были так долго вместе).
Бабушка, когда была жива, надеялась на то, что мы поженимся. Она не без оснований считала его интеллигентным мальчиком из хорошей семьи. Ей хотелось, чтобы рядом со мной был кто-то вроде него – воспитанный, чуткий, с манерами. Домашний, без вредных привычек и гулящих друзей.
Бедная бабушка. Она не понимала, что все это – вовсе не залог семейного счастья.
