скачать книгу бесплатно
Она была ценна для меня чем-то другим.
Может, каким-то звериным умением жить, устраиваться получше, животным чутьем на людей и обстоятельства, инстинктивной расчетливостью – тем, чего у умной, благородной Али вообще не было. Пока Аля корпела над тетрадями, Ляська успевала сгонять на брови, маникюр и в парикмахерскую – и у нее с мужем как-то так было поставлено, что на это всегда находились деньги, и никто не смел осудить молодую мать за бесцельно потраченное время.
В глубине души я подозревала, что Ляська как будто умнее Али. Ведь Аля, при всей ее искренней любви к работе, все же перенапрягалась до неврозов, а Ляське это было просто чуждо. Она никогда не взваливала на себя больше, чем могла и хотела унести. При этом ее нельзя было назвать ленивой, она именно знала меру.
Наверно, я просто хотела уметь так же. Жить, не напрягаясь.
Понимая при этом, что никогда так не смогу – во-первых, в силу опять же природного максимализма, во-вторых, из-за, в общем, равнодушного отношения к материальному, к комфорту. Для Ляськи я была чокнутой творческой подружкой из детства, ну а она для меня – может быть, лучшим образцом материнства, который я знала. Без зацикленности и психозов. Постоянные разговоры на околодетские темы не тянули на зацикленность, потому что мне было с чем сравнить: иных из родивших приятельниц впору было сдавать в психушку, они вообще не были способны ощущать себя иначе как матери. При этом зачастую в отрицательном ключе: я плохая мать, я делаю все неправильно, я не справлюсь, спасите-помогите, ааааа. От таких хотелось бежать как от огня, от них за версту несло каким-то невротическим расстройством, от которого всем окружающим, включая ребенка, думаю, было совсем не хорошо.
Да, Ляська была адекватной. Сравнительно нормальной. Ведь все остальные были еще хуже.
Нет-нет, я ничего не имела в принципе против детей и материнства… Я даже очень хотела детей, только – не сейчас… Когда-нибудь потом. Когда я вырасту.
Когда у меня будет уже много-много сделано, будет имя, всенародная слава, деньги и любимый человек рядом…
Не такой, как Вик.
Не такой, как Дэн.
Не такой, как все те, кого я знаю.
Я понимала, я слишком хорошо понимала, что дети – это навсегда. Дети сокращают пространство выбора до одного-единственного варианта. Я должна буду быть с их отцом, даже если разлюблю его, даже если мы утратим интерес друг к другу… Дети – это так много обязанностей, это такая жуткая, до оскомы ответственность.
Это необходимость быть взрослым, даже если ты к этому совсем не готов.
Даже если тебе этого совсем не хочется.
И поэтому в душе я как-то тихо завидовала Ляське, завидовала тому, как ловко она со всем этим справляется… И понимала, что я, наверное, так не хочу. Еще нет.
Под конец вечера подружка накормила меня куриным супом (где бы я еще могла его поесть?), мы выпили еще по кружечке чайковского, и я побрела домой. В гордом одиночестве.
Пошел дождь, а я как обычно вышла без зонта. И я шла, жадно глотала влажный, пропитанный запахами прелой листвы и автомобильных выхлопов воздух и смотрела по сторонам. По улицам сновали озабоченные прохожие: хмурые лица, серые тени, куча нерешенных задач во взоре. Бодрые пенсионерки, нагруженные пакетами из сетевых магазинов. Подтянутого вида дамы, выгуливающие породистых собак. Неказистые мужички с запахом вчерашнего перегара, тут все понятно: жена достала, на работе начальник орет да и вообще в жизни хорошего мало. И даже школота по пути попадалась усталая: то ли вторая смена, то ли ползут домой после тренировки.
Какой-то парень курил на остановке, и я на мгновение затормозила, приглядываясь. Высокий, стройный, в хорошем пальто, с интересным, умным лицом. Очень аккуратно одетый, что называется «с иголочки», симметричные черты лица, морщинки вокруг глаз. Уже не очень молод… Тридцать шесть или около того… Меня он не замечал, видимо, думал о своем.
Мне пришло в голову, как хорошо было бы нарисовать его вот так: в осенних сумерках, с сигаретой, совсем одного. Это было похоже на рисунки Вика, только он обычно концентрировался на девушках в шарфах и шляпках. У нас у всех свои фетиши.
Наконец парень поймал мой взгляд. Я смущенно улыбнулась и отвела глаза. Нет, красавчик, я не собираюсь знакомиться с тобой, в моей жизни и так все слишком сложно…
Не смотри на меня, я только камера, что ищет удачный кадр, я бинокль, через который глядит вселенная, я та дверь, из которой попадаешь в неизвестность. Я не твоя судьба и даже не подруга на вечер. Я никто.
Не смотри, не смотри. Пройди мимо. Целее будешь.
Позвони мне, позвони.
Р. Рождественский
8. В ПОИСКАХ УТРАЧЕННОГО ВРЕМЕНИ
Придя домой, я забралась в ванну. После вечерней прогулки под дождем хотелось согреться. Телефон остался в комнате, и вот, выбравшись, я обнаружила пять пропущенных от матери.
Она никогда не звонила один-два раза.
Если ей хотелось меня слышать, она нажимала на кнопку вызова, пока не надоест.
С упорством, достойным лучшего применения.
Вздохнув, я перезвонила. Хотя не хотелось. И что-то внутри, может быть, жизненный опыт, пищало «не надо».
Мать взяла трубку почти сразу.
– О, прорезалась, – прокомментировала она мой звонок. И я внутренне содрогнулась от этого хорошо знакомого, немного ироничного, властного, как будто чуть-чуть манерного голоса. Мне всегда казалось странным, что многие знакомые семьи говорили, что наши голоса похожи – я всегда свой представляла совершенно другим.
И еще страннее было думать о том, что пройдет время, и стану похожа на мать – потому как те же знакомые твердили о нашем сходстве уже сейчас. Себя же я всегда видела совсем другой.
– Смотрела я вчера репортаж с выставки, – продолжала женщина, благодаря которой я появилась на свет. – Почему ты всегда в темном? Ты надень хоть что-нибудь светлое, тебе не пятьдесят лет. Да и туфли ты какие-то выбрала… С открытым носом уже не носят.
– Надела что было, – быстро, на упреждение, огрызаюсь я.
– Так это плохо, что у тебя такой маленький гардероб. Надо думать о том, как выглядишь, девочка моя. Ты хоть маникюр-педикюр делаешь, как я сказала?..
– Маникюр да, а на ногах я не люблю…
– Ну и зря. Ты чего ждешь, пенсии? Кстати, как у тебя с деньгами?
– Ну… немного есть…
– Ладно… Боюсь уже спрашивать… как на личном?
– Ничего интересного.
– Может быть, оно и к лучшему. Этот твой, картавый, не прорезался?
Мать про Вика, с горловым «р» которого не смог справиться даже самый опытный логопед в городе. Мать всегда его терпеть не могла.
– Нет, мама, мы не общаемся…
Вспомнив вчерашний кофе, я стараюсь сделать свой голос максимально убедительным.
– Мне вообще передавали, у него девушка.
Никакой девушки у Вика нет и в помине, но матери об этом знать необязательно. Она разражается гомерическим хохотом.
– Ну, посмотрим, посмотрим. Такой, как ты, ему не найти. А этот… который… ну помнишь, такой видный?..
Это уже про Дэна.
– Нет-нет, мам, он не появляется тоже. Это все в прошлом. Я вообще решила отдохнуть. Побыть одна. Заняться творчеством.
– Ну, может быть, это и правильное решение, – тянет мать, но в голосе ее нет уверенности. – Ты главное, аккуратнее… Прошу тебя… Подумай о здоровье…
– Мама! Я же сказала, я ни с кем не встречаюсь! Абсолютно! У меня сейчас вообще другие проблемы!
– Да?.. Интересно… Интересно, какие такие у тебя проблемы… Кстати, ты вот больше в этом понимаешь… Ты бы какой сайт знакомств посоветовала?.. А то я не знаю… Их так много, глаза разбегаются… Куда ткнуть, не знаю…
– Мама, не вздумай! Умоляю тебя!
– А я что? Я ничего. Так, поприкалываться. Да ладно, ты что, юмора не понимаешь? Шутка!
Маман заливисто хохочет. Я стискиваю зубы. У меня нет никакой уверенности, что это шутка.
– Мама, я тебя очень прошу…
– Анечка, я пошутила, – в голосе матери прорезаются стальные нотки. – Давай не будем об этом больше. У тебя точно есть деньги?
– Да, мама, конечно… Немного, но…
– Ну ладно. Кстати, как там твой папаша?
– Вроде нормально. Штатно.
– Ну передавай ему привет. Ладно. Некогда мне с тобой. Я тут блины пеку. Пока!
– До свиданья, мамочка…
Еще чуть-чуть, и мне пришлось бы вытирать холодный пот со лба.
На душе неспокойно. Если мать спросила про отца и тем более про сайты знакомств, это значит, в ее браке что-то очень не так. Не так, не так, не так…
Порой я искренне сочувствовала ее второму мужу, московскому офицеру, когда-то настолько очарованному веселой обаятельной провинциалкой, что он не задумываясь взял ее в жены и прописал в своей квартире. Павел Игоревич был старше матери почти на двадцать лет, после развода с первой женой он прокуковал в холостом состоянии лет пять, а потом вновь дал связать себя цепями Гименея. Мне всегда казалось с его стороны это поступком, свидетельствующем о безрассудной храбрости – я как никто знала, как тяжело жить с моей матерью. Частые смены настроения, капризность, непрошибаемая уверенность в собственной правоте соседствовали с потрясающей харизмой и чувством юмора. От харизмы и чувства юмора я лично была не в восторге, так как имела удовольствие наблюдать их с рождения, а вот перепады настроения и склонность говорить что думаешь ввергали меня в тоску. Порой мне хотелось, чтобы мать вообще не интересовалась моей жизнью, но это было просто невозможно – я была ее единственным ребенком.
Я представила, к чему может привести их развод, и едва не заорала от бессильной ярости. Возвращение матери в родной город означало для меня лишиться квартиры, деньги с аренды которой позволяли вести образ жизни свободного художника. Только не это!
Впрочем… Неужели маман допустит, чтобы муж ее выгнал? Она всегда действовала строго в своих интересах, в ее жизни просто не было ситуаций, когда она оказывалась в глубоком проигрыше. Маман падала по принципу кошки, приземляющейся на все четыре лапы. Что бы ни случалось, она никогда не уходила в минус. Долги, кредиты, пьющие друзья и подруги – в жизни матери все утрясалось как-то само собой. Если она не справлялась со своими проблемами сама, кто-нибудь приходил на помощь. Тем более что у нее, экстравертной, обаятельной и жизнелюбивой, действительно было везде много друзей.
Подумав об этом, я решила успокоиться. Нет, это, должно быть, так… Волнения момента… Нечего переживать раньше времени…
Замечание маман об отце заставил меня вспомнить и его. Наша последняя беседа, также телефонная, состоялась неделю назад. Отец позвонил с дежурным вопросом о здоровье и текущем состоянии дел и, как и всегда, я поймала себя на четком ощущении, что звонит он как будто не мне и не из-за меня. Потому как, спрашивая обо мне, слушал он всегда как будто невнимательно и не вникая, мои дела были ему неинтересны. А главным был вопрос в конце нашей беседы «Как там твоя мама?» И звонил он только для того, чтобы его задать…
И вдруг я подумало, меня осенило: да у них же как будто не кончилось, не кончилось, хотя они уже много лет не видятся. У них так, как у нас с Виком, что-то продолжается, несмотря на все громкие заявления и пафосные декларации. Только продолжается уже не физически, а в их головах.
Зачем так жить, о боже, зачем, ведь пока ты не выкинул из головы, не выгнал из сердца другого человека, у тебя не будет ничего нормального нового, не может быть…
Зачем же искать вчерашний снег, зачем жить прошлым, зачем вновь и вновь возвращаться к прожитому, к тому, что осталось позади. Разве это не безумие, разве не издевательство над самим собой? Но сколько людей так живет, совершая одну и ту же ошибку – пытаясь вернуться туда, куда уже нет возврата. Потому что нельзя войти в одну и ту же реку. И мы не можем стать теми, что вчера.
И только наша память вновь и вновь обманывает нас, заставляя, как ослика за морковкой, бежать за прошлым в тщетных поисках вчерашнего счастья.
Что бы ни случилось я буду тебя жалеть,
Мой жилет впитывает твои слёзы уже столько лет.
И не перестану тайно тобой болеть,
Продолжая этот бесконечный балет.
«Та сторона»
9. КОТЫ И КАСТАНЕДА
День был тяжелым, конечно, не настолько тяжелым, как вчерашний, но я все же устала и уже точно не собиралась никуда идти. Тем не менее сообщение в телеграме заставило меня изменить свои планы.
Писал Митька, давний товарищ по академии, самый классный из установщиков систем вентиляции и кондиционирования и самый клевый из современных писателей, которых я знала. Справедливости ради, ни среди тех, ни среди других знакомых у меня больше не было, Митька Шпиленок был единственным в своем роде.
«Нета, смотрел новости, выставка просто супер! Заходи ко мне, отметим. С меня пиво и сухарики».
Я тупо перечитала месседж несколько раз, пытаясь вникнуть в то, что скрывается за сухими словами послания. На часах было уже девять, и самым разумным было бы бахнуть чайку и пойти спать.
Однако когда это Нета Нежданова поступала разумно? Если такое и случалось, то за давностью лет никто и не вспомнит.
И плюнув на заслуженный отдых, я снова надела пальто. Хорошо еще, юбку и колготки снять не успела.
Художником Митька был, скажем так, посредственным. На третьем курсе он вообще оставил учебу и пошел работать (кажется, пытался с пацанами чинить бытовую технику и мобильные телефоны, я точно не помнила). А вот книжки писать не бросил. У него было имя в современном сетевом самиздате – Митька творил длинные психоделические детективные романы. Психоделические – потому что, несмотря на то, что дело происходило вроде бы в российской глубинке, вели себя его персонажи, как индейцы из романов Карлоса Кастанеды. Упражнялись в глубоких философских дискуссиях за банкой пива, рассуждали о жизни и смерти, добре и зле, пути, избранничестве, сущности мужского и женского и прочих важных вещах. Порой его герои выходили за пределы сознания – пиво помогало в этом не хуже кактусов. И, в общем, делалось ясно, что не столь и важно, кто убийца. Интрига в митькиных псевдодетективах была больше идеологической.
Литературное творчество Митьки было, скажем так, специфическим продуктом, но в современном мире практически на всякий товар найдется покупатель. Так что и у моего товарища были свои постоянные читатели, с нетерпением ожидавшие новой «проды». Они оставляли длинные комментарии под митькиными текстами, в деталях анализируя результаты пивных посиделок его персонажей.
Внешне Митька представлял из себя высокого (не меньше ста восьмидесяти пяти сантиметров), светлорусого добряка с небольшим, но все же ясно очерчивающимся брюшком под рубашкой. В чертах его лица было что-то прибалтийское. Благодаря росту и какой-то природной харизматичной импозантности Митька был бы весьма привлекателен для женщин, во всяком случае какой-то, творческо-интеллигентной их части… если бы не лень и неуверенность в себе.
Периодически я пыталась поднять его самооценку, уговаривая завести отношения, для начала хотя бы зарегистрироваться на каком-нибудь сайте знакомств, но безуспешно. Те же романтические истории с его участием, о которых мне было известно, остались во временах едва ли не студенческих.
Жил Митька недалеко, до его дома можно было добраться пешком минут за двадцать. Что я и сделала.
Квартира моего товарища – на первом этаже старого двухэтажного дома, выкрашенного краской песочного цвета. Доставшаяся от бабушки однушка, которую Митька делит с двумя котами. Мебель тоже бабушкина, советская, на стене ковер с геометрическим рисунком, у стены – печка, пригодная к использованию. Во дворе дома сохранились дровяники. В мае и сентябре, когда еще не работает центральное отопление (оно в этом доме тоже было), жители с удовольствием топят печки – известно ведь, как сыро и неприятно в это время в наших краях.
В митькином доме даже нет домофона, он как будто приплыл из прошлого века. Стальная дверь обклеена нелегальной рекламой, которую периодически сдирают. Ветер колеблет бумажные огрызки, будто стремясь очистить гладкую поверхность. В подвале живут кошки – их, судя по всему, не менее десятка. Зато, наверное, и крыс нет…
Симбиоз. Это тоже симбиоз своего рода. Полудикие кошки и люди, от тепла и кормежки которых они зависят. Точно как я и те, кто покупает мои картины. Не могу сказать, что я люблю их. По большей части я о них вообще не думаю. Но то, что рождается из моей головы, что выходит из-под моих рук, людям зачем-то нужно. Не знаю зачем.
Можно сказать, что людям одичавшие коты не нужны. Но для чего они тогда их кормят? Жалость – не аргумент. Значит, есть такая потребность – кормить. Если одинокая бабушка выносит на улицу недоеденную еду и куриные косточки, значит, ей это зачем-то надо.
Никто не делает ничего просто так.
А Митьке зачем коты? От них шерсть и лотком надо заниматься, а Митька ленивый. Да все, наверно, для того же.
Чтобы заботиться.
Чтобы было кого любить.
Конечно, он меня ждал. В колонках, подключенных к ноуту, играла «Ария», на кухне, на сковородке, под крышкой доходила картошка. И пиво тоже ждало – а как же. И сухарики. И меня даже умилила эта предсказуемость, эта никуда не девающаяся постоянность. Когда я заходила год назад, все было так же. И два, и три…
