Иоланта. Первая и единственная. Иоланта. Битва за Землю.

И опять мой рот в удивлении приоткрылся.

– А остальные люди? Они проходят значительную коррекцию? Насколько психокорректор вмешивается в природу человека?

– Есть стандартные программы. Усиливаются те качества, к которым и так человек склонен. Например, чувство прекрасного и усидчивость, если есть склонность к рисованию. Музыкальный слух, если человек любит музыку. Ну и общечеловеческие ценные качества – доброту, сострадание, терпимость.

– А что убирают, уменьшают?

– Агрессию, жестокость, черствость, жадность. Это обязательный набор. И потом – индивидуально у каждого есть свои перекосы. Для этого психокорректоры и учатся три года, чтобы каждая коррекция была уникальной и лучшей для человека и окружающих.

– Я уже жалею, что не стала психокорректором… Мам, тебя что-то беспокоит?

– Ты завтра выходишь на работу. И как раз в село Крутое, сопровождать скоморохов на коррекцию. Я просила твоего начальника, чтоб тебе дали другое задание, но у нас так мало полицейских, ведь за последние годы происшествий почти не было. Там будут почти все лучшие. Ты – лучшая с последнего курса.

Лена тяжело вздыхает.

– Да и Маша одобрила. Считает, что чем раньше ты вольешься в свою обычную жизнь, которая была до травмы, тем лучше для восстановления.

– Мама Лена, я буду беречь себя.

Ну я-то знаю, что для меня скоморохи абсолютно безопасны. А оборотней, наверняка, и след давно простыл, не дураки же они попадаться полиции.

7. Опустевшее село.

На следующее утро наш отряд полиции быстро выгрузился из грузового автолета в начале села. Полицейские разделились по двое и мелкими перебежками направились к домам. Миновали рощу, где меня ранили, и хоть раньше наши здесь прочесали каждую травинку, у меня по спине пронесся неприятный холодок. От отца я знала, что преступников, напавших на меня, до сох пор не нашли. Я подхожу к дому Димы и Паши. И вдруг, останавливаюсь от неожиданности. Из дома через открытое окно слышны два мужских голоса, они о чем-то спорят. Неужели не ушли? Но на что они надеются? Решили покориться судьбе?

С нетерпением захожу в дом, и облегченно выдыхаю. Там никого нет, лишь работает старенький кассетный магнитофон середины двадцатого века. Там записано представление с Петрушкой.

– Так ты отказываешься быть, как все? Быть частью нашего общества, свободного и прекрасного? – спрашивает жандарм.

– Отказываюсь, господин жандарм, категорически и бесповоротно.

Мой напарник, по случайности или нет, – мой бывший ухажер Альберт, подходят к магнитофону. Берет его в руки.

– Что это такое?

– Какая-то доперезагрузочая техника.

– Вот чурбан! – говорит жандарм на кассете. – Взять его! Мы все равно сделаем тебя счастливым и свободным! Как ты не упирайся!

Слышен отчаянный плач Петрушки. Мой напарник выдергивает провод из розетки. Магнитофон выключается.

– Кажется это сатира на нас с тобой, – с иронией говорю я. – Это мы – жандармы. В этом есть доля правды, как думаешь?

– По-моему, очень топорно, – считает Альберт. – Не стоит вникать в их культуру, она лживая, как и все они. Невозможно быть честным без коррекции. Но по форме эти выступления привлекательные. И можно заразиться их идеями.

– Ну теперь-то не от кого заражаться, все ушли. А насчет того, можно ли быть честным без чипа, я думаю, можно.

– Ну, если ты о себе – верю. Ты особенная.

Альберт подходит ко мне. Кажется, он хочет сделать какое-то движение, чтобы нарушить мои личные границы. Природа здесь так действует на инстинкты, что ли?

Я быстро подхожу к низенькому окну, раздвигаю занавески и выглядываю во двор.

– Смотри, есть один дед, в соседнем доме. Сидит на завалинке, как ни в чем не бывало.

– Завалинка, это что?

Но я не отвечаю. И мы спешим к соседнему дому.

У соседнего дома сидит мужик лет шестидесяти в шортах, футболке и сандалиях на босу ногу.

– Добра вам! – мягко говорю я.

– Встать! Вы должны приветствовать полицию! – рявкает Альберт.

– Физкульт-привет, полиция! Извиняйте, встать не могу, ноги не ходят.

– И вас в таком состоянии одного оставили? – посочувствовал мой напарник. – Как так получилось?

– Хотели взять, но я понимал, что всегда буду для них обузой. Буду их тормозить. И уговорил их меня оставить.

– Не волнуйтесь, вас вылечат и ноги снова смогут ходить. Даже бегать будете. – пообещал Альберт.

– Но для этого нужен чип, так ведь? – с тревогой спрашивает дед.

– Так. А почему вы так боитесь чипов? Они не стирают вашу личность, как вы думаете, только немного корректируют. Но взамен дают так много хорошего. Как вас зовут?

– Макар. А из чего личность состоит, как думаешь, парень? Из того, что корректируют. Если я не такой злой, грустный, как до корректора, то это уже и не я. Понимаешь?

– Вы, только ваша лучшая версия.

К нам подходит капитан отряда.

– Прекратить демагогию! Куда ушли остальные скоморохи?

– За стены ушли, а куда точно – мне не доложили. Знали, что вас встречу. – усмехается дед.

– Они же там погибнут! – удивляется Альберт.

– Вероятность большая. Но небольшая плата за свободу. Так они считают.

– В связи с постановлением правительства номер 31780, о признании организации скоморохов вне закона и их чипизации, вы, Макар, задержаны для принудительной коррекции личности. Альберт, подгони автолет!

И пока испуганного деда Макара грузят в автолетозак, я вдруг так ясно представляю себе, как колонна из старых груженых машин, работающих на бензине, и навьюченных лошадей идет по проселочной дороге. Дальше дорога кончается, впереди лес. Дмитрий и Павел вылезают из первой машины.

– Приехали?

– Да, – Павел кричит остальным, – выгружаемся, дальше только пешком.

Усталые люди выходят из машин, разминают ноги.

– Не было печали, так оборотни пожаловали, – Дмитрий открывает багажник, берет оттуда канистру с бензином. – Кто они, как думаешь?

– Пришельцы или искусственно созданные существа. Но точно знаю, что они опасны для людей. Уверен, что этим одинаковым ушлепкам потребуется наша помощь.

– Тут бы себе помочь, – Дима достает из кармана брюк упаковку жвачки, достает одну пастилку и кладет в рот.

– Да, не знаю, за что хвататься, – вздыхает Павел, – как в том анекдоте про обезьяну и умную и красивую. Хоть разорвись.

Люди потихоньку выгружают вещи и нестройной толпой уходят в чащу. Из-за деревьев на них смотрят чьи-то внимательные глаза.

8. Полицейские будни.

Кажется, я уже вполне освоилась со своей жизнью. Звание лейтенанта полиции, которое нам с Силой присвоили сегодня, оказалась очень кстати. Я была в курсе всех последних новостей. А новости были странные. Лица оборотня, фоторобот которого художник нарисовал по моему описанию, нет ни в каких базах данных. Толи я плохо его запомнила, толи он – новое существо, созданное каким-то ученым в подпольной лаборатории, толи – пришелец с другой планеты, незаконно пробравшийся на Землю.

Я сидела за столом в полицейском участке. Текучее прозрачное кресло, принимающее форму спины, скорее подошло бы для сна, а не для работы. Передо мной светился монитор, я нашла записи дела 3015 года, того убийства женщины, которое показывала мне мама, увидела события глазами жертвы (не для слабонервных), посмотрела суд над ее мужем. Правда, лица убийцы я не видела, какой-то стажер-полицейский снимал его со спины, но в голосе преступника слышалась неподдельная растерянность. Мужчина был дальнобойщиком, прилетел из рейса на Венеру, на следующее утро – рано, часов в шесть, пошел на рыбалку, наловил угрей, пришел, а дом обыскивают полицейские. Поскольку их дом стоял на отшибе, свидетелей почти не было. Больше всего я жалела мальчика, который потерял сразу мать и отца. И хотя на суде его не было, я легко могла представить тот ужас, который он пережил.

Ссылка на Марс, работа в тяжелых условиях, ежедневное по восемь часов пребывание в респираторах и защитных костюмах – единственное наказание для немногочисленных преступников. Тюрьмы признаны неэффективными и их больше нет. Но для отца мальчика, по-видимому, наказанием была не ссылка, а разлука с сыном. Когда его уводили, он обернулся к залу и отчетливо произнес.

– Я невиновен, передайте сыну! Невиновен!

Глядя на записи суда, я чувствовала почти физическую боль. Самое удивительное, что чип этого мужчины был в норме, уровень агрессии никак не предполагал такого жестокого убийства. Что же могло заставить молодого мужчину двадцати пяти лет убить свою любимую жену? Загадка. Найти бы этого мальчика. Эх, надо было спросить у Димы с Пашей об этом убийстве. Но как-то не сообразила. Единственная ниточка к тому времени – дед Макар. Его я и собиралась допросить, и чем скорей, тем лучше, желательно до коррекции личности. Я знала, что всех оставшихся немногочисленных скоморохов отправили проходить коррекцию в больницу, где работала Марья Ивановна. Заодно сгоняю к ней в соседнее отделение на реабилитацию. Жаль, что пока я так и не смогла найти какой-либо связи между этим старым делом и нападением на меня, кроме названия села.

С сожалением, встала из удобного кресла, закрыла ноут. Подлетая к больнице, я поймала себя на мысли, что в скором времени я буду единственная на планете, у кого нет чипа. Мама боялась, что я буду все забывать без него, но моя память оставалась на удивление отчетливой. И избирательной: что-то я помнила совершенно ясно, других же событий не помнила вовсе.

Я нашла деда Макара в очереди на коррекцию. Он обрадовался возможности отсрочить чипизацию хоть на время нашего разговора. Мы сели на стулья в огромном фойе, подальше от всех.

– Вы помните то единственное убийство, которое произошло в селе пятнадцать лет назад?

– В 3015-том. Конечно. Такое не забудешь, если нет склероза или болезни Альцгеймера.

Я пропустила мимо ушей незнакомые слова.

– Знали эту семью?

– А как же! Прекрасные люди. А какая любовь у них была! Драма, почище Шекспира.

– Так почему он ее убил?!

– Не убивал!

Я картинно развожу руки в стороны, делаю большие глаза.

– А кто убил?!

Дед зачем-то огляделся по сторонам, склонился ко мне и чуть слышно прошептал.

– Морок.

– Это дух такой, про которого на суде его бабка кричала? Который истину закрывает, а людям миражи показывает?

– Точно так!

– Нет никаких мороков! Мракобесие и невежество.

– Думай, что хошь, а убил Морок. Вселился в Ивана и убил. Другого ответа у меня нет, – дед поджимает губы.

– Ясно. Не все предки слезли с пальмы. Ну, ладно…. А вы не помните, как мальчика звали, сына этого осужденного? И как его судьба сложилась, случайно не знаете?

– Прекрасно помню. Митей звали. И судьба у него хоть и трудная, а неплохая. Спрятали мы его, не дали забрать вашей опеке, а потом хорошие люди усыновили. Вырос и стал правой рукой главы села. Нашего. И скоморошьего союза. А ты разве не знаешь его?

Дед хитро улыбался.

Вот так поворот! Митя, он же Дима, правая рука Главы села, Павла. Почему я не догадалась раньше? Ведь видела фотографию семилетнего мальчика в материалах дела. Почему не поняла, что он и Дима – одно лицо?

Как же не вовремя мой отец со своим законом. Можно было бы аккуратно расспросить Диму об этой истории.

– Слушай, а ты бы не могла как-то повлиять, чтоб меня не сильно изменяли?

Дед смотрел на дверь врача-психокорректора, как на пыточную средневековья.

– Как? Я же тут не начальник.

– А ты попроси. Попроси все-таки. Ты ж полиция, тебя послушаются. Глядишь, и я что-нибудь еще вспомню о том времени. Сейчас как раз моя очередь.

И дед, обняв меня за талию увлекал к двери врача. Вот манипулятор. Пришлось сочинять историю про ценного свидетеля. Врач обещала минимальную коррекцию. Дед проводил меня благодарным взглядом.

А я опять занялась размышлениями над делом 15-летней давности. Эх, Дмитрий, или хоть Павел Олегович, пригодились бы вы мне сейчас. Вдруг в памяти явственно всплыла картинка. Солнечный свет на половике и полу, кошка, играющая с солнечным зайчиком. Моя голая рука, лежащая поверх одеяла. Дима, стоящий в одних трусах посреди хаты, пьет молоко прямо из банки, так жадно, что некоторые струйки, проскальзывают мимо рта и стекают по подбородку на загорелую широкую грудь.

– А твои родители тоже в селе живут? Почему ты никогда о них не говоришь?

– Нет их в селе. Они умерли… Это долгая история. И невеселая. Как-нибудь расскажу. – Дима вытирает мокрые губы и мрачнеет от воспоминаний. – А сейчас могу рассказать тебе, как я встретил свою любимую…

Дима делает длинную эффектную паузу. Я смотрю на него с удивлением.

– Свою любимую кошку Куки, – Дима радостно смеется. Подбирает Куки с пола и бросает ко мне на диван.

– Шут ты гороховый, – смеюсь и я.

Странные кульбиты выдает моя память. К сожалению, я не помнила наших отношений, но почувствовала, что очень сильно скучаю по Диме. Видимо, они были хорошие, настоящие и естественные, как этот солнечный свет, Димина кошка или молоко, стекающее по мужской груди. Каким же искусственным, пластиковым казался мне наш мир с того дивана в доме Димы.

Я решила ещё раз осмотреть их дом, ведь там я могла ещё что-то вспомнить, и, хотя там уже все обыскали мои коллеги, но вдруг…

– Ох, не считай себя умнее всех, – одернула я себя.

Но сначала на терапию к Марье Ивановне.

На терапии я в основном отвечала на бесконечные вопросы о том, что я помню, а что – нет. Меня удивляло, что врач не делает никаких исследований. И сегодня я задала закономерный вопрос.

– Марья Ивановна, а когда мне поставят новый чип? Тогда я смогу записывать все, что происходит сейчас. А то я ведь могу и это забыть, наверное?

Почему-то этот простой вопрос привел моего нейрохирурга в замешательство.

– Видишь ли, твой мозг еще слишком ранимый, если можно так выразиться. Пока все хорошо. А «от добра добра не ищут», так ведь люди говорят? Помнишь, ты любила старые поговорки. Записывала их в отдельный файл на своем ноутбуке.

К сожалению, я не помнила, что собирала поговорки. Но сейчас было интересно другое, я с удивлением наблюдала, как тяжело дается Марье Ивановне ложь, видимо, у нее большой процент честности в настройках. Дело не в мозге, а в чем-то другом, здесь кроется какая-то тайна. Придется попробовать задать этот вопрос маме Лене. Может, она будет более откровенной.

До конца рабочего дня еще оставалось время, и я все-таки полетела в Крутое. Прихватив сопротивляющуюся и ноющую Силу. Она боялась идти туда, где меня чуть не убили, но я успокоила ее. Теперь мы были вооружены не только браслетами-выключателями, но и замораживателями, которые не так безобидны. И если минут через десять не отморозить человека, к которому было применено это оружие, сердце перестанет биться. Сила немного успокоилась, но все равно мы были настороже. Ведь наши оборотни могли оказаться не людьми. Надеюсь, что они разумные и не будут специально лезть на рожон, ведь не только Крутое, но и все рядом лежащие деревни прочесываются сейчас полицией. Кроме того, техники устанавливают камеры там, где скоморохи их уничтожили. Скоро ни метра земли в том районе не останется без наблюдения.

Опять приземлившись в огороде дома на картошку, я заметила, что ее почти всю выкопали, но несколько кустиков осталось. И сразу во рту стало солёно. Я вспомнила, как мы с Димой сидели у костра и пекли картошку, а потом ели ее, измазав лица в саже, строили друг другу рожи и смеялись. Кажется, последние три месяца я вела двойную жизнь… Нужно потом выкопать оставшийся корнеплод.

Я послала Силу в сарай и хлев, обыскивать сено и стойла. А сама, специальным устройством отключив от тока желтую клейкую проволоку с входной двери, зашла в дом. Ох, каким же одиноким он стал без жителей. Куки спрыгнула с печи и потерлась о мои ноги. Я попыталась сосредоточиться. Села в позу лотоса, отпустила мысли, и ждала, вдруг в моей голове всплывет что-то еще из недавнего прошлого. Минут десять так просидела…. Ладно, медитация не помогла. Применим логику. Допустим, я мужчина. И хочу оставить послание женщине, к которой питаю самые нежные чувства. Прощание ведь было скомканным… Может, что-то не успел сказать или потом захотел, когда я уже ушла. Я стала просто перебирать все вещи вокруг. Половик, веник, чугунок, где обычно варился суп. Так, я помню, что тут варился суп. Уже что-то.

Сила вернулась с сеновала, найдя там черные волоски и наблюдала за мной с удивлением. Скорее всего, это волоски кошки Куки или коровы, но все же стоит сделать анализы.

– Лан, что ты ищешь?

– Сама не знаю. Надеюсь, интуиция подскажет.

Так, что там у нас дальше? Печка. Я открыла заслонку. Пошарила в пепле. Ничего. Сняла со стены картину в рамке. Перевернула. Пусто.

Подошла к круглому столу посредине хаты. Несколько бумажных книг, настоящая редкость, любители антиквариата удавятся за такие сокровища. Посередине стола – бумажная истертая карта. Как только сохранилась, ведь бумагу не делают уже лет двести. Куча карандашных пометок: галочек, крестиков и всего одно слово. Ленин. Что-то знакомое. Вертится в мыслях, но сразу ускользает.

– Ну что ты уставилась на карту? Это как раз Смоленская область. Понятно же, что они выбирали место за стеной, куда отправиться. Только вот тут столько пометок… Да и зачем их искать? Они свой выбор сделали. Не принимают наших правил, ну и мы их защищать не будем.

– Все у тебя просто, Сила. Черно-белый мир, – усмехнулась я.

Я взяла матерчатую сумку, пластиковых скоморохи почему-то не использовали, аккуратно поставила в нее стопку книг, а сверху положила сложенную вчетверо карту. Дома разберусь, что к чему. Заодно бумажные книги почитаю, мне всегда нравилось перебирать старые пожелтевшие страницы книг в библиотеке. Было что-то завораживающее в том, скольким людям они рассказали свои истории.

– Лана, это прямое нарушение инструкции. Забирать вещи из запечатанного дома может только описыватель.

– Сесил, я их и отнесу в полицию, поработаю с ними и отдам описывателю. Не волнуйся.

Великий Волков, поймать бы корректора Сила и сделать ему лоботомию, чтоб не уродовал людей. Или она от природы такая? Человек – инструкция. Есть ли в Силе что-то живое? И почему она моя лучшая подруга? Мы ведь совсем непохожи. Что нас могло так сдружить?

Мы вышли из дома, соединили желтую проволоку и включили ток. Еще полчаса я провела в огороде, неумело капая картошку. Клубни были маленькие, ведь сейчас только начало июля, рано для сбора урожая. Но не пропадать же добру?

– Это так же вкусно, как молоко? Можно попробовать?

Сила поднесла картофелину ко рту, и я еле успела остановить ее жестом.

– Это вкусно, но нужно пожарить. Называется – картоха. Так что же делать с Куки?

– Правда, хорошенькая и очень ласковая.

– Возьму домой, а если нас выгонят, придем жить к тебя, Сила.

Сесилия улыбнулась. С двумя сумками и кошкой мы бодро взлетели над синей крышей. Но не успела я развернуть автолет в сторону города, как Сила тронула меня за плечо.

– Смотри, там Альберт, он что-то нашел.

И правда. В соседней деревне – Вязьмены – стоял чуть ли не отряд полиции, в центре внимания – Альберт, он что-то говорил, активно жестикулируя и указывая на часть поляны, огражденную столбиками с желтой клейкой лентой. Разумеется, мы тут же приземлились рядом с коллегами, чтобы узнать новости.

Альберт обнаружил незаконную посадочную площадку. Вот везучий черт. Или просто очень добросовестный и внимательный. Ведь заметить в этих кушерях небольшой островок помятой и оплавленной травы не так-то легко. Возбужденный Альберт рассказывал о находке, с гордостью поглядывая на меня.

– …И вдруг чую какой-то запах, вроде, как от горячего металла, повернул от кустов направо и вижу – сколько тут – метра три на три площадка. Небольшой звездолет, да?

– Да, и старый, – добавила Сила, – лет пятнадцать ему уже. Иначе мы не увидели бы оплавленную траву. Новые следов не оставляют.

Я хотела зайти за ограждение, но Альберт остановил меня, схватив за руку.

– Фантомный след сотрешь! Забыла?

Я в недоумении пожала плечами.

Сразу за нашим автолетом на поле приземлился еще один полицейский с собаками-роботами, которые стали методично исследовать район посадки, прочесывать траву за ограждением.

– Неужели собаки по запаху работают? – шепнула я Силе.

– Слушай, не помню. А ведь знала… Что это со мной? Я же собак-роботов точно изучала.

Сесилия выглядела растерянной. Альберт услышал мой вопрос.

– Собаки видят фантомный след. Каждое живое существо оставляет в воздухе частички себя: молекулы кожи, одежды, даже в выдыхаемом воздухе находятся частицы, уникальные для существа. А если еще и болезнь какая-то, вирусы там, бактерии, так – тем более. Микроскопами в глазах они обрабатывают информацию и моделируют картинку.

– А ртом они втягивают воздух и проводят с мелкими частицами анализы… Вспомнила, – добавила Сила.

– Полезные зверюги, – ободрила я.

– Улетели недавно, – заключил кинолог, глядя на листок бумаги, выскочивший из принтера, встроенного в тело одной из собак.

«Собаки» выглядели довольно интересно, кто-то здорово поработал над их дизайном. При беге или перепрыгивании через кочку, ноги удлинялись, а при сканировании, укорачивались, становясь плотными и максимально приближая «морду» к земле. В остальном они почти не отличались от пластиковых игрушечных собак, если бы не большие глаза, горящие розовым ярким светом, которым они сканировали каждый миллиметр земли.

– Можно глянуть? – я подошла к кинологу, чтобы взять у него бумажные фотографии. – Какова точность этих фотографий?

– Процентов восемьдесят, вариации могут быть, но всё-таки приблизительно они дают представление о том, какие существа тут были. И, кажется, это не совсем люди.

Я, Альберт и Сесилия застыли, разглядывая странных существ на черно-белых фотографиях. Только силуэты, контуры, но и они позволяли понять, что это – не люди. Слишком узкогрудые и узкоплечие, но руки развитые, как будто специально накачанные, такие же мускулистые ноги. А лица – тоже узкие, острые подбородки, губы практически полностью отсутствуют, отчего лезвия-зубы выставлены на всеобщее обозрение. Еще и глаза без век. В общем, устрашающе.

– Великий Волков, вот страшилища. Столкнешься с таким, и месяц на психотерапию будешь ходить, – даже в голосе Силы был испуг.

– И сколько их было?

– Пока мы нашли четырех. Четвертого еще моделируем, – отозвался кинолог.

По боку фотографии шли какие-то цифры.

– Это что за цифры сбоку? Сантиметры?

– Да. Ростом они такие же, как человек. А вот руки, всего четыре пальца, смотрите, между указательным и средним какие-то наросты, острые, как лезвия.

– Может, пальцы такие, а может, специальные приспособления, которые на них одеваются, – уточнила Сила.

– Значит, версию о Франкенштейне можно забыть, да? Все-таки пришельцы. Они на тебя напали. – Уверенно сказал Альберт.

– Подождите, а в роще, на месте преступления был фантомный след?

– Там скоморохи долго топтались, потом «Скорая» приземлилась, спасали тебя, никто о следах и не думал. Развеялись. В тот же вечер мы туда собак привозили. Ничего не получилось. Только темное пятно, – Альберт разводит руками.

– Да, все очень странно. Почему неофициальный визит? Прилетели как шпионы. Не для того же, чтоб меня порезать? Они же не могли знать, что я там буду.

– Зачем ты вообще поперлась в эту глушь? – Альберт ждал ответа, но я проигнорировала вопрос.

– Так, надо посмотреть в базах инопланетных существ, может, найдем их… – Я пересняла мобильником фотки. – Я сейчас запущу программу… Нам пора, сообщи, если будет новая инфа.

Через полчаса я уже запекала картоху в микроволновке. Сила терпеливо ждала, поглядывая на таймер. Я пыталась накормить Куки нашей едой, но потерпела неудачу. Я видела, как Дима кормил ее мясом, но у нас его не было. Нужно будет сгонять потом в «Нос и хвост». Ну вот и готова наша картошечка. Я положила себе и Силе по паре штук и рядом насыпала соли.

– Как думаешь, зачем они прилетали?

– Собирали наши растения, грибы, ягоды, кустики… Возможно, чтобы вывезти на свою планету, может, у них нарушена флора. Такое бывает.

– Как вариант, – я кивнула. – А почему спокойно не договориться с нами?

– Ну, может им срочно надо. Планета загибается. Некогда официальничать.

– А зачем меня порезали? Могли ведь просто убежать, Дима сказал, они быстро бегают. Странно все-таки.

Блямкание мобильника оповестило о том, что программа нашла совпадения в базе инопланетных существ.

– ЛориАнцы, ЛОрия – третья планета в Системе звезды Барнарда, созвездие Змееносца. Мы их нашли все-таки! Ай да собачки! Пару раз были с официальным визитом. Последний раз – пятнадцать лет назад. А вот это уже кое-что. Интересно.