Сказки Торгензема

Однажды Отто принёс из огромной библиотеки, которой не пользуется никто, небольшую книжечку.

– Надоели тебе мои сказки, – выдохнул он в спину мальчику, тот лежал на постели как обычно согнувшись и отвернувшись к стене, и открыл первую историю, – так вот я тебе какие-то другие почитаю.

Ими оказались арабские сказки, а книжка называлась «1000 и 1 ночь». Чудесные волшебные сказки, впервые за долгие зимние месяцы, пробудившие в Дане какой-то слабенький интерес. Сначала он развернулся на постели, чтобы рассмотреть книжечку, а потом попросил её у Отто. Тоненькими пальчиками он переворачивает странички сам, с увлечением узнаёт об отважном Синдбаде, хитреце Али или Алладине. И вот он уже садится в постели и заинтересованно читает, а когда заканчивается одна книжка, Отто приносит ему следующую, а за ней ещё одну и ещё. Он подыскивает мальчику книжки непременно с картинками, тогда Дан рассматривает их с удовольствием и любопытством. И, наконец, наступает момент, и мальчишка просит поесть сам, к великой радости многочисленных опекунов и прислуги. А потом уже, когда наступает весна, он медленно встаёт и стоит покачиваясь. Отто поддерживает его осторожно

– Смотри, до чего довёл себя, – сокрушается Отто и ласково гладит Дана по голове, – ножки и ручки тоненькие как веточки, мордашка маленькая, одни глазищи синие. Давай уже, сынок, поправляйся, сколько ж можно болеть, весна пришла.

Сказал Отто по привычке, всегда так обращался к маленьким мальчикам из соседней деревни, а у Дана вдруг вспыхнули искры радости в глазах, видно стало, ему очень приятно услыхать подобное обращение. Отто ненадолго выводит его погулять, но Дан только вздыхает, зимняя куртка и ботинки кажутся невообразимо тяжелыми и он, сделав по парку десяток шагов, садится на скамейку, устал. Обратно в дом его уже заносят на руках.

Больше времени Дан пока проводит в детской, слава богу, что уже не в постели. В детскую принесли кубики, большие наборы оловянных солдатиков и игрушечные пушечки. Он вяло играет, что-то переставляет внутри сооружённой крепости и бесконечно читает, приткнувшись на широком, низком подоконнике, иногда скользит взглядом по серому тающему снегу на дорожках парка, чёрным, мокрым проталинам и голым ветвям деревьев в парке. Ему очень-очень одиноко с многочисленными, надоевшими взрослыми, одиноко и тоскливо. От тоски отступившая было болезнь возвращается, опять пропадает аппетит, надоедают даже книжки, наскучили кубики и солдатики. Теперь он часто смотрит в окно, особенно по вечерам. Там на тёмно-бирюзовом ясном небе раньше всех появляется яркая звезда. Он придумывает себе свою сказку, в ней его мама смотрит на него с небес, он часто вечерами разговаривает с ней, пугая невнятным бормотанием Отто.

Снова весенний день, серый и унылый из-за низких дождливых туч, свесившихся с гор, начинался как обычно. Маленькому Дану опять ничего не хотелось: ни есть, ни пить, ни читать, ни играть. Он стоял у окна и переводил взгляд с далёкой вершины Торгена на другую, названия которой не знал. Она торчала острым клыком на противоположном берегу озера. Наступили по-настоящему тёплые дни, с озера уже сошёл лед, и открылась свинцово-серая гладь воды. Дану не хватает солнца, он любит его – яркое, горячее, наверное, в нём говорит итальянская кровь, в далёкой Италии жаркого солнца много, а вот в Озёрном крае пока нет, только серые тучи обернули небо унылым одеялом. Он любит синее небо, тогда в ясные дни вода в озере тоже синяя-синяя, а облака отражаются в ней и кажутся большими чудесными цветами или корабликами, он такие кораблики видел на картинке в толстой книжке. А сегодня снова просто унылая серость, наползающая с неба и гор, от неё совсем скверно делается на душе, и он возвращается к кроватке, чтобы лечь и немного поспать, может, серость, которая как плесень лезет всюду, закончится, Он уже отвернулся по привычке к стенке, но вдруг внимание его привлекли странные звуки. Кто-то кричал и плакал в гулком коридоре, совсем рядом. Этот кто-то был ребёнком. Дан озадаченно уселся на кровати. Дети во дворце? Сюда не пускают ребят из деревни, а его не пускают к ним, да он и не дойдёт пока до большой поляны, где иногда играют деревенские, потому что нет сил. Детей, играющими вдали на берегу озера или на поляне за серыми валунами, он разглядывает порой из окна своей комнаты. И вдруг, детский голос совсем рядом, похоже, в коридоре. Дан поспешно выбирается из постели, наваливается на тяжёлую дверь и торопится на нетвёрдых от болезни ногах выйти из комнат и разузнать откуда раздаются странные крики.

Он наблюдает совершенно непостижимое и фантастическое для Торгенземского дворца зрелище. Напротив, у открытой в соседнюю комнату двери, в длинном коридоре стоит мальчишка. Этот пухлощёкий и кудрявый пацан самозабвенно вопит и отчаянно сопротивляется. Вокруг него суетится невысокий седоволосый человек и умоляет пройти мальчика в комнаты. У Дана вспыхивают восхищением глаза. Настоящий мальчик в абсолютной тоскливой тишине Торгензема. Он так наскучался здесь, и вдруг, настоящий, живой мальчик!

–Ты кто? – осторожно спрашивает юный хозяин Торгензема и подходит поближе

Кудрявый разворачивается на звук его голоса и надувает и без того пухлые губы. Он чем-то явно расстроен.

–Тебе что за дело? – возмущается мальчишка, он кричит со знанием дела, и ему ничего не говорят – ты откуда взялся?!

– Я здесь живу, – Дан всё так же удивлён.

–А я не буду, – бушует вновь прибывший, – хочу-у-у-у в Тумаццу-у-у-у!

– А здесь чем плохо? – хозяин Торгензема кажется обижается, – разве здесь плохо?

Ревущий мальчишка закрывает рот, чтобы передохнуть от громкого крика и за одним рассмотреть дерзнувшего с ним, с королевским сыном, разговаривать.

–Да, – заносчиво отвечает он, – здесь плохо, и ты тоже плохой!

Вот так сюрприз! А чем, собственно, он-то плохой? Он этого кудрявого не обижал и разговаривает вежливо, Дан озадаченно смотрит на гостя. А тот снова начинает кричать и даже топает ногами, видя, как слуги заносят его сундуки в комнаты.

– А ты сам-то, кто? – осторожно интересуется Дан, – откуда взялся, здесь только я один живу.

– Вот и живи, а от меня отстань, – мальчишка злится ещё сильнее и уже не может сдержать себя, – а я не буду! Я хочу-у-у-у в Тумаццу-у-у-у!

Он топал в отчаянии своими крепкими ногами, но его продолжали уговаривать и подталкивали внутрь приготовленной комнаты, но он ещё упирался, а Дан молчал в изумлении, не понимая всего происходящего. Вдруг пухлощёкий обернул к нему красное, зарёванное лицо:

– Иди отсюда, чего уставился!

– Не пойду, – дерзко возражает Дан, он демонстративно выставляет вперёд ногу и сжимает кулаки, – и нечего тут командовать, раскомандовался!

Услыхав дерзкое возражение от какого-то тощего малявки, незваный гость неожиданно бросается на Дана. Тот опешил от такой агрессии, но успевает увернуться и с азартом вцепляется в пухлые щёки кудрявому. Тот взвизгивает и пробует пинаться. Оба падают и, сердито сопя, принимаются мутузить друг друга, раздаётся треск рвущейся материи. Их как нашкодивших котят растаскивают слуги. Отто держит упирающегося Дана, а кудрявого держит седоволосый мужчина, но мальчишки не оставляют попыток пнуть друг друга, а оказавшись на недостижимом для ноги расстоянии, начинают плеваться. По расцарапанной щеке у кудрявого течёт кровь, а у Дана стремительно заплывает левый глаз. Их разводят по комнатам и запирают каждого в своей.

– Что драться-то начали, – подварчивает Отто, стаскивая со своего подопечного порванную фланелевую курточку, – зачем ты драться-то полез, горе ты моё, в чём душа держится? Откуда силы только взялись, есть не ешь, а в драку лезешь. Что толку от твоих тоненьких ручек в драке?

Дан соглашается, от слабых рук никакого толку, вон как стукнул ему кудрявый, щеке больно, и глаз закрылся, он осторожно касается пальцами опухшего века, при этом воинственно заявляет в запале:

–Тогда давай есть, сейчас наемся и наподдаю крикунчику кудрявому, чтоб не ругал Торгензем, а то – не нравится ему, разорался!

Отто скрывает улыбку, быстро зовет с завтраком слугу из кухни и радостно наблюдает, как мальчик поглощает глазунью, и свежие овощи, и горячий чай пьёт вприкуску с румяной булкой. К середине дня выясняется, что в Торгензем привезли самого младшего из королевских сыновей – Фредерика Александра. Привезли по приказу его величества, и он пробудет в поместье до осени. Мальчику пять лет, хотя он довольно крупный и выглядит немного старше из-за высокого роста. Вместе с ним прибыл слуга- камердинер, оказавшийся тем седоволосым человеком, вместе с Отто растаскивавшим дерущихся принцев. А ещё прибыли учителя, ведь его высочеству следует постигать азы наук и учить языки, есть даже учитель танцев и фехтмейстер, словом, целая свита, как и полагается настоящему принцу. Таким образом, обитателей в Торгенземе значительно прибавилось.

Маленький Даниэль выслушивает необыкновенно приятные новости с сияющими глазами. Наконец-то, наконец закончилось его одиночество! Пусть хоть кто, хоть драчун Фредерик – королевский сын, лишь бы не одному!

– Нелегко нам придётся, – сокрушается Отто, разговаривая с прибывшим вместе с принцем Фредериком камердинером, – только-только увидели друг друга и сразу в драку лезут. Ой, непросто теперь будет.

Седоволосый Карел кивает и добавляет:

–Так оба Дагоны, бешеная кровь, что взять с них. Но мой никогда не дрался прежде, он немного трусоват.

– Мой тоже не дрался, потому как всегда один, но, кажется мне, закончились в Торгенземе спокойные дни.

Отто оказался прав.

Торген-великан.

Жил когда-то среди гор добрый весёлый парень. Звали его Торген. Целыми днями валил лес неутомимый Торген, валил и возил в долины, чтоб люди себе дома обустраивали. Стучал в горах его топор и звенела пила. Не один, конечно, работал Торген, в артели трудился. Только не было в артели человека веселее и сильнее, чем Торген, не было никого выше его. Поэтому в округе называли его Большой Торген или Торген-великан. Но он не обижался. На праздниках и ярмарках катал на своих могучих плечах ребятишек. Купит, бывало, медовых орешков, посадит ребятню на плечи и ходит по площади, распевая песни. Чудной был человек. Даже одежду Торген носил с чудинкой, любил он яркие заплатки да ленточки. Шапку носил, сшитую из разноцветных лоскутов – зелёных, жёлтых, красных. И далеко видно бывало, как шёл Торген в своей шапке по деревне. Шапку подарила Торгену его невеста – рукодельница Клара, такая же добрая и смешливая. Торген любил свою Клару, а она его. А в долине люди дождаться не могли их развесёлой свадьбы. Только не дождались.

Случилась как-то беда в долине. Вздрогнули могучие горы, пошли по земле трещины, рухнули деревья в глубокие пропасти. Птицы взмыли в небеса, а звери кинулись дальше по склонам вниз. У самой глубокой трещины и дна не разглядеть оказалось, отделила она деревню от остальной земли, и закачался уступ, грозясь рухнуть в ущелье. Люди метались среди разрушенных домов, плакали дети, мычал скот. Чтобы спасти родную деревню спустился с неспокойных гор Торген и привёл артель лесорубов. Они, да ещё мужчины из соседних деревень принялись сбрасывать в глубокую пропасть деревья и камни, чтоб заполнить её и удержать скалу от падения. И день работал Торген с друзьями, и другой, а когда устал, то присел отдохнуть на краешке пропасти. Друзья его попадали от усталости и заснули. И снова, словно на беду, дрогнула земля. И снова качнулась каменная глыба, рискуя обрушить деревню в пропасть. И тогда поднялся Торген во весь рост, упёрся своими сильными руками в каменную глыбу и замер, застыл. Долго он держал скалу, так долго, что, когда завалили, наконец, камнями бездонную трещину, обнаружили, что и сам весёлый Торген окаменел, сам стал могучей горой. Со лба его катился пот, превратившийся в большой шумный водопад. А цветная шапка – подарок любимой, обернулась большой широкой радугой, висящей над водопадом.

Бросилась Клара, чтобы обнять любимого, чтоб спасти его и уберечь, но только сама застыла от горя, увидев вместо весёлого Торгена-лесоруба серую могучую гору, и летящую с уступа ленту водопада, и большую искристую радугу. Замерла Клара от испуга и расплакалась от горя. Её слёзы наполнили до краёв ещё одну глубокую трещину, образовав красивое озеро. Так и стоят они вдвоём по разным его берегам – могучий Торген, держащий своими каменными руками Качающуюся скалу и красавица Клара, льющая по своему любимому бесконечные слёзы. Лишь только однажды в летнее полнолуние, если совпадает оно с самой короткой в году ночью, оживают оба и плещутся в водах озера, которое люди теперь зовут Лунным.

Глава 3. Проказники.

Поутру оба мальчика сидят в детской столовой перед завтраком и зыркают друг на друга непримиримо и настороженно. У его высочества Фредерика Александра на щеке от уха до подбородка подсохли коричневые царапины, щека порозовела и опухла. У его высочества Даниэля Антуана заплывший глаз украшен роскошным фингалом, а на разбитой губе темнеет болячка. Пока что оба драчуна сидят смирно под строгими взглядами Отто и Карела. И тот, и другой разглядывают своего соседа, даже не замечая вкуса блюд. Дан видит рослого и довольно крупного мальчика, тёмные волосы у него непокорно топорщатся из-за мелких и упрямых кудряшек. Голова от этого кажется несоразмерно большой по отношению ко всей остальной фигуре. Сквозь мелкие кудряшки просвечивает солнце, лучи его заполняют небольшую детскую столовую, радостными бликами сверкают на тарелках и приборах. Но противному толстощёкому совсем не до радости. Упрямство читается в серых круглых глазах, он свёл брови и хмурится, и даже губы поджаты недовольно. Он весь состоит из высокомерного недовольства и даже злости, но тоже разглядывает своего соперника по вчерашней драке. Противная мелюзга расцарапала ему щёку, от чего разговаривать и даже есть пребольно. И кто бы мог подумать, что дерзкий, тощий маломерок посмеет с ним драться, надо внимательно рассмотреть противника, а то, похоже, сегодня снова придется наподдать ему. Обитатель большого Торгенземского дворца уж очень маленький и тощий, ему даже специальную подставку на стул подкладывают, чтобы он смог управиться с тарелками и вилками. Белокурые волосы спадают на плечи, как у девчонки, тоненькая шейка торчит из отложного воротничка, большие синие глаза смотрят вовсе и не зло, а больше с любопытством. Впрочем, смотрит всего один глаз, второй заплыл от синяка, но этот малявка, быстро покончивший с отвратительной, скользкой овсяной кашей и ломтиками сыра, звонким голосом первым же нахально интересуется:

– Тебя как зовут?

– Я принц, – вскидывает курчавую голову Фредерик, не допуская никаких фамильярностей, – мне следует говорить: «Вы»

– Зачем?

Кажется, этот странный вопрос ставит Фредерика в тупик, но он упорствует и отвечает после небольшой паузы заносчиво и надменно, демонстрируя свою исключительность, а тарелку с противной кашей решительно отталкивает от себя:

– Так положено при дворе моего отца. Он – король Мореи.

– Так у нас не двор, у нас Торгензем, – объясняет Даниэль, совершенно не представляющий, что такое двор и как следует вести себя при дворе, он там никогда не был.

– Потому и хочу обратно в Тумаццу, – упрямится и злится Фредерик, – ты – глупый грубиян и тут скучно, а еда отвратная.

– Вовсе и нет, – возражает Даниэль, не обращая внимание на вредность мальчишки и злой выпад в свою сторону, – это одному скучно, а когда вдвоём совсем наоборот. Надо попробовать, ты и кашу попробуй, она вкусная.

– Я это есть не буду и с тобой играть не буду! – заявляет Фредерик, поднимаясь из-за стола, проявляя истинно королевскую строптивость.

Дан хочет проникнуть в самую суть, он тоже слезает со своего стула и походит поближе, Карел и Отто напрягаются, наверное, опять предстоит разнимать драчунов, но мальчишка миролюбиво интересуется:

–А почему? Вдвоём ведь играть и гулять интереснее.

–Не буду и всё, я в Тумаццу хочу!

Дан пожимает плечами, рассматривая вредного собеседника вблизи, но на всякий случай держится в напряжении, а то мало ли что взбредёт толстощёкому принцу в его кудрявую голову, и тихонько себе под нос говорит:

–Ну, как хочешь, а у меня кубики есть и книжки, можно почитать. А потом мы с Отто пойдём к водопадам, правда, Отто.

Водопады, с точки зрения Дана, самое занятное, что есть в округе, но до них идти долго, а ноги пока слушаются плохо, поэтому нужен Отто, который однажды обещал мальчику дальнюю прогулку. Отто степенно кивает, ему тоже не нравится заносчивость юного гостя из Тумаццы и то, что по сравнению с ним, его собственный воспитанник кажется каким-то совершенным заморышем, худеньким и болезненным. Но сегодня его малыш порадовал воспитателя приличным аппетитом и желанием совершить прогулку, а это уже неплохо. К водопадам, так к водопадам.

– После завтрака, господа, извольте пройти позаниматься, – строго предупреждает Карел, – так велел его величество, класс для вас готов.

– Ещё и учиться! – негодуя, восклицает Фредерик Александр и топает ногой, – мне обещали, что повезут в гости, а тут и учиться надо? Хочу обратно в Тумаццу, учиться не стану!

Он снова и снова топает своей крепкой ногой, от шлепка подошвы по мраморному полу разноситься звонкое эхо. Дан тоже вздыхает, он опасается жестокой муштры с битьём по ладоням и наказаниями за невыполненные задания. Ему очень не хочется повторения, но неприятных капризов как у приезжего он пока не допускает, хотя может, проклятый Бедингот-Бегемот подтвердил бы. А пухлощёкий только зря топал ногами, его особенно и слушать не стали и обоих мальчиков проводили в комнату для занятий. Комната оказалась другой, светлой и просторной, из окна виднелась нарядная, снежная шапка Торгена, синее небо и облачка. Дан немного повеселел, учитель тоже был другой – молодой, очень вежливый и внимательный человек. Завороженный Дан следил за его аккуратными руками, новый учитель изящно и плавно ими двигал, когда что-то объяснял и чертил на аспидной доске, со стороны казалось, что он собирался потанцевать. И белые буквы на доске он писал красиво. В отличие от господина Бедингота, господин Рудиус, так его звали, терпеливо слушал, как Фредерик с трудом ковыряется среди букв, спокойно поправляет своего ученика и даже не сердится. И приходит в восторг, когда маленький худенький светловолосый обитатель Торгензема очень старательно, бегло и с выражением читает. С чистописанием плохо у обоих, чернила расплываются разновеликим кляксами, пачкают руки и рукава сорочки, перо противно скребёт бумагу, но упражнения небольшие и интересные, в отличие от текстов, которые заставлял делать бывший гувернёр. Дан вдохновенно пыхтит над заданиями, выводит закорючки и опасливо косится на учителя, если на листе появляются противные кляксы, но никто не ругается и не наказывает, а больше ему ничего не надо. Два часа занятий пролетают незаметно. Учитель объявляет перерыв, и мальчики, уже не сильно дуясь друг на друга, но пока ещё пребывая настороже, торопятся на улицу. Дан любезно и уверенно показывает своему гостю короткий путь на парковые террасы, там сегодня нарядно и свежо, выглянуло солнышко, и стало заметно теплее. Улыбающийся Отто ждёт обоих мальчишек, чтобы проводить к водопадам и не спешит, чтобы слабый после болезни Даниэль поспевал за ним, а удивлённый и поражённый местными красотами Фредерик смог хорошенько их разглядеть. От шумных, прохладных водопадов Фредерик и Даниэль возвращаются уже в добрых отношениях и что-то живо обсуждают. Они быстро поладили, оба оказались не злыми и не вредными, а первые впечатления и глупые обиды после драки быстро позабыли. Великолепие природы, деревенское умиротворение и доброжелательность окружающих успокаивают Фредерика, он сначала снисходит до интересов кузена, надо же, они оказались родственниками, а потом уже забывает о капризах навсегда и начинает воспринимать как сами собой разумеющиеся красоты и реалии Торгенземской долины. К концу недели у Даниэля сошёл синяк под глазом, а у Фредерика с лица отвалились коросты от царапин, забыты условности, за одним отбрасываются длинные, пышные имена. Даниэль Антуан легко превращается в Дана, а Фредерик Александр – во Фреда, так быстрее и удобнее.

Удобнее, ведь в перерыв между утренними занятиями необходимо успеть добежать до большой поляны, мальчишки специально присмотрели её для игр и забав. Просторная луговина от дома далеко, бежать следует быстро, вот они и мчатся, оставляя далеко позади воспитателей. Первым несётся легконогий Дан, болезненная слабость у него прошла, едва засветились в синих глазах интерес и вдохновение, и он ощутил радость общения. А Фред пыхтит следом, он громко топает и отстаёт, он грузный и неловкий, и потом, он всё ж на год младше своего приятеля, но он ни за что не хочет оказаться вторым и у поляны, делая отчаянное усилие, догоняет Дана. Взмыленные мальчишки влетают на зелёный травяной ковёр и радостно валятся на свежую, еще не полностью высохшую от утренней росы траву. Сначала просто лежат, раскинув руки, громко сопят, отдыхая от быстрого бега, рассматривают суету маленьких весенних облачков, толкающихся в лазури неба. Но долго разлёживаться недосуг, надо переделать множество важных дел: успеть полазать по большим замшелым валунам, проверить, не вылупились ли птенцы в гнезде у дикой куропатки, которое обнаружилось среди зарослей боярышника и шиповника, надо успеть побороться и поорать погромче вволю от избытка чувств, и покидать тугой кожаный мячик, и вернуться к занятиям.

Вот когда взрослые начинают понимать, пара сорванцов, даже королевского происхождения, совсем не милые, хорошие, воспитанные мальчики. Это два проказника, их обязательно нужно сдерживать со всей их резвостью, тем более, что безумные идеи рождаются в головах словно сами собой. Особенно большим придумщиком оказывается Дан, который много чего вычитал из книг, и его богатое воображение живёт бесконечными фантазиями. Он так наскучался в одиночестве, без сверстников и дружков, что хочет вволю наиграться, пока Фреда не увезли в его Тумаццу. Дан использует каждую минуту их общения, превращаясь в «ртутный шарик», перекатывающийся от проказы к проказе. Фред, к слову сказать, уже не требует возврата в столицу, свобода и просторы Торгензема понравились ему больше, чем длинные анфилады королевского дворца, толпы нянек и бесконечные правила этикета. Об той занудной процедуре он быстренько забыл и с воодушевлением поддерживает столь неожиданно обретённого друга во всём. Теперь Отто называет их в беседах с таким же уставшим от бурной деятельности подопечных Карелом, не иначе как паршивцами. Оба дядьки вздыхают и качают головами, пока с тревогой наблюдают, как ловкий Дан лихо карабкается на самый верхний валун, а немного неуклюжий Фред стремиться влезть следом. Он, конечно, срывается, съезжает, рвёт одежду, расцарапывает руки и живот, но упрямо стремится вверх. Стоящий на вершине гранитного уступа Дан протягивает Фреду руку и помогает товарищу выбраться на верхнюю кромку нагромождения камней. Теперь уже с вершины валуна надо ловко сигануть на ворох свежескошенной, но пока ещё не убранной садовниками травы. Эти прыжки заставляют взрослых вспотеть от страха за ноги, руки и шеи подопечных, но всё заканчивается хорошо, спустя мгновение мальчишки кувыркаются в ворохе вялой травы и заливисто хохочут.

Самое опасное случается вечером, после всех занятий и бурной деятельности дня, мальчишки начинают подозрительно таинственно шептаться. Тогда Отто старается прислушаться, чтобы поутру быть готовым к очередным проказам и неожиданностям. Если на горячий шёпот светловолосого придумщика, Фред согласно важно кивает кудрявой головой, то определённо, надо ждать серьёзной проделки. Отто и тревожно, и радостно одновременно. Он видит, как оживился маленький хозяин Торгензема, что он определённо выздоровел, иначе не мог бы носиться с такой скоростью по аллеям и дорожкам парка, энергия Дана его пугает. Отто Моликер предпочёл, чтобы мальчик напоминал своего кузена, флегматичного, уравновешенного Фредерика, но непохожесть характеров наоборот, делает дружбу мальчиков ещё крепче. И это не Фред успокаивающе действует на неугомонного Дана, а кипучая итальянская кровь последнего оживляет и возбуждает младшего королевского сына. И из этого всего возникает незлое соперничество, крепкая дружба и полное взаимопонимание.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.