Взмахом одного крыла

Дед лёжа перекрестился и продолжил:

– Я свой лес, как самого себя, знал. Каждое дерево, каждый сук на нём. И вот однажды пошёл я Наташу встречать. Дай, думаю, через лес напрямки пойду. А она за молоком в деревню ходила по тропинке. Иду, задумался что-то, и слышу, вдруг сороки трещать начали. Я остановился, стал наблюдать. Смотрю, неподалёку человек лежит лицом вниз. А они над ним трезвонят. Я потихоньку подкрался, никого больше не было, перевернул мужика-то, а он весь никакой. Лицо заросшее, весь в грязи какой-то. Из кровавой руки кость торчит. Он глаза открыл, мямлит что-то. Я ему из фляжки попить дал. Голос у него прорезался, он мне и стал говорить: «Я всё равно не жилец, но тебя очень прошу, чтобы ты исполнил мою волю последнюю. У меня в кармане адрес лежит и карта. На карте клад отмечен, это клад моего отца, он его зарыл, когда убегал. Так вот найди его и отдай моей семье. Адрес я тебе сказал уже, в кармане лежит. Если не исполнишь, значит, такова воля Бога. Я не буду препятствовать. И ещё одно…» На этом он и помер от потери крови, наверно. Не знаю. И вот это «одно» у меня из головы уже столько лет не выходит. Я никому не стал языком ляскать. Тихо закопал его и всё. А вскорости Наташенька моя сгорела, на сносях уже была. И сгорела. Ты хоть слышишь меня?

– Да слышу, слышу, не ори. А потом-то что было?

– А потом я хотел из жизни уйти, смысла не видел. Девки меня спасли – Шура и Маша. В больницу отправили, я там год лежал. В общем, пока в себя пришёл, три года прошло. Кинулся я по этому адресу, что мужик оставил, а там нет никого. Переехали, сказали. А куда, никто не знает. Я справки наводил – ничего не вышло, как в воду канули.

– А в каком году это было?

– Где-то в семидесятых, точно не могу сказать. Не помню.

– Да, дед, задал ты мне задачку! Ну ладно, разберёмся, как-нибудь. Ну а клад-то ты нашёл, надеюсь? Смотрел, что там?

– Найти нашёл, но вытаскивать и смотреть не стал. На кой он мне? Это чужая вещь, может, и жизнь моя сломалась из-за этого: не встретил бы того человека, может, до сих пор бы с женой жил и внуков растил бы сейчас.

– А чего ты потом не женился? Кандидаток не было?

– Да были, почему нет? Просто я не мог Наталью забыть, сравнивал её с ними. И выходило, что она лучше всех была.

– Значит, идеализировал всё-таки.

– Как это понять?

– Ну, ты ей приписывал качества, которыми она, может, и не обладала. Это плод твоего воображения, понимаешь? Иллюзия, так сказать. Когда мы кого-то теряем, то всё плохое в нём быстро забываем, и вспоминаем лишь всё хорошее. Это происходит потому, что этого человека нам не хватает, и ещё потому, что чувства сильные были. Вот ты и напридумывал, чего было и не было. Сам себя лишил другой женщины. А может, оно и к лучшему. Короче, дед, я так курить хочу после твоей истории, аж спасу нет. Включи свет, давай покурим и чайку попьём заодно.

Тимофей сидел с кружкой в руках и цедил горячий чаёк. Катерина дымила сигареткой.

– Ты вот что мне скажи, с твоими делами мы разберёмся, а насчёт Макса что скажешь?

– А что тут говорить, надо его жёнушку трясти.

– А-а-а… – протянула Катя. – Ты же не знаешь ничего!

Она вкратце обрисовала ему свою версию событий. Подкрепив тем, что Максим вроде как с ней согласен.

– Ну, тогда не знаю, надо поразмыслить. А с другой стороны, оно тебе надо? Это его жизнь и его проблемы.

– А чего ж ты тогда в мою жизнь залез? Когда я вздёрнуться хотела? Это была тоже моя жизнь и мои проблемы!

Дед задумался:

– Тогда надо просто спросить разрешения ему помочь. И если он откажется, это будет его воля.

– Ладно, дед, уже рассвет почти, давай спать! Ну их всех в баню!

С этими словами Катерина полезла на кровать и, как только умостилась поудобней, тут же провалилась в сон.

* * *

Утро началось почти как обычно. Вернее, уже ближе к обеду. За окном гудел звук мотора от двигателя. Кто-то стучал в окно:

– Кать, ты спишь? – сквозь сон звучал голос Максима.

– Уже нет! – Катя крикнула, что есть силы.

Посмотрела на диван – деда и след простыл. Вот друг называется, взял и слинял втихую. Ну, подожди, появишься, я тебе расскажу, почём куры в Кабарде. Настроение её резко упало. В дверь кто-то постучал:

– Да! Войдите! – ответила Катерина, поднимаясь повыше на подушки.

На пороге стоял Илья, за ним следом шёл Максим.

– Вы извините, – начал мямлить гость: – просто мы вчера телефон где-то посеяли.

Катерина сидела в кровати, волосы растрёпанные, опухшие, красные глаза, ненавистная гримаса на лице. В этот момент она походила на ведьму.

– Знаете что, друзья? Я абсолютно не выспалась, и у меня очень скверное настроение. Так что не могли бы вы припереться хотя бы через часик?

– Кофейку вам сварить? – заботливо, как у ребёнка, спросил Илья.

Катя ошарашено посмотрела на него. Только её родная сестра Аня могла вот так же легко и непринуждённо, будто рукой, снять всю её злость.

– Сварите! – чуть ли не запинаясь, ответила Катя. А потом уже более уверенней добавила: – Вы не могли бы выйти, мне нужно привести себя в порядок.

– Ну да, конечно, извините.

И мужчины, попятившись назад, вышли из комнаты.

Катя не спеша слезла с кровати. Нога почти зажила, и она спокойно встала на неё, но идти было пока больновато, поэтому она немного прихрамывала. Наконец, приведя себя в порядок, Катерина вышла на улицу. Мужчины сидели в саду под яблоней и о чём-то спорили.

– Эй, молодые люди, мне кое-кто кофе обещал!

– Да-да, я помню. – отозвался Илья. – А может, мы здесь все вместе посидим и кофейку попьем? У вас тут такая благодать, вчера я не разглядел в темноте, а сейчас прям хожу, не налюбуюсь!

– Ладно, иди, вари, что обещал! Видишь, тебя женщина ждёт! – как-то недоброжелательно напомнил Максим, подходя к Катерине и протягивая ей руку. – Как ваша нога, сударыня?

Катя посмотрела на него с улыбкой:

– Ты издеваешься?

– Нисколько, просто хотел поднять тебе настроение!

– Ну, скажем, сударь, вы сильно преуспели в этом.

И оба рассмеялись, подходя к столу.

– Ты иди, Максим, помоги своему товарищу, а то он не знает, где что лежит.

Максим повернулся и пошёл к дому. Катя потихоньку пошла к колодцу, умылась, почистила зубы. И на обратном пути нарвала свежих ягод малины.

Кофе был отменным.