Постепенное приближение. Хроники четвёртой власти

Хочется городскому голове иностранных денежек, блин! – мысленно ругнулся Златковский, исподволь приглядываясь к гостю. Уж больно знакомой казалась его наружность. Блюм, Генрих Блюм… Да это же Генька Блюмкин! При Советах – один из клерков Старого Мони, а в перестройку – организатор его карманной финансовой пирамидки. С наших нив червячок…

Когда они, наконец, остались одни, Златковский сделал вид, что принял Геньку за подлинного иностранца. Даже о переводчике заикнулся. Но тот чистым сибирским говорком пояснил, что родом из этих мест, хотя ныне и выехамши в фатерлянд. Много таких геньков, нанюхав заграничную родню, подались от российской разрухи в благоденствующие европы…

Что ж понадобилось немцам от «Пластика»?

Блюм-Блюмкин открытым текстом заявил, что его хозяева желают стать совладельцами холдинга, а ещё лучше – получить контрольный пакет акций. И как можно скорее.

– Вы уже не слишком молоды, на благо немытой России своё оттрубили. Пора из вонючих цехов на более престижные места перебираться. В Госдуму, к примеру… Сговоримся – будет вам туда зелёный свет!

Златковский вскипел, но виду не подал, с вшивотой забугорной раскланялся, как с порядочным человеком. Пока, правда, ничего не пообещал, – надо, мол, всё прикинуть и обдумать:

– Такие гешефты с кондачка не делаются…

Охрипенко, узнав об аппетитах Геньки, голову повесил. Фирма, стоящая за этим фертом, славилась крутыми, почти рейдерскими методами ведения бизнеса. Она меньше всего нуждалась в крепком производстве – интерес был в том, чтобы раздербанить и частями подороже продать богатый холдинг. Низвести высоко поднятый завод к уровню цеха.

– Шиш им, а не совместное предприятие! – плевался Герман Иванович. – Растащат, как пить дать растащат то, что мы с тобой полжизни собирали. А ещё этот Генька, подтирашка Монина, меня Госдумой задабривал. Будто я и без него туда пути на знаю, да, Гриша?

– И мэру, наверное, посулил отстегнуть с нашей смертушки хороший куш? Иначе этот сброд и на порог управы бы не пустили – мрачно размышлял Охрипенко.

В общем, решили с предложением германским тянуть, пока тянется. При встрече гендир в самых изысканных выражениях изложил Блюмкину, что на «Пластике» идёт большая реорганизация, посему вскачь задувать совместное предприятие для обеих сторон нецелесообразно. А дальше видно будет.

Господин Генрих от злости покраснел, и забыв, что он давно не дома, выразил Златковскому на рафинированном блатном слэнге своё «фэ». Мол, с его фирмой так разговаривать не моги, и глупо, и опасно. Они, теперешние немцы, привыкли иметь желаемое любой ценой. Особенно от сермяжных русаков.

– С нами это вряд ли получится. Разве что через мой труп! – сакраментально пошутил директор.

– Через труп, так через труп! – нехорошо осклабился Генька.

Недовольный herr отбыл из Зауралья так же внезапно, как и налетел. И градоначальник больше «Пластик» не тревожил. Герман Иванович успел выставить свою кандидатуру в Госдуму, а Охрипенко – примерить директорское кресло и прирастить холдинг новыми «дочками». Казалось, о «совместке» все и думать забыли, когда Златковский так неудачно принял водные процедуры.

***

– Но нас с вами ведь не Герман Иванович колышет, мир его праху! – Лебедевой не терпелось расставить точки над i. – Нам заказали рисовать красивое лицо Охрипенко! А его, как вы сказали, упекут в любом случае. Этот-то кому не угодил?

Ольга Ивановна поёрзала на своём троне:

– Видишь ли, Лора, у бизнеса свои правила и понятия. Вот закопали Златковского, так что? На его место сел заместитель, скатанный из одинакового с ним неподатливого теста: товарищ собрался дуть в ту же дуду, что и бывший шеф. То есть ничьим сторонним интересам не потакать. Организаторы отправки Златковского к праотцам этого добивались? Нет, воронью нужен полностью обезглавленный богатый труп. Как сковырнуть болтающегося под ногами Гришу? Только одним путём: ещё более надёжно убрать и его. Во что бы то ни стало.

– Охрипенко что – тоже под прицелом?

Гришина взглянула на Лебедеву, как на недоумка:

– А ты сама как повела бы эту охоту? Продолжала почём зря палить по неугодным? Будто полиции с прокуратурой у нас отродясь не водилось? Хитрые люди так не поступают, им лишние тёрки с властями ни к чему. Есть ведь и бескровные способы устранения конкурентов. Скажем, стрельнув одного, повесить это убийство на другого. Вопрос лишь в том, насколько вхожи преступники к местному начальству. Да ты своего прокурора поспрашивай, он тебе мигом вывернет всю теорию заговора.

– Прокурор, пока идёт следствие, ничего выворачивать не волен. А почему Григорий Николаевич – удобная мишень? Из-за старой отсидки? Так у нас полстраны сидели, сидят или будут сидеть! Что с того?

– И как ты, Лора, якшаешься с силовиками, если ни бельмеса в их повадках не разумеешь?! Для следователя человек, что побывал на нарах, априори виновен. Кто имел срок, тот непременно обзавёлся криминальными связями, и при надобности легко может их освежить. Потому-то гражданам с ярлыком ЗК всегда первый кнут.

Складываем два и два, и получаем, что дядю будут усаживать. Как только найдут годного для киллера уголовника, так и зарешётят. Нет у Охрипенко альтернативы…

Лариса кивала и думала, что, похоже, они с Гришиной крепко влипли. Встав на сторону Охрипенко, «Обоз» занял опасную позицию.

– Ольга Ивановна, мы опять затесались поперёк дороги городскому начальству? Высунемся с этим убийством – прихлопнут нашу газету, как занудного комара. Каким макаром прикажете из всего этого выкручиваться?..

– Что-то не узнаю я отчаянной журналистки Лебедевой… Давно ли такой пугливой стала? Чего помираешь прежде срока?– рекламная богиня откровенно ехидничала.

– Помирать не помираю, но чего зазря в пекло соваться?

– Вот и я говорю: держись дальше от досужих ушей и поменьше болтай. Опасаться нам пока нечего, но осторожность не помешает, – уже серьёзно подытожила Гришина. – Бодаться придётся по-взрослому, но и «Пластик» – не какая-нибудь тебе шарага. Холдинг для нас – крепкий тыл, где с информацией порядок, и с деньгами, наконец. Нынче, Лора, ты будешь сражаться не в одиночку.

Вернувшись к своему ободранному столику, Лариса с облегчением перевела дух. Уже подташнивало от беспрестанных разговоров, в которых она вынужденно участвовала несколько дней подряд. Вот погружение в тему, так погружение! Прямо утопление какое-то… Отдыхала только дома – Колька, щадя психику Лоло, наотрез отказывался слушать городские сплети и домыслы. Говорили о музыке, об удалых кабацких вахтах. За последние суматошные дни он даже успел написать пару шлягеров, и с гордостью представил их восхищённой пассии. Как она будет без него?!

По договорённости с заказчиками первая публикация планировалась перед Днём Победы. Следствие с разных боков настырно обхаживало Охрипенко, но за отсутствием оснований в подозреваемые не переводило. Срочно нужно было выкинуть на публику образ непререкаемого соратника убитого. Лариса предложила начать с интервью о планах холдинга:

– Будем убеждать читателей, что Охрипенко со Златковским – одна команда, а не соперники или враги. Пусть Григорий Николаевич скажет о заслугах почившего директора, о грядущих новшествах. Имеет смысл пообещать продолжение линии, начатой покойным.

Вопросы к интервью ещё накануне были сброшены Веронике, адвокатессе Охрипенко. Придёт ответ из «Пластика», а дальше дело техники. Текст она обработает быстро – почистит стиль и обороты речи, расставит смысловые акценты… И можно окончательно согласовывать. Ольга Ивановна уже держит под парами место на второй полосе. Если химики не затянут, всё должно поспеть к сроку.

Глухая телефонная трель показалась Ларисе пасхальным звоном. Так звучали колокола, когда в Светлое Христово воскресенье они с Колькой специально ходили к кафедральному собору послушать их переборы. Но голос в трубке звучал как-то придушенно, будто Вероника подавляла всхлипы:

– Арестован киллер, стрелявший в Златковского. Он даёт показания на Григория Николаевича. Охрипенко в СИЗО.

Глава 32

– Что нам делать, Ольга Ивановна?

– Что будем делать, Лариса Петровна?

Вопросы взвились одновременно, и они расхохотались. Куда его деть, этот русское чувство юмора!

Уже через двадцать минут после звонка «Пластика» Лариса сидела в цветочном закутке. Расстроенная Вероника подробностей ареста ещё не знала, о судьбе интервью говорить пока была не в силах. А к вечеру материал должен встать на полосу. Так что им сейчас делать?..

У Лебедевой план был:

– Публиковаться не откладывая! Самый верный шаг для заказчиков. Если нет, то за дыру в номере Лизетта спустит с нас три шкуры…

– Экую власть над вами Вешкина-то забрала! Боитесь её пуще заказчика! – подколола начальница. По существу плана она не возразила.

Спустит-то не с нас, а с вас, уважаемая. Ваша прелестная шкурка отведает зубов железного ответсека! – мимоходом позлорадствовала Лариса, и продолжила по делу:

– Надо разделиться. Я пробиваю согласие холдинга, а вы получаете разрешение у наших великих.

– Легко сказать! – разворошила кудряшки Ольга Ивановна. – Если Триш пронюхает обстановочку, мне его не уломать.

– Так попробуйте зайти с Васи Егорова. Он же ваш кореш?

Обе повисли на трубках. Гришина обрабатывала Василия Лукича, Лебедева задушевно убеждала Веронику в правильности быстрой публичной реакции:

– Именно сейчас и надо запускать интервью! Промолчи предприятие – все решат, что оно признаёт вину Охрипенко.

Допустить такое было невозможно, и накрученная Ларисой адвокатесса пошла по оставшемуся в «Пластике» начальству – получать «добро» на экстренное публичное выражение позиции холдинга.

К обеду красные и вспотевшие рекламистки смахивали на загнанных лошадей, но задуманную программу выполнили. Ольга Ивановна обмахивалась листком, где «друг Вася» от лица учредителей рекомендовал Тришу всячески содействовать работе с «Пластиком». Не взирая и несмотря. Перед Ларисой лежала факс-копия с «хозяйским» вариантом интервью. Предстояли самые напряжённые часы.

Поход в редакционный буфет пришлось отложить, пробавились бутербродами из домашних закромов Гришиной. Лариса корпела над правкой. К счастью, «Пластик» ответил на её вопросы кратко и конкретно – видимо, за неимением времени на экзерсисы. Материал от этого только выигрывал. Интервью получалось хотя и суховатым, но вполне в стиле большого бизнесмена, знающего тонкости дела и цену времени. Оставалось скомпоновать блоки так, чтобы нить беседы с Охрипенко была логичной, одна мысль перетекала в другую, или вытекала из неё.

Закончив с текстом, Лариса наскоро вычертила макет. Всё же привередливая Лизетта – большая умница; издавна завела в секретариате пустографки, удобные для макетирования. И Лебедева частенько сама делала на них почеркушки для своих материалов.

Дальше – вёрстка. После Лёни основная нагрузка по сбору полос лежала на плечах Ирины Агеевой. Бедная Ирка, у неё уже дым валил из ушей от нескончаемой работы! Но уговаривать пропустить Охрипенко вне графика не пришлось: если просит Лариспетровна, значит, и в самом деле что-то важное и безотлагательное. За несколько минут Ира набросала полосу с интервью, вместе с Лебедевой обрезала болтающиеся в абзацах «хвосты». Даже нашла фото Григория Николаевича в окружении рабочих. Можно показывать заказчикам.

По опыту создания платных шедевров Лариса знала, сколь привередливы бывают господа, откупившие рекламный ресурс. В отделе изустно передавался случай, когда девушка, приставленная заказчиком к их газете, последовательно сделала в небольшой статье сорок две (!) поправки. В вычитанном на сто рядов тексте то словечко добавляла или убирала, то абзацы меняла местами, то снова возвращалась к только что отвергнутому варианту. Копирайтер, оседлав версталей, так же раз за разом вносила эти изменения, выводила на принтер полосу за полосой, отправляла их по факсу (интернет-послания ещё были недосягаемой для газеты роскошью)… И не моги спорить или раздражаться! Интеллектуальный онанизм закончился глубоко за полночь. Ничего не поделаешь, рекламодатель свято верит, что за свои денежки волен устраивать любое аутодафе!

Но холдинг ограничился парой несущественных замечаний и почти сразу прислал согласование за витиеватой подписью второго заместителя Златковского. В семнадцать часов – последний срок сдачи идущих в номер материалов – платная полоса была готова к отправке в секретариат.

Оставался Триш. Конечно же, этот старый лис уже проведал, что следствие взяло Охрипенко в оборот.

– Оля, воздух вокруг Лариски отравлен, что ли? Стоило ей месяц повертеться возле тебя, и ты уже поёшь с её голоса! На кой ляд тебе какой-то бывший зэк, да ещё угодивший следствию в лапы?!. Там (Триш упёр глаза в потолок, как в божественные сферы) давно никто не сомневался, что это он Златковского…того… Только доказательств не хватало. Теперь получат и аргументы, и факты. – Главный самодовольно хохотнул радуясь собственной остроте.

– В общем, рекламная ты наша, и не проси! Не могу разрешить даже две строчки о холдинге!

– Боря, они ведь проплатили, и оплату за интервью перегнали ещё до праздников, – вкрадчиво прозвенела Гришина. Она точно знала, на какие кнопочки заскорузлой души бывшего аппаратчика следует жать. – Ты что – собираешься швырнуть деньги обратно? Без причин непреодолимой силы расплеваться с богатейшей фирмой города?

Триш опёрся на судорожно сжатые кулаки и выдвинулся вперёд. Седой ёжик на шарообразной голове, казалось, поднялся торчком. Сейчас он напоминал ощетинившегося, готового к прыжку бойцовского пса. Но Ольга Ивановна словно не замечала предостережения и продолжала пускать стрелу за стрелой:

– Или после недотёпы-Янселевича у нас завались рекламодателей с договорами на несколько месяцев вперёд? Если «Пластик» – на мороз, так в загашнике ещё останется воз и маленькая тележка?

Редактор ярился, сопел и молчал. Тогда в него полетел снаряд самого убойного калибра:

– Ты, видать, запамятовал, чего требовал Василий Лукич в первую голову?

При упоминании этого имени Триш обмяк и спрятал под стол багровые клешни: страх перед грозным «представителем» ещё сидел в нём крепко. Но сдаваться он и не думал:

– Вы с Лебедевой только деньги видите! А человек, которого собрались пиарить, сидит за решёткой по убийству его же начальника! С каких это пор, дорогуша, газеты считают своим долгом мешаться под ногами у следствия? Между прочим, по этому поводу, кажется, даже статья есть!

– Статья говорит о давлении на суд. А до того каждый волен иметь собственное мнение, и даже выражать его в прессе. Не осуждён – не вор! Тебе ли, Борис, этого не знать! – она всё ещё пыталась пробить вопрос малой кровью. Но главный продолжал упираться:

– Дыма без огня не бывает, должна бы понимать. В общем, пока с Охрипенко не прояснится, нечего нам высовываться с этим интервью…

– В общем, Боря, вот тебе! За подписью сегодняшним числом! – Ольга Ивановна шмякнула перед Тришем папочку с письмом «представителя». И добавила тоном, каким в своё время отдавала команды в горисполкоме: – Будем считать это прямым указанием к работе с «Пластиком»!

Такой жест обошёлся ей дорого. Добиваясь своего от Егорова, Ольга Ивановна до дрожи искупалась в потоке отчаянной ругани. Но она покорно выслушала от Василия Лукича изощрённые коленца. Он лаял и на неё, угодившую с этим чёртовым холдингом в вонючую лужу, и на Бориса Ильича, без конца дрожащего, как овечий хвост. А больше всего злился из-за себя:

– За каким хреном учредителям и мне лично хлебать эту вашу гнусную кашу???

Вопрос, как водится, решили денежки, греющие счета «Обоза». Хоть потоп, а богатых рекламодателей не тронь – по-бухгалтерски рассудил Егоров. После терпеливого умасливания варяг сдался и велел гнать во весь опор курьера: так и быть, он даст писульку к Тришу.

Выплывая от Нашего Ильича, главная по рекламе настежь распахнула дверь, будто физически открывала путь для интервью. Они успевали.

***

Проводить в последний путь Германа Златковского вышла добрая половина Зауралья: каждый второй житель был с ним знаком лично или понаслышке. Ещё с советских времён директора если не любили, то искренне уважали как у себя на производстве, так и в городе. В тяжелое расхристанное время Злат для многих стал палочкой-выручалочкой – помогал кому с работой, кому давал деньги на лечение, учёбу, латание крыши над головой. Не барином разбрасывался средствами, которые копейка к копейке приумножал на пару с Гришей Охрипенко, а беспроцентными ссудами втягивал людей в круговорот жизни своего предприятия. Самым отчаявшимся, случалось, и прощал долги. Или заставлял отрабатывать землекопами, дворниками, уборщицами, нянями в заводских детсадах. Ещё до перестройки с лёгкой руки какого-то краснобая Германа стали называть социальным директором. Жаль, что к концу 90-х в чаду всеобщей для России антисоциальности жизни это звание подзабылось.

Задувает холодный совсем не майский ветер, но коллектив «Пластика» идёт за богатым катафалком едва не в полном составе – за исключением тех, кто стоит на смене или отсутствует по болезни и неотложным делам. В первых рядах семенят отцы города. Этикет они знают, за последнюю десятилетку приноровились ходить за сановными гробами – в городе то и дело по Божьей или дьявольской воле образовывался именитый покойник. Чёрный кашемировый прикид из миланских бутиков, постная мина, воробьиный шаг, позволяющий тихо перекидываться друг с другом важными новостями.

– Та-а-а, та, та-та… – уныло фальшивит оркестр.

– Как там наш удалец? Правильно себя ведёт? – не снимая маски скорби, интересуется мэр у осанистого силовика в серовато-синей форме – прокурора города.

– Ещё бы! Будь здоров! – кивает в такт Шопену прокурорский чин.

– Та-а-а, та, та-та…

– Теперь, надеюсь, доказательств вам хватит?

– Работаем, стараемся…

Марш взвизгивает. Вслед за музыкой возвышает голос и мэр:

– Смотрите не подведите! А то я слышал – он что-то приуныл.

– Та-а-а, та, та-та…

– Развеселим, можете не сомневаться…

– Давайте-давайте. И не забудьте, черти, навертеть дырочек для новых звёзд. Как-никак, первое в стране полное раскрытие заказухи…

По всей процессии только и разговоров, что про заказ Охрипенко на своего благодетеля. Уже всем известно: это он виноват в сегодняшних похоронах. Хотя одни крепко сомневаются, что Гриша замутил этакое: зачем ему небо в клеточку, если жил, как кум королю? Зато другие жарко доказывают, что только он и мог: человеку сколь власти и денег не дай, всё мало. Да и с воровскими ухватками правая рука директора ой как знакома – всё-таки бывалый сиделец…

Резкие взмахи северка доносят до Ларисы обрывки всех этих общественных дебатов: она шагает среди заводских рядом с кругленькой Вероникой. Интересно бы послушать, как эти доброжелатели заговорят, появись сейчас в толпе «обозовское» интервью? Но выйдет оно только после обеда, когда ритуальное шествие уже разбредётся по домам.

Вешкина, получив готовый – свёрстанный и даже подписанный – материал, монашески поджала губы:

– Гляди ты – неужто реклама так выправляет людей? Не знала, что Ольга Ивановна ещё и мастер художественной перековки… Полюбуйтесь: наша Ларочка освоила исполнительскую дисциплину! Уж не заболела ли ты часом?

Привыкшая к цепляниям ответсека, та беззаботно махнула рукой:

– Видно, что-то съела. Елизавета Григорьевна, вы лучше гляньте опытным глазом – нет ли залепух? Сеня с Тришем, конечно, посмотрят, но и вы тоже, хорошо?

Лебедева, несмотря на придирки и подначки в свой адрес, очень ценила мнение старой газетчицы. Особенно в непростые моменты.

Лизетта быстро пробежала столбцы, сняла очки, потом опять водрузила их на нос. Глянула исподлобья уже без насмешки:

– Ты опять суёшь бомбу под нашу богадельню? Опять «Обоз» топает со всем светом не в ногу? Небось, знаешь, где сейчас этот Охрипенко, и почему?

Осведомлённость всегда была у Лизетты сильным звеном!

– Знаю. Понимаю. Именно поэтому и выходит его интервью. За большие деньги «Пластика».

Вешкина невесело качнула головой:

– По тексту у меня замечаний нет, таких, как ты, учить – только портить. Но – сочувствую. К большой войне готовишься? Дай Бог тебе уцелеть в новой драчке…

Адвокатесса притискивается вплотную и шепчет Ларисе почти на ухо:

– Я вчера была у Григория…

Лариса удивлённо вскидывается: как этой защитнице всё лихо удаётся? Ах да, у симпатичной улыбчивой пышки Вероники Друзь было время обзавестись связями. Несмотря на моложавость и женственность, она успела поработать и в следствии, и в качестве судьи. «Пластик» плохих специалистов не держит!

– Говорит, взяли какого-то субчика, тот клянётся, что действовал по его личному приказу,– шёпот нарастает. – Ещё сказал, будто тот, вроде, бегал от следствия. Сегодня встречаюсь со следователем по делу Григория; посмотрим, что выдадут там.

Бегал от следствия… Лебедевой – проклятое ненастье! – вдруг становится холодно, леденеет в желудке. Голос сипнет, как у гриппозной:

– А как фамилия того… ну, что бегал? Не запомнила?

– То ли Крутков, то ли Кретиков… Вечером уточню.

– Кротов?

– Так точно! Кротов. Постой… Это который по бочкам? – шёпот адвокатессы вибрирует.

– Он. Валерий Кротов.

– Тёртый жучара, только его нам и не хватало… Ну да на каждую хитрую задницу есть крепкая клизма с винтом… Спасибо, что подсказала. А ты откуда его знаешь?

– Делала о нём материал, за что и сослали в рекламу.

Процессия подходит к тому месту, где стоят автобусы на Старонемецкое кладбище, и начинает таять. На этом давно закрытом кладбище, расположенном почти в центре Зауралья, по давней традиции всё же иногда хоронят, но только самых уважаемых горожан. Вероника обязана присутствовать у могилы, а Лариса ехать не планирует. Договариваются пересечься, как только у защиты появится новая информация. Друзь улетает на роскошной серой «шкоде», Лариса в задумчивости бредёт к трамвайной остановке. В редакцию удобнее всего катить по рельсам, вот и старый расхлябанный вагон тренькает на ближнем повороте. Трамвайчик уже притормаживает, но тут Лариса резко бросается на другую сторону пустынной дороги.

***

Траурная процессия давно рассосалась, а она почему-то всё ещё говорила шёпотом:

– Подойди к телефону! Отзовись!

Заклинания не помогали, абонент молчал. Ясен перец, валандается со своим подопечным! Пришлось добрых полчаса накручивать диск видавшего виды телефона-автомата. Хорошо хоть трубка оказалась на месте, не пала жертвой дебильных подростков, как у большинства доживающих свой век «двухкопеечников». Делать нечего, придётся вызванивать мил-друга из редакции. Вот крутану последний раз…

На другом конце провода глухо забурчало:

– Адвокат Депов слушает!

– Газета «Вечернее обозрение» беспокоит, корреспондент Лариса Лебедева. Александр Павлович, есть необходимость пообщаться. Найдёте для меня минутку? – официально, в тон Депову, отрекомендовались Лариса. Какое вы нам здрастье, такое и мы вам.

– Что случилось? С тобой всё в порядке? – как из-под земли буркнула трубка. Адвокат, видимо, обретался где-то очень далеко.

– Всё Окей. Так найдёте минутку?

– Смогу только после обеда. Куда прибыть?

Куда? Вопрос… В редакции не поговоришь, слишком много любопытных, а в приличных кафе перед праздником не протолкнуться от подвыпивших ветеранов – нарядных, при полной наградной выкладке старичков. В машине станет приставать. К ней домой дорога Саше заказана. И уж вовсе отпадает его офис – проклятое место, где она впервые заглянула в глаза смерти. Память Ларисы вдруг очень живо воспроизвела испытанный ужас, когда перед её лицом плясал чёрный зрачок пистолетного дула, наставленного разъярённым Кротом.

– Новое здание Лермонтовской библиотеки подойдёт?

Вот и ладно. Туда тоже трамвайчик добегает. Она ещё успеет перекусить и подготовиться к встрече. Хорошенько подготовиться.

В чистеньком и недорогом буфете приличного чая не было, но кофе оказался на удивление хороший. После пробравшего до костей ветра Лариса выпила две чашки с какой-то ещё теплой посыпушкой местной стряпни. Здесь же за столиком почистила свой крошечный диктофон, освободив две дорожки.

Против обыкновения, адвокат задерживался, образовалось время обдумать вопросы. Она уже начала записывать их в блокнот, когда Депов влетел в пункт общепита подпалённым бесом:

– Дозналась про Крота?

Не отвечая, Лариса буравила его настырным взглядом. Адвокат притормозил, снял моднейший длинный плащ, вымыл в туалете руки. У стойки вопросительно обернулся: чего изволите?

– На меня не заказывай, я уже выдула два кофе.

Саша наскоро проглотил под капучино свеженькую булочку и отодвинул пустую чашку:

– Так что? Крот?