ЭВРИДИКА 1916

– У вас есть театральная практика?

Я замялась.

– В последнее время я избегаю регулярных постановок…

Проще говоря, никому не нужна. Но Ряхин одобрительно затряс щечками.

– Хорошо. Прекрасно! Видите ли, золотко, экран предъявляет свои требования, и мимика должна быть иной. А театральных уже не переделать… Я вижу, вы в прекрасной физической форме… Подтянуться на канате сможете?

– Я ежедневно делаю комплекс по Бергеру. Плюс ледяные обливания.

– Великолепно! Значит, добавим приключения, трюки, то, что англичане называют action. Выйдет аттракцион, перед которым Голливуд заплачет…

– Простите, но я не увидела в рассказе женских персонажей. Значит ли это, что мне придется играть мужскую роль?

Если бы сахар с улыбки Ряхина можно было каким-то образом материализовать и поместить в мою чашку с кофе, скулы бы свело от сладости.

– Ну конечно нет, голубушка, такому испытанию я вас не подвергну. В первоисточнике вообще один герой, но же понимаете, что в синема монолог не продается. Любовное приключение – вот гарантия кассы. Но – внимание! – еще никто не использовал любовное приключение в сюжете ужаса. Мы сольем воедино вожделение и озноб! Выйдет нечто пикантное, как сливочный пломбир с горчицей. Да, именно так. Сливки и острота!

Горчица на пломбире?! Но я все еще держала себя в руках, помня о пяти – и возможно более – рублях в день.

– Помните золотоволосую Лорелею из поэм Гейне? Волшебное существо, убивающее моряков, но перед смертью делающее их счастливыми? Вот ваша роль!

– Русалка?

– Наяда, нимфа, сирена… Речь идет о морском царе, и мы вольны трактовать его родственников в удобном ключе. Да, и огромный плюс: текста вам учить не надобно. Только пластика!

Ряхин вскочил и довольно естественно растекся вокруг соседнего кресла. Томно закатив глаза, провел рукой по бархатному пиджаку в районе груди.

– К тому же эффект, произведенный вашим костюмом заставит зрителя окаменеть…

– Костюмом? Что особенного в костюме?

По лицу Ряхина разлилась совсем уже карамельная улыбка

– Не верю, что вы никогда не видели, как обычно рисуют русалок. Тут я искренне оторопела.

– Вы хотите сказать, что моя задача трясти голой грудью на скале?

Ряхин развел руками, словно заранее извиняя меня за сказанную глупость. Ни дать ни взять, снисходительный папаша, поучающий неразумную дочку.

– Голубушка, впечатлять зрителя должна актерская работа, а вовсе не положении top less…

– Так давайте сделаем закрытый костюм, раз это неважно!

– Солнышко мое, если женщину за сорок просят показать грудь без предварительного утверждения, это нельзя расценивать иначе, как комплимент!

Далее я слушать не могла, боясь наговорить глупостей и попросила пятиминутный перерыв.

Очутившись на крыльце, я в полной мере осознала горечь своего положения. Когда тебе сорок три, капризничать и упираться поздно. Либо голышом на скале, либо мы с Софи зимуем, как и в прошлом году, на кислых щах и жареной картошке с салом. Порыв ветра тут же задул пламя от спички. Чертыхнувшись от души, я полезла было за следующей, но тут к моему лицу поднесли лодочку из сложенных ладоней, затянутых в черные перчатки. Юный инженер похоже, меня дожидался.

– Вы выступали в 1900м году на концерте выпускников консерватории. Мать привела меня на концерт, и… Я получил одно из самых ярких впечатлений в жизни…

Глаза парня смотрели ясно и серьезно. А передо мной словно распахнулись дверцы машины времени…

За плечами консерватория, Софи почти четыре годика. А.П. тогда был в ударе. Да что А.П – нам обоим казалось, что между желанием и реальностью лишь маленькая трещинка, которую легко заполнит одна удачная встреча или знакомство. Теперь-то то понятно, что это была пропасть, в которую и заглядывать-то страшно, не то что пытаться перепрыгнуть.

– Я потом долго искал вас по афишам. Был уверен, что вы станете знаменитостью… И… простите, что не представился. Шушин, Тимофей.

Я не знала, улыбаться мне или плакать, особенно в свете текущих событий.

– Конечно, это очень приятно. Жаль, что я больше не занимаюсь музыкой.

Фраза прозвучала вроде бы легко, но кожа на моем виске все-таки дернулась. Надеюсь, юный романтик этого не заметил.

– И вообще не хочется тратить время на бульварную чушь.

Во взгляде Шушина читалось такое уважение и вместе с тем непонимание, что мне стало неловко за свою колкость.

– Если вы о рассказе… Вещь отнюдь не глупа. Другое дело, с автором я не согласен. Ужас там вызывает отнюдь не чудовище, а осознание того, что рядом существует древний и могучий мир, управлять которым ты не можешь, но который может в любую минуту изменить твой разум. По мне это отговорки для слабых. Человек сам вершит свою судьбу.

– Вы атеист?

Вместо ответа Шушин взялся своей левой рукой за правую, и снял перчатку. Я увидела стальной каркас, опутанный сетью ремней.

– Никто не верил, что я смогу писать, рисовать. При хорошем протезе максимум – держать ложку. Но я разработал тяговую конструкцию. Правая кисть дублирует то, что делает левая.

Шушин поочередно пробежал пальцами левой руки, словно разминающийся пианист. Правая повторила движение.

– И кто мне помог? Боги?

На крыльце появился помощник.

– Господин режиссер разрешает внести некоторые изменения в костюм. Как вы смотрите на то, чтобы прикрыть тюлем… спорную область?

Помощник тактично замялся. Да черт с вами, я и так уже на все согласна.

4 декабря

Первый оплачиваемый день и первая сцена – кораблекрушение. На всю длину зала растянуты полотнища бледно-желтой бязи. Оказывается, именно этот цвет на пленке дает ощущение голубого. В синема вообще много условностей. Например, мое непосредственное «место работы» – утес – представляет конструкцию из папье-маше, покрашенную чрезвычайно грубо. Даже в цирковом балагане такое бы не прошло. Но плотный господин с роскошными усами, суетящийся вокруг камеры, носящий гордое звание засъемщика и фамилию Фильштейн, уверил меня, что нарочитые черные полосы в кадре превратятся во вполне себе реалистичные трещины, а белые пятна в блики света. Волшебство да и только… Пока я разглядывала декорацию, ко мне направился блондин с белесыми глазами, невыразительность которых не убирала даже черная подводка. Снисходительно и вместе с тем нервно моргнув, он выдавил.

– Иваницкий.

Тут же подлетел Ряхин.

– Позвольте представить. Исполнитель главной роли, Жорж Иваницкий. Наш российский Валентино. В перспективе, разумеется. Но сам Ваня Мозжухин признал пластику Жоржа выдающейся…

– Очень приятно.

Очевидно, не уловив ожидаемый градус восторга в моем ответе, блондин буркнул обиженно.

– Имеет ли смысл утруждать мамзель Веснину участием в читке? У нее же роль без слов.

– Голуба моя, она тебя соблазняет, – напомнил Ряхин. – Это необходимо как минимум, проговорить.

– Это я понимаю, но что тут читать? Давайте построим мизанцену…

Судя по тому, как настраивающий камеру засъемщик усмехнулся в усы, месье Жорж имеет особые права на съемочной площадке. Мне-то плевать. Просто надо сразу понять правила игры. А пока Ряхин суетился вокруг, пытаясь сгладить ситуацию.

– Разумеется, это никак не скажется на вашем гонораре, золотко. Наоборот, сократит труд, которым вам предстоит на площадке. А посему и правда перейдем непосредственно к построению мизансцены. Итак, Жорж, ты чудом выжил во время кораблекрушения и спасаешься на шлюпке… Где шлюпка? Шлюпка готова?!

Бутафор с помощником внесли картонную шлюпку без дна. При помощи шнурков и липкой ленты конструкцию закрепили на талии Иваницкого. Будущий Валентино, по-гусиному поднимая ноги, вступил в тряпочные «волны», и снова обиженно скуксился.

– Море мелкое! Я не могу все время приседать, у меня высокий рост!

Помощники кинулись регулировать «волны». Ряхин же галантно протянул мне руку, призывая на «утес».

Места здесь было меньше, чем у несчастной Элизы с ее братьями-лебедями.

– И вот здесь нашего чудом спасшегося моряка ожидает соблазн в виде вашей персоны…

Я забралась на утес и в унынии оглядела будущий кадр. Где-то по центру барахтался Жорж со своей картонной лодкой, пытаясь носом не зацепить ближайшее полотно. Развернуться здесь в буквальном смысле было невозможно…

– А почему бы мне не следовать за лодкой? Разве не лучше соблазнять в движении?

Жорж сморщился, словно ему под нос сунули головку чеснока.

– Зачем отвлекать внимание от основной сюжетной линии?! Вам специально построили скалу!

– У того же Мельеса…

– К черту Мельеса, это вчерашний день!

Ряхин махнул рукой, пресекая хамство будущего Валентино.

– Госпожа Веснина, если вы готовы продемонстрировать…

Подобрав юбку, я спрыгнула с картонной скалы прямо между полотнищами. Ткань доходила до середины бедер. Высоковато, но хотя бы общий абрис будет понятен. Я не поклонница Дункан, но и классика здесь неуместна. Морская дева – воплощение хаоса, но вместе с тем и пульсации. Этот пульс в перекатах морских волн, вое ветра и обманчивом шепоте пены, облизывающей утесы.

Я повернулась к помощникам.

– Можете двигаться в таком темпе? Раз, два, три…

Ассистенты усердно захлопали полотнищами. Этот звук, подобно хлопкам ладоней во фламенко, придал уверенности. А с ней родился и рисунок танца.

Руки мои словно лишились костей, как конечности морских животных. Голова повисла, как обмякший цветок; вряд ли дева морей будет нести ее гордо, скорее, изовьет шею по-змеиному, выбирая момент для атаки. Нужна ли Деве жертва? Может да, может и нет. Может, ей приятен сам процесс вовлечения живой души в лабиринт? Волны сами по себе гипнотизируют. Я добавила осторожные, мягкие пируэты, словно уже скользила под водой. Но при этом с каждым оборотом все больше наращивала темп. Так вовлекаемая в водоворот лодка поначалу всего лишь скользит по кругу, чтобы в кульминации неотвратимо полететь вниз. Волосы выбились из-под шпилек и летели за мной тяжелым крылом. Я уже не видела ткани и фальшивого света. Только растерянные глаза терпящего кораблекрушение неудачника, которого следовало с головой окунуть в темную воду…

– Помогите!

Жорж Иваницкий, очевидно, резко отшагнул в сторону. Корма картонной шлюпки зацепилась за ближайшее полотно и будущий Валентино чуть не полетел спиной вниз, но в последний момент повис, запутавшись в полотнищах.

Ряхин с ассистентами бросились в тряпочные волны, разруливать ситуацию.

– Так, голуба моя, не дергайся…

– Корма отвалилась почти…

– Стой спокойно, Жорж, что ж ты как лошадь от домового шарахаешься!

– Хорошо, хоть корма пострадала, а не Жоржиков нос… – ухмыльнулся усатый засъемщик.

Обо мне, как и следовало ожидать, все забыли.

– Так что с танцем?

Ряхин вынырнул из тряпочных волн и махнул рукой досадливо.

– Завтра в костюме попробуем. До завтра, спасибо, дорогуша!

Домой вернулась уставшая, как собака. И тут же звонок в дверь.

– Ксения?

А.П.! Вот это новость. После развода бывший муж на мою территорию не ступал. Но благодаря ему я все-таки получила роль. К тому же он может что-то знать об инвесторах фильмы и реальности всего предприятия….

– Что ж, заходи…

Квартира наша роскошью не отличается, да еще две недели сидим без прислуги. Со всей возможной непосредственностью я смахнула с дивана ночную рубашку Софи и указала на свободный стул.

– Еды нет, но можно послать в лавку.

– Спасибо, чашки чая достаточно.

А.П. опустился на стул, покосившись на открытый проем моей спальни. Я быстро прикрыла дверь.

– Всего две комнаты. Ты там спишь, а Соня на диване?

По бесцеремонности бывший муж до сих пор первая скрипка.

– Тебе интересно, сколько мы платим в месяц или как часто я вожу сюда мужчин?

А.П. заморгал растерянно. Какой-то он пришибленный сегодня, наверное, в долг просить пришел. И ведь не откажешь…

Через какое-то время возни на кухне у примуса я была готова признать, что Глашку уволила опрометчиво. И все же минут через десять внесла в гостиную поднос с незамысловатым угощеньем. А.П. смирно сидел на стуле, но глаза бегали, как тараканы по полу в дешевом трактире. Зная привычку бывшего мужа молчать до последнего, я решила зайти издалека.

– Хочу тебя поблагодарить за протекцию и точное описание месье Ряхина. Каков шанс, что он доведет дело до конца? Может, стоит аванс побольше выторговать?

– Мне жаль, что до этого дошло – пробормотал А.П.

– Да нет, не все так плохо. И деньги приличные, очень нам пригодятся.

– Я только недавно начал тебя понимать. – все тем же невнятным полушепотом продолжал А.П. Обычно его голос звучал резко и пронзительно, как боевая труба. Неужели стряслось что-то серьезное?

– Тебя уволили из ресторана?

– Да с полгода уже…

Докатился. А ведь начинал в солирующей группе Большого!

– Опять пьешь?

Теперь А.П. сосредоточенно разглядывал молочник на подносе.

– Если нужны деньги… Много я тебе дать не смогу. Но как только заберу аванс…

– Прости… Я не должен был… Прости за все…

А.П. суетливо вскочил и направился в прихожую.

– Погоди, а чай?

– Нет-нет… Я… пойду пожалуй…

Толком не одевшись, так и не попав в рукава пальто, бывший муж вывалился на лестницу. Вот уж визит так визит. Может, он в монастырь собрался и пытается замолить грехи? В любом случае, Софи незачем знать о визите. Пусть продолжает жить в своем раскрашенном картинками из Нивы уютном мирке. Бедная девочка искренне верит, что узнает жизнь, подавшись в журналистику. Пристроить бы ее замуж, но это уже из разряда фантастики… Не забыть с аванса заказать чулки «Phoenix», с «гаванской пяточкой» и узором, как в журнале – с ящерицами и змеями.

5 декабря

Кто рано встает, тому Бог подает. Вот и я первая вошла в пустой и тихий съемочный павильон, и в награду мне явился Дагон. Черно-фиолетовая тварь обвивалась вокруг бутафорского обелиска, головой почти упираясь в полоток павильона. Не иначе как приполз за красивой девственницей. Зачем еще выходят из морей чудовища? Задрав голову, я любовалась творением молодого Шушина. Дагона пока выставили как попало; с закрытыми глазами и отвисшей челюстью морской бог выглядел беспомощно, как спящий старик. Почти до пола свисали клешни, в каждой из которых я могла легко принять ванну. Зато хвост оказался неожиданно мягким на ощупь и приятно пах клейстером.

– Цвет невыносимо мрачный!

Жорж Иваницкий всем видом выражая недовольство.

– И грудная клетка выпирает не эстетично!

– Вам будет приятней, если вас сведет с ума чудовище, полностью соответствующее вашему эстетическому вкусу? – не удержалась я.

Иваницкий совершенно не умеет держать poker face. На его безусой мордочке сразу же выступили раздражение и обида.

– Я уполномочен обсуждать художественные вопросы! Мой двоюродный дядя инвестирует в этот проект!

Я еще не успела решить, стоит ли парировать или лучше промолчать, чтобы не злить будущую звезду, как сверху раздалось гудение.

Под потолком словно ожил гигантский шмель. Кожистые складки вокруг глаз чудовища поехали в разные стороны. Вспыхнули глаза с вертикальным зрачком, и нервно, как у просыпающегося, дернулось одно из щупалец.

Это же просто кукла, она не может… Я судорожно глотнула воздух. И тут из-за лилового бока приветственно замахал рукой Тимофей Шушин.

– Доброе утро! Как вам глаза? Полный автоматон сделать не удалось, веки раскрываются при помощи тросиков. Но по мне, и так неплохо вышло…

– Неплохо? У меня чуть кондрашка не случилась.

Шушин улыбнулся счастливо.

– Простите, что не сразу не поздоровался. Решил проверить эффект…

– Очень мило, что вы считаете мое сердце достаточно крепким, чтобы ставить подобные опыты. Но в будущем я бы попросила…

За моей спиной раздался грохот. Жорж Иваницкий, без сомнения, пожелал бы осесть эстетично, но свалился в самый настоящий обморок, затылком вниз, как подрубленный пенек.

Мы с Шушиным кинулись помогать бедняге.

– Как вы, Жорж? Встать можете? Принести соли?

Иваницкий что-то невнятно промычал. Вдвоем мы кое-как усадили будущую звезду на мягкий хвост Дагона. Подобрав с пола какую-то картонку, я принялась махать ей на Жоржа. А в павильоне появился Ряхин.

– Что случилось, голубчик?

– Все нормально – уверила я. – Здесь очень душно, и месье Иваницкий, очевидно, пострадал от недостатка кислорода. Откроем окно, и все…

Мне ни в коей мере не хотелось, чтобы пострадал Шушин и его работа. Но Ряхин смотрел на Дагона с искренним восторгом.

– Какая мощь!

– Он отвратителен… – простонал Жорж.

– То, что надо, дорогуша! Скажите, месье Шушин, вы учли мои пожелания относительно кульминации?

Шушин кивнул.

– Если вы мне поможете, я могу продемонстрировать…

– Ну разумеется! Жорж, ты отдыхай пока…

Окончательно забыв о своей «звезде», Ряхин устремился к стене позади Дагона. Только сейчас я заметила стальной трос, идущий от шеи чудовища к стоящей у стены катушке.

– Сейчас макет закреплен в максимально вертикальном положении, – пояснял Шушин. – Но его позвоночник состоит из множества сочленений. Если убрать фиксатор, Дагон сложится, подобно гигантской креветке…

Шушин схватился за ручку лебедки. Ряхин взялся с другой стороны.

– Жорж, золотко, можно попросить тебя освободить хвост?

Несчастный Иваницкий на все еще трясущихся ногах поковылял к противоположной стене павильона. А режиссер кивнул Шушину.

– Уверены, что справитесь? Если рухнет слишком быстро, макет может повредиться…

Шушин, поняв намек, замялся. Ряхин оглянулся на выход из павильона.

– Кто-нибудь? Персонал здесь есть?!

– Я могу помочь!

Ряхин улыбнулся скептически.

– Голубушка, это вряд ли. Работа для крепких мужчин.

– Я информирована о волшебных свойствах рычага, которым еще древние египтяне пользовались.

Я встала рядом с Шушиным и решительно взялась за ручку лебедки.

Ряхин усмехнулся.

– Вам, голубушка, не русалку, а амазонку следовало бы играть.

Ну что ж… Господин инженер, позволим даме проявить самостоятельность?

Шушин кивнул.

– Я выну из паза стабилизатор. После этого трос начнет ослабевать. Вам нужно будет изо всей силы упереться в пол, чтобы обеспечить плавное сжатие.

– Я поняла.

– Так, милочка, готовьтесь. – скомандовал Ряхин.

Я схватилась за свою ручку. Шушин вынул небольшой стальной болт из катушки, и в тот же миг ручку повлекла вниз неумолимая сила, словно на гигантской удочке билась огромная рыба.

– Держите? – прохрипел покрасневший Ряхин.

– Все нормально! – огрызнулась я, боясь, чтобы ноги не поехали по полу. Ладони уже жгло огнем. Но туша монстра опускалась все ниже, выгибаясь дугой, как в кошмарном сне, и в итоге рухнула на пол, подняв облако пыли.

– Можно было и плавней, но все равно эффектно.

Ряхин покровительственно похлопал Шушина по плечу.

– Отличная работа, друг мой. Жорж, почему бы тебе не отдохнуть? А вам голубушка, огромное спасибо. И кстати, костюм готов, займитесь подгонкой!

На фоне грандиозного Дагона творение портнихи смотрелось чудовищно. И в этот раз эпитет не комплементарный. Прозрачная блузка ничего не скрывала, а напротив, делала верх костюма идиотски-кокетливым. Юбка-хвост, тугая до предела, была усыпана блестками, словно у танцовщицы варьете. Венчала сие творение рюша ядовито зеленого цвета, очевидно, призванная изображать плавник.

– Здесь подберем чуток, здесь сборку можно пустить…

Костюмерша суетилась, а мое лицо в зеркале уже стало багровым, оттеняя зеленый костюм. Ряхин прекрасно знал, что я в этой пакости шага сделать не могу. Зачем тогда давать мне надежду, зачем говорить, что я смогу танцевать?!

Ярость – вечная моя проблема. Вначале делаю, потом думаю. Вот и сейчас я схватилась за ворот блузки и со всей силы дернула вниз.

– Да что вы творите-то, барышня?!

– Хочу это снять, не видите, что ли!

Разорвав блузку до конца, я швырнула ее на пол и выступила из мерзкой юбки-хвоста, словно Венера из пены.

– Пойду режиссеру скажу…

– И прибавьте, что при таком отношении он увидит не только амазонку, а саму богиню Кали!

В дверь постучали, когда я уже судорожно застегивала пуговицы на собственной блузке. Вопреки ожиданиям, вошел не режиссер, а Шушин. Парень оторопело уставился на костюм на полу, сейчас больше всего напоминающий растекшуюся лужу купороса.

– Я… простите, если не вовремя… Это ваше?

– Думаю, уже нет. Как и эта роль…

Руки тряслись, я никак не могла застегнуть пуговицу у горла.

– Разумеется, это не мое дело. Но вам следует больше ценить себя и свой талант…

Серые глаза сочувственно следили за мной через гримерное зеркало. Парень, безусловно, движим самыми благородными намерениями. Но он пришел не вовремя…

– Послушайте, Тимофей! Если вас даже потеря руки не научила смотреть на мир реально, что ж, поздравляю, вы редкостный, неисправимый оптимист! Но думаю, даже у вас с возрастом пройдет…

– Вы должны повышать, а не понижать планку! Поверьте…

– Я никому ничего не должна! Пустите!

Толкнув Шушина плечом, я почти выбежала из гримерки. Бедный мальчик, конечно, попался под руку, взрыв эмоций предназначался Ряхину. Ну уж как вышло так вышло…

Извозчик попался на ледащей кобыле, хотя по правде сказать, спешить мне было некуда. После такой выходки, само собой, на площадке меня с распростертыми объятиями не встретят. Но и доводить себя до крайней степени унижения не хочу. В конце концов, затянем пояса, не в первый рав.

Сквозь монотонный стук копыт доносились крики.

– Трагедия в ресторане Крыша! Уволенный музыкант предпринял попытку расстрелять посетителей!

Мальчишка-газетчик подбежал и сунул газету. На первой странице я увидела лицо А.П…

Не помню, как вошла в свою квартиру. Уже был поздний вечер, а Софи чаевничала на кухне, наедая бока. Но сейчас мне было не до воспитания дочери. Не снимая ботиков и шляпы, я ворвалась в свою спальню. Упав на колени, залезла под кровать и вытащила шляпную коробку. Она была пуста. Ничто не делает нас более уязвимыми, чем наши привычки. Я с юности держала в доме оружие. И всегда прятала в шляпных коробках. А.П., конечно, было про это известно. Теперь понятен смысл визита бывшего мужа и его невнятных извинений. Заранее пытался вымолить прошение за кражу браунинга. Какие же мужчины все-таки слабаки и трусы!

6 декабря

Ночью спала плохо, что неудивительно после мерзкого поступка А.П. Плюс ни свет ни заря заявился домовладелец, напомнить о долге за квартиру. Я клятвенно обещала рассчитаться до конца недели, а сама уже мысленно прикидывала, в какую дыру нам с Софи придется переехать с нашими доходами. И в этот момент позвонили со студии и взволнованным голосом умоляли прийти. Не иначе как за расчетом. Что ж, за вычетом стоимости костюма хоть пара рублей перепадет…

Первым, кого я встретила в павильоне, был Жорж Иваницкий, весь в красных пятнах от ярости.

– Вы могли бы использовать и другие средства воздействия, но отдаю должное вашей… напористости, граничащей с терроризмом…

Неужели порванная блузка на нашего Валентино такое впечатление произвела? Нервная нынче молодежь пошла…

За Жоржем уже спешил Ряхин. Режиссер выглядел бледным и каким-то сдувшимся. Даже щечки-яблоки словно спеклись и сморщились.

– Мадемуазель Веснина, надо поговорить…

В кабинете Ряхин, не глядя на меня, забарабанил пальцами по столу.

– Как вы смотрите на кардинальное изменение вашей роли?

– Если вы имеете в виду увольнение, то кажется, слишком уж витиевато формулируете свою мысль.

Я старалась казаться спокойно-саркастичной, но в душе тряслась. Хотя бы два рубля, умоляю! А лучше два с полтиной…

– Я имею в виду новую роль для вас. С точки зрения привлечения женской аудитории…

По инерции, еще не осознавая до конца что происходит, я продолжала спорить

– Не думаю, что женская аудитория одобрит костюм, который вы утвердили…

– Разумеется, вам сошьют другой – сморщился Ряхин. – Я лично перепишу сценарий. Да, и… двенадцать рублей в день вас устроят?

Не могу поверить в происходящее. Неужели мой танец оказал эффект? Или Шушин был прав, и я просто недостаточно ценю себя?

Теперь перед юпитером стояли мы вдвоем с Жоржем, ожидая, пока усатый засьемшик Фильштейн выставит свет, чтобы создать необходимую «химию» между главными персонажами.

– У госпожи Весниной выразительный подбородок. Имеет смысл подчеркнуть светотенью.

– Почему-то на мой подбородок вы обращаете меньше внимания – фыркнул Жорж.

– Так у вас и нет его.

– В каком смысле? Вы на что намекаете?

– Все у вас есть, просто это не самая выигрышная часть вашего лица. – Засъемщик, поняв, что ляпнул лишнее, с тревогой покосился на Ряхина. На его счастье, режиссер был занят Дагоном, которого ассистенты пытались привести в движение.