
Полная версия:
Рианон-2. Крылатый воин и огненная принцесса. Империя дракона
– Мне должно быть жалко тебя? Или их?
– О, нет, – он выразительно повел бровями, – я ни от кого не жду жалости, моя дорогая, а они заслужили то, что получают, потому что пошли за мной.
– Ты действительно дьявол.
– Да, но ты принадлежишь мне, а не богу, который так мучает их.
Рианон невольно задумалась о том, что будет если он вдруг разожмет объятия и позволит ей упасть вниз в кишащую демонами бездну. Станет ли и она тогда частью его великой армии или же пищей для тех, кто в нее входил?
Но Мадеэль не спешил ее отпускать. Напротив, не доверяя никакой магии, он не разжимал рук. Сам повиснув в воздухе, он обнимал ее за талию, так, что Рианон спиной прижавшаяся к его груди, могла отлично видеть, что происходит внизу. Он дал ей насладиться зрелищем, перед тем, как развернуться и полететь прочь. Это случилось как раз тогда, когда по глыбам прошлась молния. Рианон понимала, что видела только часть всего. Она полагала, что какие-то невероятно сильные когтистые существа продолжают стаскивать эти валуны и наваливать друг на друга.
– Они строят для тебя храм? – догадалась она. – Храм для поверженного божества…
– Для их божества, – твердо напомнил он. – Если хочешь, то да, называй это храмом. Я сам еще не знаю, что это будет, но нужно же им чем-то заняться, вот пусть и занимаются строительством. Подумай только, вдруг в этом месте смертные станут молиться нам, мне и тебе, и приносить кровавые жертвы. А потом мои слуги будут приносить в жертву и их самих.
– Ты невыносим.
– Мне было у кого учиться, – резонно заметил он, возможно, припомнив своего бывшего владыку. Рианон подумала, что в его словах есть смысл.
– Прекрати строительство, – все же попросила она.
– Почему?
– Чтобы угодить мне.
Кажется, такой ответ пришелся ему по вкусу. Она не могла развернуться так, чтобы посмотреть ему в лицо, пока он несся с ней по небу, но ей казалось, что в этот миг его лицо исказила довольная усмешка.
– Ты совсем как я. И тебе тоже не по душе их вопли. Хотя иногда они меня успокаивают. Всегда приятно знать, что кто-то страдает хоть немного, а не благоденствует, когда ты носишь в себе боль всего мира. Я никак не могу привыкнуть к страданиям других, Рианон, наблюдая за ними каждый раз, я не могу себе представить, почему эти твари хнычут, когда настоящая боль им неизвестна.
– Полагаю, она известна только тебе.
– О, да, – он уже принес ее в шатер и посадил на ложе. Складки нового дымчато-золотого наряда, который он ей подарил, приятно зашуршали. Кажется это платье из неизвестной ей материи могло менять цвет само по себе. Еще недавно оно было синим, затем изумрудным и вот теперь снова золотым. Вся гамма цветов заключалась в этой ткани точно так же, как вся палитра боли отражалась в глазах падших ангелов.
Мадеэль понял без слов, о чем она думает и присел рядом с ней.
– Я не позволю тебе страдать, – от его прикосновения готовы были расцвести лилии, но она помнила кровь, огонь и адские крики.
– Тебе не придется пройти через то же, что и им, поверь мне, я не допущу такого.
– Почему?
Ответ поразил ее.
– Я не знаю.
В первый миг она даже не поверила. Шутит ли он или снова хочет одурманить ее своей небесной философией, но голос звучал вполне серьезно. Так вдумчиво и ошеломленно говорит только тот, кто действительно не может себя постичь. Она посмотрела на него и поняла, он правда не знал. Как же сложно он устроен, ошибка природы и в то же время ее венец, он не мог постичь своих собственных чувств.
– Тогда на один вопрос о моем королевстве ты можешь мне ответить?
– Да, – он с готовностью посмотрел на нее.
Рианон минуту медлила. Ей было тяжело об этом спрашивать и страшно услышать ответ.
– Я уже спрашивала тебя, но теперь хочу, чтобы ты ответил честно. Почему Лоретт? Зачем тебе было сражаться на их стороне, если справедливости с ними нет?
– Нет, – согласился он. – Но на стороне Менуэла еще больше зла…
На миг он опустил голову, не зная, что сказать. На красивом лице отразилось минутное колебание, а потом он снова заговорил.
– Понимаешь, есть еще избранные… Те, кто чем-то одарены обычно, и не падшие, и не люди, а что-то среднее от союза тех и других. Эти люди ошибка, но они же необычайно ценны. Бог желает, чтобы они познавали мир в страдании, только тогда они могут творить. Мои же демоны нашептывают людям, чтобы те причиняли зло этим избранникам, но в свою очередь каждого кто обидел их ждет невыносимое наказание. В общем это бесконечный круговорот, от которого сам я устал. В Менуэле же живут кузнецы, одаренные почти настолько же насколько мои цверги. Они почти приблизились к божественности, уже за одно этого их должно не стать или по крайней мере тех из них, кто особо талантлив. Но это меня уже не трогает, на моих глазах рушились многие цивилизации, исчезали страны и города, грели деревни. Я сам часто сопутствовал этому вместе со своими падшими армиями. Мне все равно на чьей стороне сражаться, потому что сам я никого не поддерживаю.
– Кроме справедливости, – напомнила она.
– Это понятие бога, а не мое, и оно как видишь довольно обтекаемо, – он потянулся и крепко сжал эфес меча прислоненного к ложу. – Справедливость в крови. Так устроен мир. И мне от него тошно.
Казалось, что сейчас с его бледных уст сорвется огненный вздох и испепелит все вокруг. Рианон невольно сжалась. Но уже через миг он посмотрел на нее, и взгляд его прояснился.
– Так было, пока я не встретил тебя, – словно хотел сказать он, – теперь у меня есть кого защищать и на чьей стороне сражаться. Всегда на твоей.
– А что же Менуэл? – спросила она после затянувшегося молчания.
Он пренебрежительно повел плечами.
– Жалкие мастеровые и пьянчуги. Они не только посмеялись над одним из избранных, они еще чуть его не убили. Им в тот день было весело, такая забава. Арно едва унес ноги от их собак, едва остался жив… но все же остался. Думаю, он уже успел забыть о том инциденте, но расплата пришла, в свой срок, в моем лице… Видишь ли, это все бесконечный круговорот, а от обманчивого ощущения покоя потом становится только тяжко. Виновники уже начинают думать, что им все прощено, а потом прихожу я… и мир вокруг них вспыхивает. Именно поэтому я остался сам собой, потому что в отличии от других мне не нужны кошмарные лик и кровожадная драконья глотка, чтобы превратить жизнь грешников ад. А грешником можно считать каждого на этой земле и каждого я рано или поздно настигну. Сначала Менуэл, затем Лоретт. Поверь, после обманчивой победы, поражение станет для них еще более тяжким.
– То есть кара для одних, потом становится карой для других и так далее, пока не исчезнет мир. Одно наказание прирастает к другому и все сливается в один беспощадный ком, а ты поддерживаешь все это.
– Я не поддерживал, поэтому и был низвергнут.
– Да, и теперь должен собственными руками вершить все то, против чего выступал.
– И, поверь мне, это худшее наказание.
– Не верю тебе.
– Рианон, – он положил свои руки ей на плечи, осторожно, чтобы не раздавить хрупкие человеческие косточки. Странно, он мог убить ее, а она не боялась.
– Бог заставляет тебя делать все то, за чем наблюдать даже со стороны для тебя было невыносимо. Он уничтожает тебя твоими же руками. Какой жестокий способ подавить сильную волю.
– У меня есть выбор?
– Был бы, если бы после первого поражения все не стало тебе безразлично. Все желания в тебе уснули, как только ты проиграл.
– Ты их разбудила.
– Но ты все еще слушаешься его приказов.
– Правда? – он привлек ее к себе, словно давая понять, что главное распоряжение он уже нарушил, вступив в запретную близость с человеком. И не просто с человеком. Почему-то он всегда ставил ее выше всех людей. Он даже не выражал это словами, только тихими жестами почтения, восхищения, даже какого-то преклонения, а не любви. Она научилась угадывать его мысли. Он думал о том, что забрал силой что-то, что никогда не должно было ему принадлежать.
Одна мысль его возбудила. Пора было отбросить не только меч, щит и плащ, но и ненужную уже одежду. Он быстро освободился от лат, кожаные шнурки сдерживавшие их и тунику распутывались сами собой. Руками он помогал Рианон снять платье. Ему нужны были ее обжигающие поцелуи, как когда-то молитва. Ему нужна была эта красивая игрушка на его ложе с телом человека и сознание близким к ангельскому. Если бог думал, что изгнав его из рая, лишил небесного удовольствия, то как же он заблуждался.
– Вот, где рай, – шепнул Мадеэль, прижимаясь к ее губам и проводя пальцами по обнажившимся изгибам ее тела. – Рай, в который я никогда не должен был вернуться, но он здесь…
Все мрачных мыслей действительно не стало. Давящая боль куда-то ушла, растворилась в блаженстве земного соития. Эта боль сжимала его в тисках с тех пор, как он пал, теперь ее не стало. Возможно, когда он проснется в объятиях Рианон, она возобновиться, но во всяком случае уже не так сильно, как тогда, когда его ложе было пустым. В те времена он не мог сомкнуть глаз, сон не шел к нему, забвение не наступало, опаленный разум метался как в лихорадке. Возможно, такого было наказание, ему никто не объяснил, но его сознание металось, будто заточенное в клетку. Мрачный, пустой, лишенный какой-либо красоты мир приобретал какой-то цвет только, когда проливалась кровь. Он летал над миром и упивался страданиями других, лишь потому что сам мучился сильнее всех. То были века безумия. Разум заточенный в оковы, как тело, и освободился лишь вместе с телом. Мадеэль водил руками по совершенному женскому телу, слишком худое для взрослой женщины, оно все же было девичьим и нежным. Она хрупкая, как небесный свет, подумал он, и может стать такой же обжигающей, если возникнет необходимость. Кому как ни ему было знать, что мирное сияние зари может в любой миг взорваться испепеляющей вспышкой. Когда его нужно было наказать, именно так и произошло. Но теперь наказание превратилось в блаженство. Долгие сладкие поцелуи, ночи без сна не потому, что он сходит с ума от давящей пустоты и невозможности спать, а потому, что занимается любовью, а еще желанное тело рядом, которое будто является частью тебя – за все это стоило отдать небеса. Оторвавшись от ее губ он быстро усмехнулся, но уже в следующий миг снова припал к ним долгим поцелуем. Пальцы Рианон запутавшиеся в его волосах приятно скользили по затылку. Другой рукой она ласкала его плечи, иногда задевала крылья. Его ноги касались его бедер, колени спины. Вот теперь он действительно чувствовал себя богом.
Рианон откинулась на ложе, предоставляя ему возможность сделать все самому, так как он захочет. Ей это очень нравилось. Так хорошо как сейчас она не чувствовала себя еще никогда. Только почему-то ей казалось, что кроме ритмичного слияния их тел в шатре происходят еще другие вещи. До ее слуха доносились копошения и тихие голоса, какие-то шорохи, шепоты, шуршащие звуки. А еще всего на миг ей показалось, что она видит перед собой нечто жуткое. Вспаханные блеском мечей небеса, подобные полю брани, склоки и крики, тела, подобные тому, которое сейчас с ней в постели, но там они жутко изуродованы. Она прикрыла веки, а когда открыла их, то подумала, что теперь уже он сам неосознанно испускает какой-то колдовство, чтобы в шатре стало светлее. Она видела перед собой его красивое лицо, покрытое легкой испариной, но необычайно светящиеся. Сверкающие волосы спустились вниз, накрыв их обоих золотой завесой. Вот бы никогда не отрывать своих губ от его.
Она протянула руку на ложе и нащупала что-то нежное, скользкое, чуть покрытое влагой. Лилии, и водяные, и садовые, еще вчера их здесь не было, а теперь цветы были разбросаны по ложу и полу. От них исходил сладкий запах, но не такой как от его кожи.
Она обхватила его обнаженные плечи, вновь поражаясь тому, как золотые гравированные браслеты на них практически стали частью плоти. Холодное тело все равно вызывало огненную страсть. Она ощутила вспышку огня внутри себя, возможно человека она бы обожгла своим поцелуем, но только не его, красивые губы оставались мягкими. А вот лилии вокруг них начали чернеть и сворачиваться от вспыхнувшего на лепестках огня. Цветы чернели, а сплетенные среди них тела оставались белыми. Крыло Мадеэля было бы необожженным, даже если бы он задел огонь. Но сейчас от легкого подрагивания этих крыл огоньки в шатре чуть гасли. И все же цветы неумолимо сохли, вяли и источали запах гари. Ей было все равно. Рианон запустила руку в его золотые волосы, ощущая, как локоны тут же оплели пальцы точно сеткой. Ее ресницы касались его. Казалось, еще миг и открыв веки она увидит на месте его настоящих глаз вставленные в глазницы мертвые сапфиры, как у звериных шкур в шатре. Ну и пусть. Ее даже это не пугало. И больше не пугал огонь. Сейчас можно сгореть и самим. Потому что лучше этого мига уже ничего не будет.
– Ты будто из мрамора, – подумала она, снова ощутив его в себе.
– А ты из огня, – тут же раздалась встречная мысль. – Из золотого огня.
Позже она откинулась на мягкую белую шкуру, постеленную с боку на ложе. Мадеэль осторожно гладил рукой ее шею и тонкие плечи. Она первая почувствовала, что в шатре кто-то есть, кроме них. Кто-то пытался передать ей свои мысли, но это был ее не любовник. Тот, кто только что скитался по мрачным городским и проселочным дорогам, теперь стоял у входа в шатер. Рианон на миг увидела его глазами скудный свет на раскисшей проезжей дороге и странное существо, которое скитается там, вроде и не демон и не человек, а что-то среднее между ними. Он был не слишком то красив, но внутри него, очевидно, дремала сказочная красота. Рианон могла увидеть это даже сквозь чужие глаза того, кто передавал ей зрительные образы. Странно, почему же это существо, которое должно быть прекрасным, сейчас настолько убого, потерянно и несчастно. У него есть великий талант. Она не знала, что точно в его суме: кисть, перо или музыкальный инструмент, но была уверена, что это часть его дарования. Под скудной одеждой скрывался свет, но его застила боль. Это невероятно прекрасное, но невесть какой силой очерненное существо погибнет, если не найдет свой особый путь к спасению. Ей вдруг стало резко жаль его. Боль пронзила сердце как острый осколок. Это существо часть войск Мадеэля. Рианон хотела рассмотреть что-то еще, но больше ничего не смогла. Теперь слышался только голос.
– Собор Грома! Его путь лежит в Собор Грома! Там, где все мы умираем в муках, чтобы…
Она приподняла голову над подушкой. Локоны скользнули за ней по спине, подобно золотым змейкам, задевая ласкавшую ее руку. Она ощутила, как напрягся Мадеэль.
Он прошипел что-то быстро и резко. Слова оставили неприятный осадок. Над всем шатром теперь как будто сгустилась мгла. Рианон моргнула, чтобы разглядеть цветастую фигуру материлизовавшуюся на пороге. Вначале это только облако, отдающее смутной пестротой, чем больше времени проходило, тем ярче оно становилось.
– Чтобы вернуть себе прежний вид, – такими ли были последние слова, которые она не расслышала. Рианон вопросительно посмотрела на Медеэля, но он сейчас испепелял взглядом вошедшего. Казалось, потемневшие от гнева синие глаза вот-вот вспыхнут, а с солнечных ресниц вместо влаги капнет огненный скипидар.
– Как ты посмел…
От его тихого, но угрожающего шепота, казалось, сами стены могли бы содрогнуться.
У Орфея влезшего в шатер был довольно обескураженный вид.
– Я… Что? Чего? – он явно не собирался уходить. Не так сразу.
– Вон отсюда, – Мадеэль угрожающе приподнялся и положил руку на эфес меча. – Но если ты хочешь стать горсткой пепла…
Теперь Орфей все же попятился к выходу. Реакция стала моментальной.
– Простите, ваше величество, – виновато пробормотал он, и через секунду его как ветром сдуло. Рианон все еще вопросительно смотрела на завешанный алым выход из шатра, он даже не колыхался и сам гость исчез, но обращение «ваше величество» так о многом ей напомнила. Однако заключить она могла, что обращался он все же не к ней. Но больше всего ее потрясло то, как быстро он послушался. Она перевела удивленный взгляд на Мадеэля. Он сонно убирал со лба спутавшиеся локоны и выглядел совсем юным, но кажется только, что она убедилась, что духи считают его царем.
– А у меня так никогда не выходило, – она кивнула на то место, где еще недавно стоял Орфей, кажется там земля прогорала под его ногами, а он все равно хотел здесь оставаться. Рядом с ней или с ним? Наверное, все-таки с ней, рассудительно решила Рианон, потому что к близости с Мадеэлем духи не больно то стремились. Его боялись, да, кажется было за что, но в этом она их не понимала. С ним было так легко, не нужно было задумываться ни о каких проблемах, потому что он все решал моментально. Вот даже бездырь Орфей его послушался. А с ней разыгрывал из себя непослушного ребенка.
– С ними надо быть строже и жестче, – Мадеэль все еще испепелял глазами пустое место у выхода и кажется его взгляд мог прожечь пустое пространство.
Потом он смягчился и быстро притянул ее к себе, будто доказывая уже не духу, а образовавшейся вокруг них пустоте, что он никому не отдаст своей добычи. Инстинкт собственника. Он же завоеватель в конце концов, воин, победитель… Рианон усмехнулась. Было приятно ощущать его объятие, но мысли навеянные Орфеем все еще не давали ей успокоиться. Что это было за место? Что он имел в виду. Кто тот странник, который ищет свою страшную участь в Соборе Грома, там ждет нечто жуткое, но не идти туда нельзя, потому что здесь на земле остаться еще страшнее. Таким образом ужасающий путь неотвратим, но за ним лежит освобождение и тьма. Рианон плотнее прижалась к Мадеэлю. Рядом с ним удавалось спастись от страха, потянувшегося к сознанию, будто клещами. Хорошо, что близость ангела смягчала все страхи и успокаивала.
Она полулежала на нем. Он запустил руку в ее золотые локоны и казался темени так, что от этого прикосновения отступали все плохие мысли. Как все просто, он мог бы спасти и безумца своим легким прикосновением, а мог наоборот свести с ума, но она больше его не боялась. С ним было так хорошо.
– А что это за место Собор Грома? – засыпая спросила она.
– То место, где сошлись небеса и ад, – он мог бы не отвечать, как делал это всегда, но почему-то ей он рассказывал обо всем. – Это краеугольный камень в архитектуре всей вселенной, и всех миров. Место, которое является вместилищем зла и в то же время оно благословенно, потому что все мы снова там перерождаемся. Любой из моих потерянных ангелов может стать прежним, если найдет путь туда и совершит ритуал. Их сознание, заточенное в человеческое тело, по-прежнему хранит в себе, все прежние знания. Если только у них хватает сил побороть насланное безумие и убеждение в том, что они всего лишь люди, а дорога из рая это не их фантазия, тогда они снова возвращается в свой рай. Мрачный рай с затейливыми колоннадами и дремлющими статуями. Под огромным куполом расположен зал, а на его мраморном полу свершилось уже столько жертвоприношений, что трудно и подсчитать. Только редкие из них заканчивались смертью. Бывают люди, которым хочется заблуждаться и относить себя к моим войскам. Такие гибнут. То же самое было бы если б человек вообразил себя птицей и кинулся в полет. Их внутренности остаются на полу и те, кто успевают лакомятся телами. Другие же, осколки моей армии, остаются мертвы лишь пару секунд… это и не смерть, если честно, а жуткое подвешенное состояние между миром реальности и сонмом духов, обитающих в соборе. Оба мира чужие на какой-то момент.
– А потом? – она сильнее вцепилась в него рукой так, что чуть не оцарапала бок, но он даже не заметил. Если он скажет то, на что она надеется, то она даже подарит ему еще один поцелуй.
– Потом у них отрастают крылья, но если ты видела в какой агонии они бьются за миг до этого. Проходит всего пара минут, а они успевают там на мраморном полу пережить всю ту боль, которую я вытерпел за вечность. Все, что претерпел я сам, накатывает на каждого из них черной волной и доводит до безумия. Миг, который кажется бесконечным.
– И ты сидишь на высоком парапете, как статуя, равнодушно наблюдая за тем, как другие принимают твою боль. Иногда ты бываешь даже удовлетворен, когда понимаешь, что не один ты страдал сильнее всех. Другие прошли через то же.
– Да, откуда ты знаешь?
– Наверное, вижу в твоих мыслях, – неуверенно призналась она, боясь того, что последует за этим.
– Можешь взглянуть и дальше, – милостиво разрешил он. – Тебе я могу все показать.
– Почему?
– Потому что это ты, мой близнец, часть меня, – она крепче сжал ее плечи.
– И это значит, что однажды мне придется страдать как тебе, там, в соборе… или где-то еще… – она сама испугалась своей догадки.
– Только не тебе, – быстро возразил он, – я не позволю. Ты не знаешь каково это.
– Я боюсь это узнать и все же.. если это единственный путь.
Ее губы в долгом поцелуе коснулись благоухающей лилиями кожи.
– Есть другие пути к бессмертию. Страдать вовсе не обязательно.
– И это говоришь ты?
– Я предпочитаю оставлять страдания другим, но не себе и не тебе.
– Это хорошо, ты говоришь обо мне, как о чем-то, что тебе близко.
– Но ведь так оно и есть.
– Да, я думаю, – она не была уверена. Всегда сложно поверить в то, что является слишком желанным. Стать часть того, кто прекрасней и могущественней всех, это было слишком хорошо. На секунду она вспомнила о боге, о страдании, о предназначении, которое вечно подставляло ее под удар. Избранные бога всегда страдают и виноват в этом Денница. Первый любимец бога его предал и теперь мучаются все, кого бы он не любил после своего первого избранника. Ей досталось больше всех, ведь она была выбрана на его место. И ей больше не хотелось об этом вспоминать. Никакому не хочется быть игрушкой, которую умело направляют по тернистым лабиринтам боли, чтобы привести к какой-то намеченной цели. Почему все так сложно? Почему за вину одного должны страдать все? И почему этот один предпочел спасти ее, а не убить, как ему вначале хотелось? Рианон зарылась лицом в утешающее плечо, ощутила еще сильнее аромат лилий и какой-то особенный ни на что не похожий, но приятный запах его кожи. От этого тут же нахлынули воспоминания о золоте, полях ржи и долинах фей. Ее никто никогда не любил, кроме него. Ее любил только дьявол, тот, кто должен всех ненавидеть, а еще ее общества желали феи. Все сложилось так странно, но она ни о чем не жалела. Хорошо, когда хоть кто-то тебя любит и не важно кто он есть, главное, что и ты в ответ тоже любишь его. И можно было не бояться, что однажды это закончиться предательством, войной, дележом власти или обидными словами. Мадеэль доказывал, что ему можно верить. Она только не могла верить себе. Желание вернуть или уничтожить Лорет стало таким сильным, что вспороть ради этого собственные кишки ничего бы не стоило. Ужасающий путь в Собор Грома ее уже так не пугал. Есть вещи, которые стоят жертв. Нужно только найти в себе достаточно храбрости, чтобы их принести. Мысль о том, что кто-то прошел этот путь до нее немного взбодрила.
Долина драконов
Рианон проснулась одна. Хоть постель и была смята, пустое пространство рядом неприятно поражало. Казалось, что все происшедшее могло быть только сном. И нет на самом деле никакого божества, которое по ночам ее обнимает. Есть только фантазии.
Она приложила руку к голове, сминая и без того растрепавшиеся пряди длинных волос. Сознание горело, будто тоже было обожжено. Казалось, что утрачивая Мадеэля, она утрачивает и разум. Такое ли должен ощущать человек, переспавший с падшим ангелом. Ангела больше рядом нет, и ты начинаешь сходить с ума без него.
Если она уйдет отсюда, то ее ждет абсолютно пустой мир. Только Рианон почему-то была уверена, что если снова станет королевой Лорета, то Мадеэль последует за ней. Он станет править вместе с ней, точнее будет стоять возле ее трона, подобно дракону, который ее охраняет. Для него земное царство лишь игрушка и он может отдать эту игрушку ей, а сам остаться силой, которая незримо всем управляет. Рианон такой ход событий устроил бы. У нее появился бы ее собственный телохранитель, ее личный дракон. Имея при себе его, она могла не опасаться за собственную власть. А узы, которые его сдерживают… есть ли все еще эти узы? Или его связь с небом постепенно слабеет?
Рианон задумалась. Ее собственная связь с существом павшим с неба похоже становилась все более прочной. Сможет ли она теперь жить без него? Возможно ли для нее покинуть этот шатер и не лишиться окончательно разума. Она решила попробовать. Встала с постели, нашла на полу наряд, который до этого не видела и кружевную сорочку. Роскошное платье с широкими рукавами и лифом расшитым жемчугом ей как раз подошло. Она надела его без труда, шнурки на спине сами соединились, будто были живыми. Она чувствовала, как они слегка щекоча ползут по спине и заплетаются в сложную вязь. Рианон осмотрела себя в зеркале. Фасон и отделка наряда ей очень нравились. Не хватало лишь головного убора. Черепаховый гребень так же отделанный жемчугом, который лежал на столе, очень ей подходил. Не успела она подумать о том, что надо взять его и воткнуть в волосы, как он уже очутился там. Пряди на затылке вокруг него сплелись, образуя подобие прически. Ну, вот, теперь у нее есть хотя бы пародия на корону. Рианон самодовольно глянула на зубья гребня, выступавшего из волос. Они так напоминали венец.