Враг моего врага. «Песец»

– Ты вовремя, Райт, – сказал Гржельчик. – Собери отряд Аддарекха. Надеюсь, они не забыли, чему вампир учил? У нас на орбите болтается чфеварский драккар, полный шнурогрызок. Уже и связь прервалась. Можно, конечно, тупо взорвать чфеварца, но как-то негуманно, согласись. Надо бы вытащить тех, кто еще с ума не сошел.

– Слушаюсь, – Бен отсалютовал. – А что потом?

– Потом будет потом, – Бен так и не разобрался, что прозвучало в этой реплике: оптимизм или сарказм. – Выполнишь – доложишь. Не бойся, без работы не останешься.

Он кинул Бену кристалл памяти с данными по драккару. И добавил:

– Эйзза с ребенком у Ччайкара Ихстла. Гостиница космопорта, номер 1645. Ты смотри там, с вампиром поаккуратнее. Это тебе не Аддарекх, – он вздохнул, искренне сожалея о гибели шитанн. – Кстати, об Аддарекхе. Кот тоже с ними.

Вот и пришла пора покинуть теплый больничный блок. Рука наконец начала действовать; может, и рановато еще садиться за пульт и двигать рычаги, но Вася могла уже сама заплести и уложить косу. Сердобольные нянечки так за нее радовались! Доктора составили упражнения, которые должны вернуть подвижность и силу, но заниматься ими можно и дома. Если бы у нее был тут дом… Что ж, она закончит выздоровление на корабле. Отправится в морозный Генхсх, вновь примет командование линкором и будет потихоньку возвращаться в форму.

Она собрала с помощью толстушки Лимсхи свои немногочисленные вещи, сунула магнитную карту – и документы, и деньги, два в одном – в карман брюк и, помахав заботливой кетреййи, направилась к лифту.

В холле первого этажа было людно. Родственники больных, посетители, радостные встречающие, счастливые выздоровевшие. Старика шитанн, ехавшего с ней в лифте, встречали два парня кетреййи с таким же замысловатым безобразием на голове, похожим на фонтан; один побежал заводить кар, второй помогал старику переобуться. Шшерцы почти никогда не остаются одни, у них есть клан. Вася вздохнула, кинула куртку на плечо и толкнула дверь на улицу.

– Хирра Василиса!

Она изумленно огляделась. От скамейки у клумбы к ней шел Зигленк Винт с красной папкой на молнии – такие папки шшерцы часто таскают вместо привычных землянам сумочек, кошельков и барсеток.

– Зиг? Ты что тут делаешь?

– Вас встречаю, – улыбаясь, он взял сумку с вещами.

– А на кого «Сияние» оставил?

– Не беспокойтесь, кэп, все под контролем. «Сияние» никуда не денется. А вам сейчас не надо быть одной. Ну, у вас же тут никого нет, я и подумал…

Она тоже улыбнулась. И чмокнула его в щеку неожиданно для себя самой.

– Спасибо, Зиг.

Все-таки здорово, когда о тебе есть кому позаботиться.

– Ты с машиной? То есть, как это у вас – с каром?

– У меня аэромобиль, я же не кетреййи, – он почему-то засмущался. – Доберемся до стратопорта. Можно сразу махнуть стратосферником в Генхсх, но я боюсь, вы устанете. Лучше переночевать в гостинице.

– Как скажешь, – она не переставала улыбаться. – Ты же местный, кому еще и знать, как надо?

– Я вовсе не местный, – возразил он, – я вообще сумеречник… – и спохватился, поняв: – А, ну да.

Вася предоставила вампиру делать то, что он считает нужным. Как ему не доверять, ведь он спас ей жизнь. И выяснил, когда она выписывается, и приехал за ней, чтобы она не оказалась в одиночестве за порогом больницы. Они поужинали в кафе стратопорта, заказали на завтра два билета в Генхсх и сняли номер в гостинице. Естественно, на двоих. Естественно, с одной кроватью. Сформулируй они свои требования к ночлегу как-нибудь по-другому, портье наверняка сильно удивилась бы. Высокий шитанн и крепкая блондинка, классическая парочка. Документов у Василисы не попросили, идентификатора Зигленка было достаточно. Она уже стала привыкать к тому, что у кетреййи – или у тех, кого считают кетреййи – редко требуют документы. Блондины сами за себя не отвечают, за них в ответе шитанн. У Васи возникло искушение нахулиганить – разбить окно, к примеру, – а Зигленк пусть отдувается. Но доставлять Зигленку неприятности не хотелось. Наоборот. Утром она не помнила, когда подставила ему горло – до или после. Может, и вместо. Мало что помнилось, словно на пьяную голову: организм еще не оправился как следует после ранения, но глупо теперь жалеть.

Эйзза все еще спала, пользуясь тем, что малыш, капризничавший ночью, наконец разоспался, почмокивая губами во сне. Ччайкара занимал вопрос: как это кетреййи родила черноволосого мальчишку? И насколько его вообще можно считать кетреййи? По реакциям не понять, а чтобы говорить, ребеночек мал.

Ччайкар вставал рано. Будит ребенок ночью, не будит – много ли старику надо сна? С Эйззой бессонница стала докучать меньше, теплая девушка – добротное снотворное. Но все равно по утрам не спалось. Стараясь не разбудить мелкого, он отошел с телефоном в соседнюю комнату и заказал у горничной кипяток. Реттихи нет, хоть местного чая заварить.

Аддарекх негромко мяукнул, напоминая о себе. Ччайкар вынул из холодильника банку с кормом, выложил часть в миску. Спина заныла, хоть не наклоняйся вовсе. Нет, пора уже на покой. Хватит. Белый зверь метнулся к миске и заработал языком, а Ччайкар сел со своим чаем у журнального столика. Поправил халат, разглядывая кота с человеческим именем. Эйзза много порассказала ему о том Аддарекхе, чье имя он унаследовал. Девяти десятых она, конечно, не знала, а что знала, наверняка перепутала, но кое-что Ччайкар понял. Может, то, чего Эйзза и сама не осознавала. Старик, уже недалеко отстоящий от иного плана бытия, понимал многое, недоступное прочим.

– Э-эх, братишка, – он подул на чай, – как же тебя угораздило?

Бессмысленно задавать коту подобные вопросы. Зверь есть зверь. Охота, пища, самки. Дом – то, что он считает своей территорией. Люди – те, с кем он согласен ее делить, и с кем – нет. Вот и все, лишь мелькнет порой на самом пределе сознания нечто, не умещающееся в рамки, будто слова чудного языка, которым нет перевода без потерянного словаря.

– Пить будешь? – Ччайкар налил воды в другую миску.

И тут в дверь постучали. Эйзза зашевелилась на кровати. Ругнувшись под нос и запахнув халат поглубже, Ччайкар пошел к дверям.

На пороге стоял землянин. В их военной форме, темный – темнее, чем жители райского полудня. Черные короткие волосы курчавились, как у Эйззиного ребенка, и Ччайкар как-то сразу понял, с кем имеет дело. Оценивающе оглядел мужика, измерив глазами рост и ширину плеч, и жилистые грабли, и размер полового органа, прячущегося в широких штанах.

– Чего надо? – осведомился он.

– Эйзза здесь? – так же кратко отозвался землянин.

– А если и здесь? Эйзза – моя. А ты кто такой? Я тебя в первый раз вижу.

– Бен! – радостно завизжала Эйзза, появившаяся за спиной старого шитанн. Она куталась в пушистую желтую накидку и аж подпрыгивала от нетерпения. – Хирра Ччайкар, это же Бен Райт! Он мой муж.

– Не припомню, чтобы давал согласие на ваш брак, – отрезал Ччайкар.

– А хирра Мрланк дал!

– Замолчи, девочка, – веско уронил он, и Эйзза старательно зажала рот руками. – С этим мальчишкой Мрланком, возомнившем о себе невесть что, я еще разберусь. И я совсем не уверен, что этому безответственному чужаку, который шляется черви знают где в тот момент, когда его жена с младенцем вынуждены спасаться с горящего корабля, можно доверять!

– Безответственному? – глаза землянина возмущенно сверкнули. – Вконец оборзел, вампир? Ты сам шлялся горький корень знает по каким секторам, когда мы подобрали выживших с «Райской звезды». Мы о них позаботились, а не ты! Ты в это время птичек считал!

– Не тыкай мне, юноша! – шитанн прижал уши к голове.

– Сам не тыкай, старый пень, – огрызнулся Бен. – Здесь тебе не Рай, и я не кетреййи. Дай мне забрать мою жену и ребенка, и распрощаемся.

– Почему я должен верить, что с тобой ей будет лучше, чем со мной? – прошипел Ччайкар.

– Хирра Ччайкар, Бен хороший! – пискнула Эйзза.

Старик пренебрежительно фыркнул. Он сильно в этом сомневался.

– Мне плевать, веришь ты или нет, – заявил землянин. – Не ты за нее отвечал все это время. Тебя тут вообще не было! Я не собираюсь второй раз объяснять тебе то, что объяснял Мрланку Селдхреди. Отойди в сторону!

– Селдхреди не имеет права распоряжаться девушкой Ихстл, – процедил старик.

– Она уже не Ихстл. Эйзза Райт – моя жена по закону. Попробуешь удержать ее против воли – вызову полицию.

Ччайкар скрипнул зубами. Были бы они в Раю – он показал бы дерзкому пацану, как разевать рот на шитанн. Навек бы запомнил! Но они на Земле, и тут свои законы, которым безразлично, Ихстл ты или не Ихстл.

– Против воли, говоришь? А кто сказал, что против? Эйзза! – тон шитанн разительно изменился, когда он обратился к девушке.

Она отняла ладонь от губ.

– Тебе со мной плохо?

– Нет, хирра Ччайкар, хорошо.

– Останешься у меня? – предложил он. – Или пойдешь с этим уродом, который забыл о тебе на столько дней?

– Бен не урод, – вякнула Эйзза в его защиту. – Он красивый и хороший. И он не забыл. Он просто, – она посмотрела на него с любовью, – был занят.

– Я или он?

– Ну… я его люблю, хирра Ччайкар. И он мой муж. Я с ним.

Старик мысленно плюнул. Ну что за дурочка! Бен Райт, оттолкнув его плечом, прошел в комнату, взял проснувшегося младенца. Ччайкар скрестил руки на груди, хмуро наблюдая, как Эйзза, суетясь, собирает свое барахло и щебечет этому обормоту какие-то ласковые слова.

Бен присел перед Аддарекхом.

– Ну, а ты что скажешь? Хочешь остаться с этим старым ворчуном? Тебе ведь нравятся шитанн.

Ччайкар заинтересованно шевельнул ухом. Землянин разговаривал с котом не так, как обычно общаются с неразумными существами. Он говорил с ним, как с товарищем.

– А может, вернешься в отряд? Ты же боец, Аддарекх. Наши сейчас пойдут бить шнурогрызок на чфеварский драккар. Ты бы очень пригодился, у тебя хорошо получается.

Землянин ждал. Впрямь предоставил коту выбор? И Ччайкар перестал сомневаться. Если этот тип так уважает желания зверя, то и девочку, наверное, не обидит.

Аддарекх принял решение. Промелькнул туда-обратно и подтащил зубами к ногам землянина пакет с наполнителем для лотка. Мол, переезжаю. Подошел к Ччайкару, погладил тапок мягкой лапой. Эйзза поцеловала старика в щеку, глядя чуть виновато. А потом они оба исчезли за дверью следом за Беном Райтом.

Ка Дин Хет на ощупь нашарил пластиковую консервную банку – без света даже не понять, что в ней, – содрал крышку, запустил внутрь пальцы. Кажется, йенхи. Он принялся есть, поспешно облизывая подушечки пальцев. Ложек не осталось. Сожрав медь и алюминий, шнурогрызки принялись за все металлическое. И, уж конечно, мало что на кораблях делают из золота и платины, нерастворимых в кислоте. Ложки – точно нет.

Драккар превратился в склеп. Темный, холодный, затхлый склеп. Капитан пытался организовать охоту на шнурогрызок, но половину экипажа при виде тварей охватывала слабость в ногах и сфинктерах – какая уж тут охота? Тем более что шнурогрызки быстро расползались по щелям, откуда их никакими силами не выцарапать. Потом пропал свет, и твари обнаглели. Невозможно стало выйти в коридор, чтобы не наступить на чей-нибудь панцирь или в кислотную лужу. Иные вовсе перестали выходить из кают, даже в туалет, запершись наглухо и плача внутри. Но и те, что сильнее духом, уже готовы были отчаяться. Смолкли насосы вентиляции, воздух в жилых помещениях стал спертым. А когда шнурогрызки размножились, то начали драться за еду. Агрессивно щелкали, кидались на все вокруг. Бросались на людей, хватали за пальцы ног… И конца кошмару не было видно.

Но вот во тьме и тишине, где слышались лишь истерические рыдания сумасшедших да шорох и стрекот гадин, появились новые звуки. Шипение, лязг, топот решительных шагов по коридору, жужжание и вой. И свет, резкий свет из распахнутой двери, ослепивший на миг. Свет бил из фонаря, закрепленного на лбу высокого человека, свет убивал мрак, делая его почти не страшным. Человек в пластиковом доспехе быстро обшарил фонарем углы, сунул под кровать длинную трубу взревевшего пылесоса, и что-то в ней затрещало, засасываясь.

На пороге возникло странное существо – небольшое, белое, на четырех гибких лапах. Оно окинуло каюту красноватыми глазами, повело острым ухом и, коротко мявкнув, исчезло снаружи.

– Чисто, – сказал мужик по-хантски. – Эй, чфеварец! Ты в своем уме?

– Вроде да, – неуверенно ответил Ка Дин Хет.

– Тогда живо в шаттл! С собой – только смену белья.

– Я… – он замялся. – Я не могу уйти сейчас. Я капитан.

– Засранец ты, а не капитан, – непочтительно среагировал мужик с фонарем. – Сдал свою лохань мегавошкам! Иди, не выпендривайся. Это – уже не корабль.

По коридору висели автономные лампы на присосках. Что-то где-то выло и гремело. Под ботинками высыхали едкие лужи, а по углам валялись хитиновые трупики – частью раздавленные, частью с оторванными головами и ногами. Ка Дин Хета чуть не стошнило. Из каюты в конце коридора появился командир десанта с узелком в руке. Весь седой, до кончиков усов – а ведь недавно был мужчиной в расцвете лет. Заозирался, встретился глазами с капитаном.

– Кэп! Вы поседели.

Немудрено. Десантник перехватил его взгляд, увидел разодранных шнурогрызок, сделал глотательное движение и слегка позеленел.

– Пошли, – буркнул капитан. – Где там их шаттл?

Казалось бы, шнурогрызки – оружие против техники, а не против людей. Люди им безразличны. Но живых было не слишком много. Умирали от разрыва сердца, от кислотных ожогов, многие покончили с собой от отчаяния. Безнадежно утративших разум земляне милосердно пристрелили. Шаттл отчалил, белый зверь разлегся на коленях у белобрысого землянина. Молодой скуластый пилот челнока поманил Ка Дин Хета к экрану, ткнул пальцем в уменьшающийся силуэт корабля, к которому шла ракета со спутника. Ракета соединилась с кораблем, и вспышка на какое-то время ослепила приборы. Драккар перестал существовать. Ка Дин Хет сглотнул слезу и хрипло спросил:

– Зачем? – больно смотреть на гибель собственного корабля. – Зачем позвал? Только душу травить.

Во взгляде равнодушных узких глаз не было ни грамма сочувствия.

– Экая у тебя душа нежная, чфеварец. А что ты думал, когда стрелял в беззащитный борт «Ийона Тихого»? Который твой же прокол от огня прикрывал?

– Что значит – прикрывал прокол? – не понял он.

– Однако, кое-кто знал, где ты выйдешь из ГС-перехода, чфеварец. И поджидал тебя там, чтоб ударить.

– Нет, – голос окончательно сел. – Координаты выхода знал только адмирал Ен Пиран. Он никому не выдал бы…

Свет померк перед глазами. До капитана дошло.

– Он и не выдал, однако. Просто подошел на удобную позицию и стрелял по тебе. Ты бы не сидел сейчас передо мной, чфеварец, если бы Принц с Ассасином не подставили под удар наш крейсер. Они держались все то время, что ты колупался в проколе на своем тормозном драккаре. А ты, тварь, что сделал?

– О Безликие Боги, – прошептал Ка Дин Хет. Он ведь мог бы и не выйти из перехода, сгинуть в черной дыре. И кто знает, что еще в нее засосало бы…

– Однако, говно твои Безликие Боги, – отрезал землянин. Отвернулся к пульту и молчал уже всю дорогу.

Спустя восемнадцать дней эвакуацию объявили законченной. Еще бежали к последнему шаттлу какие-то голодранцы с криками «Подождите!», но переодетых колдунов среди них было больше, чем людей, да и люди – сплошь жертвы тьмы. Брат Антоний распорядился задраить люк и стартовать. Планета осталась внизу ожидать своей судьбы.

– Ты славно потрудился, сын мой, – сказал ему кардинал Натта, пожелав увидеть монаха сразу после его возвращения на крейсер. – И пусть во Христе ты недавно, но дух твой крепок и вера тверда. Я думаю, ты сможешь стать настоятелем храма. Что скажешь?

– Я… – он коротко вздохнул. – Я недостоин, ваше высокопреосвященство.

– Все мы недостойны перед Богом, – Джеронимо Натта философски пожал плечами. – Но ты совершенствуешься, а это уже немало. И я повелеваю властью, данной мне Патриархом Запада, его святейшеством Бенедиктом XXV: поезжай на Хао, брат Антоний, и принимай первый храм. Вряд ли кто-то справится с этим лучше тебя, сын мой.

– На Хао, ваше высокопреосвященство? – переспросил он. Вот это неожиданность! – Я… постараюсь оправдать ваше доверие.

– Я и не сомневался. Благословляю тебя, брат Антоний, – он перекрестил мересанца. – Идем в рубку, я представлю тебя координатору т’Лехину. А потом ты возьмешь бот и отправишься на его флагман.

Отпустив мересанца, Джеронимо остался в рубке. Вот он и наступил, час «Х».

– Готовность номер один, – приказал он.

Пилоты застыли в креслах, члены команды быстро занимали свои места согласно боевому расписанию. Он знал, что его приказ передали на другие корабли, и т’Лехин дублирует его своим людям, а Мрланк – своим. Координаторы и их уполномоченные бросают утренний кофе, или реттихи, или что у них там еще, и спешат в «зрительный зал», к экранам. Хантский дредноут зашевелился – видно, поймал волну и понял: началось.

– Все помнят схему? – осведомился Джеронимо.

С кораблей стали приходить подтверждения. Четкие, уставные – от земных крейсеров и, как ни странно, мересанцев. Впрочем, почему странно? Мересанцы – ушлые вояки.

– Мы тут не склеротики, – отозвался адмирал Мрланк, как всегда, демонстрируя свою независимость. Мол, ты, церковник, мне не начальник. Но, если не брать в расчет внешнее, на вампира можно было положиться не меньше, чем на мересанцев. Привычный к боям и на изумление неподвластный дьяволу.

– На позиции, – отдал приказ Натта.

Схематические изображения на голограмме изменились, показывая активные двигатели. Корабли стали расходиться. Движение светлых точек было видно и на экране, только там лишь спецы-пилоты ориентируются как следует, а голограмма наглядна и понятна даже дилетанту. Впрочем, Джеронимо не считал себя дилетантом. Он успешно исполнял обязанности главнокомандующего все то время, пока Максимилиансен был в отставке. Не стоило и возвращать его: ничем хорошим не кончилось. Теперь Джеронимо Натта назначен приказом координатора отвечать за эту операцию. Именно он представляет здесь Землю. Но вместе с тем – Небо. Он – карающая длань Господа, что простерлась ныне над этим миром.

Прячась в тенях, колдун с ненавистью следил за огоньком шаттла, идущего вверх от планеты. Будь его воля, он разбил бы эту летающую коробку о камни и насладился бы воплями умирающих и ошметками их визжащих в ужасе душ. Но коробка не желала слушаться, не отзывалась. Мерзкие людишки заколдовали ее. Она была полна жертв, а он не мог до них дотянуться. Горячее невидимое покрывало, окружающее их, сжигало сплетаемые нити тьмы, не давало пробиться. Туда, наверх, ушло множество таких коробок, огромных летучих консервов, начиненных сладкими душами. Твари, явившиеся из другого мира, задумали лишить колдунов их жертв. А ведь тот жирный человечек, несостоявшаяся жертва, предупреждал. Он говорил о мерзости, что приходит с неба, но колдунам было неинтересно слушать жалкую букашку, единственное предназначение которой – стать жертвой и тем самым принести удовольствие истинным хозяевам этого мира. Он упорно не желал становиться жертвой. Он принес десятки и сотни жертв вместо себя, и колдун снизошел к тому, что он бормотал, и сплел паутину из нитей тьмы для мерзости, обитающей в небесах. У этой мерзости не было имен – или же толстый слизняк просто не знал их, все равно. Наслаждение не могло быть полным. Но каждое трепыхание паутины отзывалось сладкой музыкой внутри. А потом струны стали рваться, и музыка превратилась в какофонию. Он снова плел, но нити сгорали…

Твари наконец поступили, как надо. Они пришли сюда, в чужой мир, где они слабее, а у колдунов сила. Колдуны обрадовались, но жертв они не получили. Твари умирали, однако их души оставались недоступны. Твари пели песни, растворяющие нити. Твари убивали злым светом. Радость оказалась преждевременной.

А потом твари стали сажать жертвы в летающие коробки и увозить прочь. И колдуны забеспокоились. Если жертвы улетят в другой мир – исчезнет источник силы и наслаждения. Они подняли мелких прихвостней и големов, стали загонять жертвы в западни, не пускать в коробки. Только жертвы никак не хотели оставаться, где им положено. Умирали сотнями, но рвались туда, к мерзким коробкам. Кто-то из колдунов попытался уничтожить коробки и погиб, за ним – еще один. На поле, где они взлетали, непрерывно распевали гадкие песни, големы от них теряли силу, а мелочь мерзкие пришельцы расстреливали светом.

Кому-то пришла в голову идея: если нельзя остановить исход жертв, надо последовать за ними. Уйти в иной мир, подчинить его себе. Кто-то сумел проникнуть в коробку, прикинувшись жертвой, и не один: четверо колдунов или даже пятеро. И все напрасно. Соплеменники чувствовали отголоски их судьбы в эфире. Двоих, ушедших дальше других, настигла страшная смерть в огне и пустоте, остальные были сожжены злобным светом, и даже зачарованные жертвы не помогли. Твари выслеживали колдунов и истребляли, не считаясь с потерями.

Он не стал пробираться в летающую коробку. Какой смысл, если там находят и убивают? Но твари не смогут вывезти всех жертв. Эти слизняки кишат в складках земли, порой не замечая ничего вокруг. Кто-то да опоздает. Пускай соплеменники мечутся и тупо подыхают. Он останется здесь, на его век жертв хватит.

Он недооценил всего коварства мерзких тварей.

– Вы в самом деле собираетесь писать диссертацию, господин Натта? – спросил Такаши Ясудо.

Крейсер завис над экватором. Внизу была ночь; бледные трупы городов еще теплились непогашенным электрическим освещением улиц. Терминатор быстро перемещался, но эти города рассвета уже не увидят.

– Почему бы нет? – ответил Джеронимо, разглядывая вымершие территории. – Идея неплоха. Богатый экспериментальный материал, есть что обобщить и сравнить. Редко кому Господь дает присутствовать при двух апокалипсисах и остаться живым, такую уникальную возможность грех не оценить и не использовать. Налицо два принципиально разных сценария конца света: спонтанный и тщательно организованный. Как в этом проявляется Божья воля? Какие уроки должно извлечь человечество в каждом случае? Все это весьма интересно и поучительно.

Такаши молча покачал головой. Интересно ему, видите ли! Наверняка господин кардинал жалеет, что не видел воочию гибели Нлакиса. Звездные катастрофы кружат ему голову, как запах добычи сводит с ума хищника. Такаши знал, что Натта был идейным вдохновителем разработки этой операции. Он воображает себя орудием своего Бога. Но правда в том, что он хочет уничтожить Гъде, чтобы полюбоваться на смерть мира, почувствовать, как захватывает дух от зрелища грандиозного катаклизма, как сладко ноет под ложечкой от ощущения собственного всемогущества…

– «Алексей Смирнов» в точке, – корабли начали выходить на позиции.

– «Двенадцатый» на месте.

– «Райское сияние» вышло на исходную, – голос Василисы Ткаченко. И, словно отозвавшись:

– «Анакин Скайуокер» готов.

– «Меф Аганн» в точке…

Корабли докладывали один за другим. Где-то на периферии жался хантский наблюдатель, не решаясь подойти. То ли боялся, что не подпустят, то ли опасался, что неосвященные агрегаты дадут сбой. Тьма, плескавшаяся внизу, была активной и подвижной, при взгляде на планету приходилось бороться с тошнотой. Только кардинал смотрел, не отрываясь. Чувствовал сильнее остальных, и все равно смотрел.

В эфире повисла тишина, и в этой тишине Джеронимо Натта негромко скомандовал:

– Пуск.

Ракеты стартовали. Унеслись, оставляя за собой шлейф реактивного выброса, и пропали из виду. Мерцающие красным точки на голограмме ползли к серому шару со всех сторон – медленно в масштабе схемы и стремительно на деле. Бежали на экранах цифры, отсчитывая время задом наперед. Последние минуты этого мира.

Корабли двинулись прочь от планеты, уходя на высокие орбиты. Дело сделано. Даже если какие-то заряды по неизвестной причине не сработают – их более чем достаточно, с запасом. Да и что значит – не сработают? Соседние взрывы зажгут реакцию и при испорченном детонаторе.

– Уходим? – нетерпеливо спросил Такаши.

– Сейчас, – Джеронимо медлил. Пытался разглядеть что-то. Напрасно: пока ракеты не дойдут до поверхности, ничего видно не будет.

И они дошли.

По всей сфере появились яркие точки. Особенно хорошо их было видно здесь, на теневой стороне. Точки быстро разрастались, их свечение набирало яркость и становилось нестерпимо сильным даже на освещенной солнцем половине. Джеронимо не мог оторвать глаз. Сработал фильтр на внешних камерах, картинка потускнела. И тут яркие пятна расползлись в паутину, и ослепительное сияние залило всю планету, на миг превратившуюся в звезду.

Джеронимо вдруг отшатнулся.

– Тьма! О Господи!

Не дожидаясь разрешения и проклиная про себя тянувшего до последнего кардинала, Такаши выжал все рычаги до упора, рванув от планеты. Гравикомпенсаторы взвыли.