Анастас Микоян. От Ильича до Ильича. Четыре эпохи – одна судьба

Алиханян вытащил маленький томик из пальцев Анастаса.

– Ты носишь книги или читаешь?

– Эти я уже прочитал, – ответил Анастас.

Возница, хозяин телеги, пожилой сван, равнодушно смотрел на них обоих, он не понимал армянского. Алиханян положил на арбу свою связку книг.

– Эти интереснее. Гляди, тут Раффи, «Давид-Бек».

– Чепуха, – гордо ответил Анастас. – Давно прочитал: и «Давид-Бек», и «Самвел» – я все у Раффи прочитал. Но это художественные романы, в них все приукрашено. Тебе давно пора вырасти, Георг. Читай серьезные книги, исторические и научные. Там настоящие знания.

– Дурак, – ответил Алиханян. – Настоящие знания берутся из жизни! Из людей!

– Из людей? – Анастас развеселился. Он любил спорить. Он кивнул на грузина, поправляющего упряжь. – Видишь этого возчика? Спроси у него, сколько ему лет.

Алиханян пожал плечами.

– Не можешь, – сказал Анастас. – Ты плохо знаешь грузинский язык. А я знаю хорошо. И русский знаю, и немецкий сейчас учу. А где настоящий язык? Он в книгах. Кто много читает, тот хорошо говорит. Кто хорошо говорит, тот побеждает в любом споре. Слово – это оружие, сильнее винтовки! Робеспьер произносил по триста речей в год! Почитай газеты. В России, в Петербурге есть люди, которые одними только словами разворачивают целые толпы, делают революцию.

Алиханян вздрогнул, встревоженно оглянулся на возчика.

– Ты потише, – сказал он. – Не кричи про революцию. Я тоже читал про Робеспьера, ему отрубили голову.

– Да, – ответил Анастас. – Отрубили. Но то, что он говорил, люди запомнили навсегда. Робеспьера нет, а его слова остались. Получается, он победил!

Алиханян усмехнулся.

– Кого ты хочешь победить, друг? Посмотри на себя, тебя же ветром шатает!

– Это неважно, – сказал Анастас. – Тело можно укрепить физкультурой. Главное – здесь, – он показал на голову. – Слышал про Даниэла Шавердяна?

– Нет. Кто он такой?

– Революционер. Социал-демократ и большевик, один из самых серьезных в Тифлисе. Меня обещали с ним познакомить.

Алиханян посмотрел с уважением, но развивать беседу о революции не стал – из осторожности. Все знали, что революционером быть опасно, что революционеры организовывают митинги и стачки, за революционерами охотятся жандармы, сажают в тюрьмы и отправляют в ссылки.

ДОСЬЕ

«…Всем обнаруженным при обыске бесцензурным изданиям, всей без исключения переписке, фотографическим и визитным карточкам и адресам, а равно всем предметам, запрещенным к хранению или могущим свидетельствовать о преступности либо неблагонадежности обыскиваемого лица, должна быть составлена опись, после чего их надлежит опечатать <…> и при протоколе обыска препроводить с нарочным в управление при надписи на сем же.

<…> Обнаруженные в квартире обыскиваемого лица без документов, неизвестные полиции, или имеющие документы, подлинность коих возбуждает сомнение, подлежат безусловному задержанию впредь до выяснения личности»[15].

Из ордера начальника Тифлисского губернского

жандармского управления полковника

И. И. Пастрюлина от 2 мая 1914 г.

«Произведенным обыском обнаружено в кармане брюк обыскиваемого Микояна два клочка письма на русском и немецком языках, шесть заметок на армянском и русском языках, в числе их одна заметка адресована Левану Айвазяну за подписью “А. Микоян, 18 апреля: Леван, прошу следующее коллективное собрание назначить у меня”».

Из акта обыска по месту жительства А. Микояна

Читали все в семинарии с утра до ночи. А что еще? Разумеется, споры до хрипоты.

Старый мир умирает, это всем понятно. Война довела людей до нищеты. Повсюду вопиющее неравноправие. Как будет устроено будущее? Куда правительство Российской империи ведет подвластные ему народы? Нужна ли религия современному человеку? Почему женщина не может устроиться на работу без согласия мужа? Почему евреям нельзя жить в Петербурге? Почему земля принадлежит помещикам? Что такое марксизм и кто такие социал-демократы? Кто такие Плеханов, Каутский? Что такое рабочее движение?

«Нет ничего более интересного и благородного, чем борьба за справедливость, за революцию, за путь к новой жизни без старых предрассудков»[16].

* * *

Анастас Микоян, сравнительно поздно, в 11 лет, приступив к учебе, очень быстро нагнал своих более образованных сверстников, а затем и перегнал их, научился читать по-русски, затем и по-немецки, и с тех пор книги на долгие годы стали его учителями и друзьями. Вот неполный перечень авторов, чьи книги прочитаны им в первые годы ученичества: К. Тимирязев, Ч. Дарвин, Д. Менделеев, Ж. Жорес, Д. Писарев (особенно повлиявший на Анастаса), В. Белинский, Н. Добролюбов, И. Тургенев, И. Гончаров, Л. Толстой, Н. Чернышевский, Э. Войнич, Т. Мор, А. Сен-Симон, Р. Оуэн, Ф. Достоевский, Д. Лондон, Г. Ибсен, Ф. Шиллер, Г. Плеханов, К. Каутский, А. Бебель, К. Маркс, Н. Ленин[17]. Причем работы Каутского, Маркса и Бебеля Анастас Микоян читал в оригинале, по-немецки, делая самостоятельные письменные переводы на русский, а в некоторых случаях – на армянский языки.

Книги из библиотеки Анастаса Микояна. Библиотека Администрации Президента РФ/Фото А. Полосухиной

РЕКОНСТРУКЦИЯ

1914 год

Тифлис

В Тифлисе летняя душная ночь, окно в комнате открыто настежь, но штора задвинута. «Керосиновая лампа слегка коптит, нужно бы обрезать фитиль», – подумал Анастас.

У Даниэла Шавердяна большой выпуклый лоб с ранними залысинами, жесткий рот с плотно сжатыми губами. Шавердян – дальний родственник Анастаса[18]. Они встретились в центре Тифлиса, в съемной комнате. Обстановка здесь бедная – только стол, несколько стульев, полка с посудой и сундук.

Год назад Шавердяна ждала карьера блестящего столичного юриста с дипломом Петербургского университета. Но Шавердян, больше десяти лет как большевик, предпочел уехать в Тифлис, чтобы создавать здесь партийную организацию. Шавердян видел Кровавое воскресенье, он участвовал в революции 1905 года. Его арестовывали четыре раза.

Нерсесяновская семинария в Тифлисе. Фото начала XX века

Анастас рассматривал его, забыв о стеснении. Шавердян по рождению дворянин. У него идеальные манеры, сверкающие ботинки, красивые белые руки; он держится как князь. Сейчас сидит за столом с прямой спиной, в длинных пальцах – папироса. И у него даже есть визитные карточки.

– Вот этому бы научиться, – думал Анастас, – умению держаться свободно и смело. Дворяне это умеют, а крестьяне не умеют. Не сутулиться, не отводить взгляда, сдерживать эмоции.

И он посмотрел в глаза Шавердяна.

– Любишь читать? – спросил Шавердян.

– Да, – ответил Анастас. – Ищу интересные книги.

– Какие именно?

– Ищу книгу под названием «Что делать».

– Чернышевского?

– Нет, другого автора. Его фамилия Ильин.

Шавердян кивнул.

– Ты знаешь, что такое «классовое происхождение»?

Анастас Микоян с одноклассниками

– Конечно, – сказал Анастас. – Я из крестьян. Из деревни Санаин, район Лори. Отец – Ованес Микоян, плотник. Старший брат Ерванд – кузнец на шахте в Алаверди. Есть две сестры и младший брат Ануш, он сейчас пасет коз. В семье все неграмотные, кроме меня.

– А ты? – спросил Шавердян. – Зачем пошел учиться? Устроился бы на завод, как твой брат. Приносил бы деньги отцу и матери.

– Брат мало зарабатывает, – ответил Анастас. – Не хватает даже на хлеб. А учиться предложил отец. Он сказал, что я способный.

Шавердян улыбнулся.

– Мне тоже так сказали. Сколько языков ты знаешь?

– Армянский, русский, грузинский, немецкий. Учу еще древний армянский.

– Собираешься стать священником?

Анастас замотал головой.

– Конечно, нет! Я считаю, что Бога нет. И я – марксист. У нас в семинарии есть нелегальный марксистский кружок. Мы собираемся, обсуждаем книги.

– Говорят, у тебя был обыск.

– Да, – ответил Анастас. – Кто-то проболтался. У меня есть книга Августа Бебеля «Frau und Sozialismus». «Женщина и социализм», на немецком языке. Она запрещенная. Когда мы собираемся, я читаю свой перевод с немецкого на армянский.

Анастас Микоян среди одноклассников по семинарии. 1914 год

– Зачем же ты так рискуешь?

Анастас пожал плечами.

– Ну, я знаю о социализме, пусть другие тоже о нем знают. О том, как все будет устроено в будущем, в новом, справедливом обществе. Не только Бебеля, я еще «Капитал» Маркса читаю, на немецком, но у меня есть и русский перевод. Мне интересно. Я знаю, что такое производительные силы, прибавочная стоимость. Я знаю, что пролетариат должен освободиться. И я знаю, как это сделать.

– Расскажи, – попросил Шавердян, – мне интересно.

– Большевики должны вести агитацию и пропаганду среди рабочих, – быстро сформулировал Анастас, – организовать рабочее движение, возглавить его, вооружить рабочих, силой свергнуть царя, помещиков.

Шавердян поднял ладонь.

– Достаточно.

Он встал, пошел в угол комнаты, открыл сундук. Достал нечто размером немного больше ладони, завернутое в тряпицу. Положил на стол.

– Вот то, что ты ищешь.

Анастас развернул тряпку. Это была книга на русском языке, в мягком переплете. Автор – Н. Ленин.

Анастас открыл: мелкий густой шрифт. Удивился: полей нет, строчки упираются в край страницы. «Разумно, – подумал он, – зачем такой книге поля? Такая книга должна умещаться в кармане».

– Через неделю вернешь, – предупредил Шавердян.

Анастас кивнул и сунул книгу за пазуху.

– Кто такой Ленин? – спросил он.

– Один умный человек, – ответил Шавердян, снова садясь за стол.

Анастас вспомнил, что не сказал главного.

– Я хочу вступить в партию большевиков.

– Зачем? – спросил Шавердян.

– Чтобы делать революцию. Чтобы отменить бесчеловечные порядки. Чтобы жизнь стала справедливой.

– Подожди про революцию, – сказал Шавердян. – До нее еще дойдем. Сначала скажи мне, кто ты? Чего ты хочешь?

Анастас молчал. Шавердян смотрел ему в глаза и улыбался.

– Ищешь приключений? Или, может, ты хочешь стрелять? Кидать бомбы в буржуев?

И теперь Анастас не ответил.

– Или, – продолжал Шавердян, – ты хочешь действовать созидательно, придумывать, организовывать людей, строить новый справедливый мир? Кто ты, Анастас? Разрушитель или созидатель?

Анастас поколебался и произнес:

– Я… – слова выходили с трудом. – Я люблю спорить, потому что в спорах рождается истина. И если я уверен в своей правоте, я знаю, как побеждать в спорах. Не нужно упрямо настаивать на своем, нужно уметь дать человеку возможность уйти в сторону и подумать без эмоций[19].

– О твоем вступлении в партию говорить рано, – сказал Шавердян. – В этом деле лучше позже, чем раньше. Ты способный парень, тебе нужно учиться и развиваться. Пока про партию не думай. И никому не говори, что у нас был разговор насчет твоего вступления в партию большевиков. Это называется конспирация. Понимаешь?

– Да, понимаю.

Они обменялись рукопожатием.

– Заходи в любое время, – на прощанье сказал Шавердян. – Книги у меня есть. Я тебя буду снабжать самой лучшей литературой, мне ее присылают из Петербурга. Обращайся за любой помощью и любым советом. Будешь сидеть без куска хлеба – тоже приходи, я всегда помогу, чем смогу.

Анастас ушел от Шавердяна недовольным. Он думал, что его возьмут в партию сразу, как только он пожелает, и с радостью[20]. Разве не он создал в семинарии активно действующий политический кружок числом более полусотни человек? Вернувшись к себе, сразу лег спать, а книгу Ленина спрятал под матрас.

Наутро газеты вышли с заголовками об убийстве в Сараево эрцгерцога Фердинанда. 28 июля 1914 года Австро-Венгрия объявила войну Сербии.

Новый учебный год в семинарии начался с тревожных новостей: османы стягивали силы к южным границам Российской империи; навстречу им выдвигалась Кавказская армия под командованием генерала Юденича. Бои начались в ноябре. В Тифлисе было создано Армянское национальное бюро. Наместник Кавказа граф Воронцов-Дашков одобрил идею создания армянских добровольческих дружин, которые вошли бы в состав Кавказской армии. Была объявлена амнистия для членов националистической партии «Дашнакцутюн». Около двухсот дашнаков, ранее осужденных, вышли на свободу и составили основу добровольческих отрядов.

Война резко изменила политическую ситуацию в Закавказье. «Дашнакцутюн» не была против независимости Восточной Армении, однако подобная точка зрения не озвучивалась ни на официальном, ни на неофициальном уровне. Но «Дашнакцутюн» и другие армянские национальные партии стремились к освобождению или независимости Западной Армении. Возможно, именно это послужило причиной того, что добровольческое движение поддерживалось российской стороной. Дашнаки перед лицом угрозы турецкого вторжения предпочли объединить силы с войсками Российской империи. Армянский национализм, еще недавно объявленный вне закона, теперь негласно поощрялся. По инициативе лидеров «Дашнакцутюн» в Тифлисе было создано несколько боевых дружин, объединенных в Армянский корпус.

Анастасу уже исполнилось 18 лет. В том же ноябре 1914 года он записался добровольцем в боевую дружину[21].

ДОСЬЕ

«Критическое, переходное состояние нашего движения в рассматриваемом отношении можно формулировать словами: людей нет и – людей масса. Людей масса, потому что и рабочий класс, и все более и более разнообразные слои общества выделяют с каждым годом все больше и больше недовольных, желающих протестовать, готовых оказать посильное содействие борьбе с абсолютизмом, невыносимость которого еще не всеми сознается, но все более широкой массой и все острее ощущается. И в то же время людей нет, потому что нет руководителей, нет политических вождей, нет организаторских талантов, способных поставить такую широкую и в то же время единую и стройную работу, которая бы давала применение каждой, хотя бы самой незначительной силе. <…> Сколько-нибудь талантливый и “подающий надежды” агитатор из рабочих не должен работать на фабрике по 11 часов. Мы должны позаботиться о том, чтобы он жил на средства партии, чтобы он умел вовремя перейти на нелегальное положение, чтобы он переменял место своей деятельности, ибо иначе он не выработает большой опытности, не расширит своего кругозора, не сумеет продержаться несколько, по крайней мере, лет в борьбе с жандармами».

В. И. Ленин. Что делать.

Наболевшие вопросы нашего движения. 1902.

Армянские добровольцы в русской армии. 1914 год

* * *

Решение идти воевать Анастас принял не один. Бурные споры в его классе (и не только в его, во всех старших классах семинарии) велись всю осень 1914 года. Речь шла о том, что армяне должны создать свои сильные боевые отряды и выступить на стороне русской армии, защищая от наступления турок население Западной Армении. В результате добровольцами пошли несколько юношей, все, включая Анастаса, 18-летние. Никто ничего не сообщил родителям: это был решительный и тщательно подготовленный побег, который держали в тайне и от родственников, и от учителей.

Педагоги, учителя семинарии, с одной стороны, одобряли армянское добровольческое движение, с другой – выступали против ухода учеников на фронт, поскольку в этом случае армянский народ мог потерять лучшую свою часть, самых образованных молодых мужчин.

Анастас и его товарищи, конечно, хотели драться, защищать Западную Армению от турецкого нашествия. Разве не то же самое делал болгарский народ, сражаясь с турками за свою свободу? Разве не то же самое сделал поэт Байрон, воевавший на стороне греков против османского владычества?

Всего ушло, вместе с Анастасом, шестеро. Точно известны две фамилии: Георг Алиханян – лучший друг Анастаса (впоследствии первый секретарь компартии Армении) и Арам Шахгяльдян. Всех их посадили в военный эшелон и отправили в город Джульфа – там новобранцы проходили подготовительные сборы (занявшие, кстати, всего неделю).

В Джульфе беглецов разыскал отец Шахгяльдяна и силой забрал сына домой. Другие отцы, возможно, хотели сделать то же самое, но не успели.

Следует упомянуть, что в 1914 году был призван в действующую армию Ерванд Микоян, старший брат Анастаса. Отец, разумеется, был резко против того, чтобы на войну ушли сразу два его сына.

Зато хорошо известно, что спустя годы четверо из пяти сыновей Анастаса Микояна станут профессиональными военными летчиками и будут воевать с нацистами. Второй сын, Владимир, погибнет в небе над Сталинградом в 1942 году.

ДОСЬЕ

«Война как-то перевернула меня, выбила из колеи, от тех занятий, которыми я увлекался. Во-первых, в этой войне русская армия освобождала западных армян от турецкого ига. И много армян, молодежи шли в армянские добровольческие дружины на помощь русской армии в этой войне. Это меня взволновало тогда. <…> Когда я шел на войну, меня волновала мысль: а вдруг я окажусь трусом? Это ужасно – быть трусом на войне. Я много читал, но не знал, почему один человек – трус, а другой храбрый. Я не знал, приобретенное это качество или врожденное. Я очень боялся этого – что окажусь трусом. И решил делать все, что делают храбрые старые вояки. Ни в чем от них не отставать».

А. И. Микоян. Фильм-интервью для кинолетописи.

1975. Расшифровка.

РЕКОНСТРУКЦИЯ

1914 год

Турецкий фронт

Ван. Западная Армения

Горы. Зима. Декабрь. Анастас вырос в горах на высоте в тысячу метров над уровнем моря. Ему немного легче, чем другим.

Война – это особое состояние рассудка. Сначала ты просто устал – от тяжести на плечах, от бесконечных пеших переходов по горным тропам, от злого солнца, от сбитых в кровь ног, от винтовки за спиной и патронов на поясе и на груди. Через плечо одна тяжелая скатка – шинель. За спиной другая тяжелая скатка – одноместная брезентовая палатка. Это основной груз, а еще паек на пять дней – хлеб и консервы. И фляга с водой. И еще – часть общего груза, вязанки с хворостом, чтоб вечером можно было быстро разжечь костер, вскипятить воду, самим немного обсушиться.

Днем не мерзнешь, наоборот, ходьба согревает. Но рано утром просыпаешься окаменевший от холода. Вылезаешь из палатки – вокруг снег. К полудню снег тает. Сначала в низинах и на восточных склонах, потом и выше. Ночью снова выпадает.

Потом вместе с усталостью приходит равнодушие. Забываешь, кто ты и почему тут очутился. Движение от деревни к деревне; врага нет, турки отступают. Впереди всегда действует разведка, но разведчики – сами по себе, они появляются и исчезают, разговаривают только с командиром и без лишних ушей. А рядовые солдаты подчиняются приказам. Никто ничего не знает. Вокруг только горы, они всегда молчат.

В отряде большинство – рабочие парни, простые, неграмотные, но есть и такие, как Анастас, бывшие ученики или недавние выпускники Нерсесяновской семинарии. Многие добровольцами идут на фронт и воюют, потому что теперь нельзя не воевать: иначе турки будут убивать армян до тех пор, пока не убьют всех до последнего. Армяне взяли в руки винтовки ради защиты своего народа, и даже дети мечтают убежать на фронт. Но войну все равно проклинают каждый день, война очень бестолковая, вместо сражений – бесконечные марши и переходы[22].

Потом не остается сил даже на проклятия. При первом удобном случае все сбрасывают мешки, откладывают винтовки, ложатся на камни, вытянув ноги, и засыпают. В селах только старики, женщины и дети, мужчины ушли в горы воевать. Еды, конечно, никакой нет, а если есть, то последняя.

Наконец они получили приказ к бою. Прямо на них по той же дороге, ведущей в город Ван, шел большой отряд турок; неприятель находился в двух днях пути.

Они перерезали дорогу, идущую вдоль ущелья, и укрепились выше по склону, натаскали камней и воздвигли стену, за которой можно было передвигаться ползком, а кое-где и на четвереньках. Один взвод командир послал далеко на северную сторону ущелья, для того чтобы ударить наступающим во фланг. До ночи они укреплялись, потом, не зажигая костров, поужинали и уснули.

Анастас с детства не ел мяса. В его горной деревне жители могли позволить себе мясо только по праздникам, и он привык обходиться без него. На войне держался на хлебе и каше. Он всегда был худым и жилистым и легче, чем другие, переносил напряжение, недоедание, изнурительные переходы по ледяным горным тропам.

С раннего утра и до полудня они ждали, изнывая от нетерпения. Наконец сначала в бинокли, а потом и обычными глазами увидели авангард турок, шедших цепью, человек десять. По команде по ним дали залп, турки залегли и стали ползком отступать, оставив троих убитыми; стали отстреливаться.

К туркам с тыла стало прибывать подкрепление, подползали все новые и новые одинаковые фигуры в серо-зеленом. И вот они двинулись вверх по склону, затем пытались и побежать, но тут уже командир и все остальные стали стрелять.

Турки снова отступили, потеряв на этот раз множество своих. Несколько их солдат, тяжело раненных, остались лежать перед линией обороны. Они громко стонали от боли. С той стороны были слышны крики турецких офицеров, поднимающих солдат в новую атаку.

Вторую атаку уже повел сам офицер, и за ним солдаты пошли тоже. Офицер на бегу стрелял из маузера, но армяне стали стрелять и убили офицера и еще нескольких солдат. Лишившись офицера, турки снова отползли.

– Если у них нет сейчас другого начальника, – сказал командир, – они пошлют донесение в тыл, чтобы им прислали нового, а заодно и подкрепление. Все зависит от того, насколько у них растянуты силы. Будем ждать.

Раненые, оставшиеся на ничейной земле, увеличились числом, и все стонали или кричали. До вечера турки не предпринимали никаких действий.

Здесь Анастас понял, что настало время испытать себя. Найти ответ на тот главный вопрос: трус он или нет? А вдруг трус? И если трус, то что делает на войне?

Он выбрался на усеянную камнями осыпь, простреливаемую насквозь с обеих сторон, и преодолел ничейную полосу в 50–60 метров – где перебежками, где ползком. Турецкие пули свистели прямо над головой. Несколько раз он падал и притворялся мертвым. Подумал: если попадут в голову – убьют. Осторожно, медленно руками подтягивал к себе камни, пряча за ними голову. Когда турки решали, что сумасшедший армянский солдат убит, он снова полз вперед, и новая порция смертельного свинца летела в его сторону.

Но все обошлось. Его ни разу не задело. Испытание, которому он себя сознательно подверг, было пройдено. Анастас понял, что он не трус, он такой же, как все другие[23].

На закате командир послал пятерых подняться вверх по склону, отойти от линии обороны далеко в тыл и там зажечь костры, чтобы турки решили, что у нас в тылу есть подкрепление. Эта хитрость всем понравилась, у людей поднялось настроение. Командир приказал не спать, ночью враг мог ударить снова. С наступлением темноты началась стрельба. Нервы у оборонявшихся не выдерживали, они стреляли на каждый шорох. Турки тоже отвечали, целясь на вспышки выстрелов. Пули и тех и других попадали в камни, рикошетили с искрами и визгом, разлетавшимся далеко по склонам ущелья. Несколько раз армянский командир криком останавливал стрельбу, но потом она снова возникала сама собой.

На рассвете оказалось, что турки ушли, оставив тела убитых. Командир послал людей проверить позицию турок. Спустя полчаса оттуда крикнули, что неприятель исчез. В лагере турок остались пятна крови на камнях и окровавленные бинты.

Весь этот день снова ничего не происходило. Командир отправил вестового с донесением и ждал ответа. Ответ пришел к вечеру: отряд отводили в тыл для отдыха после боя, на смену ему шел другой отряд. Приказано было укреплять позиции и ждать прихода сменщиков. Никто, конечно, не стал возиться с позициями, они и без того были укреплены. Настроение заметно поднялось. На всякий случай командир опять не разрешил разводить огонь.

Они заняли город Хой и оттуда наступали на Ван – древнюю столицу Армении, город с двухтысячелетней историей, город, на который османы претендовали много столетий[24].

И когда вышли к Вану, увидели Ванскую скалу, возвышающуюся, казалось, до самого неба, и озеро у его подножия, и островерхие крыши храмов на берегу озера… Они заплакали, и Артак, их командир, тоже заплакал – это была их земля, отсюда начиналась.

Они заняли крепость на вершине скалы. У ее подножия вдоль берега озера был сам город – про него нечего сказать, кроме того, что это был цветущий сад.

У Анастаса сильно кружилась голова, он решил, что от усталости и голода.